Игорь Волошин Игорь Волошин

«Я НАПИСАЛ СЦЕНАРИЙ, ГДЕ ВСе ПРОИСХОДИТ В ОДНОМ ПОМЕЩЕНИИ: В КАМЕРЕ ТЮРЬМЫ»

— Игорь, вы известный кинорежиссер, наверняка человек очень занятой. Что побудило вас приехать в Свияжск на театральную лабораторию?

— Вообще, это было удивительное стечение обстоятельств. Буквально вчера говорил об этом с Дианой Сафаровой, которая участвует в нашем перформансе как актриса. Но она и организатор, и один из апологетов, так сказать, «Свияжск АРТели». Тут какая штука? Я буквально за день до звонка Инны Ярковой (директора фонда «Живой город» — прим. ред.) освободился от одного проекта и должен был начинать писать следующий сценарий. И тут прилетает известие.

А я начинал в театре свою жизнь в качестве актера Севастопольского ТЮЗа вместе с Ольгой Симоновой, которая приехала со мной в Свияжск играть, собственно, героиню, под которую написан нынешний сценарий. И для меня несколько лет назад еще был такой, наверное, небольшой трамплинчик в сторону театра, когда Кирилл Серебренников позвал меня работать в Пермь на фестиваль «Территория». Но у нас был срочный запуск фильма…

— Что это была за картина?

— Я начал снимать фильм «Высоцкий», который потом в итоге снял Петр Буслов. Но, в общем, тогда мне не удалось развернуть эту театральную историю. Были немецкие пьесы, как сейчас помню, которые перевели в Гете-институте для того, чтобы поставить на «Территории». Я выбрал одну из пьес. И там должен был играть покойный Леша Полуян — маньяк из «Груза-200», у него была женская роль, мы обо всем уже договорились… Но я не смог, не срослось. Это был такой первый звоночек, чтобы вернуться на территорию театра, который когда-то очень любил.

Потом я собирался ставить спектакль в «Гоголь-центре», но он встал на ремонт. Начал забывать уже про это, занимался кино. И тут один из продюсеров говорит: «Слушай, что-то все так дорого пишут, напишите что-нибудь простое, локальное. Больших денег нет на кино». Я написал сценарий, где все происходит в одном помещении: в камере тюрьмы. И получилось так, что это, в принципе, идеальная пьеса под названием «Паук», с которой сейчас и приехал в Свияжск. Этот спектакль я должен был делать у Бориса Юхананова в «Электротеатре», но тогда запустился с фильмом «Подвал» и поехал снимать его в Словакию. Так прошел год.

А в том спектакле должен был играть Дени Лаван, знаменитый  французский актер, любимый мною, мы с ним работали в одном небольшом проекте «Эксперимент 5IVE». Но случилось так, что нужно было какие-то ему сдавать анализы, чтобы сюда ехать. Дени — непростой парень, у него занятость, театр. Мы опять пролетели.

Одним словом, Свияжск и прозвучавший вовремя звонок Инны — возможность поставить ту вещь, которая разогнана и готова. Конечно, это киносценарий, который не в полной мере адаптирован сейчас под театр. Но потом, многое же от людей зависит, ты как бы чувствуешь энергию. Я с Инной поговорил по видео, и стало ясно, что надо ехать.

«ТЕБЕ НУЖНО 90-МИНУТНЫЙ ФИЛЬМ СДЕЛАТЬ ЗА ДВА ДНЯ»

— А вас, опять-таки как кинорежиссера, не смущает, что свияжский проект, возможно, увидят несколько десятков, сотня зрителей, больше просто не позволяют возможности театральной лаборатории, и продолжения не будет? Не думали о том, как эта ваша театральная история на острове-граде будет развиваться дальше?

— Я скажу искренне: главное, что сейчас происходит, это процесс. И вот он дорогого стоит. Опять же, то, что мы, например, с Тимуром Бекмамбетовым обсуждали. У него своя история с театром, а у меня — своя. Он все-таки художник-постановщик, я стоял на сцене. И писал, а потом с этими пьесами поступил, собственно, на сценарный факультет, где мы учились с Лешей Федорченко.

И еще одна мотивация — это то, что в кино ты снимаешь дубль. А для меня очень важная история — рождение сцены от текста, который вот только что был перед тобой в виде букв, а вдруг два человека или пять сыграли этот фрагмент, и вдруг все стало живым. Тогда ты теряешь контроль над тем, что это не актеры уже сидят за столом и разговаривают. А когда закончился репетиционный процесс, сыграли сцену, и дальше кто-то говорит: «Ну что там? Как? Что дальше?» И вдруг ты понимаешь, что фразу «Что дальше?» сказал персонаж, а не актер Вася Петров, например. Пошла вот эта магия, родились буквы в конкретную сцену. Такой процесс мне очень дорог. Я понимал, что его реализовать можно только в театре, потому что в кино надо сразу же снимать другую сцену.

Работа с актером — это очень важно. Мне нравится дружить с композицией, с объективами, со способом технического воплощения кадра. Железо люблю, то есть работать с операторским цехом очень подробно, с художниками. Но работа с актером, наверное, для меня в первую очередь является каким-то чистым шаманством. Потому что это что-то невероятное! Короче, я подумал, что да, надо делать. И сейчас мы занимаемся именно этим. Конечно же, у нас очень мало времени. Но это такая метафизика, где мы ищем. И ребята, актеры, которых сейчас утвердили в процессе подготовки, специально делали пробы, все настолько точно понимают… Ну, может быть, не до конца осознают, что делать, потому что я сам пока еще не понимаю. Но знаю. Как бы знаю, но еще не понимаю. (Смеется.)

— Приходится себя как-то ломать как режиссера в этих новых обстоятельствах?

— Да, наверное, приходится себя ломать, потому что тебе нужно 90-минутный фильм сделать за два дня. Как если бы мы его снимали одним кадром. Уже сегодня никого этим не удивишь, делают фильмы одним кадром, просто долго репетируют. А тут у тебя совсем мало времени. Вот накануне нашего разговора мы первый сделали такой блин, прогон, слепили, конечно же, пока комкообразный. Наверное, ломать приходится себя из-за скорости, но это и интересно.

И, вероятно, еще один потрясающий сейчас экспириенс — это то, что мне не в чистом виде театр интересен. Да и, собственно, здесь мы делаем не чистый театр. Это такая локация, которая диктует свои условия.

— То есть можно сказать, что ваш будущий эскиз спектакля — это site-specific?

— Да, конечно. Именно это мне и интересно. Кстати, тогда в Перми, что для меня было увлекательно: можно было выбрать любую локацию, но не театр. И я писал под какой-то объект, уже не помню, под что именно. Но вспоминаю, как поехал в Берлин к другу — драматургу. Он писал театральную пьесу, приехал к нему на остров Зюльт, и мы писали там сценарий. Он говорит: «О, пойдем сегодня на старый винзавод, там ребята постановку делают». Говорю: «В смысле?» Он: «Вот напротив нашего общежития винзавод». Я тогда вообще не мог такого понять! Стоял 2003 год, и я был не знаком с этой формой, так сказать. А там находились художники и режиссеры театральные, которые писали свои пьесы и тут же ставили. И это было, конечно, здорово. Тогда и прочувствовал специфику момента.

«ЗДЕСЬ АБСОЛЮТНО НЕ ОЩУЩАЕШЬ ВОТ ЭТОГО СЛЕДА СТРАШНОЙ ИСТОРИИ»

— История вашего «Паука» происходит в Москве во внутренней тюрьме НКВД. Созвучно Свияжску, где тоже когда-то была тюрьма. Ощущаете это?

— Честно? Вообще не ощущаю! Знаете, почему? Я себя поймал на мысли, что здесь настолько чистая божественная энергия, тут настолько легко, абсолютно не ощущаешь следа страшной истории. Это правда, и это очень странно. Я не знаю, как метафизически вычистилось здесь все, прочистилась такая энергия. Конечно, думал, что будет совсем по-другому. А получилось, что ты просто находишься в каком-то Эдеме и работаешь. Я серьезно говорю.

Мы приехали сюда из Крыма, откуда я, собственно, и произошел. У нас там тоже красиво: горы, море. И ты думаешь: ну да, класс, поедем сейчас на совсем другую часть суши. И когда я увидел фотографии, искал в интернете, куда мы едем, это вообще, конечно, не передает ничего! Хожу и понимаю, что у меня нет времени, но хочется всем отщелкать и отослать фотографии. Просто фантастика: вода тут стоит в определенном ракурсе, как стена, выше горизонта, все эти перепады. И энергия!

Из Свияжска как-то ушло все прошлое, не знаю куда, растворилось. Это райское место. Может быть, из-за того, что опять же, тут семинаристы, какие-то будущие продвинутые старцы, надеюсь, может, они тут как-то отмолили…

— Но вы здесь рассказываете довольно мрачную историю?

— Да.

— История эта происходит в период сталинских репрессий. Вы рассказываете о конкретных обстоятельствах в определенную эпоху или они выступают здесь скорее в качестве метафоры?

— Скорее в качестве метафоры… Знаете как, я скажу эту истину: у меня не получается, наверное, как у автора, даже в том случае, когда пишу сам, находиться до конца на территории реализма. И это моя, видимо, карма или нет. Но мне постоянно даже на фестивалях международных люди высказывают: «Слушай, ты вот тут ушел, там нарушил жанр». А я-то понимаю это и говорю только одно, что бы мог оставить все в рамках, допустим, реализма, но мне лично было бы неинтересно. И, может быть, где-то я смешиванием жанров кого-то отпугиваю. Но мне кажется, что в этом есть какое-то будущее, в синтезе искусства в целом, понимаете?

Так и здесь, в Свияжске. Это, конечно, сюрреализм полный, то, что делаем. Абсолютно. Но мы все имеем некое представление об эпохе, живем, учимся в школе, потом в каких-то вузах, знаем историю человечества с исхода или Лао-цзы, кому как удобнее, или с Торы, Евангелия, и поехали.

И, кроме того, мы находимся в сегодняшнем дне. И есть какая-то самая важная для меня, наверное, и для каждого человека ценность — человеческой жизни. И мы об этом рассказываем с накопившимся нашим багажом, как такие альпинисты, берущие высоту, которая называется олимп искусств или как-то иначе, не знаю.

— Просто если какому-то постороннему человеку рассказать, что именно режиссер Волошин ставит в Свияжске — историю про актрису, арестованную НКВД, то кто-то обязательно скажет: «Ну вот, эти либералы никак не могут успокоиться, опять хают нашего вождя, который так много сделал для страны и выиграл войну». Что бы вы ответили такому человеку?

— А там у нас как раз ни вождя, ни войны, ни хая, а скорее точка отправления. В синопсисе больше история про фильм, это как бы для картины больше, чтобы было понятно, про что. Но поскольку приоткрыта завеса замысла, то там человек общается с несуществующим персонажем, и как бы это сказка, сюрреалистическая история. И обойма твоих каких-то идей, а не: «А что тут происходило?» Я на самом деле написал давно эту штуку, очень. И она просто росла, по-разному трансформировалась. Мне как раз было интересно, чтобы это не было относительно вообще ни к какому времени, а только к тому, что человек — не мусор, не расходный материал. Какой бы он ни был, где бы ни находился, в какой бы стране ни жил.

— Вы родились и выросли в Крыму, политические события последних пяти лет влияют на вашу работу?

— Наверное, в связи с моим опытом я где-то в отключке от матрицы. Конечно же, понимаю, что происходит, и иногда новости читаю. Но редко. И мне, наверное, интереснее быть таким медиумом, который улавливает какие-то штуки. Конечно, я неравнодушен к тому, что происходит. И в идеале надо с участием относиться к тому, что происходит во всех точках земного шара, где есть живой человек. И вот об этом хочется рассказывать. Потому что-то, что происходит в Африке, — это ужасно. А кто знает, что там, в Африке, случилось? А если углубиться, то на самом деле страшно жить: есть племена, которые воюют уже 500 лет, вырезают семьями друг друга, и вообще непонятно, зачем и за что…

И еще раз скажу, что для меня ценность постановки в Свияжске вот в этом — бытийная история о важности человеческой жизни. Вот так бы сформулировал.

«НУ И ЧТО АВТОРСКОЕ КИНО — ЕГО НИКТО НЕ ВИДИТ»

— Ваши авторские картины, скажем, «Бедуин» или «Нирвана», и сериалы «Ольга» или «Физрук» — это один и тот же режиссер Игорь Волошин или нет?

— Я думаю, что, с точки зрения профессионализма, это один человек. Когда просто честно делаешь серьезный мейнстрим, ты все равно не можешь равнодушно к этому подходить. Да, «Ольга» и «Физрук» — мейнстрим, конечно же. Если говорить про авторское кино, там больше тебя, внутреннего мира, твоей личности. Больше, так как и в «Ольге», и в «Физруке» она тоже есть. Потому что правильные продюсеры приглашают именно тех сценаристов, которые это напишут, и они не занимаются бухгалтерией, так сказать, в чистом виде. А они разрабатывают идеологию того проекта, который дойдет до зрителя в определенной финальной форме.

Кстати, с вашими земляками я очень плодотворно работаю: Артем Логинов из Good Story Media (сценарист и продюсер, бывший участник команды КВН «Четыре татарина» — прим. ред.) — очень близкий мне человек. Еще и поэтому в Казань ехал с легким сердцем, что им написал: «Ребята, смотрите-ка, что есть!..» Даже про Свияжск спросил, про погоду, как лучше одеться. Артем, может быть, приедет на показы. Если у него получится, будет здорово. Знаю, они сейчас снимают, у них несколько проектов одновременно.

— Но сам приход в сериалы был для вас болезненным?

— Конечно, потому что я не отследил то самое волшебное время, которое произошло в производстве, — сериалами занялись вменяемые молодые люди, которым было интересно поставить на ноги индустрию. У них есть опыт, они серьезно подошли к созданию драматургии, которая затем переносится на экран, с очень подробным прохождением каждого этапа на уровне кастинга актеров. Это очень важно. Например, попали в точку «Физрук» и Дмитрий Нагиев — но такое надо было пройти, это не для него писалось, был кастинг. У продюсеров все же есть дар. Короче, Логинову респект.

Так вот — да, было болезненно. Я думал: «Чего, сериалы?..» Сейчас разговариваю с европейскими продюсерами, они: «Ты сериалы снимаешь? Топовые?! Да ты крутой!» Говорят: «А мы хотим сериалы! Ну и что авторское кино — его никто не видит». Авторское кино — ну для фестиваля, ну пара маленьких дистрибуционных компаний купят. Пройдет по миру 50 копий — такой прокат! Если, конечно, это не фильм, осыпанный какими-то регалиями, которые и приводят зрителя.

— Но вас в собственном окружении, профессиональном и личном, не журили, что режиссер «галюциногенных» «Я» и «Нирваны» вроде как продался золотому тельцу?

— Что касается окружения, то я просто в отключке. Мы редко пересекаемся по работе. Но вы правы. Я объясню, почему происходит «ломка». Если ты снимаешь как режиссер непишущий (например мейнстрим, который я тоже делал), общаешься, вынашиваешь какие-то идеи, но не своими руками, потому что за сценарием стоят определенные силы… Это нормальный процесс. Идеальный вариант — когда режиссера подключают к написанию сценария.

Есть и люди пишущие, типа меня. Вот ищу деньги на свой сценарий, как, к примеру, на «Паука», в котором была очень сильно заинтересована компания «Водород». Рассказал им, что сейчас в Свияжске, говорю: «Ребята, я разминаюсь». Эта история живет. Мне понравилось, что Федору Бондарчуку интересен сюжет, потому что это не чистый артхаус, а история с «движком», с сюрреализмом, где как бы преломляется жанровая специфика.

Но ты ищешь деньги на кино, и это странный путь: вроде бы бюджет тебе «подтянули», а потом: «Сейчас-сейчас, подождите, что-то получилось не так». И вдруг у тебя остановился процесс, который был разогнан, и в этот момент звонят близкие по духу продюсеры и говорят: «У нас для тебя есть сериал». Ну что же — иду его снимать. И потом снова ищу деньги на кино.

Я понимаю: у меня была пауза в два года, это на самом деле страшно, потому что у нас был проект с Сергеем Михайловичем Сельяновым — большой, с крупным бюджетом, международной ко-продукцией. Деньги долго собирались. Я говорил: «Буду ждать». Но в какой-то момент индустрия идет вперед, развивается, а ты все пишешь какие-то буквы. Потом понимаешь, что мир невероятно изменился. Вот такая чехарда. Позвали снимать в Европу — я очень обрадовался: международный проект «Подвал», Жан-Марк Барр в главной роли… Хотели пригласить именно меня и Ольгу Симонову, потому что они очень любят фильм «Бедуин», который был в Карловых Варах, они следили за нами. Когда позвали, то даже не знали, что Ольга — моя жена.

В общем, возвращаясь к началу вопроса, это была своего рода отдушина — когда в какой-то момент я попал в индустрию сериалов. Но все время нахожусь в переговорах — такая «ломка», конечно, никуда не девается.

«В БЛИЖАЙШЕМ БУДУЩЕМ К НАМ ПРИДУТ АМЕРИКАНСКИЕ КОМПАНИИ»

— А почему она не исчезает? Все-таки в индустрии сериалов вами уже немало сделано.

— Возможно, это связано с тем, что пока не сделал сериал с большим размахом или, как я говорю, даже не с бюджетом, а скорее с формой истории. Сейчас мы ведем переговоры с одной компанией. Скажу аккуратно, иначе звучать будет чересчур глупо: там размах, который может составить конкуренцию американскому фэнтези. Действительно очень крепкий сценарий.

— Комедийные сериалы мы уже научились снимать, ваш опыт на ТНТ это только доказывает. А когда будем конкурировать с «Игрой престолов»?

— Научимся. Скажу честно — так и будет. Все изменилось. Поменялся и сам подход. ТНТ — частный канал с независимым финансированием «Газпрома». Большие деньги доверяются проверенным компаниям, сделавшим хиты. Ребята, которые предлагают какие-то проекты, обладают большими возможности создания сценариев, они тратят на это время. Что же касается индустрии, то, думаю, в ближайшем будущем к нам придут американские компании и будет коллаборация — она уже происходит.

— Например ТНТ с HBO или Netflix?

— Конечно. Год-два — и все это будет. Экспансия голливудских фильмов давно известна, они завоевали весь мир. В Германии Netflix уже живет, но они снимают сериалы силами европейцев. Но при их мощностях в креативных стратегиях следят за уровнем силы сценария, истории, ее повествования и качества воплощения. Выгода для всех. К этому и мы придем. Дело в том, что мы отстали и до сих пор отстаем, но на данном этапе появляются молодые ребята, которые пишут, причем хорошо. Дальше уже нужны крутые редакторы, профессионалы — постарше, с большим опытом.

«ЧЕРНОБЫЛЬ» — ЭТО, В ПРИНЦИПЕ, ПРО ТО НЕВЕРОЯТНОЕ, ЧТО ПРОИЗОШЛО С ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ»

— Назовите лучшие образцы сериальной продукции — на ваш вкус. Два-три названия.

— Чтобы потратить свое свободное время, которого не бывает, смотрю, например, «Больницу Никербокер» Стивена Содерберга, так как он один из моих любимых режиссеров. Я скорее больше иду как по книгам, которых у меня очень много. Думаю: «Так, четвертую полку я уже вообще никогда в своей жизни не прочитаю, но две эти книги должен осилить…» Так же и с сериалами. Я, к примеру, как это ни смешно, так и не досмотрел свой любимый Lost. Смотрю 7-й сезон. Пытаюсь наверстать то, что не успел, но, конечно, смотрю и что-то новое.

— Вот обратились к вам с вопросом: «Лечу за океан 9 часов — что можно посмотреть за это время?»

— «Твин Пикс».

— Первый сезон?

— Все три.

Но я и «Чернобыль» посмотрел. Не могу вспомнить что-то еще, но актуальные сериалы смотрю. «Чернобыль» — это, в принципе, про то невероятное, что произошло с человечеством. Когда смотрел, то было ощущение, что Элема Климова разбудили и с того света попросили: «Вы сняли „Иди и смотри“. Снимите, пожалуйста, для нас „Чернобыль“». Действительно, как будто оттуда он и снимал. А Алексей Борисович Родионов — его оператор, с которым мы делали «Бедуина», ему помогал. Смотрите: это все медленно. Ты думаешь: американцы сняли про Чернобыль — значит, там будут крошилово, лютый экшен. Но всего этого нет, оно вообще не главное. Там все медленно, размеренно. Но, согласно рейтингу IMDB, оказывается, это на один балл круче, чем «Игра престолов».

Я знаю немного американское производство, общался с людьми, там все иначе. Например, приходит человек, говорит: «Вот мой проект про Чернобыль». По идее, продюсер должен тебе сказать: «Ты чего, русский или украинец? Как мы вообще будем это снимать?» Там же такого не происходит, потому что если материал серьезный, то и отношение изначально другое. Люди не то что убеждают продюсера снять материал, который по форме вообще может «не зайти», потому что народ привык к тому, что каждая секунда — музыка, все «долбит» и должно быть резко смонтировано. Оказывается, крупные компании и продюсеры могут финансировать и другие проекты, и, главное, человечество готово это смотреть! Говорю «человечество», потому что сериал шел во всем мире

И, возвращаясь к Линчу, понятно, что его фанаты — руководители HBO. Это крупнейший канал, и они просто дали ему зеленый свет. Пока большим художникам дается такой свет, конечно, это большое счастье для всего человечества, как и «Чернобыль», потому что два-три кадра из третьего сезона «Твин Пикса» могут вдохновить детей, подростков, юношей, взрослых, пенсионеров на какие-то креативные стратегии.

«ЭТО ВООБЩЕ КРУТАЯ ПРОФЕССИЯ: ДО 60 ЛЕТ ЕЩЕ СЧИТАЕШЬСЯ МОЛОДЫМ»

— Вы уже режиссер опытный, при этом достаточно молодой…

— Это вообще крутая профессия: до 60 лет еще считаешься молодым! (Смеется.)

— Я к тому, что у вас уже был серьезный европейский опыт. Не задумывались ли, почему вам не удается попасть в номенклатуру, например, каннских и венецианских кинорежиссеров, которых всегда приглашают на большие фестивали? Критики о вас пишут, внимание к вам достаточно серьезное.

— Мне кажется, здесь срабатывает такая штука: очень важно, что происходит с первым фильмом. Думаю, мы поспешили, когда на Берлинский кинофестиваль отправили «Нирвану», ее туда взяли, но не в основную программу, а на форум экспериментальных фильмов — картин не для всех. И вот ты попадаешь в нишу… А надо было дальше посылать, например в Канны. Он бы попал на фестиваль высокой категории в любом случае. И это была стратегическая ошибка, хотя я с одним этим фильмом объехал много стран. Кино в этом смысле открывает границы для познания мира и людей.

У «Подвала» тоже были очень большие шансы, мы теперь общаемся и дружим с официальными каннскими отборщиками. Они пристально смотрят на тебя с первого короткометражного фильма, но где-то, может, пока не сложилось. Я-то нахожусь в процессе, мне интересно жить. Ставить какую-то цель уже неувлекательно, а вот нащупать конъюнктуру и чистое высказывание каким-то образом надо, потому что смотришь картины из Канн или Берлина и осознаешь порой: какие-то два фильма в программе крутые, а остальное не понимаешь — как, что… У всех вопросы возникают, не только у тебя самого. Но, главное — не потерять себя. И сейчас меня интересует театр. Думаю, буду работать между театром и фильмом.

И еще, что касается больших фестивалей. Надеюсь, «Паук», если мы его снимем, будет смотреть в сторону Канн. Я надеюсь.