Павел Чиков: «Прокуратура стала пятым колесом в правоохранительной системе»

Павел Чиков: «Я ничего у Обамы не просил. Единственное — я ему передал привет от Марии Алехиной и Надежды Толоконниковой, на что он попросил передать ответный»

«МЕЖДУ МВД И СК БЫЛ СГОВОР»

— Какой «правды» вы искали во встрече с президентом США Бараком Обамой? (Ильнур). Почувствовали ли вы в последующем изменение позиции США на международных встречах с участием России по обсужденным вами темам? Можете привести пример? (Александр)

— Летом 2010 года в Москве я был на встрече с представителями американского гражданского общества, на которую приезжал Барак Обама. Участников этой встречи было несколько сотен, и я видел Обаму только издалека.

В сентябре 2013 года встреча с президентом США состоялась в Петербурге в рамках заседания G20. Эта традиция, которую завел Обама: как он сам объяснил, каждый раз, когда он приезжает в какую-то страну с официальным визитом, в обязательном порядке встречается с представителями местных общественных организаций. Поскольку саммит был в Петербурге, мне позвонили и предложили принять участие.

Нас было 9 человек — представителей разных тем, и смысл был — рассказать о ситуации с правами человека в стране. Я рассказал про давление на активистов гражданских неправительственных организаций, то есть говорил о том, чем занимается «Агора». Я ничего у Обамы не просил. Единственное — я ему передал привет от Марии Алехиной и Надежды Толоконниковой, которые в то время сидели в тюрьме, на что он сразу отреагировал и попросил передать ответный. Это было сделано для того, чтобы немного расслабить официальную атмосферу. Еще российские участники попросили меня выступить с информацией об общей ситуации с правами человека в стране.

— И что вы рассказали Обаме, на что «нажаловались»?

— Рассказал ровно то, что мы говорим здесь. Неправильно считать, что мы всегда всем недовольны. Что касается федерального уровня, то с 2008 по 2012 годы не было никаких претензий к министерству юстиции РФ по контролю за некоммерческими организациями. А потом появился этот дурацкий закон об иностранных агентах и возникло совершенно бессмысленное, никому ненужное напряжение вокруг всего этого. Но даже в рамках этой кампании по «иностранным агентам» министерство юстиции ведет себя подчеркнуто корректно и профессионально.

Я абсолютно положительно оцениваю практически всю деятельность на своем посту бывшего прокурора Татарстана Кафиля Амирова. Я думаю, он лояльно относился к правозащитной деятельности в силу своего мировоззрения, потому что он кандидат философских наук, хороший фотограф, знаток истории Казани и писатель. Потому что он всесторонне развитый человек, а не солдафон.

У нас был первый и до сих пор единственный договор о совместной деятельности казанского правозащитного центра и прокуратуры Татарстана, и это было еще в 2002 году. И был такой период, когда я буквально в течение получаса мог попасть на прием к прокурору РТ, просто позвонив в его приемную. Он всегда был открытым.

Невооруженным взглядом видно, что после дела «Дальнего» давление со стороны полицейских на жителей республики стало меньше. Только историю с мусульманами мы можем немного выделить, потому что там тоже не все так просто. Но в остальном в течение последних полутора лет придраться к полиции Татарстана не в чем.

— А до «Дальнего» что было?

— Было очень плохо, потому что был жесткий сговор между МВД и следственным комитетом о том, чтобы не возбуждать уголовные дела в отношении полицейских, что бы там ни произошло. Это так и было. Но давление пара в котле увеличивалось, и «Дальний» этот котел взорвал. И было 47 уголовных дел в отношении сотрудников полиции в 2011 году, 117 дел — в 2012 году и больше 170 — в 2013-м. Это официальная статистика.

БАРАК ОБАМА В КАЧЕСТВЕ ЛУПЫ

— Какое впечатление на вас произвел Обама? Он внимательно слушал или встречался для проформы?

— Барак Обама внимательно слушал, но хотелось бы, чтобы он как-то поактивнее отреагировал. Он мало что сказал в ответ на нашу информацию о правах человека в России. Я это списываю на ограничения дипломатического характера.

— Конечно, как он может вмешиваться во внутренние дела другой страны?!

— И это тоже верно.

— Насколько корректно встречаться с чужим президентом и рассказывать ему о проблемах своей страны? Кто такой для нас Обама, чтобы перед ним отчитываться?

— Если бы меня попросили отчитаться перед Обамой, я бы не согласился. А меня просто попросили рассказать о ситуации в стране с правами человека.

— Разве это не есть своего рода отчет?

— Вот я перед вами сейчас тоже отчитываюсь...

— Но мы же представляем вашу аудиторию!

— Возможность сказать там — это возможность привлечь гораздо большее внимание к тому, что ты всегда говоришь. За последние полгода я уже несколько раз отвечал на вопрос, что я говорил Обаме. Людей это интересует. Вас тоже интересует, что тогда было сказано. А сказано было о ситуации с правами человека в стране. Это был отчет не перед ним, потому что я ему ничего не должен, а отчет перед российским обществом, перед журналистами, потому что вы внимательно слушаете и публикуете, а потом читатели читают эту информацию.

— То есть Обама был просто как информационный повод еще раз обратить внимание на ситуацию с правами человека?

— Как лупа!

«Я не помню случая, чтобы следователя в Татарстане привлекали к ответственности»

«В АМЕРИКАНСКИХ ТЮРЬМАХ ХУЖЕ, ЧЕМ В РОССИЙСКИХ»

— А нельзя донести до общества эту информацию через совет по развитию гражданского общества и правам человека при президенте России, в состав которого вы входите? Ведь сегодня нет проблем, чтобы донести информацию до общества!

— А нет проблем потому, что я использую разные каналы. Вы считаете, что я должен ограничиваться только доведением информации до российского президента?

— Но это неправильно, когда к президенту чужой страны приходят разные немцовы и жалуются...

— Это политики. А у нас разговор касался не только российской ситуации, но и американской. Мы затрагивали, например, момент, связанный с Эдвардом Сноуденом, с разглашением информации. Мы говорили о том, какие есть претензии в целом. Уж от чего я далек, так это от положительной оценки ситуации с правами человека в США! У меня была встреча в американском минюсте, и мы там говорили и про насилие в американской полиции, и про их тюрьмы, где хуже, чем в российских.

Когда я посещал одну из американских тюрем, я обратил внимание на то, что на двери камеры висит листок с ограничениями, которые наложены на конкретного заключенного. Оказалось, что у них есть наказание едой: за нарушение режима заключенному запрещают питаться в обычной столовой и его кормят брикетом спрессованного протеина и клетчатки: бобов, картофеля, моркови. Я его попробовал, это есть невозможно! Причем вводят такое ограничение в еде на неделю или на две.

Другая проблема в американских тюрьмах касается сна: там нет гарантированного 8-часового непрерывного сна. Заключенных поднимают в 4 - 5 часов утра, потом в течение дня они бездельничают, но время от времени их «выдергивают», поэтому невозможно поспать 8 часов nonstop.

Когда я в министерстве юстиции в США задал вопрос об этом, мне ответили: во-первых, в законодательстве нет гарантий непрерывного сна, во-вторых, вопрос наказания едой рассматривался Верховным судом США, и он сказал, что право на вкусную пищу законодательством не предусмотрено. То есть в тюрьме есть все, чтобы заключенный не умер. На мой взгляд, такого нет даже в российских тюрьмах.

«СЛЕДОВАТЕЛИ НИКОГО НЕ БЬЮТ И НЕ УБИВАЮТ»

— На сайте «КП Татарстан» была статья о задержании в неадекватном состоянии за рулем следователя СК. Однако никаких комментариев руководства по этому поводу нет. Я постоянно читаю прессу и не понимаю, почему, когда какие-нибудь нарушения совершает полиция, это сразу становится достоянием общественности, а СК — это что, недосягаемый орган? (Фарид)

— У нас не было дел, связанных с правонарушениями сотрудников следственного комитета. А вот с судьями было несколько дел. Одно из них касалось судьи Авиастроительного района Казани Эдуарда Солдатова, который насмерть сбил студента. Подобное дело было в Ульяновске: пьяный судья подмосковного Щелковского городского суда Владимир Сас выехал на встречную полосу и совершил лобовое столкновение, в результате которого погибли два человека. Он, в отличие от Солдатова, получил реальный срок лишения свободы — 5,5 лет колонии-поселения. Наш юрист представлял интересы пострадавшей стороны. Там была принципиальная позиция потерпевших добиться реального срока лишения свободы.

Со следственным комитетом мы не сталкивались. Но очевидно, что есть определенный конфликт интересов: если преступление совершил сотрудник следственного комитета, то расследовать дело будет... следственный комитет. Безусловно, этот конфликт интересов имеет значение. С другой стороны, следователи, как правило, никого не бьют и не убивают. Если они и совершают преступления, то немного другого формата, который гораздо труднее доказать. Я не помню случая, чтобы следователя в Татарстане привлекали к ответственности. В основном это коррупция, если она есть, или нарушение правил дорожного движения с тяжелыми последствиями. Но коррупция — это совсем не наш формат. А в случаях ДТП наш «интерес» появляется только тогда, когда дело не расследуется. Все-таки все эти преступления не совсем про нарушение прав человека, они носят не умышленный характер.

«Если у вас где-то «чешется», то вам прямая дорога в суд»

«ПРОКУРАТУРА — ЭТО «ПЯТОЕ КОЛЕСО» В ПРАВООХРАНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЕ»

— Как складываются взаимоотношения правозащитников с нынешним прокурором РТ Илдусом Нафиковым?

— Я с ним не встречался, но с ним встречался руководитель казанского правозащитного центра Игорь Шолохов, и у него осталось очень хорошее впечатление. Все мы чувствуем, что Нафиков довольно активно вошел в свою должность, он не боится резонансных дел. Безусловно, это характеризует его положительно, но мы говорим пока только о первом впечатлении.

У нас есть давний «закус» со спецпрокуратурой по надзору над исправительными учреждениями, деятельность которой, на мой взгляд, не выдерживает никакой критики, потому что прокуроры всегда стоят на стороне администраций тюрем. Добиться того, чтобы прокурор по надзору над тюрьмой признал нарушения со стороны тюрьмы, — это почти нереально! Но это общероссийская проблема, а не только Татарстана. Мы всегда обращали и будем обращать внимание прокуратуры на эту проблему.

А вообще, прокуратура сегодня — эта такая «хромая утка» в российской правоохранительной системе. Прокуроры сами по этому поводу очень переживают. У меня есть свое мнение относительно судьбы прокуратуры, я считаю, что ее вообще не должно быть.

— «Ока государева» не должно быть?!

— На мой взгляд, прокуратура сегодня — «пятое колесо» в правоохранительной системе. У прокуратуры три классических функции. Первая: следствие, но оно ушло в следственный комитет, и сейчас идут разговоры о создании объединенного СК.

Вторая функция: общий надзор, что и называется «око государево», но эта функция, на мой взгляд, вообще неприемлема в демократическом обществе. У нас у всех есть возможность обращаться в суд, зачем же прокурор должен осуществлять общий надзор? Как сказал Виктор Черномырдин, зачем чесать там, где не чешется? А прокуратура, как правило, лезет туда, где ничего не чешется. Если у вас где-то «чешется», то вам прямая дорога в суд! Во многих странах есть такая практика: когда набирается большое количество однотипных проблем, люди между собой объединяются и обращаются в суд, и они могут просить суд рассматривать это дело как «дело в интересах неопределенного круга лиц». В этом случае решение суда требует от властей принятия системных изменений.

Третья функция прокуратуры: поддержка гособвинения в суде. Эту функцию можно отдать в министерство юстиции, сделав там структурное подразделение под названием «прокуратура». Пусть у нас будет министр юстиции, он же генеральный прокурор. В Российской империи в реформе 1864 года было именно так.

ЧТОБЫ ЮРИСТОВ ПО ДЕЛАМ О ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА СТАЛО БОЛЬШЕ

— Кого и чему вы собираетесь обучать в своей правовой школе? (Эльза Х.)

— Мы давно задумывались о том, что нужна такая школа, потому что у нас за годы работы накопился неплохой опыт в разных направлениях. Мы хотели бы набрать группу «продвинутых» практикующих юристов и поделиться с ними своим опытом правозащитной деятельности. Семинары мы проводим довольно часто, но пока не было так концентрированно, как планируется.

Для группы в 25 человек мы проведем три недельных сессии — в марте, мае и сентябре. Мы были удивлены тому, что к нам пришло 89 заявок со всей России, причем половина из них — это практикующие адвокаты. Надо сказать, нам пришлось трудно — выделить из них 25 человек. Первая сессия начинается 25 марта (интернет-конференция с Чиковым состоялась 11 марта). Проводить будем в Казани, потому что «Агора» продвигает себя, с одной стороны, как общероссийскую правозащитную организацию, с другой стороны, как базирующуюся в Казани.

Считаю, не все общероссийское должно быть в Москве и Санкт-Петербурге. Кстати, «БИЗНЕС Online» тоже имеет общероссийскую «заточку», несмотря на то, что базируется в Казани. Московские журналисты про вас знают — я несколько раз сталкивался с этим фактом.

— В чем смысл вашей правовой школы?

— Мы хотим, чтобы линейка юристов и адвокатов, которые профессионально работают по делам о правах человека в России, увеличилась. Это основная наша задача в этом проекте.

— Есть ли у вашей организации какие-то книги, брошюры, сборники, которые рассказывают о вашей деятельности? Если есть, где их можно купить? (Владимир)

— Книги мы издаем, но очень маленькими тиражами. Проще всего их найти на сайте нашего открытого информационного агентства в разделе «Документы».

«Я НЕ СТРОЮ ИЛЛЮЗИЙ ПО ПОВОДУ ВЛИЯНИЯ НА ВЛАСТЬ»

— Вы являетесь членом совета по развитию гражданского общества и правам человека при президенте России, членом комиссии по противодействию коррупции и контролю за правоохранительными органами. Как вы туда попали? Чувствуете ли вы ответственность? Помогает ли вам в данной работе опыт «Агоры»? Используете ли вы полученные «Агорой» материалы для работы в совете? (Виктор)

— Процедура избрания в совет по развитию гражданского общества и правам человека при президенте Путине была очень демократической: летом 2012 года было объявлено интернет-голосование. Меня включил в свой список для голосования Михаил Александрович Федотов — руководитель прежнего аналогичного совета. А выдвинул он меня потому, что наша организация, наверное, стала занимать заметное место. Причем с Федотовым я не был знаком лично.

В этом голосовании я занял второе или третье место по своему направлению. К голосованию в целом были претензии — якобы за кого-то были «накрутки». Но за меня точно никто голосов не накручивал.

— А почему возникли претензии?

— Потому что никому неизвестные люди получили больше всего голосов и заняли первые места. Конечно, интернет-голосование не исключает технических способов накрутки голосов. Потом Владимир Путин принял решение первую тройку кандидатов по каждому из 14 направлений включить в состав совета. Таким образом я и попал туда. По большому счету это были выборы.

Есть несколько форматов работы совета. Первый — это встречи с президентом России, которых пока было две. Второй формат — это заседания совета в полном составе, которые происходят примерно раз в месяц. Третий формат, он же основной, — это работа в постоянных комиссиях. Я вхожу в несколько из них: по СМИ и интернету, по коррупции и правоохранительным органам, по НКО. Вся работа происходит внутри этих комиссий. Что-то получается, что-то нет. Я пока не готов сказать, что это очень эффективная структура. Я предлагаю воспринимать совет как некую площадку для влияния на общественное мнение.

Я не строю иллюзий по поводу влияния на власть, особенно на президента России. Этот человек хорошо знает, что такое права и свободы человека, и он прекрасно отдает себе отчет в том, как к ним нужно относиться. Но я знаю, как можно повлиять на общественное мнение, и у нас это неоднократно получалось. Общественное мнение эволюционирует, это совершенно точно. Не всегда в сторону прогресса, но все равно движется, и оно довольно подвержено влиянию. Особенно на фоне «схлопывания» медийного пространства. Вот с журналистикой у нас в стране стало очень туго.

— Это чувствуется?

— Очень! Основная наша медийная работа заключается в том, чтобы распространить информацию. И стало очень трудно попадать в «формат» СМИ: в определенных изданиях есть целый список тем, которые они обходят. Даже у лидеров российских СМИ, которые считаются свободными и открытыми. Поэтому мы постоянно ищем альтернативные способы доставки информации. Факт, что сегодня Twitter работает эффективнее СМИ. Мы фактически уже отказались от пресс-релиза как метода работы, распространяем информацию через Twitter. А журналисты многих изданий подписаны на Twitter.

— «Агора» объединяет всего три организации на всю Россию. Как вас находят, чтобы обратиться с жалобой?

— Наши юристы и адвокаты работают и в других местах: в Москве, Петербурге, Сочи, Новороссийске. Трудно начать, когда о тебе еще не знают, а сейчас проблем с поиском нет. Очень «круто» работают контакты с журналистами, это мы выявили эмпирическим путем. Теория «шести рукопожатий» характерна для всего мира, а в журналистском сообществе хватает, как правило, двух рукопожатий: через двух журналистов можно найти коллегу в любом месте страны. А через социальные сети все это стало еще легче.

«Самое важное — это то, что у них [Pussy Riot] нет никакого замысла на конфронтацию. Это правозащитный проект нового формата для работы с тюрьмами»

НОВЫЙ ПРОЕКТ PUSSY RIOT ВОЗГЛАВИТ БЫВШИЙ СОТРУДНИК ГУФСИН РТ

— Участницы группы Pussy Riot заявили, что планируют заняться правозащитной деятельностью. Как вы считаете, они способны на эту работу? Не будет ли это своего рода рекламной кампанией?

— У девочек обязательно получится, потому что мы им в этом активно помогаем. В Саранске состоялась презентация проекта. Организация под названием «Зона права» будет ориентирована на проблемы в тюрьмах с приоритетом именно по женским тюрьмам. Потому что сегодня в России специально женскими тюрьмами никто не занимается, а там есть своя специфика, связанная с репродуктивным здоровьем, с детьми, с трудом, с жилищно-бытовыми и медицинскими вопросами.

Это будет планомерная, малозаметная юридическая работа. Офис организации будет находиться в Мордовии, потому что там на 50-километровой дороге расположены 25 тюрем с 20 тысячами осужденных. Там же находятся УФСИН и прокуратура. Такая концентрация очень удобна для юридической работы. Но девочки будут работать не только там, они постепенно развернут деятельность по всей стране.

И в их работе будет второй элемент — культура в тюрьме. Например, у них есть замысел привлекать известных режиссеров для организации в тюрьмах различного рода постановок и фестивалей.

— То есть будут развивать художественную самодеятельность в тюрьмах?

— Да. Более того, когда Толоконникова уехала в Красноярск, она тут же включилась в фестиваль художественной самодеятельности. Она даже сама была недовольна, что их отпускают по амнистии, потому что они не успели объехать с концертами все намеченные объекты.

Я с девочками лично встречался несколько раз и могу сказать, что они очень толковые. У них обязательно все получится. Самое важное — это то, что у них нет никакого замысла на конфронтацию. Это правозащитный проект нового формата для работы с тюрьмами.

— «Агора» будет курировать их работу?

— Мы по-разному будем содействовать их работе: и людскими ресурсами, и знаниями.

— А кто главный в этом проекте?

— Маша и Надя будут символизировать проект, а руководить организацией будет экс-начальник психологической службы ГУФСИН Татарстана Владимир Рубашный.

«ПРАВО СВЕРГНУТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВО ЗАЛОЖЕНО В ПРАВОЗАЩИТНОЙ ФИЛОСОФИИ»

— Павел Владимирович, ваши специалисты на Украине работают? Что сейчас происходит в этой стране с точки зрения прав человека?

— По уставу организации это не наша территория, наша — только Российская Федерация. Иногда бывает, что мы выезжаем, когда просят провести семинар. Кстати, в октябре прошлого года в Крыму мы проводили семинар для адвокатов и юристов.

— Как вы считаете, чьи права сегодня попираются на Украине? (Антон И.)

— Важно понимать, что там происходит политический процесс. Я юрист, правозащитник, но не политик, поэтому не претендую на политическую оценку того, что там происходит.

А если посмотреть с правозащитной точки зрения, есть интересные моменты. Право свергнуть правительство, которое систематически нарушает основополагающие права и свободы человека, заложено в правозащитной философии. Все нарушения прав и свобод исходят от властей — такова теория прав человека. Но и гарантом защиты прав и свобод является тоже власть. Но если планомерно, многократно, в течение длительного времени, несмотря на какие-то другие способы защиты власть не реагирует и продолжает нарушать права и свободы человека, если это диктаторский режим, то у людей есть право на свержение правительства.

— Где это записано?

— Так, например, записано в Декларации независимости США. Одному из первых основополагающих документов, которые фиксируют исторические права и свободы человека, в будущем году 800 лет. Причем он до сих пор действующий. В этом документе было зафиксировано ограничение абсолютной власти монарха и гарантии прав и свобод для свободных людей. Это Великая хартия вольности 1215 года. Кстати, по ней снят фильм «Железный рыцарь» о том, как рыцари, купцы, церковники восстали против короля Англии Иоанна Безземельного и заставили его подписать Хартию вольности, которая гарантировала определенные права этим категориям людей. В основе документа лежало свержение или резкое ограничение абсолютной власти монарха для гарантий прав и свобод. Декларация независимости США ровно про то же самое.

С правозащитной точки зрения свержение правительства не является чем-то абсолютно недопустимым. А дальше возникает вопрос: были ли для этого предпосылки на Украине? У нас была дискуссия между правозащитниками, и известный пермский правозащитник Игорь Аверкиев считает, что оснований на Украине не было, потому что Виктор Янукович не тиран, не диктатор, не авторитарный лидер. Он слабый, возможно, коррумпированный, но не тиран. Но возникает другой вопрос: украинцы пытались изменить ситуацию мирным путем? Да, и очень долго. Майдан стоял, наверное, полгода.

«У украинской власти была возможность урегулировать сложившуюся ситуацию»

КТО ПЕРВЫЙ НАЧАЛ?

— Все началось, наверное, в декабре прошлого года, когда решался вопрос о вхождении Украины в Евросоюз?

— Да, всегда что-то является отправной точкой, спусковым крючком. Помните, в России таким спусковым крючком было решение Путина и Медведева о том, что они поменяются местами, а на наше мнение им было наплевать. Совершенно очевидно то, что у украинской власти была возможность урегулировать сложившуюся ситуацию, что протестующие изначально не предполагали никаких насильственных методов и не применяли их в течение нескольких месяцев. Правозащитный вопрос заключается в том, с какой стороны было применено насилие, кто первый начал. На эти вопросы пока нет окончательного ответа.

— Как вы считаете, на Украине есть угроза прихода к власти нацистов?

— В том, что нацизм в любых его проявлениях представляет угрозу базовым правам и свободам человека, нет никаких сомнений. Лидер «Правого сектора» Дмитрий Ярош говорил, что надо создавать политическое и боевое крыло организации. А это есть общая черта всех националистических движений. Риторика, подходы — все очень похоже. Отличие российских националистов от украинских заключается в том, что на Украине они ставили перед собой политические цели борьбы с властью, а наши избивали выходцев с Кавказа и из Средней Азии.

— Значит, на Украине не все так просто?

— Да, там все непросто. На Украине у меня есть несколько знакомых из правозащитной среды, так вот они практически вообще не участвовали в этом процессе. Они еще в январе заявили, что на Украине произошел коллапс правовой системы: правоохранительных органов нет, судов нет, ничего не работает. И это является прицелом для правозащитников.

Нас, например, часто спрашивают, почему мы активно не работаем на Северном Кавказе, хотя у нас есть коллеги из комитета против пыток, которые работают в Чечне. На это есть простой ответ: там не действует право. И чего делать юристам на территории, где не действует право? Только фиксировать, что оно не работает, и писать жалобы в Европейский суд по правам человека. Именно этим преимущественно и приходится заниматься в Чечне комитету против пыток.

«ДУМАЮ, ЗА «ПРАВЫЙ СЕКТОР» ПРОГОЛОСУЮТ ОЧЕНЬ МАЛО»

— Между легитимной властью в лице Януковича и «Правым сектором» кого вы выбираете?

— Это все-таки политический выбор... Плохо и то, и другое. Это не тот вариант, когда выбирают из двух зол. Но «Правый сектор» для меня исключен.

— Всегда надо выбирать, иначе получается хаос...

— Хаос — это, во-первых, зачастую необходимое состояние, во-вторых, это всегда состояние временное. В любом случае начнет вырисовываться схема новой власти на Украине. И она уже была бы, если бы не вмешательство российских властей во всю эту ситуацию. Вне всякого сомнения, российские власти в настоящее время являются дестабилизирующим фактором для выстраивания какой-то политической системы на Украине. На мой взгляд, самый честный и демократический подход — это предполагающиеся выборы президента Украины, которые назначены на конец мая. И я думаю, что за «Правый сектор» проголосуют очень мало.

— А если боевое крыло «Правого сектора» уже действует и люди просто не смогут проголосовать так, как они хотят?

— Вторая тема, в которой я совсем не специалист, — это избирательная. Выборами у нас занимается ассоциация «Голос». Кстати, они наши подзащитные.

«ДЕРЖАТЬСЯ, НЕ СНИЖАЯ УРОВНЯ»

— Как давно читаете «БИЗНЕС Online»? Ваши замечания и пожелания?

— Вашу газету я читаю ежедневно вот уже года три, потому что она сегодня является главным новостным ресурсом. «БИЗНЕС Online» не боится освещать наиболее резонансные и проблемные темы республики. Вообще, трудно было поверить, что в Татарстане можно запустить такой проект. Для меня это было удивительно. Главное пожелание вам — держаться, не снижая уровня. Конечно, желаю вам еще больше читателей и рекламодателей.

— Павел Владимирович, спасибо за пожелания в адрес редакции и за полезный разговор. Успехов вам!

Читайте также:

Павел Чиков: «Меня на работу взял Ходорковский...» Часть 1-я