«Татарстанская драматургия – мы на стадии формирования этого явления»

Регина Саттарова: «Этот прорыв неслучаен, есть некоторые закономерности» Фото: Сергей Елагин

«ТАТАРЫ ПРИЕХАЛИ — ВСЕ ХОРОШО»

— Анастасия, Регина, правильно ли я понимаю, что в сентябре случился настоящий прорыв для молодых казанских драматургов. Сразу две их пьесы попали на знаменитую «Любимовку» — столичный фестиваль современной драматургии.

Регина Саттарова: Да, все так! Однако дело в том, что этот прорыв неслучаен, есть некоторые закономерности. «Любимовка» — главный драматургический фестиваль страны, но, помимо него, наши авторы принимают участие еще и в других мероприятиях, таких как, например, «Ремарка». Это была поэтапная работа.

— Количество перешло в качество?

Р.С.: Как, например, любит говорить наш ридер Юлия Тупикина про пьесы: «Пиши больше для того, чтобы они стали лучше». Конечно, то, что казанские драматурги вышли на федеральный уровень, — это очень важно.

Вообще, на «Любимовке» у нас сложилась довольно забавная история, мы приезжаем туда третий год подряд. Первые два года я там ставила читки как режиссер. А теперь сразу две пьесы наших драматургов попали в основную программу «Любимовки». Когда мы туда приезжаем, нас узнают, говорят: «Татары приехали — все хорошо».

Анастасия Радвогина: «Сегодня мы сделали шаг вперед» Фото: Сергей Елагин

— Обе казанские пьесы и их авторы связаны с работой вашего «Центра Первый»?

Анастасия Радвогина: Да, речь о пьесе Булата Минкина «Базариада» и пьесе Эндже Гиззатовой «Мне тяжело об этом говорить». Обе были созданы в нашей лаборатории. Булат делал пьесу под руководством Юлии Тупикиной. Кстати, первое название «Базариады» — «Хачик», ее мы читали здесь, в «Углу», но пьеса еще была незавершенная. Тем не менее премьера состоялась именно здесь. А пьеса Эндже родилась под кураторством Нияза Игламова.

— Естественный вопрос: что именно зацепило в этих работах отборщиков «Любимовки»?

Р.С.: Во-первых, зрелость ребят. Пьесы написаны людьми, которые осознают, что такое драматургия. Во-вторых, они действительно хорошо сделаны. Есть такое выражение «хорошо сделанные пьесы», хотя я и немного о другом. И эти тексты кардинально разные, потому что пьеса Булата — очень современная и актуальная история с потрясающим языком и юмором. Она о рынке. Булат говорит, что думал о рынке, который возле казанского речного порта…

«Как, например, любит говорить наш ридер Юлия Тупикина про пьесы: «Пиши больше для того, чтобы они стали лучше» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Кажется, сейчас его уже нет.

Р.С.: Да. И как раз там описывается история, почему рынка не стало. Она основана на документальных материалах и возникла из разговора Булата с таксистом. Тот ему рассказывал о том, как работал на рынке и его начали прессовать местные группировщики. Да, они до сих пор существуют. Для Минкина было открытием, что все еще существуют группировки и такие войны; для нас, него и зрителей «Любимовки» — тоже.

В истории Булата, как мне кажется, очень обаятельный главный персонаж — взрослый мужчина, который держит точки, где продает фрукты. Он хочет просто нормально жить, работать — спокойно, в мире, согласии. И разные силы, начиная от группировок, заканчивая представителями властей, не дают ему этого делать. На «Любимовке» дискуссию вызвало то, что главный герой не идет на открытый конфликт, никого не убивает, а просто меняет работу, потому что хочет жить мирно. Это вызвало большой спор, мол, персонаж должен пойти до конца…

— Бороться?

Р.С.: Да. То есть будто бы по законам классической драматургии или классического течения обстоятельств герой должен бороться до конца, но… Интересно, что так говорили ораторы, которые были старше 40, а те, кто младше, заявляли: «Почему же? Это другой способ решения конфликта. Персонаж не хочет войны, он желает жить мирно — и выбирает мир. Подобное есть сила». Мне кажется, что это очень интересная история, что в современном мире отказ от насилия — проявление силы, а не слабости!

Когда я ставила читку «Базариады» в Казани, мне показалось, что в пьесе много смешного, и мы читали ее как комедию. А на «Любимовке» она приобрела другое звучание. И это показатель хорошей пьесы, раз она может выражаться по-разному.

— Сам Минкин как определяет жанр своей пьесы?

Р.С.: Это забавно. В некотором роде он оценивает как эпос. Там действительно есть элементы эпоса, разные народы, красавица, эдакая Елена Троянская…

«Пьеса Эндже родилась из работы в той же лаборатории под кураторством Нияза Игламова» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ЕСТЬ ПЕРСПЕКТИВЫ ПОСТАНОВКИ ЭТОЙ ПЬЕСЫ РЫЖАКОВЫМ В ЦИМЕ»

— Что скажете о пьесе Гиззатовой «Мне тяжело об этом говорить».

Р.С.: У Эндже очень наполненный материал. Документальная пьеса, основанная на историях женщин, которые прошли через ГУЛАГ. Их монологи о детях, мужьях, которых они оставили… Очень мощно по силе воздействия.

— Правильно ли я понимаю, что читку пьесы Гиззатовой на «Любимовке» делал один из самых успешных современных российских театральных режиссеров, худрук ЦИМа (центра им. Мейерхольда) Виктор Рыжаков.

Р.С.: Да.

— Как на «Любимовке» распределяют читки между постановщиками?

Р.С.: Перед началом фестиваля, когда составлен режиссерский пул, тебя добавляют в чат, где в таблице есть короткое описание пьесы с действующими лицами и прочим. Обычно пьесы разбираются очень быстро, и ты туда залетаешь и ищешь то, что может подойти.

— То есть и такой мэтр, как Рыжаков, работает на тех же основаниях?

Р.С.: Абсолютно все на равных условиях. И читка, кстати, прошла хорошо, да и не могло быть по-другому. Насколько я знаю, есть перспективы постановки этой пьесы Рыжаковым в ЦИМе. Если подобное состоится, будет, конечно, здорово для нас всех.

— В общем, две читки в основной программе «Любимовки» на самом деле достижение «Центра Первый». Есть ощущение того, что видны конкретные результаты вашей работы?

А.Р.: Да, конечно, мы были причастны к такому, все-таки это создавалось на базе нашего «Центра Первый». В прошлом году у нас тоже авторы попали на «Любимовку» — не в основную программу, но тогда их прочитали и услышали. А сегодня мы сделали шаг вперед.

«ПОЛНОЦЕННЫЕ ПОСТАНОВКИ В ТЕАТРАХ — ЭТО ВОПРОС ВРЕМЕНИ»

— Как будет проходить подведение итогов международного конкурса современной драматургии «PRO/движение», который вы проводите при поддержке министерства культуры РТ, в этом году?

А.Р.: Начну с того, что в 2019-м мы запустили тестовый режим приема пьес со всей России. Потому будет представлен шорт-лист в номинациях «Лучшая пьеса России» и «Лучшая пьеса региона». Удалилась номинация за лучший татарский текст, появилась новая призовая премия «Особый взгляд». Этот текст выбирали мы с Региной.

Ждем лекционный блок с 24 по 26 сентября — приезжают искусствовед Наталья Скороход и драматург «Гоголь-центра» Валерий Печейкин. Будет блок польских читок — в сотрудничестве с некоммерческим партнерством «Четыре измерения нам мало» (Польша), при поддержке центра российско-польского диалога и согласия, Института имени Мицкевича (Варшава) и польского культурного центра в Москве, представят две пьесы.

Ну и, собственно, основная программа, состоящая из шорт-листов по России и региону; у нас три призовых премии по РФ, три призовых места по Татарстану; офф-программа. Будут читки этих пьес.

— Какой это конкурс на вашем счету?

А.Р.: Пятый сезон. Но по счету конкурс третий, потому что у нас год — конкурс, год — образовательная программа. Только в 2019-м мы все-таки вышли на всероссийский масштаб, поэтому в следующем сезоне планируем сделать лабораторию как для местных авторов, так и для приезжих. То есть потихонечку выдвигаемся за рамки региона.

— И, наверное, хочется, чтобы пьесы, которые появились из «Центра Первый», доходили до полноценных постановок в театрах.

А.Р.: У нас есть одна постановка — это пьеса Андрея Жиганова «Бывшая, школьная», которую в «Углу» ставил Дмитрий Волкострелов. Хотелось бы, чтобы полноценные спектакли начали ставить именно дома, в Татарстане. Мне кажется, это было бы очень хорошо. Думаю, что с театрами по России проблем не возникнет, а вот чтобы дома начали производить…

Р.С.: Одну из пьес Гиззатовой сейчас ставят в театре имени Камала. И у него есть свой конкурсный проект, который называется «Новая татарская пьеса».

А.Р.: На самом деле вопрос того, как молодая пьеса находит себе место на сцене, очень любопытен. Этот процесс идет непросто по всей стране. Недаром существует «Любимовка», там есть режиссеры, драматурги, ты с ними общаешься, видишь пьесу, есть личный контакт… И там можешь найти своего драматурга. Туда приезжают молодые режиссеры, которым интересно услышать современные пьесы. Это преимущество. Я надеюсь, что мы в Казани к такому тоже придем.

Р.С.: Мне кажется, что полноценные постановки в театрах — это вопрос времени. Если к пятому сезону «Центра Первый» мы вышли на «Любимовку», то, думаю, дальше при планомерной работе и увеличении количества авторов, которые будут писать все лучше и лучше… Мне кажется, так же строились знаменитая уральская драматургическая школа, тольяттинская… Они тоже сначала постепенно образовывались, все расширяясь и расширяясь… И тогда феномен уже случается.

— Сколько пьес присылают на ваш конкурс?

А.Р.: В среднем было по 40–60 пьес в сезон, но тогда мы работали только с татарстанскими авторами. В этом году у нас более 200 пьес, правда, не все попали по условиям конкурса, к участию прошло 132 работы. У нас есть положение, например, пьеса не должна быть призером других конкурсов, не должно быть ее публичных представлений… Все-таки право первой ночи мы оставляем за собой, хотелось бы получать что-то совершенно новое.

«ПРИШЕЛ ОДИН ТЕКСТ НА ТАТАРСКОМ ЯЗЫКЕ»

— В любом случае за это время через вас прошло около сотни пьес местных драматургов. Есть она — татарстанская или казанская драматургия?

Р.С.: Я думаю, мы находимся на этапе ее формирования.

— Имеются у нее уже какие-то особенности, может, в выборе тем и прочее?

Р.С.: Думаю, что пока рано говорить. Я очень надеюсь, что мы находимся на стадии формирования этого явления — татарстанская драматургия. Нужно время. Но, повторяю, очень надеюсь, что мы все-таки на пороге.

— Почему вы отказались от номинации на лучшую татарскую пьесу?

Р.С.: Потому что пришел один текст на татарском языке… Причем усилий, чтобы эти пьесы к нам добрались, было приложено в два раза больше, чем обычно, но результата никакого не принесло. В чем проблема, я пока не понимаю. Хотелось бы более активного участия наших татарских авторов.

Думаю, что это, возможно, связано с некоей традиционностью татарской драматургии. Конечно, абсолютно мои домыслы, я сейчас залезаю в сознание татарских авторов, причем всех сразу… Но, мне кажется, есть определенная татарская драматургия и некоторые традиции, которые не входят в контакт с тем, что принято считать «новой драмой», на которую ориентируется «PRО/движение». Для того чтобы такие пласты срослись, должна пройти какая-то работа. Это прекрасно удалось ребятам в «Новой татарской пьесе » в театре имени Камала, там появились и Сомбель Гаффарова, и Гиззатова.

Подобным нужно точно так же планомерно заниматься. С Минкиным у нас есть сейчас проект. Мы задумали, точнее он, написать пьесу на татарском (раскрываю секрет). Мне кажется, это очень хорошо. Я ратую за развитие национальной драматургии.

А.Р.: А еще в 2019-м на конкурсе так случилось, что практически нет комедий среди представленных пьес. И это печально! Хотелось бы их видеть.

«Подобные интернет-войны — либералы или нет... в реальности как-то по-другому, это все диванные комментаторы… Надо же работать, а не вот так…» Фото: Сергей Елагин

«МОЖЕТ БЫТЬ, ЕМУ СТОИТ ОБЪЯВИТЬ СВОЙ КОНКУРС И КРИТЕРИИ СБОРА ПЬЕС?»

— По какому принципу идет отбор ридеров, педагогов для лабораторий, лекций и мастер-классов? Если говорить о драматургах, то вы в основном приглашаете лидеров «новой драмы»?

А.Р.: Мне не совсем нравится определение «новая драма», потому что это уже скорее один из жанров драмы. Все-таки давайте говорить «современная драматургия». Мне кажется, так более правильно.

Да, конечно, это тоже имеет значение для нас. Но, так как сам проект казанского центра современной драматургии и режиссуры, скажем так, зародился еще и по «эгоистическим» соображениям, нам тоже интересно во всем принимать участие, потому мы выбираем людей и по своим личным симпатиям.

Р.С.: Да, мы же тоже знакомимся на фестивалях — драматургических, театральных, общаемся с людьми. Кроме того, конечно, смотрим лекции тех, кого приглашаем, и уже отбор идет исходя из того, что видели. Чаще всего мы знаем — и я, и Настя, и Игламов — людей, которых привозим, лично. Познакомившись с кем-то новым, открыв для себя что-то, это происходит.

— Но вам могут сказать: «А что вы одних либералов приглашаете — Дурненков, Клавдиев, Печейкин? Где Юрий Поляков?»

Р.С.: Мы много лет пытались пригласить Николая Коляду, вели с ним переговоры, но он ни разу к нам не приехал. Вот мэтр драматургии, но, к сожалению, не может.

Подобные интернет-войны — либералы или нет... в реальности как-то по-другому, это все диванные комментаторы… Надо же работать, а не вот так... Зачем это читать? Просто делаешь — и делай. К нам зритель приходит прекрасно, у нас все замечательно в данном плане, на читках очень большой поток людей.

Я могу сказать как режиссер, что те спектакли, которые делаю, тоже имеют отношение, скажем так, к современному искусству в контексте российского театра. Другое дело, что если кто-то, например, из нас придет в Малый театр, то с чем он там столкнется?! Это другой вопрос. Мне кажется, что все очень сильно раздуто, театр — широкая сама по себе история, в ней места хватит всем.

— На днях запомнилась фраза, которую сказал Александр Славутский. Он отметил, что ставит у себя в театре имени Качалова «Дракона» Евгения Шварца и для него это совершенно новая пьеса, особенно в условиях, когда не может найти для себя ничего из того, что делают современные драматурги. Что бы вы ответили худруку?

Р.С.: Я бы ему сказала, что «Дракон» действительно актуален и сегодня. С этим я бы вообще не стала спорить ни секунды.

А.Р.: Сложно что-то советовать Александру Яковлевичу… Может быть, ему стоит объявить свой конкурс и критерии сбора пьес?

— То есть наверняка нашлись бы авторы, которые в принципе соответствуют его представлению о прекрасном?

А.Р.: Конечно.

Р.С.: Кроме того, в сотрудничестве с театром имени Качалова проходил в Казани конкурс драматургии «Ремарка».

А.Р.: Да, мы сотрудничали. И пьесы «Центра Первый» читались на малой сцене театра, их ставил Илья Славутский. Мне кажется, просто под критерии нужно искать необходимый материал, объявлять свой конкурс при театре.

Р.С.: Вообще, это интересная история — как довести пьесу до режиссера. Довольно любопытная задача.

А.Р.: Повторю, что «Центр Первый» зародился от желания играть современные тексты и делать современный театр. Это моя сфера задач как руководителя. Мы хотим играть что-то современное, нам нужны современные авторы, которые подобное создадут. Принцип простой.

Фото: Сергей Елагин

«ФЕМИНИЗАЦИЯ ПРОЦЕССА ПО ПОЛНОЙ ПРОГРАММЕ»

— Что в целом происходит в российской драматургии? Как она поменялась с 1990-х – начала 2000-х?

Р.С.: Формально, конечно, многие вещи трансформировались. Если говорить о тенденциях (это я сужу, конечно, субъективно), то год-два назад было, конечно, много историй с формами, с тем, что может быть пьесой, а что — нет. Таких вопросов было довольно много. Потом появилось такое понятие, как постдраматург (во многом благодаря Михаилу Дурненкову). Мне кажется, театроведы могли бы защитить не одну научную работу на сей счет: что является пьесой, что — нет, что за явление «пьеса как повод для спектакля». Это одна из таких тенденций, наверное, на ближайшие лет пять.

Потом, как мне кажется, постепенно уходит то, что принято называть, так скажем, чернухой, черной драматургией.

— Почему? Окружающая жизнь стала меняться или уже все сказано на подобные темы?

Р.С.: Не знаю. Вопрос чернухи — это интересное явление. Времена, когда таких пьес вдруг становится очень много и когда они практически исчезают… Отчего это происходит? Может быть, сейчас в реальной жизни все не так уж радостно. (Смеется.) У меня нет точного ответа на вопрос. А может быть, это связано с тем, что все больше в драматургию и режиссуру включаются девушки…

— Происходит феминизация театрального процесса?

Р.С.: Да, феминизация процесса по полной программе. Это чувствуется в процентном соотношении. Если раньше на «Любимовке» было соотношение полов примерно 90 на 10 среди авторов в пользу мужчин, то сейчас — примерно 50 на 50.

— Женщины приходят в драматургию именно с феминистским дискурсом?

Р.С.: Совершенно нет. Мы же не можем называть феминизмом все то, что касается женщин. Просто они начали больше писать, это стало возможным, абсолютно нормальным, будничным явлением. Такая тенденция существует. Может, это как-то и взаимосвязано с тем, что чернухи становится меньше. Ракурс, точка зрения и способ восприятия мира в принципе… Лет 7 назад на пресс-конференции спросили у меня: «Регина, а почему нет женщин-режиссеров?» Я тогда не нашлась что ответить, а теперь могу.

— Потому что и они появились?

Р.С.: Конечно. Теперь эта площадка открыта. В принципе, женщин и сейчас не очень много, и все друг друга знают. Тем не менее их, конечно, гораздо больше, чем пять лет назад. Это замечательная тенденция, на мой взгляд. Человек имеет право высказаться, тем более творческий. Я бы так выразилась.

— Кажется, что сейчас происходит и постепенная смена лидеров в отечественной драматургии. Дмитрий Данилов — автор пьес «Человек из Подольска» и «Сережа очень тупой» — сегодня ставится чуть ли не больше остальных коллег по цеху. Кого бы вы еще отметили?

Р.С.: Александр Иванов — прекрасный драматург. Константин Стешик — замечательный драматург. И вообще, белорусская драматургия… Это и Павел Пряжко, и Стешик, и Юрий Богуславский, и еще много хороших авторов. Иванов, собственно, тоже из белорусской драматургии. Она такая тонкая, пронзительная… У них какой-то будто бы воздух особый.

— Кто в 2019-м присутствовал в жюри «PRO/движения»? И были ли тексты, которые действительно поразили и удивили?

А.Р.: Жюри — это драматург Юлия Тупикина, а также театральные критики Кристина Матвиенко, Алексей Киселев и Игламов.

И текст такой есть — его автор Екатерина Августиняк. К сожалению, по условиям конкурса он не прошел к участию, но мы хотели включить его в офф-программу, потом поняли, что есть перспектива приезда Екатерины. Она сама поставит читку чуть дальше — ближе к концу ноября. Это будет очень интересно.

Р.С.: Августиняк — постдраматург. У нее есть потрясающая пьеса «После чудес», совершенно замечательная. Было бы здорово, если бы мы сделали читку и «После чудес», и ее новой пьесы.

Кстати, у нас много пьес в стихах в этом году. Внезапно целых четыре пьесы в стихах. Совершенно замечательно! Понимаете, как время меняется? Вместо чернухи стали писать лирические произведения в стихах. Вот куда мы идем.

«МОЖНО СКАЗАТЬ, ЧТО МЫ ДЕТИ ЛАБОРАТОРИИ»

— Регина, у вас уже серьезный послужной список как у режиссера, но, кажется, вы по-прежнему ходите в подающих надежды. Нашим татарстанским театрам неинтересны молодые постановщики?

Р.С.: Профессия непростая. Путь попадания… Знаете, это какие-то взаимные перетекающие из одного в другое вещи: как пьесе найти режиссера, ему — театр, тем более государственный, куда ты, молодой постановщик, мог бы прийти. Вопрос нескольких театров в стране, которые открыты к новым предложениям, современной драматургии, режиссуре. И вопрос системы, мне кажется.

— Которой как бы нет?

Р.С.: Она есть, я думаю.

— Существует система, которую зовут Олег Лоевский, он всех знакомит со всеми посредством лабораторий…

Р.С.: Прекрасная система, замечательная!

Разумеется, риск — взять кого-то молодого, который приходит в уже сложившийся коллектив со своим репертуаром и делает что-то новое… Это вопрос репертуарной политики. Театров по стране, которые открыты к новым внутритеатральным решениям, не так много, к моему огромному сожалению. В Москве их, конечно, приличное количество, а по стране, правда, немного — 20–30.

— Кстати, вы же будете ставить в этом сезоне в Камаловском театре на малой сцене?

Р.С.: Да. Пока не скажу что.

— Но есть ощущение, что это будет начало нового этапа в режиссерской карьере?

Р.С.: Конечно. Говоря о том, что не каждый театр готов к открытым дверям… Фарид Бикчантаев всегда ратовал за развитие театрального искусства. Вот мы с Настей, между прочим, в 2012 году благодаря лаборатории «Свободная сцена», которую инициировал Фарид Рафкатович, пришли в современный театр.

А.Р.: Можно сказать, что мы дети лаборатории…

Р.С.: С тех пор мы, собственно, с Настей и начали все это делать. Просто с улицы пришли.

— Анастасия, а у вас и вовсе уникальное положение. Вы ведь по сути единственная репертуарная актриса «Угла». Все как в настоящем театре с колоннами: что скажут играть, то и будете?

А.Р.: Мы неспроста называемся творческой лабораторией «Угол». Мы здесь экспериментируем, пробуем, но сейчас и правда выросли, нам хочется уже пробовать другие формы, пространства, работать с нормальными и хорошими декорациями, а не сделанными в режиме лаборатории… Мы — это я, труппа… Актерская команда готова. Если сейчас не идти и не развиваться дальше, не применять подобное куда-то, то это просто исчезнет.

«СНАЧАЛА МЫ ВЫХОДИМ НА ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ, А ПОТОМ ПЕРСПЕКТИВЫ ПОЯВЛЯЮТСЯ ДОМА»

— Не хотите позвать на ближайшие читки директоров татарстанских театров? В Челнах, Альметьевске, Буинске руководители вполне открыты к экспериментам.

А.Р.: Дело в том, что мы пробовали и всегда это делаем — зовем директоров и режиссеров, по крайней мере казанских театров, но отклик очень маленький. И каждый год я отправляю рассылки по всем театрам… Тогда делала по всем театрам Татарстана, с пулом лонг- и шорт-листов… В общем, с пьесами победителей. За все это время откликнулись два человека. По-моему, в Буинске спросили, можно ли взять тексты в читки, они попробовали сделать тоже такой формат. И всё.

Не знаю… Проблема в том, куда это доходит. До завлита, у которого много работы и которому не до того. Доносится ли до режиссера, неизвестно. Все упирается в данный путь. Мы не можем контролировать его. Потому, конечно же, нужно идти и разговаривать лично, а лучше, чтобы режиссеры участвовали в создании читок.

— Еще круче, если бы директор сделал читку… Кстати, вот Армандо Диамантэ из «Мастеровых». Я думаю, что он с удовольствием организовал бы это. Как вам идея?

А.Р.: Хорошо, мы подумаем, спасибо за идею! В общем, это пока очень сложные вещи. На данный момент мы всё нащупываем. Пока действует, как и всегда, личный контакт. Приходишь, говоришь, предлагаешь… или у тебя спрашивают.

Кстати, стали узнавать, что есть интересного. И ты же не можешь сказать, что имеется для конкретного театра, ты даешь всё, а это не все могут осилить.

— Мне кажется, как это часто бывает в Татарстане, причем не только в сфере культуры, Рыжаков в своем московском ЦИМе поставит Гиззатову, о чем все напишут, будет много шума, а после активизируются и местные театры.

Р.С.: Дай-то бог! Мы с Настей приедем на премьеру и будем аплодировать где-нибудь на галерке.

А.Р.: Я считаю, что если это случится, то действительно будет огромным толчком. Надеюсь, данный прогноз сбудется. Ну а пока такой путь: сначала мы выходим на федеральный уровень, а потом уже какие-то перспективы появляются дома. Пока работает только так.