Марк Лавриченко, известный читателям «БИЗНЕС Online» как Мюллер, рассказал нашему изданию, чем была прекрасна «губернская» Казань, почему Россия «висит на одном гвозде» и отчего он не пошел в политику. Острые политические комментарии Марка вызывают горячий отклик у других комментаторов, которым он предложил зарегистрироваться, а нашему изданию — создать телеканал.
Марк Лавриченко: «Я не стал связывать свою жизнь с дипломатической работой, решил пойти по предпринимательской стезе»
«МЫ АСКЕТИЧНО ЖИЛИ, ДАЖЕ ТЕЛЕВИЗОР ВЗЯЛИ В АРЕНДУ»
— Марк Рафикович, давайте познакомим с вами наших читателей. Знаю, что вы учились в МГИМО и по профессии дипломат. Работали ли вы когда-нибудь по специальности?
— Я только практиковался по специальности после института, а после этого я уже не возвращался к дипломатической работе. Я не стал связывать свою жизнь с ней, потому что на тот момент в МИД были более чем скромные материальные условия. Соответственно, я решил пойти по предпринимательской стезе.
— И чем вы занялись?
— Я пошел работать к японцам. Работал в Matsushita Electric Industrial (это Panasonic), отвечал за кадры и администрацию.
— Часть вашей трудовой биографии связана с Казанью. Правильно ли я понимаю, что вы были главой казанского офиса «Вымпелком» («Билайн»)?
— Я был его основателем.
— Расскажите про ваш татарстанский период.
— Я приехал в Казань, чтобы работать в «Телесете» директором по кадрам и администрации. Далее я был генеральным директором этой компании, а потом уже ушел в «Билайн». Мне Казань очень понравилась, тем более что я наполовину татарин.
— Вас выдает отчество.
— Да, у меня папа — татарин, бабушка из Казани, родственников там достаточно. Соответственно, мне там очень нравилось.
— То есть Казань не была случайным городом?
— Скажем так, она была случайной, когда мне предложили. Сам я не искал там работу. Мне предложили, я поехал и не разочаровался.
— Вы и сейчас там бываете?
— И сейчас бываю, правда, нечасто — один или два раза в год.
— Расскажите подробнее про ваш казанский период работы. Чем запомнился?
— Я туда приехал в 1998 году. Город сначала произвел на меня сумрачное впечатление, потому что в те времена еще не было столько иллюминации, а снега — по уши. Мы достаточно аскетично там жили, даже телевизор взяли в аренду. Да, в Казани в то время был прокат, где можно было взять даже телевизор. Он у нас стоял долго, но мы его не смотрели.
В принципе, мы привыкли к Казани — город как город. А вот природа шикарная, Волга, просторы. Особенно мне нравилось, когда мы жили в Дербышках. Как ни странно, там тогда редко сдавали квартиры. А чем там хорошо? Рядом сосновый лес и подальше от шума и гама. А вообще, люди в Казани проще, чем в Москве.
— Так почему вы не осели в Казани?
— У меня были мысли об этом, даже присматривал дом со своим другом. Но мне «Вымпелком» предложил поехать на Дальний Восток с повышением. Мне был интересен этот вызов: купили компанию, ее нужно было быстро интегрировать в «Вымпелком», не потеряв показателей. Плюс для меня всегда был интересен тот регион. Дальний Восток и Камчатка — шикарные места. Так я прожил в Хабаровске полтора года.
— Значит, карьерные перспективы вас выманили из Казани.
— Были предложены такие условия, от которых глупо было отказываться.
— А родились вы в Москве?
— Нет, в Кременчуге на Украине. Отец ездил по работе по всей стране, вот там я и родился.
— Отчество у вас татарское, а вот фамилия украинская.
— У меня мама была с Украины. Она хотела, чтобы я взял ее фамилию, потому, что ее отец погиб на войне, без вести пропал. У нее были определенные лирические желания продолжить фамилию погибшего отца. Она настояла, чтобы я взял ее фамилию.
— А ваш отец не возражал?
— Не возражал, потому что их было трое в семье — еще были брат, сестра. А мама в ее семье была одна. По идее, я должен был быть, если по бабушке — Мулюковым, а если по второму дедушке (она вышла замуж после войны еще раз) — Хасановым. А отец мой взял фамилию своего отца — Горячев. Такая у нас небольшая путаница.
— А себя вы кем ощущаете?
— Это очень сложный вопрос, потому что смесь украинцев с татарами — это русские, грубо говоря. В принципе, все-таки мне ближе казанская сторона... Подсознательно, по чувствам. Украина мне тоже нравится, но простор я люблю больше.
«Казань стремится стать хорошим городом, надо соответствовать»
«КАЗАНЬ 2003 - 2004 ГОДОВ БЫЛА БОЛЕЕ УЮТНОЙ»
— Вернемся к Казани. Вспомните город тех лет, когда вы там жили и работали. Нынешняя Казань и в целом Татарстан сильно изменились?
— Я могу рассуждать со своей колокольни. Моя колокольня — это хорошо оплачиваемый менеджер. Я себе мог позволить снять квартиру, где мне хотелось, или купить при желании, ездить в Кукмор кататься на лыжах. Поэтому с моей колокольни, конечно, Казань 2003 - 2004 годов была более уютная, более губернская, патриархальная. Все было рядом, пробок было не так много. Отъехав на 10 минут от Казани в марте или апреле, ты погружался в прекрасную атмосферу: природа, тает снег, солнце пригревает. А сейчас, конечно, с точки зрения гламура, шума и гама, столичности, Казань гораздо лучше. Но мне есть что покритиковать. Ваши комментаторы тоже об этом пишут.
Вообще в газете есть две группировки комментаторов, и все они каждый в своей булькают. Есть те, которые все время критикуют, скажем так, либеральчики, как некоторые их называют. А есть ультрапатриоты. Есть, правда, небольшое количество «центровых», которые стараются и так, и так думать. Я себя к ним отношу все-таки. Но часто центровых не понимают ни те, ни эти.
Покритиковать всегда легко, но ведь комментарии для этого и нужны. Некоторые пишут: «Вам лишь бы критиковать, хаять, никто позитив не пишет». А кому нужен позитив в комментариях? Комментарий сам по себе заточен на то, чтобы найти какой-то изъян и вытащить его. Если все будут говорить только позитив, то это сплошные розовые очки. Зачем тогда комментировать?
— Вы говорите, что есть что покритиковать в Казани. Что, например?
— В прошлом году я был в Казани, поехал в Дербышки, чтобы пройти по старым местам. Это кошмар. Наверное, после войны было лучше. Асфальт весь раздолбан, пройти невозможно. Пыль, грязь! Бабушки торгуют всякой ерундой на ящиках вокруг базара. Это бедлам. Если мы говорим, что Казань стремится стать хорошим городом, надо соответствовать. Любой иностранец отъедет на такси, а есть такие люди, которые любят забираться не только туда, где лицо города, и они увидят весь этот кошмар. То же самое даже в центре. Например, красивое здание, а сделал шаг в сторону — и пошло-поехало: либо грязь, либо пыль, либо развороченная мостовая. Но получилось так: было село, туда понаставили всего крутого городского, и получилось не то и не это. И приятность села ушла, и приятности города не получилось.
Я не хочу выглядеть варягом, который сидит в Москве и критикует. Я уже представляю, что мне ответят местечковые патриоты, будут бить себя в грудь, что они третья столица мира. Безусловно, прогресс огромный, но вот эти мелочи... У англичан есть половица: «В мелочах прячется дьявол». Так вот эти мелочи добивают всех. В Москве то же самое творится. Поэтому, мне кажется, нельзя бездумно брать и насаживать столичный гламур без соответствующего подхода. Если в Москве на тех же Патриарших все сделали «от и до», да так, что лучше Лондона стало, то в Казани до этого «до» еще очень-очень далеко. Либо надо оставить как было. Я бы оставил как было. Конечно, надо сделать людям хорошие квартиры, переселить из ветхого жилья. Но зачем рушить старинные особняки и прокладывать магистрали, которые забивают весь город? В результате теряется приятность.
— И все-таки у вас от Казани сейчас больше положительных эмоций или отрицательных?
— Они будут положительными в любом случае. Человек как устроен? Если тот период жизни, который связан с тем или иным местом, был счастливым, значит, эмоции будут положительными всегда, что бы там ни произошло. У меня дедушка всегда с радостью и счастьем рассказывал про Великую Отечественную войну. Почему? Потому что он был тогда молод. Человек на отдалении лет забывает все, что там было: вши, окопы, грязь, смерть. Это все затирается. А остается то, что он был молод, силен. Это был период свершений. Моя бабушка тоже всегда говорила, что хотела бы вернуться в 1945 - 1947 годы. Так и у меня: все дальше уходишь от того периода, приятное остается, а все негативное память затирает, и уже не вспоминаешь этого.
«КАК ТАКОВОЙ ПАРТИЙНОЙ ЖИЗНИ В РОССИИ НЕТ»
— В 2004 году, когда вы еще были в Казани, вы дали интервью одному татарстанскому СМИ. Вас спросили про глобальную цель в жизни. Помните, о чем говорили?
— Плохо.
— Я напомню. Вот цитата: «Пусть это нескромно, но я хотел бы попробовать себя в политических структурах. Пока подобных предложений нет». Удалось ли к ней прийти? Изменилась ли эта цель сейчас?
— Нет, не удалось прийти. И вот почему. Да, я на тот момент чувствовал определенный карьерный потолок, было желание поработать на общество. Я думаю, у всех возникает в определенный период такое желание, особенно у менеджеров, директоров, управленцев. Но мне такие предложения не поступали, хотя я входил в какой-то кадровый резерв, мне даже грамоту вручал Борис Грызлов. Но далее этого не продвинулось. Не было выходов на соответствующих людей, с которыми можно «засветиться». Не секрет, что у нас вся политика построена на том, что надо «стоять ближе к телу». Если ты стоишь первым, даже если ты пень пнем, то засветишься. Если ты дурак, то молчи и тебя куда-нибудь выдвинут, в крайнем случае ответственным секретарем бумажки складывать. А если ты не дурак, а еще умеешь говорить правильно, то тебя сделают кем-то повыше.
Но чем дальше ты от тела, тем меньше вероятность кем-то стать. Вся эта цепочка перед тобой будет тебя использовать: стоишь шестым — пятый будет использовать. Я одно время писал аналитику и доклады одной женщине — известному депутату, так что я все это прекрасно видел и ощутил. Не стоял я ни первым, ни вторым, ни третьим, так что никуда не попал. А публичной политики у нас в России нет и быть пока не может, я считаю.
— Почему?
— Потому что у нас это поле жестко регулируемое, по моему мнению. У нас в этом погорелом театре есть персонажи, которые играют определенную роль. Кто-то играет роль коммуниста, кто-то — социал-демократа или либерал-демократа и так далее. Карликовые партии, которые жестко пуповиной привязаны к управлению делами президента. Это просто спектакль, который разыгрывают. Вам нужна демократия? Вот она. Нужен коммунист? Вам туда. Либерал-демократ? Пожалуйста, Владимир Вольфович выступает...
Есть большая аморфная масса под названием «Единая Россия», которая является не партией, а сборищем по интересам. Туда навступали чиновники, потому что так надо, нельзя же быть сегодня чиновником и не членом «Единой России». То же самое было в КПСС: можно было не быть коммунистом только если ты был гением, например, Курчатовым или Королевым. А вот если ты не гений, а функционер, то тебя легко заменить: люди умирают и прекрасно заменяются такими же естественным путем.
Кто-то в «Единую Россию» вступил по личным интересам, например, всякие бизнесмены, либо просто хотел спрятаться от закона и так далее. Так что это, по моему мнению, не партия. Как таковой партийной жизни в России нет.
— Но все-таки вы в 2004 году ставили перед собой цель стать политиком.
— То, что я описываю, началось примерно с 2009 - 2010 года. Я как-то об этом даже в комментариях писал. До этого в стране все было более-менее живое, развивалось, чувствовалось движение, не было закоренелого консерватизма. Поэтому я тогда еще лелеял надежду, что смогу. А сейчас я точно знаю, что этого не будет.
— На тот момент вы бы себя к какой политической силе приписали?
— Тогда не было такого жесткого разделения, как сейчас: либералы, патриоты и так далее. Я считаю, что всех сейчас специально разделила пропаганда. Начиная с 2010 года начали втолковывать, что одни хорошие, а другие плохие, а это путь в тупик. Тогда, в 2004 году, было определенное гражданское общество.
— Так себя вы к кому бы отнесли в этой системе координат?
— Я не хочу рисовать мрачную картину. Есть огромная масса людей (надеюсь, что огромная), которая соображает, которая, будучи патриотами, понимает, что для страны развитие не может быть через закрытие общества и отсутствие какой-либо конкуренции на общественном поле. Поэтому я себя отношу к этому большинству. Хотя, если верить ВЦИОМ и «Левада-Центру», таких людей меньшинство.
— А по вашим ощущениям их большинство?
— Не знаю, по крайней мере, по моим субъективным ощущениям. С кем бы я ни общался, мне никто не говорил, что надо загнать страну обратно в прошлое, закрыть все границы. Все люди хотят жить хорошо, пользоваться нормальной аппаратурой, смотреть телевизор, фильмы, ездить за границу или по стране. Это же не является показателем патриотизма — ездишь ты в Крым, Словению или Японию.
«У Путина в 2000 году не было времени, надо было делать все быстро. Поэтому он встал на путь ручного управления. Для этого Думу надо было превратить в статистов, который бы только печатали законы»
«У НАС ЕДИНСТВЕННАЯ В МИРЕ СТРАНА, КОТОРАЯ ТАК ЗАВИСИТ ОТ СУБЪЕКТИВНОГО ФАКТОРА»
— К слову, не так давно у нас на сайте к новости про Павла Дурова вы написали в комментарии: «Страна все больше удаляется от нормального гражданского общества и все больше скатывается в фантасмагорию с удивительным смешением имперско-монархических идей, ностальгии по сталинской модели и реалиям олигархического капитализма». Почему так случилось?
— Потому что нет конкуренции. Я, в принципе, понимаю Путина, во всяком случае, считаю, что понимаю его действия. У меня такое впечатление, что, став президентом, он, естественно, захотел сделать много и быстро, потому что видел, что страна в шатком состоянии, а тут еще всякие олигархи. Я прекрасно помню свои мысли в 1997 году: «Хорошо бы пришел такой правитель, который бы, наконец, навел порядок, разогнал всю шушеру». Думаю, когда Путин пришел, у него было большое желание все это делать. А когда ты хочешь это делать, ты должен работать в «ручном режиме». Если ты будешь делать так, как принято, это займет большое время.
Я работал в Бангладеш, Непале, часто езжу в Германию, поэтому вижу, как работают там, а как здесь. В Германии, если надо что-то изменить, все займет три-четыре месяца, пока они проведут через Бундестаг, пока договорятся. Работают медленно, но надежно. Но у них есть время, у них все стабильно. А у Путина в 2000 году не было времени, надо было делать все быстро. Поэтому он встал на путь ручного управления. Для этого Думу надо было превратить в статистов, который бы только печатали законы.
— Взбесившийся принтер?
— Да, если бы они каждый раз все обсуждали, то это затягивало бы время. Я очень сомневаюсь, что Путин тогда руководствовался какими-то меркантильными вопросами. Но пойдя по этой дороге, он вовремя не остановился и не стал развивать гражданское общество. Любое общество может двумя путями контролироваться: репрессивный (прокуратура, уголовные дела, биение по голове палкой) или определенная степень саморегуляции (независимые СМИ, активисты). Я считаю, что если общество хочет развиваться стабильно, то оно должно опираться на эту систему — на гражданское общество, свободные СМИ. А если оно хочет законсервироваться, то должно применять репрессивный аппарат, который всегда имеет тенденцию разрастаться. У людей, которые попадают в эту систему, сразу появляется желание всем рот заткнуть.
А у нас и народ не приучен к гражданскому обществу. Получается так, что у Путина была возможность гражданское общество взрастить, потому что он сам по себе адекватный и нормальный руководитель. И это гражданское общество впоследствии не позволило бы страну гнуть в бараний рог. Но в результате у нас пошли по-другому: ручное управление, при котором вокруг набралась кучка людей, которая быстро разбогатела.
В результате на данный момент мы не имеем живой политической жизни, у нас нет политических партий. Даже в Бангладеш есть две основные партии, которые меняются. И там прекрасно все знают, чего ждать от этих партий. У нас же никто ничего не знает, что будет дальше.
Хотя условному дяде Пете все равно, он ничего не решает в обществе. У нас в России народ вообще мало когда что решал. В 1917 - 1918 годах вот решил, а в остальное время ему только морковку в правильном направлении показывали.
— Может, как и сто лет назад, мы снова что-нибудь решим?
— Нет, я в это не верю. Должна сложиться серия тяжелых условий. К тому же сейчас совсем другое время и совсем другие люди. Путч каких-то отдельных граждан может быть, — скажем, ультранационалистов. Но и это будет не просто так, кто-то будет спонсировать это движение.
Соответственно, политических партий нет, политической жизни нет. Все «висит на одном гвозде», как я часто пишу в комментариях. Значит, нет уверенности. У нас единственная в мире страна, которая так зависит от субъективного фактора. Ядерная держава, «шестая часть земли с названьем кратким Русь» — единственная страна с таким фактором нестабильности. Сейчас все думают, что же будет дальше: то ли Путин будет два срока сидеть, то ли будет наследник, а если да, то кто и так далее. Это задача с многими неизвестными. Я не знаю, чем это закончится.
Но есть три пути. Либо Путин назначит нормального адекватного наследника, как Минниханов, и сам станет Шаймиевым. Либо назначит слабого, и его съедят после того, как сам Акела промахнется. Либо он уйдет и вообще никого не назначит, и это будет самый критический случай. Тогда существующие у власти пять-шесть группировок выберут самого слабого ставленника, так как всем будет страшно ставить сильного. А это опять приведет к тому, что страна на какое-то время погрузится в смуту, бардак. Конечно, это очень печально, в наше время информатизации и свободных границ так не должно быть. Страна должна развиваться в два раза быстрее. Нужно, чтобы была стабильность и предсказуемость в политической сфере, чтобы средний и крупный бизнес не морщил лоб и не думал о том, что же будет дальше, и не выводил деньги в другие страны. Так что к Путину у меня основная претензия в том, что он упустил 18 лет и не развивал гражданское общество.
— Может, боялся, что это гражданское общество его снесет?
— Чужая душа — потемки. Но я так не думаю. Гражданское общество его бы не скинуло. Да, оно бы ограничило в определенной степени какие-то его телодвижения. Общество может только предъявлять претензии. Например, сейчас Алексей Навальный предъявил претензии по поводу Дмитрия Медведева, который не мычит, не телится. Кстати, интересная позиция — он просто молчит. Раз Навальный предъявил претензии — назначьте служебное расследование, увольте с почетом или без. Когда федерального президента Германии Кристиана Вульфа обвинили в том, что он, используя дружеские отношения, взял кредит на 300 тысяч евро, жуткий скандал поднялся, его уволили и он год судился. Или недавно там уволили прокурора за то, что он ездил на дачу на служебной машине.
— У нас за такое не увольняют, еще и мигалки для этого выдают.
— О чем и речь. Но я не считаю, что гражданское общество снесло бы президента, но оно не дало бы его окружению обогащаться таким манером, как сейчас, они бы не получали большинство госконтрактов по щелчку пальцев. Но это все временные персонажи. Сегодня есть, а завтра — нет. А страна-то останется.
— Она не может развалиться?
— Вряд ли она развалится. Хоть и говорят, что Россия многонациональная, но по большому счету она достаточно однонациональная — сложился такой, как раньше говорили, советский народ. У нас есть кавказские республики, которые одно время считали, что могут жить без России. Но это не так. Они в последнюю очередь уйдут.
— Так что насчет вашей глобальной цели? Сейчас она в чем состоит?
— Сейчас у меня целей насчет политики нет. Мне бы, конечно, хотелось, — у меня есть большое желание и силы что-то делать. Но я прекрасно осознаю, что в данной ситуации это нереально: через «живую политику» не пройдешь, а через чиновничьи коридоры я не хожу. Поэтому у меня сейчас простые личные задачи. Например, есть проект, который я должен закончить — маленького сына надо вырастить. Но это лишь мои частные задачи.
«Татарстан интересно развивается, постоянно что-то происходит. Поэтому я постоянно читаю, но не всегда комментирую»
«СТОИЛО БЫ ВСЕ КОММЕНТАРИИ ДЕЛАТЬ НЕ АНОНИМНЫМИ»
— Чем вы сейчас занимаетесь? Знаю, вы только что вернулись из месячной командировки в Германию...
— Там у меня девелоперский проект. Последние лет 17 в Германии особо ничего не строили, сложился дефицит жилья. Плюс беженцы приехали. Поэтому сейчас там все бурно строится. У меня там есть русскоязычные друзья и партнеры, вот мы там и строим.
— Теперь поговорим про нашу газету. Давно нас читаете? Вы уехали из Казани в 2004 году, нашей газеты тогда еще не существовало.
— Я вас читаю примерно три года.
— Почему же вас заинтересовали новости Татарстана, если вы там не живете?
— Мне Татарстан близок. А вот про Хабаровск и Кавказ я не читаю. Все-таки у меня в республике много друзей. Татарстан интересно развивается, постоянно что-то происходит. Поэтому я постоянно читаю, но не всегда комментирую. Честно говоря, комментировать иногда хочется, но я вовремя останавливаюсь. Главное — не впадать в такое состояние, чтобы писать по каждому поводу. Хотя и говорить особо уже нечего. Когда ты уже высказал свою точку зрения по всем основным вопросам, комментарии повторяются.
— Какие темы вас больше всего интересуют? На что обращаете внимание в нашей газете?
— Иногда меня интересуют всякие воскресные статьи от разных людей, конспирологические бывают. Недавно Александр Проханов писал, что мы, татары, золотистые желуди. Забавно такое почитать, хотя кто-то такое серьезно воспринимает. Естественно, меня интересует политическая жизнь, основной мейнстрим. Хотя больше всего меня интересует экономика, как там все развивается, что открывается и закрывается.
— Какие-то еще татарстанские СМИ читаете?
— Нет. Зачем мне другие СМИ, если вы все охватываете? Вот вам бы еще, как РБК, свой телеканал иметь. Тогда вы поднялись бы на ступеньку выше. Я надеюсь, что вы разовьетесь из сильной региональной прессы в достаточно сильную федеральную, хотя это будет вас сильно ограничивать, потому что на федеральную прессу будут больше смотреть и рот затыкать.
— Спасибо, нам очень приятно. Мы развиваемся. У нас есть корпункты в Набережных Челнах, Москве...
— Чем выше ты поднимаешься, тем больше может оказаться ограничений. Хотя, опять же, хорошо, что у вас есть комментарии. Их практически нигде нет в других СМИ. А ваша газета держит формат. Я считаю, что это очень хорошо, потому что люди могут высказаться. Другое дело, что, конечно, это требует ресурсов, ведь каждый комментарий надо посмотреть на предмет его адекватности.
— У нас есть модераторы. Хотя некоторые читатели возмущаются, что их комментарии не пропускают.
— Глупо возмущаться. Во-первых, у газеты есть своя позиция. Во-вторых, газета несет ответственность по законодательству. И если она будет печатать всякую чушь или откровенную бредятину, то ее привлекут, а вот того дурачка, который все это строчит, причем чаще всего анонимно — нет.
Кстати, может быть, стоило бы все комментарии делать не анонимными. Я прекрасно понимаю, что человек может быть Пупкиным, а назваться Мюллером. Но тем не менее, когда ты записываешься кем-то, даешь свою электронную почту, все равно чувствуешь определенную ответственность. Тем более наш человек, который привык, что за ним везде следят, что его все равно найдут, если он бредятину напишет. Это заставит людей более ответственно относиться к своим комментариям.
— Но вы же сами зарегистрировались недавно. Почему?
— Честно говоря, не знаю, не могу объяснить. Я тоже зарегистрировался не под своим именем, хотя у вас никто, кроме Мурата Сиразина, под своим именем не пишет. А он вообще уникум в своем роде, передаю ему привет.
— Какие темы вы любите читать, я поняла. А какие темы любите комментировать?
— Глобальные политические темы. Например, спортивные темы я не комментирую, они мне не интересны. О всяких темах про то, что прошел дождь и затопило улицы Казани, в пятый раз уже высказываться не хочется. Мне интересно писать комментарии, когда я людям хоть что-то пытаюсь донести. Я прекрасно понимаю, что, скорее всего, никому ничего не донесу. Все люди взрослые, у всех уже сформировавшееся мировоззрение. Каждый думает в меру своих шкурных, религиозных интересов или сложившихся в результате воспитания. Поэтому написав, что все висит на одном гвозде и что у нас нет гражданского общества, я просто лишний раз повторюсь, прокричу, меня прочитают и поставят плюсы те, кто и так все это знает. А те, кто меня не поддержит, поставят или минус, или совсем ничего. Поэтому я, конечно, не переоцениваю роль комментариев. Я их уже меньше пишу, может, даже буду читать, а писать не буду больше.
— Почему?
— Как поэт: все, что мог, написал. Но если вдруг изменится ситуация... Если, например, завтра Путин выступит и скажет: «Я решил уйти от вас».
— Я устал, я ухожу...
— Ага, и назначаю вместо себя виноградаря Медведева, вот тут можно будет что-то написать. У китайцев есть такое выражение: «Прежде чем что-либо написать, посмотри, как прекрасен белый лист бумаги». Поэтому иногда нет смысла и даже настроения писать. Думаю, что люди и так не дураки, все видят. А проблема в том, что те люди, которых касаются комментарии, их не читают.
— Чем вы увлекаетесь в свободное от работы время, если оно остается?
— Время всегда остается, если ты умеешь построить свой рабочий день и умеешь решать вопросы. Поэтому я либо книги читаю, либо спортом занимаюсь, либо езжу в горы в отпуск. На ски-туры люблю ходить, на специальных горных лыжах — на них можешь идти в гору, а потом спускаться.
— Еще в каких-то СМИ активно комментируете?
— Нет. Я и в социальных сетях не присутствую.
— Тогда нам вдвойне приятно, что вы у нас в лидерах. Спасибо, Марк Рафикович.
— Так и времени нет комментировать.
— Спасибо, что нам уделяете время.
— А вам спасибо, что пишете. Надеюсь, и комментаторы будут расти в своем уровне. А газета точно будет расти.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 133
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.