Раис Гумеров, ГК «Мелита»: «Мы превращаемся в глобальное меховое ателье»

Раис Гумеров: «Раньше у нас был рекламный слоган «Мелита» — легенда российского меха». Реклама рекламой, но это так и есть на самом деле»

«РЫНОЧНОЙ ПРОДУКЦИИ НЕ НАБИРАЛОСЬ И 1 ПРОЦЕНТА»

— Раис Хафизович, «Мелиту» некогда прославила мутоновая шуба. А где она теперь?

— Любой непродовольственный товар имеет свой жизненный цикл. Вспомним: были катушечные магнитофоны, потом кассетные, СD, «цифра». Сейчас уже практически никаких нет. Все меняется. Это касается в полной мере и меховых изделий. Было время, когда мы вместе с фабрикой «Спартак» выпускали 220 тысяч унтов в год. И они были всем нужны, еще не хватало. Сейчас, увы, это абсолютно невостребованный товар.

Для любой советской женщины мутоновая шуба была мечтой, но их тогда шили очень мало. Максимум 2 тысячи в год, при том что у нас работали 5,5 тысяч человек. До 90-х годов меховые изделия вообще были страшным дефицитом. Бельковую шапку, госцена которой была 20–30 рублей, на Сорочке (самый популярный в те годы непродовольственный базар в Казани — прим. ред.) продавали за 180–200 рублей. Раньше же доля рыночной продукции была ничтожна: не набиралось и 1 процента. Наше меховое предприятие производило колоссальное количество полушубков, крытых курток, меховых шапок и так далее, но все это был госзаказ.

— В советские времена армию одевали добротно?

— Верно. Помню, летная куртка (а я служил в авиации) была дефицитом. На черном рынке такая хорошая дубленая зимняя куртка стоила 500 рублей. По тем временам страшно дорого: это было равноценно двухмесячной зарплате.

«Бренд позволяет нам продавать высокомаржинальную продукцию»

— Зато, наверное, это была куртка чуть ли не на всю жизнь?

— Ее даже передавали следующим поколениям. А потом форму для армии разрабатывал Юдашкин. Натурального меха в ней не осталось... К слову, во времена СССР мы одевали также милицию, нефтяников, газовиков. Зато последние 10 лет рыночная продукция составляет у нас все 100 процентов.

— И даже никакой небольшой доли госзаказа?

— Нет. Последний госзаказ мы выполнили, когда армия перешла на новую форму для генералов. Это было еще во времена Анатолия Сердюкова, лет 6–7 назад. Совместно с ним ее и разрабатывали. Это были кожано-овчинные пальто. Надо сказать, Сердюков серьезно подошел к этому делу, вносил вполне осмысленные коррективы. Это была интересная работа. И результат получился достойный — своего рода универсальная форма: военная, в то же время в ней можно ходить и на гражданке. Кстати, генералы ее и сейчас носят.

— Новых заказов не было?

— Нет. Мы даже и не стремились их получить: большой рентабельности там не было. В госзаказе же главный или почти единственный фактор — цена, поэтому преимущество имеет тот, кто производит дешевый, пусть и не очень качественный, товар.

«Сейчас в целом таких клиентов, чтобы пришли с улицы и купили, становится все меньше»

«КАК ШУБА МОЖЕТ СТОИТЬ 30 ТЫСЯЧ, ЕСЛИ ТАМ НОРКИ, ИЗВИНИТЕ, НА 50 ТЫСЯЧ?!»

— Получается, мутоновые шубы за это время ушли в небытие, как и меховая экипировка для служивых?

— В 90-е годы в Кавказских Минеральных Водах открылись сотни предприятий, которые только и делали, что их «штамповали». И мы их стали отшивать по 55 тысяч штук в год. Всех одели в мутон. Наступили 2000-е, народ стал немножко состоятельнее. У женщин появилась новая мечта — норковая шуба. Здесь, конечно, помогли китайцы, которые завезли на всю страну шубы любого качества и стоимости. Всех переодели в норку. Но те дамы, кто купили дешевую шубу за 30–40 тысяч рублей, уже через год увидели, что она потеряла товарный вид. Естественно, у них больше нет желания покупать шубу. Те же, кто приобрел качественное изделие, могут носить его 10 лет. Новая шуба им тоже не скоро понадобится.

— А каков срок носки мутоновых шуб?

— Вообще 15–20 лет. Но некоторые приносят нам на ремонт шубы, которые лет 25 назад покупали еще их родители. Фактически спрос на мутоновые шубы за последние 10 лет упал в 50 раз: практически до нуля.

— Все дело в том, что меховая мода меняется? К тому же мутоновые шубки смотрелись незатейливо.

— Мутоновая шуба 2010 года не то что 1990-го: она и в три раза легче, и изящнее, и со всякими отделками. Но «жизнь» изделия рано или поздно заканчивается.

— В 90-е годы шубы в Россию везли из Греции — и это были уже разнообразные меха, а потом этот поток иссяк.

— Его Китай перебил. Греческие шубы, естественно, были более качественными, чем китайские. Греки научились скорняжному делу в Германии, куда уезжали после войны на заработки. Перенесли к себе, развили. Взять, к примеру, Касторию, в которой мы были в 1994 году на международной выставке. Весь город — это меховое производство. В подвале — мастерская, на первом этаже — магазин, на втором этаже живет хозяин. И так в каждом доме! Там были сотни предприятий. Но большинство из них закончило деятельность, потому что с китайцами конкурировать невозможно. Смотришь иногда на их шубу и не понимаешь: как она может стоить 30 тысяч, если там норки, извините, на 50 тысяч?! Конечно, ее вытянут так, что чуть ли не сквозь эту шкурку можно смотреть.

Последние три-четыре года покупательная способность населения вообще стремительно падает. В первую очередь это ощущают те предприятия, которые выпускают продукцию длительного пользования. Шубы к таковым и относятся.

«Перейдя в один магазин, мы в объемах продаж не упали»

«УЖЕ НИКОГДА НЕ БУДЕТ, ЧТОБЫ МЕХОВЫХ МАГАЗИНОВ БЫЛО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ХЛЕБНЫХ»

— В свое время вы прогнозировали, что сезон 2015 года многие меховщики не переживут.

— Многие и уходили — банкротились, поскольку были заточены на мутон. Пытались перестроиться на пушнину, но у большинства это не получилось. Казалось бы, какая разница — шить из мутона или из норки? А технология пошива принципиально другая. Многие предприятия даже были вынуждены привлекать специалистов из Турции и Греции. Одним словом, перестройка зачастую проходила драматично. А мы пушнину всегда выпускали и, наверное, раньше всех начали сокращать производство мутоновых изделий, причем резко: каждый год в два-три раза, поэтому пережили этот кризис менее болезненно, чем остальные.

А начиная с прошлого года нас накрыло падением спроса. Это сейчас главная проблема мехового бизнеса. Второе — это административное и технологическое давление. Сейчас вот меховые предприятия Кавказских Минеральных Вод, а это основная «меховая житница» России, испытывают сильный прессинг со стороны различных проверяющих органов. Видимо, это влияние импортеров, продающих дешевые ввозимые меха по тройной цене. Идет конкурентная борьба на выживание.

— Как вы рассчитываете выстраивать работу предприятия в этой непростой ситуации?

— Меховые изделия перестали быть товаром массового спроса. Но это не значит, что их вообще не будет. У мехов тысячелетняя история. Я думаю, они будут востребованы и в будущем, просто у них будет несколько другое предназначение: престижной одежды, предмета роскоши. Так когда-то уже было. В середине прошлого века норковая шуба стоила как квартира или, например, машина, а сейчас даже элитные меховые изделия обходятся намного дешевле. Тем не менее есть дорогие меха: соболь, куница, рысь и т. д. У нас сейчас много таких изделий. В последние три-четыре года мы сосредоточились на более дорогих мехах. В элитном сегменте спрос тоже чуть падает, но не так стремительно, как в среднем, потому что у богатых людей деньги есть.

— Это общая тенденция: шуба из предмета массового спроса становится продуктом люкс?

— Да. Уже никогда не будет такого, что в каждом городе меховых магазинов было больше, чем хлебных. Например, 30 лет назад в Казани было два-три магазина, торгующих мехами, а 5–6 лет назад — уже более 200: практически на каждом углу. Последние три-четыре года мы наблюдаем сокращение их количества. Сейчас их уже меньше сотни. Этот процесс продолжается. Я думаю, что еще года через два-три останется максимум 15–20 меховых магазинов. И этого будет вполне достаточно.

«Мы сделали и огромную, на тысячу машин, парковку»

«ЕСЛИ НА 100 ЧЕЛОВЕК В ПУХОВИКАХ ПРИХОДИТСЯ ДВОЕ В ШУБАХ, ЭТО УЖЕ ХОРОШО»

— Помимо падения покупательского спроса, еще и климат стал другим. Раньше сложно было представить зиму без 30-градусных морозов.

— Большее значение имеет, наверное, даже не потепление климата, а то, что на рынке массово появляются товары, которые являются как бы заменой. Так, на замену шубам пришли пуховики.

У шубы из натурального меха, конечно, есть преимущества. В ней не так жарко в теплую погоду — все-таки изделие дышит; когда очень холодно, в ней комфортнее. Тем не менее, встав перед выбором — пуховик за 2–3 тысячи либо шуба за 50 тысяч, человек с низкой покупательской способностью, естественно, выберет пуховик. Хотя у нас в «Меховом квартале» есть натуральные шубы из мутона нашего производства по 2,5–5 тысяч рублей. Причем это качественные изделия, которые будут носиться 10 лет.

— Выходит, вы окончательно не попрощались с мутоном?

— Мы допродаем последнюю отшитую партию из овчины.

— Вам, наверное, не очень приятно видеть людей в пуховиках?

— У меня на этот счет нет никаких эмоций. Просто иногда я на улице машинально начинаю отмечать, во что одеты люди, которые встретились мне по пути. Так вот, если на 100 человек в пуховиках приходится двое в шубах, это уже хорошо.

«Ну и цвета самые разнообразные — от ультра до спокойных пастельных, любые фантазийные рисунки: скажем, геометрический может переходить в какой-то цветочный и т. п.»

— Это еще и дань климату, который движется в сторону потепления?

— В какой-то мере. В Европе тоже носят натуральные меха. В то же время есть те, кто их не приемлет: я о движении «зеленых». В каком-то городе даже возник скандал из-за того, что человек купил пальто из искусственного меха, а впоследствии оказалось, что это натуральный кролик. И это вызвало бурный протест. Хотя все они спокойно едят мясо, носят кожаную обувь. Тем более что на меха-то процентов на 95 используют не диких зверей, а специально выращенных. И тем не менее...

— Коллеги мне рассказывали, что, когда Сабантуй привозили в Париж и делали большую презентацию про Татарстан для турагентов, во время рассказа про наше большое меховое предприятие по залу прокатился гул неудовольствия...

— Во Франции эта тема искусственно раздута. А вот в Италии к этому спокойно относятся. На улице можно увидеть, что кто-то идет в босоножках и топе, а кто-то в это же время — в норковой шубе.

— Если в Москве в метро зашла девушка в шубе, значит, провинциалка. Там другая скорость жизни: передвигаться надо быстрее. Меховая одежда в этот ритм жизни не вписывается.

— Это так, потому в прошлом году мы даже закрыли в Москве свой магазин. Он просуществовал лет семь и за последние четыре года упал в продажах примерно в 10 раз.

Хотя, замечу, если будешь расхаживать в Первопрестольной в соболиной шубе, другой разговор. К нам каждый год приезжает москвичка Ирина Крутикова. Действительный член Академии художеств, она считается одним из лучших в мире дизайнеров по меху. Скажу без ложной скромности: шубы из соболя и других дорогих мехов для своих клиентов она шьет только у нас. Причем в этом году такое предложение поступило от нее в сезон. Я взмолился: «Ирина Владимировна, у нас сейчас очень много работы. Закажите где-нибудь в Москве». Она в ответ: «Кроме вас, никто хорошо не сделает!» Хотя Крутиковой 80 лет, она очень деятельная. И вообще умница: у нее свой стиль и изделия необычные. Они, конечно же, рассчитаны на элиту. Мы в 90-х годах имели неосторожность применить к ее творениям массовость. Пошили тысячу курток из песца и потом несколько лет продавали — по цене ниже овчины (смеется).

«Идентификационные метки применяются уже полтора года, а доля китайского ширпотреба на рынке не уменьшилась»

«МЫ ВОСПРОИЗВОДИЛИ КАРТИНЫ КЛИМТА, МОЖНО СКАЗАТЬ, ОДИН В ОДИН»

— Какие последние тенденции в меховой моде?

— Если судить по недавней миланской выставке, сейчас в моде эклектика. Раньше было принято, чтобы классическая шуба или полушубок были из одного вида меха, менялась только форма воротника, рукав, сам фасон. А сейчас в одном изделии может присутствовать пять-шесть видов меха: сочетаемые, несочетаемые. Ну и цвета самые разнообразные — от ультра до спокойных пастельных, любые фантазийные рисунки: скажем, геометрический может переходить в какой-то цветочный и т. п. Одним словом, основная тенденция такая — современные изделия не должны быть скучными.

— То есть приветствуются смелые, неожиданные решения?

— Именно. Кстати говоря, эту тенденцию комбинированных изделий в 90-е годы начали мы. Сначала это была овчина с каракулем, потом добавляли разную пушнину. В результате у нас уже лет 15 назад в одном изделии было использовано 4–5 разных видов меха, а сейчас это массовый тренд.

Никто так не работает в плане инкрустации, как мы. Это наш конек. Мы делали картины Густава Климта на мутоне, можно сказать, один в один. В свое время у нас даже была такая мини-коллекция — 10–15 изделий, набранных из кусочков. И для всех это тогда было шоком. Показав эти шубы в Милане, мы услышали восторженные отзывы: «Ах! Разве из овчины такое можно сделать?!» Одно изделие мы продали в России за 3 тысячи долларов, а сейчас и из пушнины все делаем.

— Все эти кусочки нужно же еще соединить...

— Конечно, затраты материала при этом минимальные, а трудоемкость огромная.

«В моде эклектика. В одном изделии может присутствовать пять-шесть видов меха: сочетаемые, несочетаемые...»

— Честно говоря, мода на эклектику похожа на хитрость производителей: все остатки меха, что называется, идут в дело.

— Этот момент тоже присутствует. Вообще, эта тенденция нарастала на протяжении последних пяти-шести лет, но в этом году в Милане она была представлена как никогда. Выставка в Гонконге была более сдержанной, ориентированной на повседневный спрос, а вот итальянская стала просто фееричной.

— Вы лично на ней присутствовали?

— Да. Помимо прочего, у меня сложилось ощущение, что выставки в Китае, Шанхае, Гонконге заметно обеднели по сравнению с прошлыми годами. Причина в том, что спрос на меха в мире падает, причем существенно.

— Вероятно, и участников было представлено меньше?

— Намного. Гораздо меньше было и покупателей. В первую очередь потому, что основные скупщики всегда были из России. Сказать, что для меховщиков в нашей стране наступили черные времена, не сказать ничего. Но в Милане все было по-другому. Во-первых, они расширили выставку за счет привлечения несколько других секторов. Мы даже закупили там пару коллекций. Например, интересны пальто и накидки из кашемира с пушниной. Хотим немного расширить ассортиментную линейку.

«Мы делали картины Густава Климта на мутоне, можно сказать, один в один»

— Это одежда на межсезонье?

— Да, на весну – осень. Мы заказали верхнюю женскую одежду из кашемира Loro Piana, известного итальянского бренда, с отделками из соболей, рыси. Эта тема у нас тоже появится к осеннему сезону.

— Меха вытесняют новые материалы?

— Это не вытеснение. Для России это в какой-то мере возврат в прошлое — на 30 лет назад, когда все у нас носили драповые пальто с меховым воротником. Мы сами не первый год сочетаем различные виды меха по текстуре волоса и цвету с текстильным материалом, кожей и т. д. В тех же мужских куртках у нас снаружи использована непромокаемая плащевка итальянского производства, внутри — мех. С кашемиром мы тоже уже лет 7–8 работаем. Но сейчас представлен несколько иной качественный уровень: это более изысканные и роскошные изделия. Кашемир для них используется тонкий, нежный.

«Начиная с прошлого года нас накрыло падением спроса. Это сейчас главная проблема мехового бизнеса»

«САНИ НЕЗАЧЕМ ГОТОВИТЬ ЛЕТОМ, ЕСЛИ ЗНАЕШЬ, ЧТО ИХ МОЖНО КУПИТЬ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ»

— Ранее деятельность предприятия у вас была структурирована по видам.

— «Мелита» — это по-прежнему группа компаний. Выделка и пошив меховых изделий — раз, их продажа — два. Текстильное производство, которое мы в 2015 году только собирались запускать, — три. Не сказать, что это сверхуспешный проект. К сожалению, там спрос тоже значительно меньше, чем возможности производства. В предыдущие годы мы выпускали десятки миллионов метров георгиевской ленты. Даже стали ее основными производителями в России. Но последние два-три года градус патриотизма несколько снизился и спрос резко пошел на убыль: упал в два-три раза.

— Это был госзаказ?

— Нет. Георгиевскую ленту у нас покупали коммерческие структуры. Тот же Сбербанк много приобретал для своих клиентов.

— Когда у вас самый высокий спрос на меха?

— Сезон стал короче. Раньше он длился с августа по декабрь, а сейчас начинается только с наступлением холодов — с ноября — и заканчивается Новым годом.

— Иначе говоря, шубы покупают в последний момент. С чем это связано: у людей стало меньше денег?

— Во-первых, кошельки действительно похудели. Во-вторых, незачем готовить сани летом, если знаешь, что можешь в любое время прийти в магазин и их купить: на российский рынок работает большая часть мирового мехового бизнеса.

«Основная тенденция такая — современные изделия не должны быть скучными»

— Чем это оказалось для вас чревато?

— Узкий сезон предполагает кредитование. Мы знаем, что это такое. В 2000-е годы бывало, что на предприятии висело до 500 миллионов рублей кредитного долга. В такой ситуации ты фактически работаешь только на проценты по кредиту. Чтобы сгладить сезонность, мы и занялись арендным бизнесом.

— Речь о «Меховом квартале»?

— Это только маленький сегмент арендного бизнеса. К примеру, в нашей бывшей заводской столовой сделали достойный ремонт. Теперь это как минимум кафе, где можно пообедать за 100 рублей. Сюда приезжают перекусить со всего города. Летом в сквере даже свадьбы проводят.

— Это ваша столовая?

— Нет, это отдельный бизнес. Им занимается один из наших арендаторов. Вообще это челнинская сеть... В целом у нас примерно 320 разных арендаторов. Только производственной деятельности представлено 40 видов — изготовление мебели, металлических дверей, окон ПВХ, сувениров, а также ретейл, полиграфия, грузоперевозки, кожгалантерея. В их числе те, кто продает меховые изделия. Таких предприятий в «Меховом квартале» некогда было 30, сейчас осталось 10. Это подтверждает общую тенденцию по падению мехового рынка.

— Они продают не вашу продукцию?

— Нет. На 80 процентов это зарубежные изделия: китайские, греческие, турецкие.

«Мы изготавливаем из пушнины, в частности меха бобров, еще и ковры. Это очень тонкая художественная работа»

«ДЛЯ АРЕНДНОГО БИЗНЕСА ЧТО ВЕСНА, ЧТО ОСЕНЬ — ВСЕ ЕДИНО»

— Значит ли это, что основные поступления средств вам обеспечивают арендаторы?

— Доля мехового бизнеса падает, но пока он все-таки основной и до прошлого года был прибыльным. В 2017 году по объему полученных средств он тоже первый, но прибыль уже ушла в ноль. Хотя мы падаем не так стремительно, как остальные: за год на 5–6 процентов. В этом году у многих моих знакомых меховщиков объемы продаж упали: у кого в 4–5 раз, а у кого-то – и в 10. Если упали в два раза, это уже считается неплохо.

Арендный же бизнес, а он в общей структуре доходов занимает у нас процентов 40, позволяет в межсезонье обойтись без кредитов. Для него что весна, что лето, осень — все едино. Но он простой только на первый взгляд. Этот район был абсолютно депрессивный — одно слово «промзона». В восприятии многих людей он таким и остался: «А, это где-то там, у черта на куличиках...» И это о территории за автовокзалом! Восемь лет назад мы начали ее облагораживать.

— Сейчас здесь все так аккуратно и симпатично.

— Мы тут и зеленые зоны сделали, и огромную, на тысячу машин, парковку. А потом еще и город начал строить жилье. В результате как бы притянули сюда центр города, хотя мы и так находимся в трех минутах езды от Кольца.

— Легко ли вам было привлечь арендаторов?

— Нелегко. В арендном бизнесе, как и в любом другом, предложение превышает спрос. Но у нас свои козыри: помимо близости к центру и вместительной парковки, это прекрасная четырехполосная дорога, которая появилась в прошлом городу, — спасибо городу и республике. И умеренные цены на аренду помещений. Они варьируются в пределах 200–500 рублей за квадратный метр в зависимости от назначения.

«Арендный бизнес позволяет в межсезонье обойтись без кредитов»

— Все эти годы для вас главная стратегия «как не пропасть, не закрыться»?

— Нам нельзя закрываться. Раньше у нас был рекламный слоган «Мелита» — легенда российского меха». Реклама рекламой, но это так и есть на самом деле. В этом году нашему предприятию исполняется 90 лет. В 1928 году частные предприятия объединили и создали меховой комбинат. Но, если досконально разбираться, скорняжные мастерские, давшие им начало, имели место уже в 1850 году. То есть нашей истории почти 200 лет. К слову, в СССР было больше трех десятков крупных меховых предприятий, многие из которых были нас старше, но все они уже давно закрылись.

К сожалению, все отрасли, ориентированные на потребительский рынок, понесли катастрофические потери. Это видно даже на примере Казани. В нашем городе, помимо мехового, были швейное, обувное, кожевенное объединения, «Татшерсть», льнокомбинат и много других предприятий легпрома, на которых работали десятки тысяч человек. Где они? Увы, никого не осталось. Конечно, и мы очень серьезно сократились по сравнению с советскими временами, но таковы требования рынка и времени. Радует, что нам при этом удалось сохранить и даже улучшить основные компетенции мехового предприятия: мирового уровня выделку всех видов сырья и пошив изделий из них.

— Но теперь вы уже не крупное системообразующее предприятие, а скорее среднее или даже меньше?

— В меховом мире предприятия, подобные нашему, с численностью в 200 человек, считаются очень большими.

«Сейчас все хотят мех с сединой. И чем более седой, тем лучше»

«ВСЕ БОЛЬШЕ ПРЕВРАЩАЕМСЯ В ГЛОБАЛЬНОЕ МЕХОВОЕ АТЕЛЬЕ»

— В торговых центрах вы не представлены. А сколько у вас в Казани фирменных магазинов?

— Только один — на улице Гафури, а было пять. Но, перейдя в один магазин, мы в объемах продаж не упали. Это была неправильная позиция, чтобы и там и там открыть магазины. Ну пришел покупатель в такой 500-метровый магазин: ты никак не покажешь ему все, что у тебя есть. А здесь, на 3 тысячах «квадратов», можно все внимательно рассмотреть. В магазин, который находится в пределах города, люди при необходимости всегда приедут.

Площади в торговых центрах, например той же «Меге», меховщикам окупить просто невозможно. Мы там два года стояли, причем в хорошее время: лет 10–12 лет назад. В день по 20–30 изделий продавали, но арендная плата там все-равно сумасшедшая.

Сейчас в целом таких клиентов, чтобы пришли с улицы и купили шубу или полушубок, становится все меньше. Само собой, редко бывает, чтобы человек с ходу купил за 1,5 миллиона шубу из соболя, хотя у нас в салоне моделей из этого меха точно не один десяток. Половина продаж в межсезонье — это заказы на пошив. И их доля все растет. За основу берут уже увиденное изделие, выбирают цвет: потемнее-посветлее или тонировку, но с учетом индивидуальных особенностей своей фигуры. По большому счету мы все больше превращаемся в некое глобальное меховое ателье.

«В бывшую заводскую столовую приезжают перекусить со всего города»

— У шубы на заказ ценник, вероятно, уже дороже?

— Нет. Если шубу, которая в салоне стоит 200 тысяч, требуется чуть-чуть перекроить, это обойдется клиенту в итоге в те же 200 тысяч рублей. За заказ мы дополнительно деньги не берем, хотя наши дизайнеры в сезон работают на износ.

— Всегда ли заказчик остается доволен?

— И в нашей работе бывают издержки: не так поняли клиента, не так воплотили. Или, бывает, человек увидел красивую модель 44-го размера и заказал для себя, хотя носит 54-й размер. Естественно, готовое изделие будет смотреться не столь изящно, как ему представлялось.

— То есть одна из особенностей ваших денежных клиентов — их требовательность? Это диктует какой-то особый стиль работы?

— Мы исходим из принципа «клиент всегда прав». Ну переделаем еще и еще раз, пока не найдем приемлемый вариант. Конечно, в большинстве своем заказчики остаются довольны. Мех — это уже априори красиво.

«Сезон стал короче. Раньше он длился с августа по декабрь, а сейчас начинается только с наступлением холодов — с ноября — и заканчивается Новым годом»

«ШКУРКА СЕДОГО СОБОЛЯ МОЖЕТ СТОИТЬ 2 ТЫСЯЧИ ЕВРО»

— Сколько стоит сам мех и сколько все остальное: выделка, пошив?

— Как правило, на сырье приходится не больше 50 процентов затрат, но в разных мехах это соотношение может складываться по-разному. К примеру, в соболе цена исходного меха, само собой, будет больше.

— Где вы берете меха?

— На аукционах. В Хельсинки в марте закупили норку, песцов, лис, енотовидных собак, американских бобров, а на аукционе в Санкт-Петербурге приобрели достаточно много соболей. В основном это дикая пушнина.

— Иностранная?

— Соболь — это почти практически российская монополия. Он добывается по всей Сибири и на Дальнем Востоке. В зверсовхозах клеточный соболь тоже есть, но сейчас в тренде все-таки дикий, потому что он более светлый. Если 5–6 лет назад всем был нужен темно-коричневый соболь (а это стандартный цвет для клеточных зверьков), то сейчас все хотят светлый, с сединой. И чем более седой, тем лучше. Шкурка седого соболя может стоить 2 тысячи евро.

— Седой — это натуральный цвет или крашеный?

— Соболь бывает таким в дикой природе, просто реже встречается. Раньше, к слову, такие шкурки выбраковывали.

«В этом году нашему предприятию исполняется 90 лет»

— А норка в природе тоже бывает разных цветов?

— Нет, она коричневая. А десятки цветов — голубая, пастель, лаванда, ирис и другие — это результат мутаций и селекции в зверохозяйствах. А вот мех бобра в основном серый и коричневый. Мы его тонируем до темного или отбеливаем, а потом красим в любой цвет: бежевый, красный, желтый...

Мы изготавливаем из пушнины, в частности меха бобров, еще и ковры. Это очень тонкая художественная работа. Мех бобра низкой стрижки получается практически как полотно. Помимо красоты, он еще и очень приятный на ощупь. Ковровую тему мы развиваем уже лет 7–8. Не скажу, что это массовое производство... Скорее подарочный сегмент. Чтобы купить кому-то шубу, нужно знать не только размер и рост человека, но и его вкус. А такой ковер набросил на диван — красиво.

— Краска для меха должна быть устойчивой.

— Вся химия на 100 процентов — импорт. В России ничего подобного не производится: печальный факт.

— Происхождение краски, конечно же, сказывается на себестоимости изделия?

— Само собой.

«В 90-х годах имели неосторожность, пошили тысячу курток из песца и потом несколько лет продавали — по цене ниже овчины»

«ИТАЛЬЯНЦЫ ДЕЛАЮТ НЕ ХУЖЕ ВАС!»

— У вас уникальная ситуация: собственная выделка, имя на рынке?

— Да. Бренд, безусловно, позволяет нам продавать высокомаржинальную продукцию. Если ты сегодня открыл элитное ателье и начал продавать меховые изделия, провал почти гарантирован: тебя же никто не знает. Кроме того, должна быть гарантия качества. А ее может дать только тот, у кого есть собственная выделка.

— Вы шкуры только для себя выделываете?

— Нет, и на сторону тоже. Примерное соотношение: 50 на 50. По бобру такой выделки, как у нас, нет ни у кого в мире: это общепризнано. Как-то у нас побывал президент северо-американского аукциона. Обойдя после обстоятельной беседы все три этажа нашего мехового салона, он подытожил: «Согласен, бобер у вас лучший в мире, а норку и все остальное итальянцы делают не хуже вас».

— И это законодатели моды!

— Конечно, эту фразу можно расценить как комплимент. Но я обратил его внимание на один момент: «Наши шубы нет необходимости хранить в холодильнике: они выдерживают температуру плюс 55 градусов. А все итальянские — только 30–35 градусов». Он был так удивлен: «Да что вы говорите?! Я всю жизнь мехами занимаюсь, об этом не слышал!»

Существует такое понятие, как температура сваривания кожевой ткани. По большому счету наши шубы можно сушить возле батареи. А попробуйте оставить возле нее импортные меха — результат будет плачевным. У них в требованиях вообще нет температуры сваривания кожевой ткани. Как правило, для того чтобы изделие было легкое и пластичное, применяется более низкая температура, поэтому в летнюю жару такая шуба повисела в шкафу и все, поползла — волос выпадает, кожевая ткань рвется, появляется резкий запах...

— Вы рассказывали, что семья Ельцина у вас одевалась, другие VIP-персоны. А сейчас в числе ваших клиентов есть известные в России люди?

— Конечно, но называть я их не могу. К нам приезжает очень много гостей. В России нет другого такого предприятия с давней историей и своей выделкой. Мы можем сделать с мехом что только душа пожелает.

Лет 6–7 назад здесь у меня брали интервью две журналистки из журнала The Economist. Говорю им по окончании разговора: «Давайте зайдем в салон, может быть, себе что-то подберете». Они категорично: «Ну что вы, мы меха не носим!» Но из любопытства зашли. После того как я предложил одной из них примерить шубку, она передумала: «Fine! Я покупаю». Это была шуба из мутона низкой стрижки, которая смотрелась почти как платье.

«Меховой квартал» — это только маленький сегмент арендного бизнеса»

«НАШИ ЛЮДИ НЕ СМОГУТ РАБОТАТЬ НИ ПОД ТУРКАМИ, НИ ПОД КИТАЙЦАМИ»

— Кто сейчас основные игроки на меховом рынке? Какие крупняки остались: вы?

— Мы далеко не крупные. Из федеральных торговых сетей самая крупная — «Снежная королева»: у нее по России около 200 магазинов. «Алеф» (розничная сеть магазинов Пятигорской меховой фабрики — прим. ред.) — вторые по величине. Ее владельцы, братья, — мои близкие друзья. Два года назад у них было 150 магазинов. Мы регулярно созваниваемся: ситуация очень напряженная...

— На наш рынок активно заходят производители меховых изделий из других стран. Вам не делали предложения о продаже предприятия на корню? Для них же это точечное внедрение в российский рынок.

— И не делают, и бесполезно делать.

— Не сдадитесь?

— Не хотел бы. Не будем забывать про такой нюанс: мало кто из них хочет организовывать здесь предприятие. Наша страна интересует зарубежных меховщиков только как рынок сбыта. Максимум, что могут сделать, — сборочное производство. И изделие уже считается произведенным в России, его владелец получает льготы.

Есть единичные примеры открытия турками пошивочных цехов в Москве, на Северном Кавказе, но рабочих они привозят со своей родины, хотя наши люди и без того ни под китайцами, ни под турками работать не смогут.

— Почему?!

— Потому что россиянам привычна размеренность в работе. Если кто-то зашел: «Ой, а кто это зашел?», «А во что он сегодня одет?» А у турок, китайцев или греков, если ты заходишь в цех, никто головы не поднимает: все работают. К тому же у них меховые предприятия очень компактны. К примеру, в одном корпусе по выделке, где трудятся 13–15 человек, выделывают 2 миллиона овчин в год. У нас это было бы минимум 150 человек.

Или в пошивочном цехе площадью 100 квадратных метров 50 человек отшивают 3 тысячи изделий в месяц. У нас для организации нормального рабочего места для 50 человек требуется 800 «квадратов». И пошьем мы изделий на порядок меньше. С другой стороны, они будут более высокого уровня качества.

«В тех же мужских куртках снаружи непромокаемая плащевка, внутри — мех»

«МОЖЕТ, ПРОСТО СТОИЛО НАВЕСТИ ПОРЯДОК НА ТАМОЖНЕ?»

— Производителей меховых изделий обязали маркировать свою продукцию. Как вы оцениваете это новшество? И как оно на вас повлияло?

— Пережили, естественно. Сама по себе идея заключалась в борьбе с контрафактом и контрабандой. Контрафакта в стране фактически нет. Те же кавказские предприятия все официально действующие, платят налоги, зарплату — там работают десятки тысяч людей. Основная проблема — контрабанда.

Крупным предприятиям еще под силу закупить оборудование по нанесению этой маркировки, лицензионное программное обеспечение. А взять мелких производителей, у которых работают четыре-пять человек, — их же просто смело. Хотя и говорят, что это предпринимается в интересах потребителя.

— Те же китайские изделия потом оказываются в продаже с российскими чипами.

— И нам предлагали проводить через свое предприятие китайскую продукцию — натурализовывать, причем в объемах, превышающих наш выпуск в десятки раз: примерно миллион норковых шуб в год. Во-первых, через нас невозможно пропустить, как сквозь игольное ушко, целый караван. Во-вторых, мы на такие вещи не идем: потеряв репутацию, ее уже не вернешь.

— Участники рынка говорят, что зачастую мех покупается в России, шубы из него шьют в Китае, привозят сюда и это получается дешевле, чем если бы пошили из китайского меха.

— Из китайского меха (а они до прошлого года производили 60 процентов мирового производства норки) будет дешевле. Их норка дешевая и некачественная, так как вместо рыбы, мяса и шоколада они кормят ее соей. Но и из нашей пушнины вещи, произведенные в Китае, значительно дешевле произведенных в России. Во-первых, при выделке и пошиве они не соблюдают нормативы правки — сильно тянут шкурки. Во-вторых, в Поднебесной, как и любой стране, поддерживают своего производителя, особенно если ты вывозишь товар за рубеж. Россия является исключением, так как у нас для отечественного производителя условия хуже, чем для зарубежного.

«Никто так не работает в плане инкрустации, как мы. Это наш конек»

К примеру, с тем же чипированием, призванным защищать рынок от контрабанды, форма заменила содержание. Идентификационные метки применяются уже полтора года, а доля китайского ширпотреба на рынке не уменьшилась, зато у контролирующих органов появился мощный рычаг давления на отечественного производителя. Может, для защиты внутреннего рынка стоило просто навести порядок на таможне, как это делается во всем мире?

Сейчас обсуждается возможность распространить чипирование на широкий круг товаров, вплоть до продуктов питания. Это может привести к их существенному подорожанию и осложнить деятельность магазинов, так как им придется отчитываться о каждой единице проданного товара.

— Правительство готовится «перезагрузить» систему государственной поддержки малого и среднего бизнеса. Речь идет о выдаче кредитов по льготной ставке и создании центров поддержки предпринимателей. Такую задачу в своем «майском указе» поставил президент Владимир Путин. На ваш взгляд, как надо поддержать бизнес?

— В стране существует много различных программ поддержки малого бизнеса, которые охватывают незначительную часть существующих малых предприятий. Я думаю, вместо такой точечной поддержки лучше бы несколько снизили или хотя бы не увеличивали их налоговую нагрузку.

— Что бы вы посоветовали тем, кто занимается бизнесом?

— В каждом виде бизнеса свои проблемы, поэтому могу только пожелать удачи и терпения в это непростое время.