Елена Ямщикова Главный эколог МСЗ Елена Ямщикова рассказала, почему в Казани не будет катализаторов, как появились «диоксиновые болезни» в Европе и в чем правы, а где лукавят экоактивисты Фото: Оксана Черкасова

ВЫБРОСЫ МСЗ ОЦЕНЯТ НА БИОТЕСТ-ОБЪЕКТАХ

— В Казани прошло заседание научно-технического совета по строительству завода по термическому обезвреживанию отходов, предстоит еще один. К чему пришли на предыдущей встрече?

— Эти мероприятия необходимы для того, чтобы ознакомить органы власти, научное сообщество, профессионалов в сфере создания производств с планируемым объектом, с вопросами, касающимися охраны окружающей среды. На обсуждение вынесена проектная документация, включая и оценку воздействия на окружающую среду (ОВОС). Члены НТС успели ознакомиться с документацией и у них, естественно, возникли вопросы и предложения к проектировщикам. Это и предложения по мониторингу, и вопросы по технологии. Участвовали и специалисты-экологи, люди, которые много лет занимаются оценкой воздействия производств на окружающую среду, специалисты в области нормирования, которые понимают тонкости антропогенного воздействия на окружающую природную среду. 

— Вы сказали, что были некие предложения. И что, компания будет их учитывать?

— Да, такова позиция и самой компании, и руководства республики. При планировании мероприятий по охране окружающей среды мы будем учитывать рекомендации научно-технического совета. Например, мы, возможно, введем мониторинг воздействия МСЗ на представителей фауны, допустим, на примере биотест-объектов, которые очень восприимчивы к качеству окружающей среды.

— То есть члены НТС обеспокоены проблемой диоксинов? Согласно данным ОВОС, диоксины будут в выбросах — 0,05 грамма в год. Значит, опасно?

— Как раз участники НТС и понимают, что проблемы как таковой нет и опасность надуманная. Но это надо доказать людям. Поэтому и возникло предложение включить компонент контроля, который поможет людям убедиться, что накопления диоксинов возле завода – ни за границами жилой застройки, ни за пределами санитарной зоны, даже поблизости от источника выбросов — не происходит.

«Участники научно-технического совета понимают, что проблемы как таковой нет и опасность надуманная. Но это надо доказать людям» Фото: «БИЗНЕС Online»

РАСХОЖДЕНИЯ В ОВОС: ЗАВОД В КАЗАНИ ЧИЩЕ ПОДМОСКОВНЫХ?

— В ОВОС завода в Татарстане приводятся сравнительные данные выбросов крупных предприятий по соседству. «Казаньоргсинтез», ТЭЦ-3, совхоз «Майский», силикатный завод, даже полигон ТБО на Химической. А в Подмосковье никаких сравнений нет. Это что, специально, чтобы показать, что МСЗ такой хороший и чистый? Ведь вклад МСЗ получается меньше 2 процентов в общее загрязнение.

— На самом деле законодательство не обязывает проводить подобный анализ. Руководство Республики Татарстан действительно очень вдумчиво подходит к проекту. Отсюда и рекомендации научно-технического совета, и закрепление экологических показателей «нулевой» ситуации, то есть оценка обстановки до появления МСЗ. Эта оценка закреплена в ОВОС.

— По инициативе министерства экологии, управления Росприроднадзора, управления Роспотребнадзора Республики Татарстан была произведена оценка вклада нашего предприятия в загрязнение окружающей среды по сравнению с имеющимися по соседству промышленными предприятиями (учитывая сводный том ПДВ). Сравнительная оценка наглядно (по перечню загрязняющих веществ) и в процентном соотношении показала вклад выбросов при эксплуатации завода в существующую фоновую ситуацию.

— То есть это инициатива республики?

— Да, с точки зрения соблюдения законодательства об охране окружающей среды это не является необходимостью. По первому заводу в Подмосковье мы прошли Главгосэкспертизу без каких бы то ни было сравнительных анализов с оценкой вклада проектируемого предприятия в фоновую ситуацию с учетом сводного тома ПДВ. Правительство Татарстана и руководство компании АГК-2 выполняет максимальные меры по информированию населения республики.

— А есть какая-то ответственность разработчиков ОВОС, проектантов?

— Ответственность по закону предусмотрена и для Главгосэкспертизы, которая выдает положительное заключение по проекту. Это проектная документация объекта первого класса опасности. И люди, которые ставят подписи, отвечают за качество выполненной экспертизы. Тем более это объект федерального уровня, и экспертизу проводят на федеральном уровне. 

Добавлю, что разработчик проектной документации имеет большой опыт работы и на других предприятиях — в частности, при проектировании крупных энергетических и нефтехимических объектов, расположенных как на территории Татарстана, так и на территории Российской Федерации, странах Азии, Ближнем Востоке и в Латинской Америке.

. «Завод в Татарстане наименее мощный — 550 тысяч тонн отходов в год, в Подмосковье заводы по 700 тысяч тонн твердых коммунальных отходов»
 Фото: Оксана Черкасова

КАК РАБОТАЕТ ЗАВОД: ОТ ДОСТАВКИ ОТХОДОВ ДО ОЧИСТКИ ВЫХЛОПА

— Давайте поговорим о самом объекте.

— Завод в Татарстане является частью пилотного проекта «Нулевое захоронение отходов» приоритетного проекта «Чистая страна» наряду с четырьмя другими объектами по термическому обезвреживанию отходов в Московской области. Он наименее мощный — 550 тысяч тонн отходов в год, в Подмосковье заводы по 700 тысяч тонн твердых коммунальных отходов. В непосредственной близости от нашей площадки расположены промышленные предприятия, такие как ПАО «Казаньоргсинтез», Казанская ТЭЦ-3, ОАО «Птицефабрика „Казанская“». 

— Причем тот же КОС примерно в полутора километрах от жилой зоны. 

— Да, но поговорим о нашем заводе. Мы будем принимать предварительно отсортированные отходы. Территориальная схема обращения с отходами республики предусматривает выбор регионального оператора и строительство объектов сортировки отходов. То есть перед пуском завода термического обезвреживания появится мусоросортировочный комплекс. И отходы, которые пойдут на наш завод, будут уже отсортированными.

Мусор поступает в приемное отделение. Приемное отделение, в свою очередь, делится на два: отделение разгрузки отходов, бункерное отделение. В обоих отделениях поддерживается разрежение вентиляторами первичного воздуха, которые забирают воздух для процесса горения. Таким образом, в этих помещениях поддерживается разрежение, которое предотвращает распространение запаха за пределы приемного отделения. Грейферным краном отходы загружаются в измельчитель — фракции до 400 миллиметров — и попадают в колосниковую решетку. Температура в топке достигает более 1200 градусов. Колосниковая решетка постоянно движется, она наклонная (18 градусов), это обеспечивает тщательное перемешивание отходов, а также минимизирует недожог.

Отходящие газы, выделяющиеся в процессе горения, содержат достаточно большое количество оксидов и диоксидов азота. Поэтому прямо в котле происходит некаталитическое восстановление этих продуктов горения. Эта технология DeNox запатентована Hitachi Zosen Inova. Она предполагает впрыск раствора карбамида (или, как его еще называют, мочевины). В результате происходит цепочка химических реакций, и диоксиды азота распадаются на азот и воду.

— Мусор все-таки не уголь, у него неравномерная температура горения. Как обеспечивается высокая температура? Ведь она необходима для разложения диоксинов... Газ предусмотрен?

— Для усреднения калорийности отходы перемешиваются в бункере отходов грейферным краном. Горение происходит при постоянной подаче воздуха под решетку. Колосниковая решетка условно делится на четыре зоны: зона просушки, зона горения, зона дожига и зона остывания шлака.

Газ предусмотрен, горелка зажигается автоматически при снижении температуры. Процесс горения в результате идет в безопасном коридоре температур, более 1200 градусов.

— Одно из опасений: мусор сырой, горит плохо, температура будет низкая. А, как известно, при низких температурах из ПВХ и образуются диоксины!

— В течение четырех сезонов мы анализировали морфологию отходов. Это бытовой мусор, твердые коммунальные отходы. Действительно, в определенное время года мусор более влажный. Однако система первичной подачи воздуха подогревает воздух, проходит через массу отходов, обеспечивает предварительное их просушивание, что оптимизирует процессы горения.

Кроме того, выше очага горения, в котле, есть еще одно правило. Это правило выдерживания отходящих газов при температуре выше 850 градусов в течение как минимум 2 секунд. Это необходимо для того, чтобы обеспечить разложение диоксинов. Разложение диоксинов происходит с образованием вторичных диоксинов.

— Следующий этап — реактор газоочистки.

— Здесь подается активированный уголь, который также поглощает вторичные диоксины, соли тяжелых металлов. Кислотосодержащие компоненты поглощаются за счет впрыскивания гашеной извести. То есть используются два реагента: активированный уголь и гашеная известь. Опять-таки самый опасный компонент, который получается при сжигании ПВХ, это хлороводород, входящий в структуру диоксиновых цепочек. Он также нейтрализуется гашеной известью.

Вся эта система полностью автоматизирована и работает благодаря датчикам, которые фиксируют содержание тех или иных веществ в отходящих газах. Зная мощность завода, проектируется реактор сухой газоочистки, и подача реагентов дозируется исходя из мощности и состава газов.

— Ну и далее третья ступень — рукавный фильтр. Прошлый век, как говорят.

— Ну а почему, если он реализован на всех современных заводах Европы? Тот же Лондон, завод в Риверсайде — точно такая же система газоочистки. Прошлый век? Я не согласна, что это плохо. Лувр отапливается за счет МСЗ, и там тоже реализована очистка рукавными фильтрами. Что тогда для читателя не «прошлый век»? Какие-то наноразработки, о которых не знает мировое сообщество?

— В этом смысле можно сказать, что и колесо — каменный век, но мы же пользуемся этими разработками наших предков... Как устроен рукавный фильтр?

— Схематично это можно представить себе как большую коробку карандашей. Коробка — это корпус фильтра, карандаши — это полые рукава из гофрированной синтетической ткани. Таких рукавов внутри много. Рукавный фильтр имеет обратную продувку. Сжатый воздух подается импульсами для обратной продувки, что обеспечивает очистку рукава. Простыми словами: воздух постоянно сдувает золу с рукавов, она подается в систему золоудаления. Система золоудаления закрыта и герметична, в атмосферу пыль не попадает.

Эффективность фильтрации выше 99,9 процента, это подтверждается опытом поставщика оборудования.

— Хорошо. А почему не система каталитической очистки? Иностранцы что, не используют их?

— На некоторых заводах используются каталитические фильтры.

— Ну а тогда мы-то чем хуже!

— Каталитическое восстановление — не лучший вариант. Вопрос, куда потом девать отработанные катализаторы и как их перерабатывать! Кроме того, она не самая эффективная с точки зрения удаления диоксидов азота. В некаталитической системе впрыск карбамида действует лучше, не допускаются проскоки. Кроме того, в мире, еще раз повторимся, некаталитическая система также реализована на многих заводах. Применяется она и в России — на различных химических производствах она используется очень широко.

— Так или иначе, система газоочистки, как говорил ранее директор «АГК-1» Игорь Тимофеев, будет поставлена швейцарцами.

— Да, и они обеспечивают гарантийные обязательства. Материалы ОВОС сделаны как раз на основе оценки опыта Hitachi Zosen Inova, на основании средних данных по заводам. Эти фактические замеры на объектах-аналогах в Европе, Великобритании и Японии приложены к тому ОВОС.


СТУПЕНИ ОЧИСТКИ: ПОЧЕМУ ИХ ТРИ, А НЕ СЕМЬ, КАК В ЕВРОПЕ?

— Еще одно сомнение: читатели подметили, что в предлагаемом вами заводе три ступени очистки. А вот в Швейцарии их, говорят, семь! Правда?

— Существуют разные заводы, с разными ступенями очистки газов. Есть объекты-аналоги. Допустим, полный аналог нашему — это завод в Риверсайде (Великобритания), где количество ступеней очистки точно такое же.

Проектные показатели завода в России должны соответствовать российским санитарно-эпидемиологическим нормативам. У нас они соответствуют также и нормам Евросоюза.

— Если посмотреть ОВОС, среди рекомендаций — контроль диоксинов. Но всего два раза в год... Почему так мало? Сомневающимся хочется постоянного мониторинга.

— Постоянный мониторинг по этому параметру не реализован нигде в мире. Это очень дорогой анализ, и методика его измерения требует накопительного периода. Это первое. Второе — чаще мерить нет смысла, потому что просто мерить нечего. Это очень маленькие величины! Концентрации диоксинов и фуранов настолько малы, что более частые замеры просто ничего не покажут. Я боюсь, что и интервал измерений дважды в год-то особо не выявит ничего. Мы планируем проведение анализов в почве и воде, но и это лишь для того, чтобы убедиться, что все в порядке, и чтобы люди тоже это видели.

Сейчас уже проведены замеры на участке — до появления МСЗ. Далее мы также будем вести замеры — перед вводом объекта в эксплуатацию, а также фоновые показатели. Сам техпроцесс не допускает их образования, плюс обеспечивается очистка отходящих газов, так что основания для беспокойства отсутствуют.

— Ну да, а предварительные замеры — на предмет, не завезли ли вы чего-нибудь еще до пуска завода...

— Плюс добавим еще биомониторинг — такое предложение поступило на научно-техническом совете. Компания открыта к диалогу, и мы выполним все необходимые требования.

. «Все говорят: мы за переработку. Хорошо! Но вот мы отсортируем этот пластик, отсортировали древесину, бумагу. И что дальше делать?» Фото: Оксана Черкасова

ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕРАБОТКИ: «НУЖНА ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ СОРТИРОВКА ОТХОДОВ, РАЗДЕЛЬНЫЙ СБОР И ПЕРЕРАБОТКА. НО ВСЕГДА ОСТАЮТСЯ «ХВОСТЫ»!»

— Существуют авторитетные исследования европейских ученых, на них опирается, кстати, и Гринпис, когда говорит о вреде МСЗ. МСЗ в Европе обеспечили серьезный вклад в диоксиновое загрязнение местности. Диоксины накапливаются в почвах, в воде, поступают в пищевой цикл домашних животных, через воздух воздействуют на человека. Поэтому экоактивисты, опираясь на данные Гринписа, говорят: завод должен быть в 24 километрах от жилья! Например, такая цифра звучала в Госдуме на недавнем круглом столе.

— Вообще история диоксинового загрязнения окружающей среды известна с прошлого века, когда начали заниматься производством пластиков. Появились первые профессиональные заболевания, связанные с диоксинами, например хлоракне. Они впервые стали появляться у работников хлорорганических производств.

Те мусоросжигательные заводы, которые строились в Европе в тех же 70-х, 80-х годах, еще не обладали ни должным уровнем температуры сжигания отходов, ни современными степенями очистки. Мусор тогда просто жгли, он горел при относительно низких температурах, и потом появились загрязнения окружающей среды. Этим стали заниматься. И сейчас современные заводы обладают всеми должными технологиями и системами защиты.

— То есть вы хотите сказать, что те исследования экологов легли в основу технологических процессов на МСЗ. Компании-производители оборудования начали их учитывать.

— Безусловно, эту проблему начали решать. Вклад МСЗ в диоксиновое загрязнение сейчас и хотя бы 20 лет назад невозможно сравнивать.

— Ну а переработка отходов, рециклинг — это же гораздо лучше, чем сжигание.

— Лучше! Поэтому мы и говорим, что нужна предварительная сортировка отходов, раздельный сбор и переработка. Но всегда остаются «хвосты», которые невозможно перерабатывать. Это прошел весь мир. Лучших показателей достигла Германия — немцы стремятся увеличить глубину рециклинга с 60 до 65 процентов.

Но мы должны понимать: у вторичного сырья должен быть потребитель. Если будет потребитель на пластик – выгоднее его продать такому потребителю. Все пластики разные, допустим, бутылочки для воды – это полиэтилентерефталат, есть поливинихлоридные пластики, полиэтилен, другие виды. Всего в мусоре в Казани примерно до 10 процентов различных пластиков.

— Ну, а зола и шлак — эти отходы сжигания, куда вы их отправите? Я так понимаю, что все равно повезете на свалку, хотя бы на первом этапе.

— Зола — это тот самый унос с рукавных фильтров. Ее масса — 2,5–3 процента от массы сожженного мусора. Шлак — примерно 1/12 объема.

На свалку мы это не повезем. В 2019 году мы начинаем реализацию программы утилизации золошлаковых отходов. Планируется строительство завода по технологии Carbon 8 для их обезвреживания. Класс опасности отходов будет понижен таким образом, чтобы их можно было использовать в строительстве. Это запекание, капсуляция, добавление детоксикантов, цементирование. Этот проект будет запущен одновременно с заводами по термической переработке — чтобы шлак можно было сразу использовать как продукт рециклинга.

— Слушайте, я ни за что не купил бы какие-то строительные блоки из этого шлака!

— Мы прорабатываем сейчас эти вопросы с минпромторгом. Это работа и на уровне законодательства. Вовлечь потребителя на рынок вторичных материалов крайне сложно.

Все говорят: мы за переработку. Хорошо! Но вот мы отсортируем этот пластик, отсортировали древесину, бумагу. И что дальше делать? Когда люди говорят: «Мы за раздельный сбор отходов», — это только звучит красиво. И у меня закрадываются сомнения, когда экоактивисты говорят о переработке, — а думают ли они глубже? Поэтому, пока идет цикл строительства завода, мы прорабатываем вопрос вторичного использования отходов сжигания.

Я бы хотела донести до людей информацию о нашем проекте. Мы пришли на территорию Республики Татарстан, ощущаем наличие напряжения вокруг проекта. И, конечно, мы хотели бы снизить уровень этого напряжения, давая развернутую информацию людям. Но здесь важно слышать друг друга. Потому что, когда человек изначально говорит: «Нет, я ничего не хочу слышать», — это изначально неверная позиция. Это отношение ко всему новому, неизведанному, которое характерно для психологии человека.

Мы хотим открыть информацию. Хочется рассказать, объяснить, поделиться своим опытом. Мы принимаем предложения от населения в том числе, и 28 июня состоятся общественные обсуждения. С материалами ОВОС можно ознакомиться уже сейчас — открыта общественная приемная, материалы выложены в интернете. Мы рассмотрим и учтем предложения населения по проектной документации.