Ильфак Шигапов: «Татарская эстрада – это 750 исполнителей, и они все продают одно и то же»

Ильфак Шигапов: «Я не хочу критиковать работу министерства культуры, это не мое дело и у меня нет с ними никаких отношений, но они существуют сами по себе, а культура — сама по себе»

«В КАКОЙ-ТО СТЕПЕНИ МЫ ПОКАЗАЛИ, ЧТО ТАТАРЫ ЕСТЬ И ОНИ ЧТО-ТО МОГУТ ДЕЛАТЬ»

— Ильфак, давайте начнем с самого актуального — с ваших «татарских лабутенов». Все-таки есть надежда, что на летнем концерте группировки «Ленинград» в «Татнефть Арене» это песня будет исполнена со сцены?

— Пока конкретных решений по этому поводу нет. Но со мной связалась одна казанская девушка, сейчас она живет в Питере, а раньше она как раз вращалась в местном шоу-бизнесе. Это, скорее, был технический вопрос, сможет ли Айсылу Габдинова — исполнительница татарского варианта песни «Экспонат» — исполнить ее вживую со сцены. Конечно, мы ответили, да, все хорошо, песня отрепетирована. Тем более что у певицы уже есть опыт исполнения композиции на публике. Айсылу ее исполнила на татарской дискотеке в «Пирамиде». Это была первая проба при зрителях.

— Вообще говоря, была какая-то реакция от московских или питерских музыкальных деятелей относительно продвижения этого проекта?

— Нет, пока таких предложений не поступало. Отзывы, комментарии на различных ресурсах всякие, есть положительные, есть отрицательные, хотя в целом они все же хорошие. И факт есть факт — песню слушают от Владивостока до Калининграда. Для шоу-бизнеса в качестве промо для продвижения это интересно. Но это была совершенно не самоцель, просто давно была задумка сделать что-то вирусное. Вариантов было много, и тут выстрелила композиция «На лабутенах». Автор текста про траву-лебеду, ведущий телеканала ТНВ Данил Сафаров, предложил вариант на татарском языке, и мы ее записали. Сама Айсылу к этому отнеслась тогда просто: записали и записали.

— Вы отслеживаете количество просмотров на YouTube? Сколько их на сегодняшний день?

— В последний раз было более 250 тысяч просмотров только на YouTube. Но есть еще социальные сети, и дня три-четыре назад, мы подсчитали, было порядка 1,5 миллионов просмотров. Хотя точно, как там все это высчитывается, я не знаю.

«Сама Айсылу к этому отнеслась тогда просто: записали и записали»

— А с обещанным клипом как обстоят дела?

— Деревенскую, скажем так, часть отсняли на прошлой неделе в Арском районе. Для другой части ждем солнечную погоду, чтобы Казань была во всей красе. Клип будет такой немножко ироничный, хотя цели, как сейчас принято говорить, постебаться у нас не было. Это история о деревенской девушке, которая мечтает приехать в Казань и покорить город, стать актрисой. А у молодых ведь самомнение такое, что она самая красивая, талантливая. В съемках будет задействован театр имени Камала, театр имени Тинчурина. Изначально многие говорят, что у нас есть финансирование, на самом деле это не так — все делается на свои средства.

— Вообще, вы ожидали такой бурной реакции?

— Да, но не в таком объеме. Чтобы песню крутили по «БИМ-радио», «Русскому радио», «Европе плюс», об этом мы и не думали. Может, это даже прозвучит пафосно, но если набрать слово «алабута» в «Яндексе», он сразу выдает нашу песню. Люди интересуются, на каком это языке композиция, кто такие татары. Так что в какой-то степени мы показали, что татары есть и они что-то могут делать. Понятно, что это стеб, пародия, но хотя бы так.

— Комитет по туризму Татарстана вам как минимум должен диплом вручить за продвижение территории...

— Да (смеется). Здесь еще такой интересный момент. Дело в том, что когда песню только выложили в сеть, начали звонить москвичи, а от татарстанских СМИ, не считая ваше издание и еще пару сайтов, не было вообще никакой реакции, просто ноль. Я сам журналист уже более 15 лет, и для меня это было удивительно.

— У вас какое этому объяснение?

— Ну... Нет пророка в своем отечестве.

— Но кто-то может сказать, что дело опять же в национальной ментальности. Группа «Ленинград» и творчество Сергея Шнурова настолько татарскому народу неблизко, что пиарить именно эту музыкальную культуру недостойно. Наверняка многие так и рассуждают.

— Да, есть и такие, но это просто спектакль, когда люди говорят одно, а думают и живут по-другому. Действительно можно так рассуждать, что, мол, это не свойственно татарскому народу, но все обстоит совсем не так. Наша песня спета на татарском языке, и хотят они того или нет, в этом есть определенный пиар языка. Например, со мной связалась девушка из Владивостока, она русская, но ее предки, прадед и прабабка, когда-то переехали отсюда, и она пишет, что это второй раз, когда она задумалась о своих корнях. В первый раз это было, когда певица Алсу выпустила диск на татарском языке. Для нее было шоком, что такая популярная певица поет на татарском. И во второй раз ее заинтересованность проснулась после песни «Алабута». И даже если 10 - 20 человек после прослушивания вспомнят, что у них есть татарские корни, это уже интересно, значит, мы не зря это сделали.

По большому счету всегда надо чувствовать зрителя, слушателя и в отношении музыки, и в отношении текстов. Понятно, что в первую очередь такую музыку слушает молодежь, и Айсылу стала узнаваема: когда она идет по улице, ей говорят: «О, лабутены». Но здесь есть как свои плюсы, так и свои минусы. Она серьезная певица, с хорошим голосом, она преподает вокал, и для нее такой ажиотаж был неким шоком. Я, говорит, спела столько арий, столько академических вещей, народных произведений, но никому ничего не надо, а здесь перепели Шнура — и такой интерес. Хотя когда говорят, что Шнур такой-сякой, он фигура одиозная, на самом деле там сделано все грамотно, это шоу-бизнес. Человек выбрал такой образ, это его право, и если народу это нужно, это имеет право существовать.

«Также было с Ильсией Бадретдиновой. Все говорили, что ее не будут слушать, что это народу не надо, нужно идти путем проще... Но сделали же» (на фото с Ильсией Бадретдиновой)

И когда начинают рассуждать, что народ надо воспитывать, надо понимать, что его невозможно воспитать. Те же 7 миллионов татар как-то воспитать нереально. В то же время нельзя и подстраиваться под народ. Понятно, что есть законы музыки, восприятия, но у нас самоцель была сделать что-то другое, то, что еще никто не делал, иначе нет и смысла делать. Ведь создать какой-то проект для зарабатывания денег достаточно просто, имея какие-то связи, наработанные схемы. То есть можно любого певца или певицу за год-полтора раскрутить, применив какие-то ходы, организовать 100 концертов и поехать зарабатывать деньги. Это несложно, если смотреть на это как на бизнес. Но создать что-то другое и заставить народ полюбить это, вот это уже ни с чем несравнимые ощущения. Также было с Ильсией Бадретдиновой. Все говорили, что ее не будут слушать, что это народу не надо, нужно идти путем проще... Но сделали же.

«НА ТАТАРСКОМ КОНЦЕРТЕ В МОСКВЕ И В НИЖЕГОРОДСКОЙ ДЕРЕВНЕ ЗРИТЕЛЬ ОДИН И ТОТ ЖЕ»

— А реально взять оперную певицу и сделать ее татарской суперзвездой? Не возить же ее с репертуаром Верди, Пуччини по татарским деревням...

— Реально. Главное — это надо правильно подать и можно повезти. Вопрос: надо ли это кому-то? На самом деле у нас нет продюсеров. Да, есть Рифат Фаттахов, возглавляющий фонд Вагапова, он делает серьезные вещи, проекты, ставит голоса, все у него наработано. И то, что вроде бы не востребовано (классическое пение, ретро, хороший голос), он умудряется это продавать.

— Кого из его артистов вы можете назвать?

— Он вытащил Филюса Кагирова, Ришата Тухватуллина. Сейчас с ним работает, по-моему, человек 6- 7. Например, он сделал концерт памяти Хайдара Бигичева в Москве, который прошел с аншлагом, и люди были в восторге. Хотя когда мы говорим Москва, это не значит, что там на татарские концерты ходят те же люди, что посещают оперные концерты — нет. Это все те же деревенские татары, которые уехали и смогли пробиться в Москве, абсолютно такие же. На татарском концерте в Москве и в нижегородской деревне зритель один и тот же. И если Фаттахов им смог предоставить Хайдара Бигичева и серьезных певцов, значит, человек работает.

— Но это все же разовые истории. Скажем, был концерт Ильгама Валиева, филармония — полный зал, люди плакали от умиления, что наш татарский певец замечательно поет и оперную классику, и народные песни. Но в интервью нашему изданию Валиев сказал, что это единичный концерт. Может быть, через год будет концерт в Уфе, а может, и не будет. А выступить в Альметьевске, Челнах, Нижнекамске даже мысли такой нет. Это дорого и не окупится, поскольку должен быть живой оркестр и т. д.

— Согласен. Мы привыкли идти по пути наименьшего сопротивления. Да, сегодня есть 5 - 6 достаточно популярных молодых исполнителей — Фирдус Тямаев, Радик Юльякшин, они другого плана, на них можно зарабатывать деньги. Если уж мы говорим о шоу-бизнесе, то это как с тремя кафе, которые стоят рядом. И когда ты открываешь четвертое, ты знаешь, что сколько-то посетителей у тебя будет, потому что люди все равно захотят попробовать, что у тебя там. Но открыть что-то свое, отличающееся от тех трех, мы не можем решиться.

— Фирдус Тямаев — это как некий символ деревенской эстрады, согласитесь?

— Да, символ тамады. Это появилось последние 10 - 15 лет. Раньше татарские свадьбы, празднества проходили в своем кругу, был человек, который ведет свадьбу, его назначали ответственным. Постепенно в моду вошло обязательно кого-то приглашать, ведущего с музыкальной аппаратурой, какого-то артиста, тут уже исходя из состояния кошелька заказчика. А у татар есть интересная черта: если я сделал забор, то через месяц сосед тоже сделает новый забор. И это как снежный ком: они пригласили того, а мы давай этого пригласим, чтобы они позавидовали. На самом деле это неплохая черта, это некий двигатель. Просто часть шоу-бизнеса перетекла в корпоративы, у нас даже телевизионные ведущие с ТНВ стали «тамадить».

Это ненормально. Человек, который работает на телевидении, должен получать достаточно, чтобы полностью отдаваться работе, чтобы делать там качественный контент. Но они занимаются и иной деятельностью, потому что нужны деньги, тем более что они в какой-то степени узнаваемы, так как телевидение в популярности человека играет большую роль. И часть артистов, которая держится на среднем уровне, нашла легкий способ заработка. Пятница, суббота, воскресенье — корпоративы. Там платят определенную сумму, не надо заморачиваться с билетами, с документацией, не надо собирать зрителя. Но для артиста это путь в никуда. Если человек в течение года работает на корпоративах, то как гастролирующий артист он умирает. Это естественно, так должно быть и так и происходит. Целая когорта татарских певцов все того же среднего уровня, которые в конце 90-х - начале 2000-х стали популярными, сменив поле деятельности на корпоративы, свадьбы и юбилеи, как гастролирующие исполнители умерли, они никому не нужны.

— Почему?

— Вот пригласил человек на свадьбу артиста, сидят 100 человек за столом, а артист в это время перед ними выступает, развлекает, эти 100 человек на него смотрят и думают: «А не такой уж он и артист, вот он кушает, ходит возле стола, а он, оказывается, нормальный, мы с ним даже поговорили». И ореол загадочности, вот эта черта стирается.
А ведь у этих 100 человек есть родственники, знакомые, и, видя афишу артиста, который выступал у них на празднике, они будут говорить: «Да, он приезжал к тому-то на свадьбу, нормальный такой артист, обычный». Но черта, разделяющая зрителей и артиста, всегда должна быть. Артист всегда стоит выше публики. И когда мы начинали работать с Ильсией, в течение 10 лет ни в каких корпоративах не участвовали. Я всегда понимал, что если артист выступит у кого-то на дне рождения, это уже не артист. По крайней мере, для меня.

«ОСТАЛОСЬ ДВЕ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ ОБЪЕДИНЯЮТ ТАТАР, — ТЕЛЕВИДЕНИЕ И ЭСТРАДА»

— На нашей эстраде условно есть академисты, часто с консерваторским образованием, и эстрадники. Можно сказать, что это два лагеря, которые друг к другу относятся, скажем так, пренебрежительно? Одни — с точки зрения таланта, потому что они профессионалы, у них голос и образование, а другие дают по 100 концертов в деревнях...

— Да, в закулисье это есть и всегда было. Действительно профессионалы, те, кто хорошо поют, но не могут себя, скажем так, продать, всегда с некоторым пренебрежением относятся к эстрадникам. От них исходит такая волна негатива, что вот эти тамады залезли на сцену. Но все-таки последнее решение всегда за зрителем. Если ты такой талантливый, если у тебя консерваторское образование, если ты прекрасно поешь, то надо работать. Если ты внутренне убежден, то, что ты делаешь — это супер, это надо показать народу. Иначе не надо жаловаться, надо просто сидеть дома и петь друзьям, родственникам. Конечно, любой исполнитель с профессиональным музыкальным образованием для нормального продюсера — это подарок. Гораздо труднее человека не умеющего петь, не имеющего музыкального образования учить чему-то.

Вообще, надо понимать, что осталось две вещи, которые объединяют татар, — это телевидение, которые мы всю жизнь ругали, ругаем и будем ругать, и татарская эстрада, татарские песни, которые мы ругаем еще сильнее.

— Получаются две такие параллельные реальности. С одной стороны, мы смотрим открытие чемпионата мира по водным видам спорта и гордимся, что все музыкальные номера исполняли наши земляки. А потом они же с минкультом ездят на концерты мастеров культуры Татарстана по разным странам. С другой стороны, народ слушает абсолютно другую музыку.

— Если я работаю где-то по найму, и мне, к примеру, платят 60 тысяч в месяц и ничего не требуют, если моя работа не влияет на заработок, то, естественно, я и не буду работать, я буду сидеть в соцсетях — зарплата-то идет. Сейчас рассуждаю, будучи журналистом. А если моя оплата зависит от того, что я напишу, как напишу, то я буду писать, буду находить какие-то темы. Здесь примерно та же история. Когда минкульт платит артисту деньги и они сидят в штате, то у них просто не будет стимула. Зачем? Они как бы свысока смотрят на остальных, хотя сами же и вышли из этого колхоза.

«Когда говорят, что нужно вводить худсоветы и т. д., это глупо: народ сам отсеивает, и все само встанет по местам»

— Но вот сейчас появилась группа артистов с консерваторским образованием вокруг молодого композитора Эльмира Низамова. И они декларируют желание вывести татарскую эстраду на новый уровень, вернуться к традициям Яхина, Сайдашева и т. д. Как продюсер что бы вы посоветовали, как им найти дорогу к сердцу широкого зрителя?

— А это как раз к разговору об оперном пении и будет ли оно востребовано в деревне. Тут надо подойти к вопросу с другой стороны. Тот же Ильгам Валиев ведь не пробовал ездить по деревням. Если не показывать народу, что есть что-то иное, кроме эстрады, то он не будет это покупать. Но ведь таким артистам же сразу нужен большой зал, большой город. Но в далекой-далекой юности те же Альфия Авзалова, Флера Сулейманова приезжали в деревни на санях зимой давать концерт, приезжали с живой группой. И их ждали полные битком залы, народ покупал за рубль-рубль двадцать билеты, мы чисто по-хулигански пытались пройти бесплатно. Они гастролировали, а здесь человек закончил консерваторию и уже считает себя исключительным, сплошь золотые голоса Татарстана и России. И каждый считает, что его концерт обязательно должен пройти на высшем уровне в Казани.

Но татарская эстрада, которая сегодня востребована, здесь не стоит вопрос, хорошо они поют или плохо — они все начинали с деревень. Они собирали группу, ехали в деревню, пришли 50 человек, да, они отыгрывали концерт себе в убыток, следующий концерт тоже и дальше-дальше. И постепенно народ привыкает к тому, что те, кто гастролирует, они вот такого уровня. Но при всем при этом наблюдается рост. Тот же Фирдус Тямаев за три-четыре года очень сильно изменился. Он работает более серьезно, приглашает музыкантов, потому что появились деньги, появился стимул. А вот та когорта, о которой вы говорите, окончив музыкальную школу, училище, консерваторию, не пробует ездить по деревням. Но если я буду производить какой-то продукт и говорить, что он не востребован там-то, не продемонстрировав его там, это глупо.

— При этом на протяжении десятилетий были Венера Ганиева и Зиля Сунгатуллина, которые прекрасно совмещали эти две стези: были и примами оперного театра, и оставались в когорте главных звезд татарской эстрады. Они пахали?

— Да, они пахали. В 90-х годах Ганс Сайфуллин делал молодежный проект «Татарча жыен», и я прекрасно помню, как приезжала Венера Ганиева чисто с эстрадными песнями, и в то же время мы видели ее по телевизору, исполняющую оперные вещи. Да, было удивительно воспринимать вот это сочетание, но это был профессионализм, который пришел на татарскую эстраду, профессионализм с большой буквы. Я смотрел ее концерты в Лениногорске, в Черемшане. Да, Черемшан — это деревня, но она туда ездила, поэтому она и держится по сей день. А если сидеть в Казани и рассуждать о высоком искусстве, то ничего не будет. Артисты и те, кто крутится вокруг вот этого шоу-бизнеса, рассчитывают на телевидение, на радио, на промо, интернет, но без гастролей, пока тебя живьем не увидят — это ничто. Можно вложить миллион рублей в ротацию на радио, снять клип, отдать его на телевидение, пройтись по печатным СМИ, чтобы они сказали, какой ты хороший, но пока не будет контакта со зрителем, любви не будет.

«ДЛЯ ТАТАРСКОЙ ЭСТРАДЫ ЕСТЬ ПОРЯДКА 120 ТОЧЕК, ГДЕ МОЖНО ЗАРАБОТАТЬ КАКИЕ-ТО ДЕНЬГИ»

— А это правда, что большие концерты в Казани делаются не столько для заработка, сколько для статуса артиста?

— Да, в основном это так. Но, скажем, есть юмористический проект «Мунча Таши», которому уже 35 лет, Шамси Закиров в свое время его создал чисто для Нижнекамска. И вот они ставят программу в «Униксе», и все 12 дней она идет с аншлагом. Они могут устраивать представления еще неделю, и все равно будет аншлаг, потому что альтернативы им нет, юмора нет на татарской эстраде. Это заработок. Когда человек делает один концерт, скажем, в концертном зале филармонии, пусть даже будут дорогие билеты, так как дорогая аренда, реклама, можно какой-то мизер заработать, но это несерьезные деньги.

На самом деле для татарской эстрады есть порядка 120 точек, где можно заработать какие-то деньги. Это Татарстан, Башкортостан, есть еще Самара, Ульяновск, Пермь, Киров, Удмуртия и север в какой-то мере. Хотя уже в финансовом вопросе север особой роли не играет. А раньше да, можно было как следует заработать, привозить автобусами кассеты, раскупалось все, что было на татарском, концерты проходили аншлаговые, а сейчас такого нет.

— Почему? Татары там обрусели?

— Кто-то обрусел, кому-то это все надоело. Так вот, пусть даже будет 150 точек, если собрать там все, вместе с Оренбургом, Курганом, Челябинском. Но чтобы заработать нормальные деньги, нужно быть полгода только на гастролях. Это очень тяжело, это не московский уровень.

— Или превращаться в корпоративного артиста.

— Да, поставить себе определенную таксу и довольствоваться тем, что тебя несколько раз в месяц куда приглашают.

— Кто-то сознательно на это идет и живет этим?

— Да. Пробовал давать концерты, помучился, походил по организациям, но не получилось, не пришел народ. У нас же как это происходит, человек готовит концерт, ищет влиятельных друзей, бизнесменов, а потом к ним кто-то идет с билетами на концерт этого исполнителя. И это самое худшее, когда артист сам идет к руководителю какого-нибудь предприятия и предлагает взять, скажем, 50 билетов, которые для этого руководителя как один раз в кафе посидеть, и он их покупает. Вот это наша колхозность, чисто татарское явление. Так вот директор взял билеты, сказал раздать, и люди бесплатно идут на концерт и делают одолжение тем, что пришли.

— То есть вы согласны, что очень сильно отличается отношение зрителей, если они пришли бесплатно и если купили билет?

— Конечно. За мою практику с той же Бадретдиновой был однажды концерт в районном центре Нурлата, когда мой знакомый предложил помочь нам с билетами. А мы всегда работали только на кассу. Так вот друг говорит, я через нефтяников пробью, они купят у тебя 100 билетов. Я согласился. Купили 100 билетов — это четыре или пять первых рядов в зале. Мы подготовили хорошую программу, начался концерт, а были человек 120, кто самостоятельно приобрели билеты. Так вот их реакция и реакция тех, кому билеты дали просто так... это небо и земля.

Вообще, татарская эстрада до того сегодня перенасыщенный рынок! Татарская эстрада — это 750 исполнителей, и они все продают одно и то же. Но когда говорят, что нужно вводить худсоветы и т. д., это глупо: народ сам отсеивает, и все само встанет по местам.

— Но вы как раз говорите, что хотите делать продукт, отличающийся от того, что есть на рынке.

— Да, это то, о чем мы говорили, — синтез народного, академического исполнения и живой коллектив, который мы как раз сейчас собираем. Я хочу поездить по деревням и показать народу, что бывает и другая музыка. И процентов на 80 я уверен, что это будет продаваться.

«ЕСЛИ ГОСУДАРСТВО У НАС СУЕТСЯ КУДА-ТО, ТО ОБЫЧНО ИЗ ЭТОГО НИЧЕГО НЕ ВЫХОДИТ»

— У нас есть татарская эстрада как серьезный рынок. А почему у нас нет русскоязычной эстрады для внутреннего потребления?

— В 70-х годах было группа «Орфей», серьезные музыканты, постепенно их уровень рос, и они стали известны, наверное, даже в России, в СССР. Что есть еще? Сейчас, пожалуй, только «Волга-Волга». Есть еще и группа «Медвежий угол», они базировались в Юдино. Они тоже попробовали, но не было никакой поддержки со стороны. Есть, например, Марина Самкова, прекрасный голос, есть Равиль Харисов, который был в Москве, приехал сюда. Они могут заработать на корпоративах. Да, их минкульт может пригласить на какие-то торжественные мероприятия, но это все разово.

— Просто русские деревни у нас тоже есть, кто же там развлекает публику?

— Сегодня, если сделать интересную русскоязычную программу с хорошими исполнителями, 43 района у нас в Татарстане, кроме Казани, то прекрасно можно ездить и также зарабатывать деньги. И еще иметь надежду выйти на российский рынок, если делать качественный продукт. Но кто это сделает? Есть корпоративы, да и ладно. А ведь у нас есть и ведущие хорошие, но кто этим конкретно должен заниматься, я не знаю, может министерство культуры. Хотя если государство у нас суется куда-то, то обычно из этого ничего не выходит.

Татарскую эстраду можно оценивать по-разному, но она есть. Если, допустим, на «Татар жыры» билеты продаются по 11 тысяч рублей, если главы администрации не могут достать билет, это уже что-то да значит. Недавно была музыкальная премия TMTV, 5 тысяч на нее стоили билеты, и был полный зал. Так что татарская эстрада есть, она существует.

«Татарскую эстраду можно оценивать по-разному, но она есть»

Тот же «Барс Медиа» — это частная структура, она не получает деньги от кого-то, она создает свои проекты. Или, например, в издательский бизнес сегодня тоже пришли частники. И сегодня самые большие тиражи имеют именно частные газеты, те же «Ирек майданы», «Акчарлак»... А государственные издания, которые имеют мощную господдержку, неконкурентоспособны. Частнику надо выживать, и человек ищет пути, как это сделать. И то, что сегодня творится на татарской эстраде, это результат поиска.

Возвращаясь к разговору об академистах, которые говорят, что народу по телевизору показывают именно то, что хотя навязать. Ведь если проанализировать ТНВ за сутки, там процентов 30 народных песен, классических песен, все там есть. Но каждый видит то, что хочет видеть. И я надеюсь, что найдутся и те люди, которые будут продвигать и другое искусство.

«САБАНТУЙ — ЭТО ПРАЗДНИК ШАШЛЫКА И ЧАСТНИКОВ, КОТОРЫЕ ПРОДАЮТ ЕГО И ЧАК-ЧАК»

— А вот то, что есть такой лидер как «Барс Медиа», как это влияет рынок? Или это не принципиально, и не будь «Барс Медиа», было бы то же самое?

— Было бы то же самое, да. «Барс Медиа» — это концентрация каких-то сил, которые работают в одном направлении. Мы к ним не относимся, но сотрудничаем с ними на равных, и мы друг друга понимаем.

— Ваша задача — делать так, чтобы артисты попадали на их медиаресурсы?

— Да. Например, Ильназ Гарипов, Ильсия Бадретдинова получили премии TMTV, и для артиста это круто, красная дорожка и т. д. И это нужно, это своего рода пиар. На самом деле существование «Барс Медиа» подстегивает и остальных работать.

— Неужели совсем нет хорошим музыкальных проектов, в которых государство участвует?

— Знаете, приезжала группа «Хуун-Хуур-Ту» (знаменитая фольклорная группа из Республики Тыва — прим. ред.) в филармонию, причем не в первый раз, и был полный аншлаг. Я поклонник этой музыки, я пошел и вижу, как их воспринимает зритель. Публика очень интеллигентная, молодежи мало, это средний и более старший возраст, и зал стоял. Это был такой восторг.

— То есть даже такое можно продать?

— Конечно, к этому я и веду. Говоря о корнях, о чем-то национальном, то вот они наши корни, наша основа. Вот министерство культуры могло бы в «Татнефть Арене» сделать такой концерт этнический, но нет же этого. Что осталось у нас этнического? Сабантуй? Сабантуй — это праздник шашлыка и частников, которые продают его и чак-чак.

Я не хочу критиковать работу министерства культуры, это не мое дело и у меня нет с ними никаких отношений, но они существуют сами по себе, а культура — сама по себе.

— А сильные мира сего вообще интересуются делами татарской эстрады?

— Часть — да. Вот, допустим, «Татар жыры», сидят очень богатые люди, потому что они думают, что там может быть президент. А на самом деле те, кто имеет какие-то деньги, влияют на это по-другому: они проводят в деревне какой-то Сабантуй и приглашают всех артистов. Вот в Сабинском районе проходит самый большой Сабантуй. И за последние годы это стало таким культовым местом, что туда хочется попасть. Потому что на самом деле это не просто Сабантуй, это праздник татарской музыки. Ну кому от этого плохо? Лето, праздник, люди гуляют.

— Просто есть мнение, что у Сакины Шаймиевой любимый певец Филюс Кагиров, а у Рустама Минниханова — Марсель Вагизов. Это никак не отражается на судьбе самих артистов?

— Нет, не отражается, это разово. Это не приносит каких-то вливаний и еще чего-то. Ну да, могут пригласить выступить на юбилее, могут дать визитку, и ты можешь перед гаишником козырнуть, мол, у меня есть визитка такого-то. Но это так. Все решает зритель — по крайней мере, это честно. Да, можно разными путями сделать так, что тебя кто-то полюбит из высокопоставленных лиц, но это недолгоиграющая перспектива. Если это уровень ниже московского Кремля, то бесполезно.