Гузель Уразова

СТАРЫЕ ПЕСНИ ПОЛУЧАЮТСЯ ТАКИЕ ДОЛГОИГРАЮЩИЕ

— Гузель, вы на эстраде уже очень давно. Начинали свой творческий путь, будучи юной девушкой. Сейчас вы жена, мать троих детей. Сильно поменялся за это время ваш репертуар, ваше отношение к творчеству?

— Меняет его, наверное, любой фактор. А творческий человек, на то и творческий, если у него что-то в жизни происходит, он начинает творить. Ну, а если не происходит, то деятельность может и застопориться.

У меня, Аллага шекер, проблем нет. И, как вы правильно сказали, когда я приехала в Казань, то была совсем юной. Мне было 18 лет, это был 1999 год. А карьеру я начала уже через год. Начала записывать свои первые песни, которые нашли народную любовь. Не ожидала, если честно, что так быстро все произойдет. Ну, а когда вышла замуж, тоже многое поменялось. Мой супруг тоже поет, и мы начали вместе работать. Это вдохновило меня вдвойне, и я начала петь совсем другие песни...

— Как именно изменился репертуар?

— Да все поменялось — и репертуар, и жизнь. Стало, конечно, намного лучше (улыбается). Потому что, в любом случае, пока ты один, пока ты сам по себе, то у тебя одни мысли. И мои песни выросли вместе со мной. А когда я стала мамой, это, безусловно, тоже наложило свой отпечаток. Например, появились песни про детей. Все это в совокупности повлияло и на меня, и на мое творчество. Оно идет, скажем так, в ногу со временем, с тем, что я пережила.

Мой первый альбом был очень успешным, у него были огромные тиражи. Именно на нем были такие композиции, как «Синен серен» («Твоя тайна»), «Тимэсен тик кузлэрен» («Пусть тебя не сглазят»). И в принципе все они были о том, что я ищу свою любовь. А когда мы встретились с мужем, я пела такие песни, как «Гашик итеп сакла син» («Сохрани любовь»).

Сейчас я стала мамой троих детей и считаю, что это самое большое достижение в жизни. Творчество, конечно, я не оставляю, оно развивается параллельно, но уже не на первом месте.

— Какую из песен вы бы назвали для себя судьбоносной? «Тимэсен тик кузлэрен»?

— Да, скорее всего, ее. Она написана Оскаром Усмановым, слова Гульфиры Сарваровой. Почему она? После выхода первого альбома, на котором впервые и появилась эта песня, у меня вышло 6 - 7 альбомов. Но ведь как происходит в жизни. Когда человек влюбляется впервые, он проносит это чувство через всю жизнь. Наверное, также и с моими первыми песнями. Они остались в душе моих слушателей, и до сих пор они вспоминают обо мне в первую очередь именно по ним. Хотя, конечно, слушатель знает и мои новые композиции. Я не могу не петь новые песни, но и перестать исполнять старые не могу. Их хотят слышать, и почему-то они получаются такие долгоиграющие. Особенно это ощущается, когда мы выезжаем куда-то далеко. Там информационное поле гораздо меньше, какие-то новости туда идут дольше, поэтому все звучит актуальнее. И, приезжая туда, я не могу их не спеть. Это, пожалуй, как если в Казань приедет тот или иной артист и не исполнит свои главные хиты. Будет ощущение, что концерт не состоялся.

«НА ЖУРФАК Я НЕ ПРОШЛА ПОСЛЕ ТРЕТЬЕГО ТУРА»

— А как вы попали на сцену? Кто вас открыл как певицу?

— Все начиналось с продюсерского центра, который и сейчас успешно работает, процветает. Это «Барс-Медиа». Тогда они только начинали свою деятельность. Это был 2002 год, тогда же был заключен контракт и вышел мой первый альбом.

И мы начали работать. Работали на протяжении пяти плодотворных лет, потом еще его продлевали. Так что я могу назвать это взаимовыгодным сотрудничеством. Мы и сейчас продолжаем с ними сотрудничать, только продюсер уже другой — мой муж Ильдар Хакимов. В то же время я и сама выбираю песни, работаю над новыми образами, костюмами, постановками, а в последнее время написала несколько песен («Синсез яшэулэре», «Кызларыма»). Они даже уже набрали свою определенную популярность.

— А почему музыка? Вы ведь еще и спортсменкой были неплохой, увлекались настольным теннисом, становились чемпионкой района. Даже писали в газету статьи, журналисткой стать хотели...

— Журналистика у меня ассоциируется с творчеством, а я себя считаю творческим человеком. А вообще, по жизни я очень активная, не могу усидеть на одном месте, мне постоянно нужно что-то делать. Я когда в школе училась, параллельно посещала музыкальную школу, ходила в спортзал, сколько себя помню.

И журналистика как раз из тех профессий, когда нужно постоянно что-то делать, куда-то ходить, находить темы. Ну и я подумала, что в этом смогу себя найти, писала в районные газеты небольшие материалы.

По поводу тенниса, я даже сейчас провожу каждый год эти чемпионаты в моем родном Пермском крае. В этом году очередное соревнование запланировано на апрель. Там будут межрайонные и межобластные чемпионаты. На кубок имени Гузель Уразовой (улыбается). Там разыгрываются хорошие призы, в том числе теннисный стол, который каждый год попадает в ту или иную школу района. К сожалению, я уже давно не играла, но в душе осталась спортсменкой.

И, несмотря на вышесказанное, меня не отпускала мысль, что моя мама — главный бухгалтер, образованный человек, как и папа, и что я смогу найти себя и в этом направлении. Никак не думала, что стану артисткой.

— Получается, даже не мечтали стать певицей?

— Мечтала, конечно. Но ведь это была только мечта. Я всегда была реалистом, им остаюсь и сегодня...

— В итоге вы ведь поступили в академию искусств?

— Да. На журфак я не прошла после третьего тура. Поступала в КГУ в 1999 году. Тогда был огромный поток, серьезный. Тем не менее прошла два тура и думала, что осилю и третий, но поворот судьбы был иным. Я его не прошла... А параллельно поступала на экономический, и здесь мне повезло больше, но я посчитала, что оставлю учебу на экономическом факультете параллельно и поступлю еще куда-нибудь. Не хотелось мне ограничивать себя только одним направлением, хотелось развиваться всесторонне. Так что я решила, что в академии культуры и искусств смогу себя проявить. Тем более что в школьные годы очень много пела, выступала, представляла на конкурсах и школу, и район. Это было достаточно успешно, я одерживала победу в Башкортостане. Так что была некая подготовка, свои маленькие победы, которые тогда в детстве казались большими. Поэтому не могу назвать поступление в академию искусств спонтанным. Какой-то внутренний настрой уже был.

И потом мой земляк, талантливейший композитор, который уже давно живет в Казани, Масхут Имашев. Он пишет и современную, и классическую музыку, и для театров, сейчас преподает в театральном училище. Тогда я встретила его совершенно случайно, на дороге по пути домой. Он меня узнал, спросил, как дела, почему не поступаю в академию культуры и искусств. Я ответила, что, наверное, таких, как я, там много. Однако он настоял, и даже сопровождал меня, когда меня прослушивали. И вердикт был вынесен сразу: «Мы вас берем. Поступайте к нам, на платной основе, потом мы вас переведем». Так я проучилась два года, но меня все не переводили. Хотя те, кто учился на бюджетной основе… Этих людей сейчас я даже не вижу на эстраде. В итоге я приняла решение перевестись в педагогический университет на музыкальный факультет. Его я и закончила. А параллельно училась на экономическом, в филиале МГУ.

— Не тяжело было?

— А лучше так, чем ничего не делать. Хотя ничего не делать не получалось. Нужно было вставать в 6 утра, занимать класс для занятий на фортепиано, вечером получать экономическое образование. Это очень тяжелый труд, и те, кто через это проходит, меня поймут.

«ГУЗЕЛЬ-ИЛЬДАР» — ЭТО УЖЕ БРЕНД»

— Расскажите подробнее о театре песни «Гузель-Ильдар», который вы организовали с мужем Ильдаром Хакимовым.

— Это был 2003 год, и мы недолго думали, как его назвать. А как он образовался? Мы совместно очень много выезжали и просто не могли себя никак не обозвать. А театром все это стало потому, что все эти концерты были с театральными постановками, так как пока мы поем, на сцене разворачивается какое-то действо, идет представление. При этом мы брали тему и разворачивали ее во время выступления, исполняя при этом только свои песни. В 9 сезоне была тема про Болгар — «Голос судьбы», так называлась постановка. Это был очень успешный проект, в котором участвовали до 150 человек. Все это, конечно, большой труд, но это того стоило.

— И совсем не возникает желания поехать выступать отдельно?

— Не то, что не возникает желания. Да, бывает, что мы думаем: «Может, поодиночке оно лучше?» Но каждый раз приходим к выводу, что нет, не лучше. Зритель уже привык за столько лет видеть нас двоих на сцене, мы дополняем друг друга. Если его не будет, начнется столько разговоров: «Где Ильдар? Что случилось?» Так же будет, если Ильдар поедет без меня.

Мы с Ильдаром две личности, работаем на одной сцене уже много лет. Нас воспринимают как одно целое, мы олицетворяем для зрителей любовь на сцене и в жизни. К тому же очень много семей рождается на нашем концерте. Это правда! Много будущих пар познакомились на наших выступлениях. С некоторыми мы знакомы, общаемся. Очень сближают соцсети. Это вообще хорошая вещь. Мы всегда в курсе, что происходит с нашими поклонниками по всей России.

Кстати, наш зритель не приемлет наши выступления порознь. Отдельно мы, конечно, выступаем — на «Татар жыры», на каких-то сборных концертах. Но такого, чтобы я выезжала на гастроли одна или он один, такого не бывает. «Гузель-Ильдар» — это уже бренд, и мы не отклоняемся от него.

«У ПЕСЕН СТАЛА КОРОТКАЯ ЖИЗНЬ»

— На ваш взгляд, какие есть недостатки в нынешней татарской эстраде? Каков сейчас уровень современных исполнителей?

— Знаете, на сегодняшний день мы живем в рыночных отношениях вообще во всем. И творчество становится шоу-бизнесом. Это товарно-денежные отношения. Сейчас на прилавках есть все. Например, кофе. Не один, как раньше, а столько сортов и брендов. Умей еще выбрать. А ведь люди покупают то, что рекламируется, то, о чем они больше всего слышат. И с этим ничего уже не сделаешь, у людей такое восприятие. И они думают, что они знают этот товар. То же самое, скорее всего, и с татарской эстрадой.

Я, конечно, не могу сказать, что мы не идем вперед. Да, мы развиваемся, хорошо развиваемся. Но мы очень далеки даже от русской эстрады. Мы только подходим к 80 - 90-м годам российской эстрады, догоняем. И тем же отставанием отличается русская эстрада от западной. Тем же отставанием на 20 - 30 лет, а то и больше.

Но у российской сцены все по-другому, у них другой менталитет. Они располагают к себе, и все у них идет как-то непринужденно, и клипы у них хорошие. У нас же идти в ногу со временем не так легко. Мы все-таки мусульманский народ, у нас есть свои традиции и ценности. Об этом не надо забывать, это очень важно. И, конечно, очень сложно совмещать вот эту современность и тот факт, что мы мусульмане. Это тяжело, но мы стараемся. Хотя, конечно, не хватает песен, которые бы народ узнавал, как раньше.

— Совсем нет таких песен?

— Они есть, но настолько все сейчас идет быстро, люди торопятся жить. Времени не остается ни на что. И в творчестве также, у песен стала короткая жизнь. И вот это меня больше всего тревожит, ведь создать песню не так легко.

— Но раньше же были хиты, которые слушали и слушают многие поколения...

— Раньше было и меньше певцов. И песни были какие-то жизненные, они оставались, запоминались. И певцов узнавали по этой песне. А сегодня один исполнитель появился, завтра другой, загорелась звезда и также быстро исчезла вместе с песней. Поэтому с этой стороны все оставляет желать лучшего.

Не нужно все-таки забывать про творчество, и что есть какие-то отношения на сцене. Каждый старается быть лучше. Я хочу пожелать молодежи, которая сегодня появляется, чтобы они прошли этот путь достойно и смогли найти своего зрителя. Самое главное, не выйти и спеть одну песню. Главное — найти свою публику. Чтобы народ каждый год покупал на тебя билеты, приходил и ждал тебя полными залами по всей России.

Зритель всегда выбирает того, кто ему по душе.

— Как этого добиться?

— Многолетним плодотворным трудом, признанием, любовью и преданностью зрителей и, конечно же, шлягерами.

— Шлягеры стали очень простыми. Слушателю и зрителю не интересен глубокий смысл в песнях?

— Люди устали. Им не хочется приходить на концерт и погружаться еще раз в жизненные проблемы, они хотят отдохнуть душой, снять с себя весь негатив и уйти с чистой душой. Вы же знаете, что люди сейчас перестают читать большие тексты. Три слова. Человек узнал, что случилось, и ему этого хватает. Поэтому так и происходит. Но я не говорю, что так во всех жанрах, во всей музыке.

— Вы говорите сейчас о татарской эстраде или в целом о музыкальной индустрии? Ведь молодых исполнителей не так уж и любит татарский зритель.

— Сейчас я говорю только о татарской эстраде Я бы не сказала, что наш зритель не любит молодых исполнителей, возможно, не всех могут воспринять, но это уже другой вопрос. У нашего зрителя свой менталитет. Мы раньше никогда не надевали короткие юбки, такого не было на сцене. Я выходила и боялась, что где-то у меня что-то будет видно. Татарскую девушку это не красит, поэтому в то время это было тяжело. Сегодня эстрада шагнула вперед, и шорты короткие надевают.

— И эти шорты сейчас нормально воспринимают?

— Сейчас просто зритель может сам выбрать, на кого идти, на кого смотреть. Например, если он идет на «Татарча солянка» и знает, кто там будет выступать, он сам решает, идти туда или нет. А те, кто не хочет воспринимать тот репертуар, который там будет звучать, тот туда и не пойдет. Кто-то пойдет в оперный театр. По всей Казани проходит столько концертов, столько всего, такое изобилие, так что каждый найдет себе мероприятие по душе.

«ТАТАР ЖЫРЫ» — ЭТО НЕКИЙ ПОКАЗАТЕЛЬ ТАТАРСКОЙ ЭСТРАДЫ»

— Ну, а разница в поколениях зрителей есть?

— Вот лично я не могу сказать, что в рядах наших слушателей нет молодежи. Есть и дети, и молодежь, есть и более взрослое поколение — от 3 до 80 лет, такой у нас разброс. На своих концертах кого я только не вижу. У нас с этой стороны все нормально, мы в тренде. Конечно, есть те, кто поет, ориентируясь только на молодежь, а кто-то — только на взрослое поколение.

Нет ориентированных только на детей, они сами выбирают себе певца, их никогда не обманешь. Дети — это отдельная категория, и я даже не могу сказать, как так получается, что у нас на концерте их каждый раз процентов 20 среди зрителей.

— А стоит выпускать молодежь и именитых, маститых исполнителей на одну сцену в один вечер?

— Вот в супе-солянке есть все: есть и картофель, и мясо, которое все любят. А еще там есть оливки, которые не все любят, но съедят, потому что это вроде как сочетается со вкусом. Я могу только такой пример привести. Поэтому если зритель знает, что это будет «соляночный» концерт, и он увидит на одной сцене Индиву и Хамдуну Тимергалиеву, то он, конечно, на него пойдет. Есть такая категория зрителей, которая как раз и ходит на сборные концерты, солянки.

— А другие концерты?

— Вы, скорее всего, имеете в виду «Татар жыры». Я не могу сказать, что туда попадает простой зритель. Туда попадают состоятельные, влиятельные люди, кто может позволить купить себе билет на него. Большие люди со всей России приезжают, чтобы посмотреть на «Татар жыры». «Татар жыры» — это некий показатель татарской эстрады, суперновой, в лице организатора этого фестиваля — компании «Барс-Медиа».

«Татар жыры» — это татарская песня. А татарская песня начиналась от Ильхама Шакирова, Салавата Фатхутдинова, от Хании Фархи, Зайнап, от Айдара Галимова. И многие-многие-многие, в том числе и мое поколение, развивали это. Поэтому я считаю, что «Татар жыры» без этих исполнителей состояться не может.

«ОНИ ПОВСТРЕЧАЛИСЬ ДВА ДНЯ, А НА ТРЕТИЙ РАССТАЛИСЬ»

— А качество песен? О чем поют молодые певцы? Понятно, что есть вечные темы — туган як, эни, ярату. Но разве их не надо как-то актуализировать?

— Им, скорее всего, просто не хватает дальновидности. Они живут сегодняшним днем и поют о том, что, как им кажется, воспримет зритель. Сегодня ведь и авторы другие. Есть те, кто пишет в стиле рок, я знаю авторов, которые пишут о сегодняшних актуальных темах и даже про деньги.

— Ильсия Батретдинова, Зульфат Хаким...

— О, они молодцы. У них свое творчество, есть свой зритель, и они всегда будут, потому что много тех, кто хочет слышать такие песни, вслушиваются в них. У Ильсии есть песни и про власть, и про деньги, и про все, что угодно. Очень разносторонние песни. Есть те, кто поет об обыденном.

Например, авыл. Эта тема стала очень актуальной, потому что большая часть тех, кто живет в городе, это, конечно, приезжие. Поэтому тема останется актуальной. Про любовь, про какую-то интересную любовь, которая сегодня происходит у молодых. Они повстречались два дня, а на третий расстались.

— Но разве это тема для песни?

— Они считают, что да.

— А вы как считаете?

— Для меня это, конечно, неприемлемо (улыбается). И мой зритель знает, что я такие песни не спою.

«ПОЧЕМУ ТАТАРСКУЮ ПЕСНЮ НЕЛЬЗЯ СПЕТЬ НА ПЕРВОМ КАНАЛЕ?»

— И все-таки должна татарская эстрада выходить на новый уровень и как это скажется на сохранении традиций? Или все это можно разделить: те, кто просто поют на татарском языке, делая что-то новое, и те, кто поют в традиционном, так скажем, татарском стиле, сохраняя старое?

— Знаете, недавно у меня было пять минут времени, и рядом оказался телевизор, который был включен на индийском канале. А я обожала индийские фильмы. Когда к нам в поселок привозили индийское кино в кинотеатр, и, допустим, ставили эти фильмы на протяжении пяти дней, я все пять дней ходила и смотрела их. Я просила денег у мамы и ходила, смотрела, плакала.

Так вот, я смотрела этот канал, так сидела и ждала, что споют красивую индийскую песню, ждала их те ноты, те обороты, с которыми поют индийские певцы... Но и их нет. А если есть, то мало. Они придумали Болливуд. Осовременили, и все это стало неинтересно. Я к тому, что у нас может получиться примерно то же самое. Это мое сугубо личное мнение, конечно. Но если мы совсем эту мелизматику, всю красоту, весь мон потеряем, то ни о каком развитии не может идти и речи. Это точно.

Не нужно слушать запад. И не надо стараться делать из татарской песни русскую песню. Если этого не делать, наши песни всегда будут оставаться татарскими...

— Как это?

— Сейчас у нас пошло смешивание. Чувашские мотивы слышны, поет в русской манере на татарском, это вообще очень актуально стало. Или перепевают татарские народные песни на рэповский лад. Это тоже неприемлемо. Я считаю, что это и некрасиво. У этой песни есть шикарное исполнение, народное и ее не нужно перепевать и представлять в новом амплуа. От этого зрителю интересно не станет, он просто ужаснется. Мне кажется, нужно придерживаться золотой середины и развиваться в правильном направлении.

В Казани проводили «Тюрквидение», и я его смотрела. Пела девушка из Казахстана, которая и заняла первое место. Вот она современно преподнесла свою песню, и в то же самое время это выглядело очень колоритно, очень национально. У нее был очень красивый номер. Я вообще думаю, что и «Евровидение» придет к этому.

— Вы хотите сказать, что исполнители на нем начнут петь национальные песни?

— Да, и это же будет намного красивее, актуальнее. Почему? Потому что мы живем в многонациональном мире. Мы сами живем в многонациональной стране, в многонациональной республике. И в то же время есть русская эстрада. Да, мы ее чтим и уважаем, там есть свои достойные певцы, которых хочется слушать. То же самое должно быть и в татарской эстраде. Я считаю, что татарскую песню можно спеть так же современно, как спела казахская исполнительница на «Тюрквижн».

Возможно, у нас не хватает чуть-чуть экспериментов, чуть-чуть старания. Возможно, не хватает такого исполнителя, которого можно выделить и поработать с ним. Может быть, не хватает грамотного продюсера. А продюсер на сегодняшний день играет большую роль. Певец сам не может за всем уследить. Такие, конечно, бывают, но их очень мало. Почему на татарском языке нельзя петь на Первом канале? Можно спеть, но нужна правильная подача, современная.