Дамир Фаттахов: «Наш вызов в том, чтобы наладить коммуникацию с другой молодежью – разной»

Дамир Фаттахов: «У молодых людей редко есть полутона — либо белое, либо черное» Фото: Ирина Ерохина

ТРИ КЛЮЧЕВЫХ НАПРАВЛЕНИЯ В СТРАТЕГИИ РАБОТЫ С МОЛОДЕЖЬЮ

— Дамир Ильдусович, и каково быть министром?

— Я думал, будет легче. Для меня самый большой вызов — работа с аудиторией, которая не приемлет формального тона общения. При этом ты всегда должен помнить, что представляешь орган государственной власти. И это тонкая грань. Ты должен быть открытым, быть на одной волне с молодежью. У молодых людей редко есть полутона — либо белое, либо черное.

— Как восприняли коллеги по кабинету министров? (Максим Кирилов)

— У меня ощущение, что мы всегда вместе дружно работали. В муниципалитете Казани я работал 13 лет, и мы были в ежедневной коммуникации, особенно с социальным блоком кабинета министров. У нас теплые отношения со всеми министрами.

— В чем суть работы министерства, ведь преступностью занимается МВД, спортом — минспорта, культурой и грамотностью — минобразования и минкультуры? Какими численными показателями вы оцениваете успешность министерства? (Ильдус Гизатуллин)

— Насколько я знаю, на протяжении года шли обсуждения — нужно или не нужно создавать отдельное министерство молодежи. В итоге президент РТ Рустам Нургалиевич Минниханов такое решение принял.

Министерство по делам молодежи — единственное, которое создано не по отраслевому принципу, а по возрастному — для работы с аудиторией в возрасте от 14 до 30 лет. И у меня нет никаких иллюзий, что одно министерство может ответить на все вызовы и решить все проблемы, которые у молодежи возникают. Ключевой принцип — межведомственный характер нашей работы. Мы обязаны быть интегрированными в другие министерства и ведомства в той части, где они работают с молодежью, при этом лучше, чем все другие, обладать экспертизой о том, что нужно молодежи. И Рустам Нургалиевич четко сказал, что молодежная политика — это межведомственная работа, где координатором прямого диалога с молодежью является наше министерство.

В стратегии своей работы мы выделяем три ключевых направления. Первое — «Эффективное — Востребованное»: реновация объектов инфраструктуры, корпоративный университет, внедрение KPI для субъектов молодежной политики. Второе направление — «Цифровая среда», в рамках которого мы планируем цифровизацию всей отрасли молодежной политики и создание современных digital-сервисов для молодежи. Третье — «Среда для самореализации»: создание условий для профессиональной и творческой самореализации молодежи, снижение оттока молодых людей, привлечение лучших профессионалов из разных регионов, работа с молодыми соотечественниками. 

Стратегия работы нашего министерства была презентована общественности и принята на итоговой коллегии в конце января. Под эту стратегию будет доработана государственная программа «Молодежь Татарстана», которая раньше была объединена с программой развития спорта.

«В декабре прошлого года мы впервые в Татарстане провели итоговый семинар-совещание федерального агентства по делам молодежи, куда приехали мои коллеги из всех субъектов России» Фото: minmol.tatarstan.ru

«ОТРАСЛЬ ПО ДЕЛАМ МОЛОДЕЖИ ЕСТЬ, А ЗАКОНА НЕТ»

— В других субъектах есть самостоятельные министерства молодежи? Федерального-то министерства нет, а только агентство по делам молодежи.

— В декабре прошлого года мы впервые в Татарстане провели итоговый семинар-совещание федерального агентства по делам молодежи, куда приехали мои коллеги из всех субъектов России. Они везде по-разному называются: кто председателем госкомитета, кто министром по делам молодежи. Включая нас, в стране шесть министерств по делам молодежи: в Дагестане, Чечне, Ульяновской, Иркутской, Тульской областях. В остальных регионах — комитеты, управления, департаменты при других министерствах или агентства.

Несмотря на то, что отдельного министерства нет, на федеральном уровне молодежная политика получает все больше поддержки и статуса. В прошлом году Росмолодежь перевели в прямое подчинение правительству. После этого и в регионах началось движение в сторону большего внимания к отрасли. Впервые с 2009 года в Госсовете России была создана рабочая группа по молодежной политике, которую возглавил губернатор Ярославской области Дмитрий Миронов. По поручению президента РТ я вхожу в эту рабочую группу. Сейчас перед всеми нами есть вызов — доказать состоятельность отрасли как таковой. Моя задача — очертить региональную повестку, в том числе на федеральном уровне. Проблем, которые требуют решения, много, например, нет закона о молодежи.

— Считаете, закон о молодежи необходим?

— Закон — не самоцель. Да, можно раскидать все вопросы по другим законам. Но получается, что отрасль по делам молодежи есть, а закона нет, и возникают «земные» проблемы, например, с повышением заработной платы, когда минфин, не видя отрасль с точки зрения закона, не индексирует зарплату ее работникам. В социальной сфере — здравоохранении, образовании, культуре — индексация регулярно производится, и сегодня средняя зарплата там порядка 31 тысячи рублей. А в отрасли молодежной политики она так и осталась чуть больше 20 тысяч. Спасибо президенту Татарстана за поддержку, мы сегодня с минфином работаем над тем, чтобы довести средний уровень заработной платы сотрудников отрасли молодежной политики до средней по социальной сфере. Это важнейший вопрос для людей! Сейчас в районах РТ у специалиста по делам молодежи зарплата 11 тысяч рублей.

«Что касается инфраструктуры, Татарстан — лидер в России. Потому что здесь не распродали, не потеряли сеть молодежных объектов» Фото: metshin.ru

«ЗАПУСКАЕМ РЕНОВАЦИЮ ОБЪЕКТОВ, ЧТОБЫ БЫЛИ ВОСТРЕБОВАНЫ МОЛОДЕЖЬЮ»

— Какие формы работы использует ваше министерство? Что связывает молодежь и территориальные отделы по работе с молодежью? (Ильдус Гизатуллин)

— Если говорить про территории, то с молодежью нас связывают, конечно, инфраструктура и люди. Что касается инфраструктуры, Татарстан — лидер в России. Потому что здесь не распродали, не потеряли сеть молодежных объектов: у нас 217 подростковых клубов, 28 молодежных центров, 76 действующих государственных и муниципальных лагерей для летнего отдыха детей и молодежи, помимо них еще есть 67 ведомственных и частных детских лагерей. Это огромные площади — почти миллион квадратных метров! Одна из главных наших задач — сделать так, чтобы вся инфраструктура эффективно использовалась.

Пока мы видим, что, например, подростковые клубы работают в среднем с 14:00 до 19:00, а в остальное время они пустуют, хотя государство продолжает тратить деньги на коммунальные расходы, на оплату персонала. Вот и подумали: почему, пока подростки в школе, этими клубами не могут воспользоваться другие? Например, в Альметьевске молодые мамы имеют возможность на пару часов оставить в клубе своего малыша, а сами в это время там же занимаются йогой, участвуют в мастер-классах, общаются со специалистами, которых для них пригласили на бесплатную консультацию. Это правильный подход, молодые мамы — это ведь тоже наша целевая аудитория. Поэтому сейчас мы запускаем реновацию своих объектов, чтобы они соответствовали современным задачам отрасли и были востребованы самой молодежью.

— И это, наверное, потребует дополнительных затрат?

— У нас уже есть ежегодная программа капитального ремонта молодежных центров и подростковых клубов. Она работала и до меня, но, считаю, надо менять отношение к ремонту: одно дело — пришел строитель и сделал, как считает нужным, другое — строитель сделал ремонт под функциональные задачи пространства. Заказчиком в этой цепочке должен быть не строитель, который ориентируется на нормативы, а директор центра, у которого есть концепция, есть понимание того, что нужно молодежи, которая к нему будет ходить после ремонта. Он должен понимать, как надо перестроить помещение, чтобы оно было эффективным. Сейчас мы по каждому объекту именно так стараемся работу выстраивать.

Мы создали рабочую группу и бюро молодых архитекторов. По каждому из 17 запланированных на этот год объектов сначала проводится опрос населения — что люди хотели бы видеть в данном центре или клубе, потом создается проект, по которому и работают строители. И благодаря этому учреждение становится комфортным и интересным для молодых людей, становится модным местом.

«ЗАДАЧА — ПОДНЯТЬ УРОВЕНЬ КОМПЕТЕНЦИЙ РАБОТНИКОВ СФЕРЫ МОЛОДЕЖНОЙ ПОЛИТИКИ»

— Еще важно, кто будет работать в этих отремонтированных учреждениях. Вопрос кадров.

— Я бы сказал не «еще», а «в первую очередь». Скажем, директор, чтобы прорабам задачу поставить, сам должен обладать компетенциями и современным видением работы с молодежью. Дальше, какой бы крутой ни сделали ремонт, пространство не заиграет, если туда просто вернется все то же самое, что и до ремонта. А это всегда и в первую очередь вопрос кадров.

Я много езжу по районам республики и вижу, что уровень квалификации специалистов, работающих с молодежью, ниже, чем, например, у сотрудников казанского комитета по делам молодежи. Наша задача — поднять уровень компетенций, навыков, знаний всех работников сферы молодежной политики. Для этого мы запускаем собственный «Корпоративный университет». Например, у системы образования есть государственные стандарты — как и что преподавать, а в отрасли молодежной политики таких нет. Наша задача — определить критерии оценки эффективности работы специалистов, проводить их переаттестацию, повышать квалификацию. Второй ключевой вопрос, с которым мы столкнулись в районах, — это отсутствие отдельных структурных подразделений по делам молодежи. Есть районы, где один человек занимается вопросами и молодежи, и спорта, и туризма.

— Наверное, и аппарат исполкомов в районах небольшой?

— Не везде. Это вопрос приоритетов. Но когда на коллегии мы озвучили эту проблему, президент сказал: «Как же мы будем работать с молодежью, если где-то вообще нет специалиста по этой работе?» Поэтому сейчас прорабатывается возможность создания отделов по делам молодежи во всех районах республики. Сегодня самостоятельные отделы по молодежной политике есть только в 8 районах, в остальных — объединенные со спортом и туризмом. В Казани работает комитет по делам молодежи, в других городах — управления.

— Минфин дает ставки на создание отделов в районах?

— Сейчас мы находимся в диалоге и подсчетах с минфином. Мы хотим, чтобы в каждом районном отделе по делам молодежи было минимум три человека. Эта структура просто необходима для работы! У нас почти четверть населения — это молодые люди от 14 до 30. При этом надо понимать, что, когда мы говорим о работе с молодежью, подразумеваем и тех, кому до 35. Потому что отдельные программы рассчитаны на молодые семьи и молодых ученых, например. Наша принципиальная позиция — работать надо и с теми, кому еще нет 14, потому что время быстро проходит, тенденции меняются, 10-летние дети вырастут, и, боюсь, окажется, что мы уже не успеем за ними, нам будет нечего предложить. Поэтому аудитория для работы у всей отрасли довольно большая. У каждого муниципалитета должна появиться аналитика, портрет молодежи, а потом — своя собственная стратегия молодежной политики, которая будет учитывать особенности конкретно взятого района.

У нас многие методики сформированы за последние 25 лет, в республике создана серьезная система работы с молодежью, и она показала свою эффективность. Федеральное агентство по делам молодежи признало Татарстан лучшим регионом в России по организации работы с молодежью.

«Все привыкли к тому, что у нас есть определенный формат работы с подростками, с молодежью, есть организации по разным направлениям» Фото: «БИЗНЕС Online»

КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ ЭФФЕКТИВНОСТИ РАБОТЫ С МОЛОДЕЖЬЮ

— По каким критериям оценивается эффективность работы с молодежью?

— Там больше 90 пунктов. Самое большое значение имеет качество существующей инфраструктуры, в том числе нормативка, финансирование отрасли. Далее оценивается активность участия татарстанской молодежи в мероприятиях — федеральных, окружных, региональных и муниципальных. Отдельное внимание уделяется работе в рамках приоритетного направления на конкретный год. Например, в 2018 году это было все, что связано с вопросами добровольчества.

Все привыкли к тому, что у нас есть определенный формат работы с подростками, с молодежью, есть организации по разным направлениям: Лига студентов, система студенческих трудовых отрядов, конкурс «Созвездие — Йолдызлык» для творческих ребят, сообщество «Сәләт», движение КВН и другие. Многие обыватели в Татарстане со скепсисом к ним относятся, но вообще-то это колоссальная система, коллеги из других регионов приезжают и удивляются этому! Я тоже хотел бы посмотреть в других регионах опыт, который будет совершенно новым, но пока, за редким исключением, ничего сверхъестественного не нашел. В этом смысле соседи ориентируются на нас, но это тот случай, когда сложно радоваться, что ты первый, потому что хочется узнавать что-то новое, чтобы двигаться дальше. Мы выстроили систему, вырвались вперед в работе с молодежью, но если мы будем только радоваться своим успехам, то очень быстро отстанем.

Я три года возглавлял комитет по делам детей и молодежи исполкома Казани. Тогда мне показалось очевидным, что нужно создать совет молодежных организаций города. И это оказалось эффективной мерой, потому что молодежь, в принципе, была лояльна к тому, чтобы объединиться в сообщество. Было много разных общественных организаций. Тогда мы пригласили к диалогу даже не очень понятный нам клуб «Экстрим-фактор» Ярослава Муравьева. Сейчас такой формат — объединить молодежь в один совет — мертворожденная идея. Молодежь стала совсем другой — нет необходимости объединяться в какие-то организации, в том числе потому, что интернет, социальные сети сильно расширили диапазон имеющихся возможностей. Поэтому наш вызов в чем? В том, чтобы наладить коммуникацию вот с этой другой молодежью — разной. И сразу важно не упустить подрастающее поколение, которое вообще не приемлет тех форм работы, которые еще пять лет назад были эффективными. Инструментов работы с ними по большому счету у нас пока нет.

Нас пока нет в соцсетях в нужном объеме, поэтому вторым пунктом стратегии своей работы мы записали расширение нашего присутствия в сетевых сообществах. Объясню для чего. Интернет, например, для моего поколения — это инструмент общения, но растет поколение, которое уже не помнит себя без интернета, для которого интернет — это среда обитания, а все, что ему нужно, есть в гаджете, который всегда с собой. Если нас там нет, то нас, скорее всего, вообще для него нет, поэтому мы тоже должны быть в сети — доступными, со своими программами. У этого вопроса есть и другая сторона — безопасность в сети. Я убежден, что абсолютно бессмысленно запрещать молодежи зависать в интернете, нужно создавать качественную альтернативу — интересный контент, позитивный. Это архисложная задача, потому что продакшн требует больших финансовых вложений и в первую очередь креатива и профессионализма.  

Еще один важный аспект — работа в вузах. Раньше практически в каждом вузе и даже в филиалах были проректоры по воспитательной работе. В последние годы в некоторых крупных вузах ликвидировали саму должность, где-то остались начальники управлений. Хотя студенчество — это такая аудитория, которой вообще всегда нужно было особое внимание. Там много и социальных вопросов, и общественно-политических. Президент РТ свою позицию тоже четко обозначил. Сначала на нашей коллегии обратил внимание ректоров на то, что проректоры должны быть, а потом на совете ректоров проговорил: все, что связано с образованием, — это минобразования, все, что связано с воспитательной работой, — минмолодежи. Поэтому министерство по делам молодежи тесно интегрируется сейчас в работу вузов. Мы изменили формат работы совета по воспитательной работе при совете ректоров, включили туда от каждого вуза не только чиновника, но еще и ученого, который сможет дать свою экспертизу, и студенческого лидера, который будет представлять непосредственно интересы своих студентов. В ближайших планах — вместе с ректорами проанализировать и решить вопрос по должностям проректоров, а потом разработать стандарт по работе с молодежью в вузах.

«Есть хороший пример нашей работы с неформализованной молодежью — это проект URAM: для татар — улица, для международного позиционирования — Urban Arts Movement» Фото: minmol.tatarstan.ru

МОЛОДЕЖЬ, К КОТОРОЙ НУЖЕН НЕТРИВИАЛЬНЫЙ ПОДХОД

— Сложилось впечатление, что большинство ваших мероприятий ориентировано на тех молодых людей, кто обладает активной жизненной позицией. При этом значительная часть молодежи в наше время продолжает тусоваться по подъездам, просиживать часы в интернете и прочее — такая асоциальная, аполитичная категория молодых людей, без особых целей в жизни. Что министерство по делам молодежи РТ намерено делать с этими людьми? Их большинство. (Максим Кирилов)

— Я бы такую молодежь асоциальной не называл, это про другое — у всех разные интересы. Я не в розовых очках работаю, поэтому понимаю тех, кто согласен со стереотипом, что сейчас молодежная политика больше ориентирована на активистов. Поэтому мы все больше своих программ и проектов ориентируем на молодежь, которая ранее никак не взаимодействовала с властью. Я считаю, что наша задача — не дойти до каждого ногами, а сделать так, чтобы они сами имели возможность пользоваться той инфраструктурой или условиями, которые мы создаем. Они, в принципе, могут и не знать, что это министерство молодежи, но если покупают путевку в лагерь онлайн или приходят на какое-то мероприятие, на обучающие курсы, которые мы проводим, то такая молодежь уже попадает в орбиту нашей работы. 

— Почему ваше министерство по делам молодежи никак не работает с гопниками, дворовой молодежью, футбольными фанатами? Такое чувство, что вы не знаете, как с ними взаимодействовать, предпочитая ориентироваться на гламурную молодежь. (Ренат Исмагилов)

— Это, безусловно, та молодежь, к которой нужен нетривиальный подход. В первую очередь надо создавать условия, чтобы их энергию направить в нужное русло. Например, я вырос не в самом благополучном микрорайоне, в сложное время и с уверенностью могу сказать, что те, кто был чем-то занят — спортом, творчеством, — вырвались из этой ситуации. Если наши молодежные центры, школы, подростковые клубы будут делать все, чтобы этот молодой человек нашел себя и свою ячейку там, то он не окажется на улице в худшем смысле этого слова.

Уже есть хороший пример нашей работы с неформализованной молодежью — это проект URAM: для татар — улица, для международного позиционирования — Urban Arts Movement. Это граффитисты, экстремальщики, музыканты, хореографы — все, что связано с уличными культурами. Раньше они никогда не сотрудничали с органами власти, но мы встретились, и получился хороший диалог. И, по сути, одного шага им навстречу хватило для того, чтобы стать партнерами! Они уже давно собираются под мостом «Миллениум», так почему бы не сделать там общественное пространство, если правила безопасности не запрещают? Президент РТ поддержал эту идею, вместе с мэром Казани Ильсуром Метшиным мы создали сейчас рабочую группу и обсуждаем проектные решения по данному пространству.

Другой пример: уже много лет от молодежи есть острый запрос на скейт-парк. Этот вопрос не решался по разным причинам, к сегодняшнему дню созрело сообщество самих экстремальщиков, они объединились, разработали свои предложения. На коллегии министерства мы этот проект и наработки представили президенту, он одобрил строительство такого скейт-парка. И очень круто, что сама молодежь предлагает решения и выступает инициатором проекта. Наша задача — поддержать. По мне, как раз это и есть эффективный формат работы с дворовой молодежью или субкультурщиками.

— Кто и как в министерстве молодежи озабочен судьбой выпускников детских домов? Они абсолютно не приспособлены к самостоятельной жизни, у них полно проблем сразу же возникает: нет нормального жилья, нет квалификации, они не хотят работать, пьют, их обманывают мошенники, девочки рожают детей и бросают их. (Наталья)

— Я бы взял шире — трудные подростки. У подростков 14–17 лет есть проблемы, с которыми они сталкиваются в школе, — буллинг, неумение коммуницировать со сверстниками, травля в социальных сетях. Когда подросток не находит поддержки у родителей или у старшего товарища, это может привести даже к суициду. В Казани как ответ на такую ситуацию энтузиасты создали онлайн-проект «Фракция» для общения с трудными подростками. Интересный формат: и живые встречи со взрослыми, и собственное медиа, где подростки на понятном и простом языке пишут об острых проблемах и самых волнующих вопросах. Результаты у проекта хорошие, его и психологи, и эксперты оценили — даже на федеральном уровне. Мне пока непонятно, как можно масштабировать этот проект, привлекая к работе специалистов. Так же, как пока мы не нашли точный рецепт того, как работать с трудными подростками, как их поддерживать. Но мы обязательно должны что-то придумать.

Что касается конкретно выпускников детских домов, то, конечно, это тоже наша целевая аудитория. Возвращаясь к тому, что молодежная политика — это межвед, мы должны работать в кооперации с министерством труда и социальной защиты РТ, чтобы понимать, в какие квартиры они возвращаются, кто их окружает, какая работа у них будет, как они проводят досуг. Вместе с муниципалитетами мы должны более предметно, буквально посписочно мониторить этих ребят. И не надо ждать, когда они к нам обратятся, мы сами должны выйти к ним с предложениями. Взяли это в работу.

— Недавно в Челнах сразу три группировки футбольных фанатов были признаны судом экстремистскими организациями. Считаете ли, что не смогли наладить работу с так называемой проблемной молодежью? (Руслан)

— Я не мазал бы всех одной краской. Есть какое-то количество радикально настроенных людей, которых я вообще не отношу к футбольным фанатам. Они просто хулиганы, которые совершают противоправные поступки, за которые должны быть наказаны. А есть фанаты, которые искренне в это верят.

— Как минмолодежи работает с молодыми осужденными? Попы и муллы в застенки часто наведываются, а вы планируете? Это ведь тоже наше будущее. (Женя)

— Кабинет министров РТ поручил минмолодежи заняться межведомственной координацией психологических служб республики. Под это нам дают небольшое количество штатных единиц. Это серьезнейшее направление работы — телефоны доверия, психологические консультации подростков и молодежи, но никто системно в этой сфере не работал. Думаю, в рамках этой работы мы сможем оказать психологическую помощь и молодым заключенным. 

«В 76 лагерях, которые принадлежат республике или муниципалитетам, дети отдыхают каждый год. Почти все построены в советское время, лет 50–60 назад» Фото: minmol.tatarstan.ru

7 МЛРД РУБЛЕЙ НА РЕМОНТ ЛЕТНИХ ДЕТСКИХ ЛАГЕРЕЙ ОТДЫХА

— В течение последних 10 лет в Татарстане были закрыты 22 лагеря летнего отдыха. Какие именно из недействующих лагерей вы планируете включить в новую трехлетнюю программу обновления детских загородных оздоровительных лагерей в РТ? (Ленар)

— Наша программа будет трехлетней, в нее включаем 94 лагеря. На их ремонт, реконструкцию, а где-то и строительство республиканский бюджет выделяет 7 миллиардов рублей. Это беспрецедентная программа в Российской Федерации, потому что нет ничего похожего по организации детского летнего отдыха. Это большой объем и большой вызов, ведь нам предстоит капитально отремонтировать лагеря и в то же самое время обеспечить отдых детей.

— Сколько из 94 лагерей работают, принимают детей?

— В 76 лагерях, которые принадлежат республике или муниципалитетам, дети отдыхают каждый год. Почти все построены в советское время, лет 50–60 назад. Перед сезоном мы буквально до последнего дня находимся в диалоге с контролирующими органами: откроем — не откроем. Настолько плачевное состояние в отдельных лагерях… Спасибо, что президент РТ сам выехал и увидел, в каком состоянии всё это находится. 

— Какие лагеря будут отремонтированы в первую очередь?

— На 2019 год мы выбрали 10 лагерей, которые не работали и нынешним летом не открылись бы. Там будет проведен капитальный ремонт, и нам не надо будет торопиться открыть их к 1 июня. В этом списке три лагеря близ Казани: «Молодежный», «Восток», «Юнитур». В Бугульме — лагерь имени Губина, в Нижнекамске — «Кама» и другие. В 15 лагерях будет проведен косметический ремонт к 1 июня. На этот объем в этом году будут направлены 1,5 миллиарда рублей. При этом мы обратились в правительство, чтобы программу 2020 года можно было начать уже в сентябре этого года, сразу после закрытия последней смены. Так мы лучше подготовимся к следующему летнему сезону. В следующем году будут отремонтированы еще 24 лагеря.

— За последние годы созданы частные лагеря с очень интересной программой, например «Байтик». Стоит ли государству идти в этот бизнес, может быть, нужно просто поощрять их грантами?

— Первое — все эти частные лагеря субсидируются государством. В Татарстане загородным отдыхом охвачено 118 тысяч детей, то есть емкость частных программ большая. Мы создаем инфраструктуру, а они организуют отдых детей. У центра «Лето» — четыре лагеря, у городского центра «Ял» — 11, а все остальное — это частные операторы, которые приходят к нам, защищают свой проект на конкурсе, и государство субсидирует 85 процентов от стоимости путевки в муниципальные и государственные лагеря и 50 процентов — в ведомственные — КАМАЗа, «Оргсинтеза». Субсидии на организацию летнего отдыха заложены в бюджете министерства по делам молодежи РТ — около 1,4 миллиарда рублей.

Очевидно, что частные организаторы смен сами лагерь построить не могут — это нерентабельно, экономика не сходится. Да и мы понимаем, что одно дело — создать инфраструктуру и совершенно другого порядка задача — содержательная часть отдыха. Поэтому частные лагеря — это в большей степени программы и педагоги. Лично я из своего детства вспоминаю не то, что туалет был на улице, а то, какими крутыми были наши педагоги и тренер. Поэтому я жестко поставил этот вопрос: мы должны постоянно держать на контроле, какие смены мы проводим, насколько они реально соответствуют заявленному профилю. Более того, эти наши требования подтолкнули самих игроков рынка объединиться и создать ассоциацию операторов летнего отдыха детей. Они сами сейчас этот вопрос продвигают, потому что уверены, что в конкурентной среде будут оставаться самые сильные организаторы летнего отдыха, те, кто профессиональнее разрабатывает и проводит профильные смены. Получается, это наш обоюдный интерес.

— В этих 10 лагерях, которые в этом году будут капитально отремонтированы, будет какая-то специализация?

— Ни один лагерь мы не начинаем ремонтировать, пока нет внятной концепции. У каждого учреждения должно появиться свое лицо либо профили смен, и я дал на эту работу месяц. В рабочую группу по каждому лагерю входят представители управления по делам молодежи, директор лагеря, а также те компании, в том числе частные, которые занимаются разработкой программ. Таких компаний огромное множество, но надо выстроить системную работу с ними. И только после выработки концепций, на их основе, будут разработаны проекты ремонта и реконструкции лагерей.

КАЗАНЬ ПРОВЕДЕТ ВСЕРОССИЙСКИЙ ФОРУМ ОРГАНИЗАТОРОВ ЛЕТНЕГО ДЕТСКОГО ОТДЫХА

— А что будет в «Рыбацкой деревне», которую отдали минмолодежи? Это будет некий флагман, местный «Орленок», куда будут направлять лучших учеников, активистов?

— Надеюсь, флагманов будет несколько, в разных районах республики. Что касается «Рыбацкой деревни», то рассматривается вопрос о том, что она войдет в новый проект фонда «Возрождение» по созданию образовательного кластера, чтобы был завершенный цикл: детский сад, школа, круглогодичное место отдыха талантливых детей.

Нам нужно со всей России собрать лучший опыт по организации летнего отдыха детей, в первую очередь с точки зрения содержания программ. Мы вышли с инициативой в министерство просвещения России и проведем в Казани 22–24 апреля всероссийский форум организаторов летнего детского отдыха. Приедут и «Орленок», и «Артек», и все лучшие практики. Пригласим и операторов летнего отдыха, в том числе частных.

— Пригласите еще и детей, чтобы они сами рассказали, что и как им интересней.

— Обязательно! Мы также пригласим производителей различного оборудования для детей и подростков, чтобы они на выставке представили свои разработки, если они вообще есть.

Наша задача — завести все это в единую систему, причем цифровую. Как сказал президент РТ, цифровизация отрасли молодежной политики должна произойти в первую очередь. Сегодня, например, нет ни одной программы онлайн-продажи путевок, и мы перед собой такую задачу ставим.

— И когда вы это сделаете?

— Онлайн-продажи путевок — это один из первых сервисов, который мы хотим реализовать как цифровое министерство. Эта работа уже началась, но пока не могу сказать, успеем ли мы организовать онлайн-продажи уже в этом году. В этом смысле я сторонник того, чтобы сделать лучше, а не быстрее.

«Профориентацию мы сегодня включаем в сетевые проекты, которые закладываются в программу подростковых клубов и молодежных центров» Фото: «БИЗНЕС Online»

ОТРАСЛЬ МОЛОДЕЖНОЙ ПОЛИТИКИ ЦИФРОВИЗИРУЮТ

— Что еще в рамках цифровизации отрасли молодежной политики планируете сделать?

— Цифровизация имеет смысл, когда она затрагивает всё. Поэтому переводим в цифру все, что связано с нашей работой. Например, во многих учреждениях сведения до сих пор еще в амбарной книге записаны! А должно быть так, что любой сотрудник министерства одним кликом мог получить всю информацию. Это управленческая задача, которая будет влиять на эффективность всей отрасли. А есть еще задача и отдельное направление — это диджитал-сервисы для молодежи.

— Имеющейся инфраструктуры достаточно на всех? Может, где-то ее просто нет?

— Нам сначала надо привести в порядок то, что имеем, а потом, когда она станет более востребованной, будет понятно, хватает нам ее или нет. Мы посчитали — на одного молодого человека сейчас приходится 150 квадратных метров площадей молодежной инфраструктуры. Очевидно, что это «средняя температура по больнице», тем не менее цифры заставляют серьезно задуматься.

— А сколько у нас в республике людей от 14 до 30 лет?

— В Татарстане 850 тысяч людей в этом возрасте, и мы их разделили на три аудитории: первая — подростки 14–17 лет, вторая — студенты 18–22 года, третья — это там, где нас меньше всего, — 23–30 лет. Если в первых двух мы присутствуем своей инфраструктурой, программами, организованными и неорганизованными сообществами, то третья аудитория требует других форм работы — социальная поддержка семей, рабочие места и т. д. Один из ключевых вопросов, который нам задают на всех наших встречах с молодежью, — это трудоустройство, причем не постоянное трудоустройство после вуза, а временное трудоустройство студентов — после учебы, в каникулы. Они даже просят нас обратиться к ректорам вузов, чтобы расписание занятий не было таким рваным: чтобы утром учиться, а во второй половине дня можно было поработать.

Хотим в сотрудничестве с HeadHunter создать онлайн-платформу временного трудоустройства. Мы даже готовы организовать обучение тем специальностям, которые требуются на рынке. А студенческим отрядам поставили задачу переформатировать свою деятельность и обратить внимание на временное трудоустройство в небольших компаниях. Возможно, на их базе будет создана современная «биржа труда».

— Когда и кем будет создаваться платформа трудоустройства?

— Это один из шести диджитал-сервисов, создание которых мы сейчас прорабатываем с минсвязи: нужно сформировать четкое представление, какой продукт хотим получить в итоге, получить ресурсы и направить их на реализацию проектов в этом году.

— Какие еще у вас онлайн-проекты?

— Кроме цифровой базы данных учреждений отрасли и платформы временного трудоустройства, о которых я уже сказал, будет АИС «Молодежь Татарстана» — цифровая платформа для прямой коммуникации с молодежью. Это будет система, через которую можно будет участвовать в мероприятиях, а для зарегистрированных пользователей будет чуть больше разных возможностей. С точки зрения нашей работы эта платформа будет нам полезна для анализа интересов молодежи — такая big data молодежной политики.

В этом же направлении еще один проект, который сейчас прорабатываем, связан с медиасредой для молодежи. Во-первых, есть запрос на создание образовательной платформы для молодежных медиа. Пожалуй, один из самых востребованных сейчас проектов, который от нас ждет сама молодежь. Это и самореализация, и история про возможность вовлекать саму молодежь в создание качественного и интересного молодежного контента. Например, к коллегии нашего министерства все иллюстрирующие нашу деятельность видеоролики сделали молодые продакшн-команды. Сейчас они уже хотят идти дальше и создавать молодежный медиацентр — сообщество, в котором по разным направлениям медиасферы объединены молодые профессионалы.

— Какая работа проводится министерством в профориентационной деятельности? Учитывая, что дети после 9–11-х классов не знают, куда поступать, кем стать и, конечно же, многие высокобалльники уезжают поступать в другие регионы России. (Елена)

— Профориентацией в школах занимается в первую очередь министерство образования и науки РТ. И коллеги много внимания этому уделяют, особенно в преддверии WorldSkills. Но нам это направление тоже важно, это еще один аспект межведомственной работы. Профориентацию мы сегодня включаем в сетевые проекты, которые закладываются в программу подростковых клубов и молодежных центров.

— Без опыта часто не берут на работу, а как его наработать в этом случае? (Эльза)

— Принимая во внимание в первую очередь именно эту проблему, мы и занимаемся разработкой сервиса для временного трудоустройства, потому что такой опыт может частично снять проблему при трудоустройстве уже на полный день. Мы этот вопрос взяли в работу практически с первых месяцев. Это будет отдельный раздел в госпрограмме «Молодежь Татарстана», а в дополнение к нему мы еще и отдельную программу по работающей молодежи планируем принять.

«Сообщество «Сәләт», например, нельзя назвать чисто татарским, и все же это тот проект, который вносит очень серьезный вклад и в сохранение языка и культуры, и в их развитие» Фото: «БИЗНЕС Online»

«К НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЕ НЕЛЬЗЯ ОТНОСИТЬСЯ КАК К СВЯЩЕННОЙ КОРОВЕ»

— Наш читатель Хайруллин А.И. спрашивает: «Как вы планируете прививать молодежи патриотизм?» В советское время в школах была стройная система детских общественных организаций: октябренок — пионер — комсомолец. Главное — в стране была идеология, в рамки которой укладывалось и воспитание патриотизма. Как считаете, сегодня в школах должно быть нечто подобное?

— Идеология, может быть, громко звучит, и она в рамках одного министерства вряд ли родится, при этом никто не отменяет ценностных ориентиров «хорошо — плохо». Про пионерию и ее ценности есть очень показательная для меня история из детства. Я был барабанщиком отряда в пионерском лагере. А сосед по палате взял с собой хомяка, который однажды ночью прогрыз мой пионерский галстук. Для меня страшнее ничего не могло случиться! Я рыдал из-за того, что без галстука не могу выйти на линейку и подведу отряд — как он выйдет без барабанщика… Старшие товарищи называли это идеологией, а для ребенка это был внутренний патриотизм, какая-то ценность — не подвести отряд.

Я уверен, что мы на своем уровне можем прививать детям и подросткам общепринятые ценности. Можем вместе с министерством образования в школах, в лагерях и подростковых клубах вести такую работу, главное, чтобы она была системной, с методическим сопровождением.

Но я бы не стал хоть немного уменьшать роль семьи: все-таки все основные ценности прививаются именно в семье. Наш партнер, известный социолог Виктор Вахштайн, когда представлял на коллегии министерства интересные факты о молодежи, вообще сказал о том, что ценности молодежи не к возрасту привязаны, а к семье и к среде, в которой формируется личность.

— На тему национальности пришло несколько вопросов, например: «Есть ли в Казани подростковые клубы, которые вели бы занятия на татарском языке? Как в условиях глобализации, в большом городе студенческая молодежь может сохранять свою этническую идентичность, родной язык? Занимается ли министерство такими вопросами? (Айрат); «В Татарстане довольно активны организации татарской молодежи. Не кажется ли вам, что «дружить» по национальному признаку — это мина замедленного действия? У нас хоть что-то интернациональное осталось?» (Дамир Мустафин)

— У нас в стратегии заложен проект «Национальное — Актуальным»: мы исходим из того, что с молодежью нельзя работать старыми методами. Например, любимый всеми народный Сабантуй, который и правда является нашим достоянием, не заставит молодых заговорить на татарском языке и носить национальную одежду. К национальной культуре нельзя относиться как к священной корове, которую нельзя трогать. Наоборот, она должна быть гибкой, бояться ее современной интерпретации не стоит. Сохранение идентичности — комплексная задача, ваше издание активно же освещает разработку Стратегии развития татарского народа, поэтому знаете, как много сторон в это вовлечено.

Роль нашего министерства мы видим в том, чтобы поддерживать актуальные молодежные проекты с национальным колоритом — творческие проекты — типа того, что делает Нурбек Батулла, дизайнерскую одежду и т. д. Наша задача — поддержать создателей грантами, помочь сделать этот продукт востребованным. И, на самом деле, не столь важно, татарский это продукт или чувашский, главное — чтобы это было по-настоящему актуально и востребовано.

Это уже в ответ на вопрос про «дружить по национальному признаку». Мне кажется, это абсолютно естественно, что национальность (а это и ментальные особенности, и язык, и культура) объединяет людей. Вместе с тем татарские молодежные организации «дружат» в первую очередь, потому, что они стремятся сохранить идентичность татарского народа. Будучи разобщенными, шансов мало. А дружит молодежь все-таки по интересам. Думаю, многие согласятся с тем, что межнациональный мир и согласие, которое у нас есть, — это настоящее богатство республики.

— Почему вы сотрудничаете с татарской молодежью, но совершенно не занимаетесь русской молодежью Татарстана? Это такая установка? (Николай Иванов)

— Никакой установки нет вообще! И неправда, что мы не занимаемся с русской молодежью. Национальность значения не имеет. Для всех одни и те же явки-пароли. Если есть конкретные предложения, то можно всегда написать — в министерство или мне лично. Таких предложений и вопросов очень много поступает, мы рассматриваем все одинаково внимательно.

— Для татарской молодежи обещали сделать центр в здании бывшей фабрики «Адонис». Как идет процесс?

— По этому вопросу мы в постоянной коммуникации с Табрисом Яруллиным (председатель всемирного форума татарской молодежи — прим. ред.), но пока есть сложности с передачей объекта.

— Какие татарские проекты сегодня работают?

— Сообщество «Сәләт», например, нельзя назвать чисто татарским, и все же это тот проект, который очень серьезный вклад вносит и в сохранение языка и культуры, и в их развитие. Например, только международный образовательный форум в Билярске принимает около 15 тысяч участников. А еще есть лагеря в течение всего года по всей стране. Знаете, «Сәләт» — это определенно знак качества. Я уже даже стал их отличать, когда, например, кого-то приводят на собеседование: сәлкешей (так называют участников лагерей «Сәләт») всегда видно.

Есть проекты молодежного центра «Идель», который тесно работает с федеральной автономией татар и хорошо представлен в регионах. Но я и им ставлю задачу быть сильно современнее, уходить от постоянных школ актива и творческих конкурсов «чтецов татарских стихов» к более системным проектам, которые будут способствовать тому, что молодым самим будет интересно глубоко погружаться в собственную культуру.

— Как продвигается вопрос о передаче ТАИФом ДК химиков? Когда будет окончательно решен вопрос о создании Дворца молодежи? (Максим Кирилов)

— Дело двигается, хотя и медленнее, чем хотелось бы. Мы поставили себе задачу после капитального ремонта открыть Дворец молодежи в дни празднования 100-летия ТАССР в 2020 году.

«Я поставил задачу перед каждым сотрудником: с какими бы проектами они ни приходили, сначала должны ответить на вопросы: это соответствует нашей стратегии, отвечает на запросы молодежи?» Фото: tatarstan.ru

ПРИНЦИП РАБОТЫ — «НИЧЕГО ДЛЯ МОЛОДЕЖИ БЕЗ МОЛОДЕЖИ»

— Вы уже сформулировали миссию министерства по делам молодежи?

— Наша миссия — «Мы создаем возможности для социальной, творческой и профессиональной самореализации молодежи», а основной принцип работы — «Ничего для молодежи без молодежи». В отрасли молодежной политики трудятся 3,5 тысячи человек, и важно, чтобы уровень их квалификации был максимально высокий. Не может быть подростковый клуб или молодежный центр популярным, если его директор — неинтересная личность!

— Ротация кадров будет?

— Уже началась по отдельным позициям. Будет продолжаться — не революционно, а эволюционно. Очень внимательно смотрим муниципалитеты. Учитывая, что прорабатывается возможность создания отдельных отделов по делам молодежи, нам интересно, чтобы их возглавили по-настоящему сильные специалисты, которые прокачаны нашими ценностями, разделяют наше видение и принципы. Важно оценивать не только за былые заслуги, а в соответствии с нашими требованиями.

Я поставил задачу перед каждым сотрудником: с какими бы проектами они ни приходили, сначала должны ответить на вопросы — это соответствует нашей стратегии, отвечает на запросы молодежи? Может быть, стоит отказаться от каких-то форм работы, заменить их на более актуальные и востребованные? Я сторонник того, что мы, безусловно, орган государственной власти и в первую очередь работаем в этой парадигме, но, когда создаем проекты и сервисы для молодежи, мы должны работать как в бизнесе: ты либо даешь клиенту очень крутой продукт и успешен, либо просто идешь на дно. Поэтому я хочу, чтобы вся команда была клиентоориентированной — задумывалась о том, как именно решать конкретные запросы молодых людей, не забывая, конечно, о государственных задачах.

Задача у нас — выстраивать прямую коммуникацию с разной молодежью. Мы запустили серию встреч с молодежью и назвали такой формат «14.30» — это возраст нашей целевой аудитории и время, в которое мы данные встречи проводим. На одну их таких встреч в апреле молодежь пригласила Рустама Нургалиевича. После него будем звать на открытый диалог с молодыми наших коллег из других министерств и ведомств, чтобы молодежь могла обозначить свою позицию по разным направлениям. Чем больше таких встреч, тем больше новых лиц мы видим, тем больше новых горизонтов своей работы открываем.

— Дамир Ильдусович, спасибо за интересный разговор. Успехов вам и всей большой команде отрасли молодежной политики!