Сергей Алексашенко: «Российское население получает то, что хотело, – пушки вместо масла»

Сергей Алексашенко: «Россия после 2014 года, когда были предприняты агрессивные шаги против Украины и аннексирован Крым, сама себя загнала в международную изоляцию» Фото: ©Илья Питалев, РИА «Новости»

«У ГОСУДАРСТВА ЕСТЬ НАВЯЗЧИВАЯ ГИГАНТОМАНИЯ, ОНО ЛЮБИТ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО МЕГАПРОЕКТЫ»

— Сергей Владимирович, в 2018 году Россия показала один из самых странных результатов среди развивающихся экономик. С точки зрения динамики валют, процентных ставок, кредитных рисков наша страна была, наверное, одной из слабейших на развивающихся рынках. Это совершенно не коррелирует с макропоказателями: профицит счета текущих операций порядка 7 процентов ВВП (выше только Таиланд, но там не сопоставимая по размерам экономика), профицит бюджета — 2,5 процента ВВП, рост золотовалютных резервов и так далее. Но доходы населения практически не выросли, покупательская способность не увеличилась, бедность не сократилась. Откуда такие «искривления» и как они отразятся на экономике в 2019 году?

— Ответ на ваш вопрос будет состоять из двух частей: почему так случилось и что будет в наступившем году. Одна из основополагающих глобальных истин еще прошлого века гласит: быстрый рост экономики отдельно взятой страны связан с ее вовлечением в мировую хозяйственную систему. Если раньше, до середины XIX века, рост ВВП и уровня жизни в стране полностью зависели от динамики населения, а темпы роста в разных странах не сильно отличались, то после ВМВ это все начало сильно меняться. После того, как глобализация стала всеобщей и на путь ускоренного развития встали такие, казалось бы, совсем отсталые экономики, как Южная Корея, Таиланд, Филиппины, Индонезия, Китай, стало понятно, что интенсивного роста страна может добиться, только если она предлагает что-то нужное и востребованное. Сегодня, какой бы крупной и на первый взгляд самодостаточной (к примеру, тот же Китай с его 20 процентами мирового населения) страна ни была, попытка развивать экономику с опорой только на внутренние ресурсы, силы и рынок оборачивается неудачей. Потому что любой внутренний национальный рынок будет меньше и беднее, чем мировой. Соответственно, если вы не конкурируете на глобальном рынке, креативная новизна и качество ваших товаров неизбежно становятся ниже, и вы проигрываете конкуренцию импорту.

Россия после 2014 года, когда были предприняты агрессивные шаги против Украины и аннексирован Крым, сама себя загнала в международную изоляцию. После попыток стран Запада воздействовать на ее позицию при помощи точечных санкций, Кремль сказал: ну не хотите с нами работать, мы начнем импортозамещение, будем реализовывать национальные мегапроекты за счет того, что соберем больше денег с населения при помощи налогов и так далее. Мировой опыт последних 70 лет показывает, что такая политика обречена на неудачу: не было ни одного случая, когда бы страна устойчиво росла быстрее среднемировых темпов в изоляционном режиме. Если мы хотим, чтобы население жило лучше, наша страна должна расти темпами выше среднемировых, что позволит активно сокращать разрыв с развитыми державами. Соответственно Россия должна расти как минимум выше 3,5 процента в год. Однако любые попытки обеспечить такие темпы роста только за счет национальных мегапроектов, за счет того, что мы больше денег закопаем в землю или раздадим друзьям президента и премьера, руководителям госкомпаний, бессмысленны. Быстрого и устойчивого роста все это не даст.

Еще одна базовая истина гласит: современная рыночная экономика базируется на частной инициативе. На том, что люди, бизнесмены рискуют своими деньгами, ресурсами, временем, силами для того, чтобы заработать прибыль. Чтобы сохранять свои позиции на рынке, предприниматель должен постоянно вкладывать ресурсы в развитие бизнеса. А если у него нет прибыли, то и инвестировать нечего. Значит, конкуренция будет проиграна, независимо от того, бизнес является городским или деревенским, национальным или международным. В современной России сложилась ситуация, при которой инвестировать ты можешь, но нет гарантий, что доход от этих инвестиций достанется тебе. Ни для кого не секрет, что сегодня у нас к бизнесменам в массовом порядке приходят влиятельные люди — друзья налоговых инспекторов, губернаторов, «друзья государства» либо само государство — и на голубом глазу отбирают бизнес. Что далеко ходить, возьмите хотя бы Владимира Евтушенкова и «Башнефть».

Сочетание этих двух факторов — попыток России жить и развивать экономику с опорой на собственные силы и отсутствие защищенных прав собственности, независимых судов, свободы слова — приводит к тому, что российская экономика растет в два-три раза меньше, чем мировая, при наличии необходимых для опережающего роста ресурсов и благоприятной мировой конъюнктуры.

Теперь о том, что ждать российскому населению в наступившем и 2020 годах. Я никаких серьезных изменений в позиции российского руководства не ожидаю и не верю, что оно хочет выйти из этой международной изоляции, в которую оно вогнало страну. Мне кажется, что Кремль и лично президент Путин чувствуют себя достаточно уверенно, хотят и будут продолжать разыгрывать милитаристскую карту. Мы продолжаем слышать бряцание оружием, и вся страна получила на новогодние праздники прекрасный подарок в виде ракеты «Авангард», которая непонятно кому и зачем нужна, но на которую уже потрачены умопомрачительные суммы. Точно так же я не ожидаю, что в России будут проводиться политические реформы, которые приведут к защите прав собственности, прав личности, прав человека. Поэтому жить будем, но плохо.

— Кстати, министр экономического развития Максим Орешкин в конце декабря заявил, что его ведомство будет предлагать направлять дополнительные доходы бюджета на инфраструктуру. Но разве не логично было бы сначала инвестировать в точки роста экономики — «Магнитки» (по типу созданных в СССР предприятий), кластеры, всякие Силиконовые долины — и только параллельно или потом вкладывать в инфраструктуру вокруг этих объектов?

— Вопрос очень правильный и важный. Прежде всего, сильно не соглашусь с тезисом о том, что сейчас российское государство, как Советский Союз, должно вкладывать в строительство «Магниток», машиностроительных заводов и прочих промышленных объектов. Все это будет означать, что государство будет становиться собственником производственных компаний и средств производства. У нас уже сейчас доля государства в экономике приближается к 50 процентам, а в банковской системе эта доля так и вовсе уже выше 75 процентов. Опять же, из мирового опыта следует, что опыт по замещению государством полноценного бизнеса нигде не был успешным. Государство, если существует честная и открытая конкуренция, в подавляющем большинстве случаев конкурентную борьбу с частным бизнесом проигрывает.

В современном мире государство существует для того, чтобы людям жилось все лучше и лучше. Для этого оно предоставляет обществу разнообразные услуги, в том числе в сфере здравоохранения, образования, науки, культуры и в обязательном порядке — в части инфраструктуры. То, что называется объектами общего пользования.

Пока что все попытки построить у нас самоокупаемые дороги окончились неудачей. Справедливости ради надо сказать, что и в мире таких объектов не очень много. Поэтому строительство дорог — это прерогатива государства. Строительство взлетно-посадочных полос аэродромов тоже российским законодательством отнесено к исключительному праву государства. Железные дороги, оптоволоконные сети связи национального масштаба, научные центры, университеты, их строительство — это является задачей государства. К примеру, если у нас, хотя бы в европейской части страны плотность автодорог повысилась раза в три, это дало бы огромный толчок экономическому росту. Скорость передвижения ресурсов, готовой продукции, людей значительно бы возросла, многие территории стали бы доступнее для освоения и вовлечения в хозяйственную деятельность, и бизнес бы точно нашел, как на всем этом зарабатывать.

Но у современного российского государства есть навязчивая гигантомания. Оно любит исключительно мегапроекты — такие, как реконструкция БАМа. «Зачем строить дороги в 30 или 50 регионах России? Это же нужно отдать деньги губернаторам, они их распылят по каким-то местным дорожным фондам и компаниям. Попробуй, уследи за ними — построят они дороги или своруют. Давайте лучше своруем мы. Давайте будем реконструировать БАМ и Транссиб...» Реконструкция железных дорог — тоже вещь неплохая, поскольку никто не против повысить скорость движения и тоннажность поездов. Но встает вопрос: а зачем все это нужно сделать? Ответ: для того, чтобы на сибирских просторах и в сибирских недрах срубить больше леса, выкопать больше угля и руд, добыть больше нефти и газа, и все это продать в Китай. Такая постановка задачи лично мне не нравится. С одной стороны, мы слышим из всех государственных уст о том, что надо уходить от унизительной сырьевой зависимости, активно развивать высокотехнологичное производство, цифровую экономику, а с другой стороны, ресурсы направляются не на эти цели, а тупо на продажу даров природы за рубеж в сыром или полуфабрикатном виде. Все эти мегапроекты делаются не для развития экономики, а в интересах отдельных сырьевых компаний. Далее — то, что реализовывать все эти проекты будут друзья президента, знакомые премьера, родственники министров и далее по цепочке, нескрываемым образом говорит о том, что создается большая кормушка для узкого круга избранных людей. Года два-три назад центр развития при ВШЭ провел расчет эффективности газопровода «Сила Сибири», который «Газпром» сейчас тянет в Китай. Исходя из тех условий контракта, которые были преданы публичной огласке в СМИ, стало понятно, что это строительство дает минимальный прирост инвестиций. А после его завершения и начала экспорта по газопроводу голубого топлива в КНР, это дает нулевой эффект для российской экономики. Никакого роста ВВП весь этот инвестпроект, после начала его полноценного функционирования, нашей стране не дает. Получается, что все мегапроекты по статистике будут давать рост инвестиций, на самом же деле они не будут увеличивать экономического потенциала страны, а существенная часть этих денег будет банально разворована.

— Другие примеры таких мегапроектов можете назвать?

— Примерами таких мегастроек могут служить и олимпийские объекты в Сочи, значительная часть которых сегодня не эксплуатируется, и строительство стадионов к чемпионату мира по футболу, который прошел в прошлом году. Чемпионат был замечательный, но из 12 стадионов 8 экономически неэффективны, и федеральный бюджет будет финансировать их содержание на постоянной основе. На строительство стадионов были потрачены огромные деньги, 1 процент ВВП, а экономического эффекта от этих вложений нет и не будет. По-хорошему, по правилам статистики, затраты на строительство этих стадионов нужно вычесть из ВВП следующего года. Но Росстат, конечно, этого не сделает.

Резюмируем: сама идея о том, что государство должно инвестировать в инфраструктуру, — правильная, но наше государство не инвестирует в инфраструктуру науки, в инфраструктуру образования, в социальную инфраструктуру — оно придумывает броские мегапроекты и делает их руками своих друзей. Это совсем не то, что нужно нашей экономике.

«Главный инструмент борьбы с бедностью — это высокие темпы экономического роста» Фото: ©Саид Царнаев, РИА «Новости»

«ЕСЛИ ЭКОНОМИКА РАСТЕТ НА 1,5 ПРОЦЕНТА В ГОД, НЕЛЬЗЯ ТРЕБОВАТЬ, ЧТОБЫ ДОХОДЫ РОСЛИ СО СКОРОСТЬЮ 5 ПРОЦЕНТОВ»

— В новом «майском указе» Владимира Путина конкретно не сказано о повышении зарплат, кроме общей фразы о необходимости «устойчивого роста реальных доходов граждан». На фоне заявлений о борьбе с бедностью это выглядит довольно странно, тем более что в «майских указах» 2012-го содержались развернутые обещания повысить зарплаты всем бюджетникам. И главное, что сейчас деньги в стране есть. Почему власти не хотят повышать зарплаты и как они рассчитывают победить бедность?

— Давайте начнем с главного, в России все-таки экономика не государственная, не плановая, как в СССР, и государство не несет ответственности за рост заработной платы для всех. Путину можно много предъявлять претензий, но спрашивать с него за то, что он не поставил задачу повысить всем зарплату, неправильно, потому что у него нет никаких инструментов для этого. Это первый тезис. Второй: не бывает экономики, в которой в долгосрочной перспективе доходы населения растут быстрее, чем экономика в целом. Если российская экономика растет со скоростью 1,5 процента в год, то нельзя требовать, чтобы доходы населения росли со скоростью 5 процентов в год. Наоборот — бывает.

К этому следует добавить еще один существенный факт. Если экономика растет темпами полтора процента, а доходы населения — темпами в один процент, то этот процент распределяется крайне неравномерно. Значительная часть прироста потребления идет в высокодоходные группы населения и там концентрируется. К примеру, у нас с 2013 по 2016 год продажи легковых автомобилей сократились в два раза. А в 2017–2018-м они начали быстро расти, темпами 12–15 процентов в год. Понятно, что в общей статистике покупки новых автомобилей отражаются как рост реальных доходов и уровня потребления населения. Но людей, которые живут с низкими доходами — а их в России сегодня даже по официальной статистике более 15 процентов, — весь этот рост потребления не затрагивает.

Главный инструмент борьбы с бедностью — это высокие темпы экономического роста. Если российская экономика будет расти темпами в 1,5–2 процента, а мировая темпами в 3–3,5 процента, то в общей объективной картине мира количество бедных, или относительно бедных людей, в России будет увеличиваться. К сожалению, чудес не бывает.

И третий тезис: если у бюджета все так хорошо, то почему какая-то большая часть денег не направляется на повышение зарплат всем бюджетникам, а не только силовикам? Ответ очень простой: потому что так хочет президент, так хочет правительство, так хотят депутаты Государственной Думы и Совета Федерации, которые утверждают этот бюджет. Они считают, что Россия должна тратить двадцать с лишним процентов бюджета на национальную оборону, заказывать и покупать никому не нужные танки, пушки и ракеты. Я не против того, чтобы наша страна имела армию и флот, способные нас защищать, но танки в классической войне — это оружие нападения. И строить сотни танков ежегодно … На кого мы собираемся нападать? Это во времена Советского Союза планировалось дойти танковыми клиньями до Парижа и до Ла Манша. Но сегодня в современной войне понятно, что эти гигантские танковые клинья никуда не пойдут. Когда президент говорит, что главное достижение страны и главный подарок российскому народу — это создание новой боевой ракеты, больше 20 процентов бюджета идет на оборону, а еще 10 процентов на всякие правоохранительные органы, которые охраняют не право и законы, а непонятно что и кого, — вот это и есть позиция государства, которое у нас сегодня есть. Если два года назад российское население проголосовало за тех депутатов, которые все это сегодня принимают, то российское население получает ровно то, что хотело. Оно получает пушки вместо масла. В большом профицитном бюджете на повышение зарплат не выделяется денег, потому что мы избрали таких депутатов.

«За минувшие 20 лет Россия стала крупнейшим экспортером зерна в мире» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В БЛИЖАЙШИЕ ШЕСТЬ ЛЕТ НАЛОГОВЫЕ ПРАВИЛА БУДУТ ИЗМЕНЯТЬСЯ: НАСЕЛЕНИЕ И КОМПАНИИ БУДУТ ПЛАТИТЬ БОЛЬШЕ»

— Министр финансов Антон Силуанов на декабрьской встрече с бизнесом и профильными ведомствами заявил, что инвесторы могут планировать крупные капиталовложения в РФ, исходя из того, что налоговые условия в России будут неизменны на протяжении ближайших шести лет. Насколько можно доверять этим заявлениям с учетом того, что власть уже нарушала свои обещания?

— Для инвесторов уровень налогообложения вообще-то не является ключевым вопросом. Даже самыми низкими налоговыми ставками нельзя заменить ситуацию, когда права собственности не защищаются, когда друзья чиновников могут отобрать вашу собственность. Тезис второй: нельзя в полной мере верить словам министра финансов, который видит свою главную задачу в том, чтобы накопить как можно больше денег в резервах и поменьше потратить их в принципе. Бюджетная политика должна быть ориентирована на достижение целей развития. С другой стороны, абсолютно не верить словам Антона Силуанова тоже нельзя: утверждая, что ставки налогов останутся неизменными, он, возможно, не лукавит. Но при этом он не говорит и не гарантирует того, что министерство финансов не введет какие-то неналоговые платежи, не повысит размеры этих платежей. Что далеко ходить: мы все, жители многоквартирных домов в крупных российских городах, недавно столкнулись с тем, что была введена плата за капитальный ремонт. Вот вам наглядный пример: тарифы на услуги ЖКХ по статистике не повысилась, а дополнительная плата была введена. Формальности соблюдены, а по факту реальная нагрузка на кошелек у людей увеличилась у кого-то на 10 процентов, у кого-то на 20 процентов, у кого-то на 25. Или с этого года была введена плата за вывоз твердых бытовых отходов, которая составляет 120–130 рублей с каждого россиянина в месяц — тоже без повышения налогов обошлись. Исходя из этих примеров, я абсолютно уверен, что на протяжении этих шести лет какие-то правила будут изменяться и это приведет к тому, что население и компании будут платить больше.

— К слову, о том, можно ли доверять утверждениям правительства. Некоторое время назад возникла некая эйфория относительно аграрного сектора. Ему прочили стать чуть ли не главным донором бюджета РФ наряду с нефтянкой. Но недавно выяснилось, что высокие темпы роста сельского хозяйства были искусственно завышены. Эксперты РАНХиГС в декабрьском исследовании сравнили официальную статистику с результатами всероссийской сельскохозяйственной переписи и обнаружили, что более 10 миллионов тонн сельхозпродукции, которые упоминались в официальных отчетах за 2017 год, в действительности не существовали. Что это — некомпетентность «счетоводов» или приписки в духе «рашидовщины» времен позднего Брежнева?

— Было бы неверным и несправедливым отрицать успехи российского сельского хозяйства. Это началось не после 2014 года и никак не связано с импортозамещением и контрсанкциями. Рост этот продолжается практически на всем протяжении с 1999 года за исключением двух лет, 2010 и 2012, когда были сильные засухи. За минувшие 20 лет Россия стала крупнейшим экспортером зерна в мире; в зависимости от урожая мы попеременно делим с Украиной первое и второе место. А динамика зерновых сильно влияет на показатели всего аграрного сектора. И по прилавкам магазинов мы видим, что мясо птицы или свинина отечественного производства вытеснили импорт.

Может ли быть сельское хозяйство локомотивом экономического роста? Нет, не может. При всех успехах аграрного сектора, если даже верить статистике Росстата, сельское хозяйство растет со скоростью 3,4 процента в год в среднем, не 15 и не 20 процентов. К тому же доля сельского хозяйства в российском ВВП составляет 3,5 процента, может быть, 4 процента. Поэтому это не тот сектор, который может вытянуть всю остальную российскую экономику. И говорить о том, что наш аграрный сектор может вырасти с 4 процентов ВВП хотя бы до 20, я бы не стал.

Наконец, третья часть вопроса: что случилось со статистикой? И данные Росстата по аграрному сектору, и результаты сельскохозяйственной переписи — официальная статистика. Но действительно, вот выяснилось, что ежегодные данные по сельскохозяйственному сектору сильно преувеличены. Называть это «рашидовщиной», наверное, можно. Здесь я вижу две проблемы. Первая, это отсутствие общественного контроля за деятельностью статистического ведомства. Росстат у нас подчинен правительству, а внутри него — минэкономразвития, поэтому ни о какой независимости статистики речи идти не может. Выяснить, что же там было при подсчетах — где были ошибки в методологии, а где были приписки, — правительство не заинтересовано. Есть ли приписки? Думаю, что есть. С 1999 по 2006 год в России активно выстраивалась система сельскохозяйственных субсидий, и они в значительной мере стали поддержкой аграрного сектора, благодаря чему он устойчиво рос. И если ты сообщаешь, что у тебя в области сельское хозяйство выросло не на 5, а на 8 процентов, то ты как область получаешь в свое распоряжение больше денег. Создавалась искаженная мотивация для чиновников. Не могу утверждать, что абсолютно все этим занимались, но думаю, что очень многие руководители на местах использовали такую практику.

«Если нефть упадет на 30 долларов, то доллар у нас будет стоить 100 рублей» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ПОНАДОБИЛОСЬ ЧЕТЫРЕ ГОДА, ЧТОБЫ ВЛАСТИ ОСОЗНАЛИ: КИТАЙСКИЕ ДЕНЬГИ В РОССИЮ НЕ ПРИДУТ»

— Эксперты все чаще говорят о приближении мирового кризиса. Одним из факторов некоторые называют смену курса ФРС: после щедрых программ количественного смягчения США начали ужесточать кредитно-денежную политику, иссушая денежную ликвидность на всех глобальных рынках. Продолжится ли эта тенденция и каковы будут последствия для России?

— «Слухи о моей смерти несколько преувеличены», — я бы начал с этого. Слухи о том, что федеральная резервная система своей политикой активно иссушает мировую денежную ликвидность, явно не соответствуют действительности. Действительно, ФРС потихонечку изымает доллары из обращения, но делает это крайне, крайне, крайне медленно. Одновременно с этим ФРС повышает процентные ставки по долларам, что увеличивает стоимость денег в мировой экономике. Если американская экономика будет показывать признаки сжатия, спада, рецессии, то ФРС немедленно изменит свою политику.

Российские банки и компании занимают деньги на мировых рынках, для них займы потихонечку становятся дороже и дороже. Соответственно, эффективность экономических проектов, которые они планируют осуществлять за счет заимствованных денег, должна сегодня быть повыше, чем раньше. И эта эффективность должна будет повышаться дальше с удорожанием кредитов. Но простые россияне этого, скорее всего, не почувствуют. Поэтому я бы не стал на всем этом акцентировать такое всеобщее внимание. Нас должны прежде всего заботить проблемы российской экономики, а не то, что делает ФРС или европейский Центробанк.

— Российская экономика зависит от цен на нефть. Что в 2019 году будет с нефтью и рублем?

— Рубль очень сильно привязан к нефти. Если мы уберем все остальные факторы и посмотрим динамику соотношения курса рубля и цен на нефть, скажем, в интервале между 2010 и 2014 годами, то увидим, что связь этих двух переменных была очень большая. Но жизнь не стоит на месте и объективно усложняется. Поэтому в наступившем году на рубль, помимо цены на нефть, будут влиять два противоположно действующих фактора. Первый — это санкции. Посмотрим на графики: видно, что рубль резко упал в начале апреля, когда были введены санкции, под которые в том числе попали [Олег] Дерипаска и [Виктор] Вексельберг. Похожая картина наблюдалась и в начале августа, когда против России были введены санкции за использование химического оружия на территории Великобритании.

Второй фактор, который действовал в первой половине прошлого и, очевидно, будет действовать в нынешнем году, это так называемое новое бюджетное правило, согласно которому минфин направляет все излишки средств, получаемые от налогообложения добычи и экспорта нефти и газа, на покупку валюты на внутреннем рынке. По сути, минфин для российской экономики выравнивает цену на нефть на уровне чуть выше 40 долларов за баррель. То есть процентов 65–70 валюты, которая приходит в страну от продажи углеводородов по цене свыше 40 долларов, скупается казначейством. Этим минфин резко снижает колебания цен на нефть, что делает курс рубля более стабильным и менее прыгающим. Такое выравнивание создает представление, что курс рубля отошел и не связан больше с ценой на нефть. На самом деле это не соответствует действительности, и если нефть упадет на 30 долларов, то доллар у нас будет стоить 100 рублей. Если же нефть будет держаться в диапазоне 40–70 долларов за баррель, а минфин будет продолжать покупки валюты, то мне кажется, что курс рубля будет достаточно стабильным.

— Вы упомянули западные санкции. Будут ли они ужесточаться?

— Ситуация 2018 года говорит о том, что американская администрация стала использовать санкции гораздо чаще, но сила воздействия каждой единичной санкции по отношению к экономике в целом стала меньше. Поэтому персональное наказание конкретно Дерипаски и в меньшей степени Вексельберга стало для многих российских бизнесменов важным сигналом, но на экономике это никак не сказалось. Мне кажется, что практика применения санкций будет продолжаться, но реального ущерба для российской экономики будет крайне мало.

— А что с восточным разворотом в нашей политике? Отказ Китая подписать соглашение с Россией о расчетах в нацвалютах, которое готовилось с 2014 года и которое российские чиновники считали уже практически решенным делом, стал для Москвы в значительной степени холодным душем. Пекин не готов подписывать даже меморандум о намерениях — ничего не обязывающую бумажку.

— В Китае экономическая политика, в особенности в отношении других стран, формируется правительством, Китайской коммунистической партией, и самостоятельность отдельных компаний крайне ограничена. Нашу страну Китай, с одной стороны, воспринимает как одного из крупнейших поставщиков сырья для своей экономики, и в этом направлении КНР готова развивать отношения, готова инвестировать в развитие сырьевых отраслей в России для того, чтобы экспорт сырья в Поднебесную рос. С другой стороны, Китай хоть и немного, но видит в России конкурента, который способен в отдельных секторах производить продукцию, способную конкурировать с китайской.

Чем хороши западные рынки? Тем, что там решения принимают не правительства. Там существуют сотни банков, инвестиционных компаний, инвестиционных фондов, и если какая-то российская компания хочет разместить свои акции или облигации, то инвесторы сами решают, покупать или не покупать. Они не бегут к своим правительствам, к своим президентам и не спрашивают, можно ли, а если можно, то сколько. В Китае такие инвестиции невозможны. Там решения о том, покупать бумаги российских компаний или не покупать и сколько, — всегда политические. Но российское правительство почему-то тешило себя такими надеждами: дескать, у Китая много денег, и часть из них может прийти в Россию. Понадобилось четыре года, чтобы власти осознали, что эти деньги в Россию не придут и ждать их не следует.

Китайцы могли бы, например, прийти в российскую стройиндустрию и строили бы гораздо быстрее и дешевле. И это не единственное направление. Есть сектора — если бы Россия пустила бы в них китайцев, то совершенно очевидно, это резко повысило бы эффективность российской экономики и показало бы масштабы неэффективности и воровства тех, кто в ней сегодня работает. Но российскому правительству это не нужно. Ну и получается, что туда, где китайцы могли бы принять самостоятельные решения, мы их не пускаем, а там, где решения принимаются на политическом уровне, китайцы откровенно заинтересованы только в расширении покупок сырья и получении технологий в военной сфере, атомной промышленности и, может быть, отчасти в авиастроении.

Что касается расчетов в национальных валютах, то здесь ситуация достаточно простая. Россия экспортирует сырье, и его покупателями является какая-то ограниченная группа китайских компаний. В то же время Россия импортирует из КНР большое количество товаров народного потребления и все больше станков, машин и оборудования. Доля последних уже превышает 50 процентов. В свете этих товарно-денежных отношений, если бы мы с китайцами перешли на расчеты в национальных валютах, то наши рубли бы получали одни компании, а тратили их другие. В Китае существует валютный рынок, экспортеры продают доллары, импортеры покупают доллары. При этом и те и другие уверены, что курс доллара достаточно стабилен, но самое главное, если у вас есть доллары, то вы всегда найдете, куда их вложить, за счет этого обеспечить себе пусть минимальный, но все же доход и, самое главное, сохранность ваших сбережений. В отношении рубля ни у кого такой уверенности нет, потому что рубль — валюта, которая подвержена сильным внешним колебаниям и российский финансовый рынок является очень ограниченным и сильно рискованным: банкротства крупнейших частных банков во второй половине прошлого года привели к существенным потерям многих инвесторов. Поэтому при переходе на расчеты в рублях у огромного количества китайских компаний возникла бы проблема сбережения рублевых активов. Переход на расчеты в рублях увеличил бы для них то, что в экономике называется транзакционными издержками. Китайцы люди прагматичные, и совершенно естественно, что они сказали: «Нам это невыгодно и неинтересно».

«Наши основные проблемы связаны с тем, как устроена жизнь внутри нашей страны» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ФИГА В КАРМАНЕ ЛЕЖИТ У МНОГИХ, А ВЫЙТИ ПРОТЕСТОВАТЬ ХОТЯТ ЕДИНИЦЫ»

— Власти пытаются удерживать народные массы в нужном настроении путем усиленной пропаганды государственного патриотизма, особого пути России, консервативных ценностей. Несмотря на это, растут социальная напряженность, недовольство и ощущение неопределенности будущего. Согласно различным опросам, в обществе появилась готовность к протестам, чего не наблюдалось уже много лет. Выплеснется это во что-то реальное? И могут ли в связи с этим правительство и президент предпринять серьезную внутренней и внешней политики?

— То, что российское население держит огромную фигу в кармане по отношению к президенту и власти вообще, мы увидели осенью прошлого года на региональных выборах. Там, где власть отказалась от явного и откровенного манипулирования голосами, действующие губернаторы и ставленники Кремля пролетели, что называется, в одну калитку. Это является наглядной демонстрацией того, почему Кремль и лично Путин боятся честных выборов. Поэтому на ваш вопрос о том, чего стоит ждать от Кремля, отвечу: ужесточения внутренней политики. Примером такого ужесточения стали выборы в Приморье, где случилось то, чего никогда не было. Когда власть начала фальсифицировать выборы на участках, оснащенных КОИБами, специальными устройствами, которые сканировали бюллетени и автоматически должны были подводить итоги голосования. По закону именно компьютеры должны были распечатывать финальные итоги, но эту функцию передали машинисткам, которые ввели в протоколы скорректированные данные. Это и есть одно из проявлений ужесточения внутренней политики или урезание проявлений свобод россиян, и, я думаю, в 2019 году это будет продолжаться. И на выборах в сентябре, в единый день голосования, во многих российских регионах мы увидим какие-то новые технологии, которые будут еще больше ограничивать политическую конкуренцию, потому что свобода и политическая конкуренция будут означать разрушение той системы, которую Владимир Путин строил 20 лет.

Что касается протестных настроений, то есть существенная разница между той огромной фигой, которую держит в кармане российское население, и готовностью выйти на улицу попротестовать и перейти к активным действиям. Мне кажется, что это вещи мало связанные. Фига в кармане лежит у очень и очень многих, а выйти протестовать хотят единицы.

— Но уличные протесты сегодня — один из мировых трендов: вспомним о тех же «желтых жилетах». Не только России, но и во всем мире мире растет имущественное неравенство, предпринимаются попытки урезать социальные обязательства государства и так далее. Нет ли ощущения, что идет демонтаж системы социального государства в его нынешней форме?

— Я, честно говоря, не слышал, чтобы социальное государство где-то демонтировалось. Есть попытки уменьшить патерналистскую роль государства, где-то они проводятся успешно. Например, в Швеции еще 15 лет назад государство через бюджет перераспределяло порядка 55–57 процентов ВВП. Сейчас этот показатель опустился до 48–47 процентов. Сегодня во Франции роль государства в перераспределении ВВП через бюджет одна из самых высоких в Европе — по-моему, 54 с чем-то процентов. Президент Макрон хотел и хочет роль государства уменьшить, но при этом у него есть планы, как двигать страну в будущее. Он хочет снижать выбросы парниковых газов и как-то модернизировать экономику. Что-то у него получается, ему уже удалось либерализовать трудовое законодательство. А вот увеличить налоги, чтобы собрать деньги на решение таких важных стратегических задач, ему не удалось. Но это не является признаком того, что на планете в целом меняется миропорядок. Америка решает свои проблемы и своими способами, Европа — своими, Великобритания вообще решила изведать новый путь. И к этому нужно относиться нормально. Главный показатель — какую линию поддерживает население каждой страны на выборах. Дает тебе население карт-бланш на продолжение курса или курс надо менять.

Ожидать какого-то глобального социального кризиса, что миропорядок поменяется — это бред. Если будет экономическая рецессия, то мне кажется, что это дело не ближайших месяцев. По американской экономике это, скорее всего, конец нынешнего – начало 2020 годов. Пока никто не видит индикаторов, свидетельствующих о том, что экономический спад может начаться в 2019 году. И этот спад будет сильно меньшего масштаба, чем был в 2008 году. Поэтому России не стоит списывать все свои проблемы на то, что происходит в остальном мире. Наши основные проблемы связаны с тем, как устроена жизнь внутри нашей страны, и если мы хотим изменить жизнь к лучшему, то нам нужно менять то, как у нас устроено государство.