Евгений Гришковец Евгений Гришковец встречается с читателями не так часто, и то, что это произошло в Казани, скорее исключение Фото: Олег Платонов

«ВОТ ФУТБОЛИСТЫ СКОРО К ВАМ ПРИЕДУТ, ПУСТЬ ОНИ РАССКАЗЫВАЮТ О СВОИХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ О КАЗАНИ»

В Казани драматург и актер Евгений Гришковец на прошедшей неделе пробыл два дня и убил, можно сказать, сразу двух зайцев. В первый день он в одном из книжных магазинов города представлял свой новый автобиографичный роман «Театр отчаяния, или Отчаянный театр», а во второй день отыграл тоже новый моно-спектакль «Предисловие к роману».

По словам автора, это отдельные произведения, которые взаимопроникаемы, но все же человек, покупая билет, получает полноценный спектакль, который, наверное, задержится в его карьере.

Вообще, Гришковец встречается с читателями не так часто, и то, что это произошло в Казани, скорее исключение. В свое время он, когда впервые приезжал в столицу Татарстана со своим спектаклем, признался казанским журналистам, что дает пресс-конференцию у нас в первый и последний раз. Дескать, познакомились – и хватит.

На этот раз к публике он вышел в футболке «Сборная России по литературе», где себя видит на скамейке запасных. Однако вел себя Евгений Валерьевич, несмотря на то, что  ему, по собственному признанию, нравилось общение со своими поклонниками, порой очень заносчиво: сначала отказался отвечать на какие либо вопросы, не связанные с новым романом, хотя многие из собравшихся пока просто не успели его прочитать, так как  произведение поступил в продажу только в мае, затем ему не понравилось, когда попросили рассказать свои впечатления от Казани.

— Вот футболисты скоро к вам приедут, пусть они рассказывают о своих впечатлениях, — отпарировал он.

Еще Евгений Валерьевич признался:

— Я читаю очень медленно и путано и, как филолог, не могу читать быстро. Поэтому я не читаю газет и журналов, потому что я начинаю читать журналистский текст как литературный — медленно и вдумчиво. Мне от этого становится физически трудно, потому что это отвратительно написано.

Да и вообще отсутствие скромности просто сквозило в его словах:

— Сейчас я точно могу сказать, что я писатель и понимаю, что у меня получился большой роман. Я понимаю, что это значительное литературное произведение для сегодняшнего литературного контекста.

Как знать, может, оно так и есть. Однако, по его собственному признанию, Гришковца уже давно не номинировали на литературные премии — последнюю он получал как дебютант. Но все-таки главное в нашем государстве не награды, а народное признание, которое у писателя есть.

Автор начал свое общение с читателями с того, что перевел свой «Театр отчаяния» в цифры. Писал он роман более двух лет, получилось 906 страниц убористым почерком, на это ушло 7 кг бумаги, исписано 138 гелевых ручек.

— Разные задачи стоят перед писателем, который начинает заниматься мемуаристикой, — говорит Гришковец. — Для кого-то важно очень точно воспроизвести эпоху, вспомнить, что носили, что ели, что сколько стоило, какую музыку слушали. Для кого-то важны исторические события, которые происходили. Для меня исторический фон является только фоном, на котором происходят события с главным героем, в частности, со мной в возрасте от 17 до 33 лет. Роман заканчивается на том месте, когда герой делает спектакль «Как я съел собаку» и в первый раз его исполняет. С ним еще не  случилось успеха, он не стал человеком, который играет в театре и собирает большие залы. Это еще человек, который ни разу не стоял на сцене в театре, в зале которого больше 300 человек. И в этот момент происходит событие, которое полностью изменяет жизнь этого человека. А дальнейшее вам уже известно, если вам интересно то, чем я занимаюсь. Литература, профессиональный театр и так далее. Это история призвания, таинственного и непонятного явления, призвания как странной одержимости. Тут много приключений, забавных и страшных.

По словам Гришковца, он книгу писал намеренно очень литературным языком, и получился такой роман-испытание английского образца конца XVIII — начала XIX века. Он написан по классическим канонам, нормам и правилам, а такой роман должен быть обязательно очень большим. Вообще, по мнению Гришковца, это странное дело — написать книгу.

— Когда я запоем читал в юности, я никогда не мог представить, что напишу книгу, что можно будет зайти в книжный магазин и увидеть свою книгу. Я с трепетом относился к библиотеке. А теперь в библиотеке, в которую я ходил в детстве, есть целая полка моих книжек. Я этому не устаю удивляться, — скромно, но с достоинством заметил автор.


«ЛЮБИТЬ ГОРОД, В КОТОРОМ ТЫ ЖИВЕШЬ ТРУДНО, НЕ ЛЮБИТЬ ГОРАЗДО ЛЕГЧЕ»

Так как роман биографичный, то в нем есть персонажи из жизни самого Гришковца, в том числе и одноклассники, которые с удивлением увидели, как автор трактует их в собственной памяти.

— И потом все-таки литературные произведение — это не собственная жизнь. Невозможно написать так, как было. И не нужно. Очень часто в жизни бывает так, что несколько лет  жизни проходят ровно, практически без каких-то событий, а потом за год их может случиться целый клубок разной степени важности и трагичности. А в книге нужно развертывать жизнь, поэтому в романе хронология нарушена.

Так как большая часть книги посвящена Кемерову, корреспондент «БИЗНЕС Online» поинтересовался, много ли осталось в этом городе с детства самого Гришковца. То есть город стагнирует, учитывая последние печальные события, или все-таки развивается?

— Суть городов меняется мало, особенно городов сибирской глубинки. Казань один из немногих городов, который существенно поменялся за 20 лет. Я же помню,  как у вас было в 1994 году. Было страшновато. Тут такие ребята ходили, вам скажу. То есть я сам из Кемерова, а боялся здесь ходить. В нашем городе было очень жестко, но здесь у вас была просто жесть. В Кемерове осталась моя школа, детский сад с тем же названием, роддом... Существенно город не вырос за те 20 лет, пока я там не живу. На гербе города Кемерова изображена химическая колба и шестеренка. Что там может измениться? Но в этом городе, в Кемерове, было счастье, которое я нигде никогда не смогу испытать, потому что там было детство. Когда мне говорят, что были в Кемерово, делятся впечатлениями, что это такой прелестный город, замечательный центр сталинской застройки, я отвечаю: «Ты приехал туда на два дня, что там прелестного? Прогулялся, поел в ресторане, может быть, красивую девушку повстречал, каких там хватает, и все. Ты бы съездил в Кировский район, или в район РТС... Ну или бывает что люди говорят: «Был я в этом твоем Кемерове, такое г...» А я в свою очередь отвечаю: «Сам ты г..., там много хороших людей живут, что ты вообще понимаешь. Приехал туда на два дня».Только те люди, которые живут в городе, могут по-настоящему его оценивать, потому что с городом всегда сложные взаимоотношения. Любить город, в котором ты живешь, трудно, не любить гораздо легче. И нужно прислушиваться только к тем, кто любит свой город по-настоящему. От этого человека можно услышать, за что этот город действительно можно любить.

«КАЗАНЬ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ТЕАТРАЛЬНЫМ ГОРОДОМ»

Одна из поклонниц посетовала, почему в Казани обычно Гришковец играет только один спектакль, тогда как в некоторых городах России за одни гастроли он может сыграть и больше.

— В Екатеринбурге можно давать по пять спектаклей, в Новосибирске, Владивостоке – по два. Есть такие города, где меня особенно любят или просто могучие театральные города, как, к примеру, Челябинск. Казань не является театральным городом, и здесь не будет два аншлага подряд. Мы пробовали. В Саранск я больше вообще ездить не буду, пусть они приезжают сюда. В Ульяновске всегда полный зал. Этот город победнее, чем Саранск, но по размеру они одинаковы. Однажды мы приехали в Саранск и собрали  260 человек. В следующий раз — 264 человека. Еще через год было 256 зрителей, и больше там на спектакли публика в принципе не придет.  Так и хотелось сказать мордовцам: у вас слишком большой театр построен для вашего города. Страшно играть в пустом зале, если честно.

Вообще, в этот вечер Гришковец часто противопоставлял театр и литературу:

— Есть такая загадка: «Без окон без дверей полна горница людей». Но из этого текста понять ничего невозможно. Мы просто с детского сада знаем разгадку. Когда только начинаешь играть спектакль, размышляешь: это я сказал, но оно не было услышано публикой. Значит, нужно сказать то же самое, но другими словами. А в книге не так. Там человек один на один. В театре сидят 700 человек разного возраста, разного пола, разного социального значения и статуса, и они должны быть едины. А книгу человека читает сам, и он сам решает, дочитывать ему или нет.

В театре человек приходит, и я начинаю спектакль, идет два часа. И идёт так, как я его выстроил, его нужно смотреть с той скоростью, с какой я подаю. А литература — это высшая форма искусства, потому что здесь есть высочайшая вера читателя. Человек покупает книгу, несет домой, я не знаю, что он там с ней будет делать. Кто-то прочитает ее за три дня, а кто-то — за три месяца. Кто-то остановится и летом читать ее не будет, потому что тяжело такую книжку везти на море. Вернется – и дочитает.

«ТОЛЬКО СРЕДНИЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ, КОТОРЫЕ НЕ ИМЕЮТ БОЛЬШОГО ЛИТЕРАТУРНОГО КАЧЕСТВА,  ЛОЖИЛИСЬ В ОСНОВУ ГЕНИАЛЬНОГО КИНО»

Гришковец отказался от идеи снимать кино. Когда-то были попытки, однако он понял, что не может дать задание оператору, то есть может попросить из серии «сними мне, пожалуйста, как у Феллини или Тарковского», а объяснить, как именно, не может.  И писатель понял, что кино получится вторичным.

— В фильме «Сатисфакция» я скорее соавтор сценария и исполнитель главной роли. Я не умею писать сценарии, я писал там скорее диалоги. Сценарий писала режиссер Анна Матисон, сейчас Безрукова. Сценарий — это все-таки не то же самое, что писать литературу.

Гришковец посетовал, что его произведения никто не может экранизировать. Все сначала хотели перенести на экран «Рубашку», а потом поняли, что это невозможно. Хотели сделать из нее сериал — тоже не получается. По мнению автора, происходит так потому,  что это сугубо литература, это связано с фантазией, а кино само по себе очень конкретное. Настоящую литературу же невозможно экранизировать.

— Все экранизации большой литературы не удались. Они все плохи. Только средние литературные произведения, которые не имеют большого литературного качества,  ложились в основу гениального кино. Повествушка Булгакова «Собачье сердце» превратилась в замечательный телевизионный фильм. Но потом этот же режиссер снимает отвратительного «Мастера и Маргариту». У Юрия Олеши в романе «Зависть» есть маленький кусочек, который я всегда привожу в пример. Там Кавалеров идет на свидание к девушке, он очень волнуется, подходит к ее дому, смотрит в окно, разворачивается и уходит. Почему? Потому что в романе было написано, что из окна занавеска вырвалась, как рыдание. Как это можно показать в кино?

«ДОВЛАТОВ НЕ БЫЛ ПИСАТЕЛЕМ, ОН БЫЛ ПЬЯНИЦЕЙ, НО ПРЕКРАСНЫМ ПЬЯНИЦЕЙ, КОНЕЧНО»

Сегодня некоторые рассказы драматурга рекомендованы в качестве внеклассного чтения, но он против этого: 

— Пишет человек изложение, и после этого он уже никогда мою книгу не купит. После школьной программы у детей вырабатывается ненависть к литературе. Школьная программа меня лишает доходов. А если заставят писать сочинение по моей литературе? Там же никакого сочинительства не было. Это был жестокий квест, попытка разгадать, что нравится учительнице. Разгадал — пятерка, не разгадал — трояк. Учительница, конечно, намекала на то, что ей нравится, правда, говорила об этом не в прямую, потому что если она говорила бы напрямую, то это был бы уже диктант.

Шутка понравилась аудитории. Однако вопрос про его отношение к Сергею Довлатову вызвал неожиданную бурную реакцию у Гришковца:

— Сейчас очень странный период, Довлатов стал какой-то священной иконой. Недавно кино вышло про него, Анна Безрукова снимает «Заповедник» по его рассказу.  Книгу «Следы на мне» я писал скорее в полемике с Довлатовым, потому что Довлатов не совсем литератор, он не вполне писатель. Он не понимал, что такое литературное искусство, он писал наслаждаясь, поэтому сейчас невозможно читать Довлатова. Мне 51 год, и не так много по времени меня от него отделяет. Я не понимаю, о чем у него написано. я не знаю, что они пили, что  слушали, я не помню этих реалий. А эти реалии для него бесконечно важны, потому что он думал, что это останется навсегда. Он настолько наслаждался тем, что его окружало, вот этой жизнью, И там многие вещи не имеют никакого художественного оправдания. Он не был писателем, он был прекрасным гуманистом. У него была интересная судьба, он был широкой широты души человек и большого таланта. Но он не трудился, он лентяй, разгильдяй и пьяница, но прекрасный, конечно, пьяница. Но когда я читаю его, понимаю, сколько у него дарования, которого он не использовал. Может быть, перебухал.  Это невозможно читать, и это не станет классикой. Такая судьба. Для того чтобы стать писателем, нужно более строго относиться к самому себе. Я люблю Трифонова, Фазиля Искандера, есть масса наших советских литераторов, на кого я ориентируюсь. Но Довлатов не входит в их число.

«МНОГИЕ ИЗ ВАС НЕ ВИДЕЛИ МОЛОДЫХ ГРУЗИН НИКОГДА. СЕЙЧАС ОНИ ВЫЙДУТ, ЗАПОЮТ, И ВЫ ПОЙМЕТЕ, ЧТО ВЫ ПО ЭТОМУ ВСЮ ЖИЗНЬ СКУЧАЛИ, ПРОСТО НЕ ЗНАЛИ ОБ ЭТОМ»

По сути, Гришковец открыл широкой аудитории грузинскую группу Mgzavrebi. Когда-то они выступали вместе, сейчас же коллектив колесит по стране самостоятельно. При этом 80% песен на концертах на грузинском языке, однако публика остается в восторге и даже иногда подпевает.

Корреспондент «БИЗНЕС Online» поинтересовался у актера, как же он решился помочь грузинам, что называется, выйти в люди. 

— Ребята сами предложили посотрудничать. Я послушал их и понял, что очень хочу, чтобы их услышали по всей стране. С таким названием Mgzavrebi и в системе тех отношений, которые были тогда (да и сейчас не улучшились на государственном уровне, они все равно плохие), хотелось сделать совместный проект. И я решил подарить эту грузинскую группу моей аудитории. На первом концерте люди шли на меня, и творческий тандем состоялся очень быстро. Мы какое-то время погастролировали вместе и расстались. Сейчас они существуют самостоятельно и прекрасно себя ощущают. Я улучшил культурный контекст. Перед самым первым концертом я предупредил публику, что сейчас выйдут на сцену молодые грузины: «А многие из вас не видели молодых грузин никогда. Сейчас они выйдут, запоют, и вы поймете, что вы по этому всю жизнь скучали, просто не знали об этом».

По словам Гришковца, сотрудничество с Mgzavrebi или с теми же «Бигудями» — это желание оказаться на сцене, на которой он, по сути, находиться не должен и не может, потому что совсем не музыкант. Но есть большое желание попробовать, и он готов и дальше экспериментировать в этом направлении.

— Есть такой белорусский проект, группа Navi, он представлял свою страну на «Евровидении. Это хорошие ребята, мы сделали с ними колыбельную. А дальше я понимаю, что это самостоятельный творческий коллектив, с которым у нас такого тандема быть не может. Мы все заняты. Я всегда открыт к предложениям от музыкантов. Но сам я организовать музыкантов, дать им какое-то задание не смогу. Я не смогу сформулировать задачу.

Напоследок Гришковец поделился новостями, что в скором времени в свет выйдет видеозапись его спектакля «Прощание с бумагой». Но формат необычный, поскольку это будет представление в Австралии, где его текст для зрителей переводился на английский. И чтобы увидеть эту магию, он решил создать вот такой вот оригинальный видеоматериал. Да и «Предисловие к роману» тоже будет снято на видео, но только после того, как он отыграет спектакль не менее 100 раз.