«Если бы я нужен был Башкортостану…»: что ждет «второго Димаша», сменившего Уфу на Казань?

Алмас Хусаинов: «В Башкортостане я очень многое пытался сделать и старался пробиться, было немало успехов. Но толку от этого всего не было, потому что, по сути, выступать мне оказалось негде» Фото: Андрей Титов

«Я ЖЕ НЕ ПРОСТО ТАК УЕХАЛ В КАЗАНЬ»

— «Я первая заявляю, что это будет второй Димаш и таких певцов раз, два и обчелся», — так о вас говорила в интервью «БИЗНЕС Online» руководитель Государственного камерного хора РТ Миляуша Таминдарова, у которой вы сейчас и работаете. Получается, памятуя о традиционном соперничестве двух братских республик, Татарстан «отвоевал» у Башкортостана в вашем лице ценный «культурный трофей»?

— Не знаю, если бы нужен был Башкортостану… Я же не просто так уехал в Казань. В Башкортостане я очень многое пытался сделать и старался пробиться, было немало успехов: и певцом года признавался, и Гран-при «Башкорт йыры» брал, и на конкурсе «Таланты Башкортостана» Гран-при получал. Но толку от этого всего не было, потому что, по сути, выступать мне оказалось негде.

— В соцсетях даже писали, что, мол, как это так, такой талант, да еще и «настоящего башкира» республика упускает…

— Это написал режиссер Булат Юсупов, я у него снялся в фильме «Первая республика», в вашей газете была публикация. Он первый сказал, и начало все расходиться, много перепостов, даже попало в группу во «Вконтакте» «Башкорттар». Но, повторяю, я не просто так уехал, мне было неинтересно на родине, потому что я не выступал. А хотелось петь, показывать себя, я же практически ничего не делал.

— По какой причине? Вы не вписывались со своим талантом в реалии нынешней башкирской эстрады?

— Меня каждый год приглашали спеть на «Башкорт йыры» — и на этом все. Хотя называли еще «новым Витасом», правда, не знаю почему, я фальцетом ничего не делал, всегда показывал чистый голос. Может быть, дело в том, что в Башкортостане и так много певцов, которых надо поддерживать, и до молодых просто руки не доходят. Кроме того, очень сильное влияние на местную эстраду оказал Элвин Грей. Он сделал свое дело, теперь в Уфе есть огромное количество артистов, которые пытаются его копировать. Этот певец для них идол.

— В Уфе вы столкнулись с проблемой востребованности, а в Казани намного лучше?

— Тут тоже все не очень просто. Но все равно есть ощущение, что если я где-то спою, то начинают приглашать еще и еще. А в Уфе иногда казалось, что вот это выступление будет последним и никто больше никуда не позовет.

«Миляуша Амировна меня сразу взяла. Она услышала одно произведение в моем исполнении, посмотрела, как справляюсь с верхними нотами, и сказала: «Приходи» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ЗНАЮ, ЧТО МОЙ ДИАПАЗОН БОЛЬШЕ ТРЕХ ОКТАВ, НО НЕ СЧИТАЛ, сколько именно. ДЛЯ ЧЕГО?»

— Как вы решили переехать в столицу Татарстана, был уже конкретный план?

— Я год назад учился на втором курсе института искусств имени Исмагилова в Уфе и решил бросить, потому что учеба мне ничего не давала. Просто с женой собрали вещи и уехали. Я знал Зульфию-апу (Зульфия Нигмедзянова-Авзалова — дочь знаменитой певицы, президент фонда сохранения и развития творчества Альфии Авзаловой — прим. ред.), участвовал в 2018 году в конкурсе имени Авзаловой, получил первое место. Она сказала: «Попробуй устроиться в хор». Прослушали, сказали, что официально вакансии будут через неделю, подождал, пришел, Миляуша Амировна меня сразу взяла. Она многое делает для своих солистов, показывает их всем при первой возможности.

— Как происходило знакомство с Таминдаровой?

— Она услышала одно произведение в моем исполнении, посмотрела, как справляюсь с верхними нотами, и сказала: «Приходи».

— И как вам ее сравнение с Димашем Кудайбергеном, лестно? Вы, кстати, с этим артистом примерно одного возраста.

— Димаш для меня во многом эталон. Конечно, его не стоит сравнивать с академическими певцами, опера — это Франко Корелли, Лучано Паваротти. Димаш — совсем другое, что-то более эстрадное, вместе с тем народное, казахское народное. Мне тоже подобная стилистика ближе, чем классическая опера.

— У Димаша такой природный голос или все-таки поставленный?

— Такой голос нельзя поставить. Слушал его детские записи, он всегда так пел высоко, фальцет у него и тогда был. И Димаш молодец, что так показал себя, а не остался только в Казахстане.

— Про Кудайбергена говорят, что у него вокальный диапазон то ли пять октав, то ли шесть. А у вас?

— У меня больше трех. Знаю, что больше трех, но не считал, сколько именно. Для чего? Я же не пою песни диапазоном больше трех октав, а композиции бывают максимум двухоктавными. Хотя существуют народные произведения, которые сложнее, на конкурсах я всегда их исполняю, например «Эскадрон», а еще есть башкирская народная песня «Буранбай» — она очень сложная. Даже оперные арии, мне кажется, легче петь.

«МНЕ НЕ ДАЛИ ПЕРЕВОД В КАЗАНСКУЮ КОНСЕРВАТОРИЮ, ЗАПРЕТИЛА ПЕДАГОГ»

— Но вы видите себя в теноровых партиях классических опер? Рузиль Гатин, например, только где-то к 30 определился со своими предпочтениями как вокалист, а теперь поет в «Ла Скала» и Большом театре.

— Я уже не вижу себя в опере, здесь надо очень много работать над собой. Хотя у меня диапазон большой, так что это не было бы значительной проблемой. Тот же Рузиль Гатин — колоратурный тенор, он может браться за очень тяжелые партии. А я лирический тенор, то есть Ленский, Надир в «Искателях жемчуга».

Но мне все-таки ближе, наверное, эстрада, пусть даже кто-то скажет, что это более легкий путь. Но свои песни (а у меня есть и авторские композиции) я, конечно, улучшаю и обрабатываю. Мне интересно, скажем, взять высокую ноту и подержать, получается что-то похожее на стиль Димаша.

— На своих концертах оперные арии исполняете?

— У себя в родном Сибае пел на сольном концерте. Иногда исполняю неаполитанские песни: «Влюбленный солдат», O sole mio. Часто поем вместе с хором на правительственных концертах, например песенку Герцога из «Риголетто».

— Вы ушли из Уфимского института искусств имени Исмагилова, а не было желания перевестись в Казанскую консерваторию?

— Так мне не дали перевод, запретила мой педагог, она учитель Ильгама Валиева, Руслана Сайфутдинова, Ришата Тухватуллина, Гульназ Асаевой. То есть мне предлагают заново поступать в консерваторию и учить все общеобразовательные предметы с первого курса.

— А у вас есть такие планы?

— Уже нет, не вижу смысла в этом, все-таки отучился два курса… Если бы хотел только оперу петь, то поступил бы, но боюсь того, что голос там сделают слишком академическим и так я потеряю свою индивидуальность.

«У меня есть фонд Альфии Авзаловой. Зульфия Нигмедзянова меня взяла под свое крыло, и скоро будет, наверное, организован какой-то продюсерский центр» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Я НЕ ИЩУ ПРОДЮСЕРА, У МЕНЯ ЕСТЬ ФОНД АЛЬФИИ АВЗАЛОВОЙ»

— Государственный камерный хор РТ часто выступает на правительственных концертах, а ваш талант можно заметить невооруженным глазом за один музыкальный номер. Подходят сильные мира сего, интересуются, спрашивают, чем могут помочь?

— Нет, такого не было, да и вряд ли будет. Для этого, наверное, надо показать то, что ты можешь, а не то, чего от тебя хотят. На таких концертах же хотят какой-то конкретный репертуар, а ты можешь быть не так силен в нем, или тебе неинтересно. В Башкортостане же было такое, спрашивали, есть ли у меня продюсер, однако дальше слов дело не шло…

— Но вас лично приглашают на правительственные концерты в Татарстане?

— Нет, был в Болгаре, еще на ифтаре в шатре Рамадана в Москве, когда туда приезжал президент РТ Рустам Минниханов.

— Признайтесь, что вы мечтаете выйти за рамки хора. Ведь солист в хоре — это сначала шаг вперед, спел, потом шаг назад, и на авансцене уже твои коллеги по коллективу, а ты где-то в массовке…

— У нас есть много замечательных ребят в коллективе, хорошие солисты, кто-то учится в консерватории, совмещает с работой. Мне все то, о чем вы говорите, не мешает. Это не так сложно для меня, не стесняюсь того, что работаю в хоре, подобное даже очень красиво. Когда я исполняю, например, «Әллүки» с хором, кто бы еще так спел, кроме нас? Повторю, это очень красиво. Когда ты в хоре, всех чувствуешь, знаешь и поешь с ними… Мы все одно целое, делаем общее дело.

— Но вы не ищете себе продюсера?

— Нет, у меня есть фонд Альфии Авзаловой. Зульфия Нигмедзянова меня взяла под свое крыло, и скоро будет, наверное, организован какой-то продюсерский центр.

— Вы и еще ряд артистов вместе с фондом Авзаловой ездили в США. Как впечатления, как проходили там выступления?

— Это был фестиваль Ballet Beyond Borders, он проводился в Лос-Анджелесе, мы показывали там наш Сабантуй, пели и танцевали одновременно. Нас сначала пригласили на лужайку, там мы исполнили песни Авзаловой, а на следующий день был сам конкурс.

Сначала наши танцоры выступили из Госансамбля РТ, а потом показывали Сабантуй. Мы пели с Русланом Сайфутдиновым а капелла «Китмә, сандугач». Очень бурно встретили, аплодировали, для американцев это была, наверное, экзотика.

— На недавней пресс-конференции руководители фонда говорили, что зрители были поражены тем, как наши артисты пели и танцевали одновременно. Хотя какой-нибудь Джастин Тимберлейк ведь тоже делает все одновременно…

— Он, конечно, не так пляшет, как наши танцоры. А мы то с яйцом бегаем, перепрыгиваем, показываем игры, носимся с ведрами. Организаторы, возможно, пригласят нас, и мы будем показывать данное шоу в других городах Америки. Надеюсь на это, такой разговор был.

— Миляуша Таминдарова идет вам навстречу, легко отпускает в такие поездки?

— Миляуша-апа меня понимает, правда, это бьет по зарплате, если бы было письмо из министерства культуры, меня бы командировали, а тут приходится все за свой счет. Только в этом проблема, а остальное просто отлично. Мне Лос-Анджелес очень понравился, успел искупаться в океане.

«Я знал Зульфию-апу (Зульфия Нигмедзянова-Авзалова — дочь знаменитой певицы, президент фонда сохранения и развития творчества Альфии Авзаловой), участвовал в конкурсе, получил первое место» Фото: «БИЗНЕС Online»

«НА «ҮЗГӘРЕШ ҖИЛЕ» ПЕСНЯ СТАНОВИТСЯ ПУСТЫШКОЙ»

— А в музыкальный мир Штатов удалось окунуться?

— Не до этого было, потому что все очень казалось сжатым…

— С вами в Америку ездили Руслан Сайфутдинов,  Зарина Вильданова — участники фестиваля «Үзгәреш җиле». Им, видимо, в январе нужно будет лететь в Нью-Йорк на концерт в «Карнеги-холл». Логично предположить, что и вас могли позвать в этот амбициозный проект.

— Нет, а кто меня там знает?

— Стоит вас только показать московским педагогам по вокалу этого проекта… Сами ходили на «Үзгәреш җиле» в Казани?

— Нет, мне там не все интересно, потому что так переделывать песни не стоит. «Гөлҗамал» в обработке — это уже слишком. Некоторые новые аранжировки откровенно неудачные, особенно когда речь идет о народных песнях. Их надо делать более-менее этническими, не идти в джаз, а так это как будто специально для Америки сделанная вещь.

— У идеологов «Үзгәреш җиле» как раз другая мысль, что, теряя индивидуальность татарской песни, при этом мы как-то приближаемся к неким мировым стандартам поп-музыки.

— Индивидуальность теряет сама песня — это очень плохо. Певцы-то понятно, они могут себя проявить в другом жанре. А песня становится пустышкой, ни о чем, а она же имела смысл, когда ее создавали авторы. Зачем так искажать песню, можно чуть-чуть сделать, но тут слишком… Конечно, я тоже меняю песню, когда что-то исполняю, но так, чтобы было красиво, а не так, чтобы она звучала непонятным образом.

— По мнению генерального продюсера «Үзгәреш җиле» Рауфаля Мухаметзянова, татарские песни можно петь и по-английски. 

— Не знаю, надо ведь понимать, что ты поешь. Я же должен донести слова, а так, если просто говоришь заученные фразы…

«Я БЫЛ ПРОТИВ ТОГО, ЧТОБЫ ВЫСТУПАТЬ»

 — При этом вы ведь недавно вместе с коллегами по хору дебютировали в проекте фонда «Живой город» — свияжских операх Александра Маноцкова «Сны Иакова» и «Красный сад».

— Да, но там не исполнял главных ролей, они мне не по голосу. Я в них просто первый тенор.

— «Сны Иакова» Маноцкова получили «Золотую маску», но эта музыка довольно сильно отличается от привычных представлений об опере.

— Тяжеловато было вписаться, потому что надо много всего делать, сами на инструменте играем, ноты даем себе, кричим… У нас есть мегафоны, мы ходим по кругу. Происходит такой практически шабаш. У нас здесь, на Черном озере, проходили репетиции, некоторые люди смотрели, как у нас пищат мегафоны, не понимали, что происходит. Хотя за время репетиций одна фанатка появилась — бабушка, она каждый день приходила на нас смотреть.

— Как вы попали в этот проект?

— Там полная смена состава солистов произошла, только сопрано осталась. И позвали весь наш хор, 10 человек отобрали — теноров, баритонов, басов. 

—  Был на ваших спектаклях в Свияжске. В «Снах Иакова» есть маленький эпизод, где вы поете дуэтом с сопрано Айсылу Нуруллиной, в этот момент подумалось, что новый музыкальный театр Казани, конечно, нужен. А у Миляуши Таминдаровой не было сомнений в том, что хору нужно участвовать в операх Маноцкова?

— Если честно, я был против того, чтобы выступать. Но, раз согласие дали, значит, надо работать.

«У меня есть песни для всех, для публики молодой, средней и для старших. Есть в европейском стиле сделанные, пытаюсь их петь, некоторые очень удачные, они до сих пор крутятся по радио в Башкортостане» Фото: «БИЗНЕС Online»

«УЕХАЛ НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК, ЗА 7 ТЫСЯЧ КИЛОМЕТРОВ ОТСЮДА. СЛУЖИЛ В ВОЙСКАХ ПВО ЗЕНИТЧИКОМ»

— Расскажите про свое детство, как пришли к пониманию того, что вы артист?

— Вырос в деревне, помню, в пять лет уже пел, выступал со сцены, в 11 лет отдали учиться вокалу в центр детского творчества Сибая, там два года позанимался. Мой наставник таскал меня по конкурсам, где я брал призовые места, даже должен был поехать от России на международный конкурс «Роза ветров» и… заболел. Из-за проблем со здоровьем пропустил в детстве довольно много разных конкурсов.

— А проблема Робертино Лоретти — ломка голоса — вас не коснулась?

— Нет, я как раз не пел в этом возрасте из-за болезней.

В 9-м классе поступил в колледж искусств в Сибае, но его не окончил, два курса отучился, и стало неинтересно, потому что не было продвижения в голосе. Не знал, как больше его раскрыть, решил тогда в первый раз, что надо ехать в Татарстан. Мой учитель переехал в Актанышский район, потому что меня тут уже видели. В 2014 году участвовал в конкурсах Альфии Авзаловой и «Татар моңы», брал первые места. Работал солистом в госансамбле «Агидел», меня туда в 18 лет сразу взяли, но я был молодой.

— На YouTube есть видео, где вы поете в военной форме. Это что за отрезок жизни?

— Это после того, как я из госансамбля ушел, год там проработав, и решил пойти в армию. Хотелось чего-то другого, за год в ансамбле очень устал. Если бы я был постарше, то, наверное, не ушел бы тогда. Но сейчас рад, что так сделал, потому что в армии дисциплина хорошая и это оказалось очень полезным опытом.

— В армии знали про ваши октавы?

— Нет, я никому не сказал, уехал на Дальний Восток, за 7 тысяч километров отсюда. Служил в войсках ПВО зенитчиком.

— Сейчас должна быть история: «Чищу картошку на кухне, напеваю, заходит лейтенант. И так я стал солистом военного ансамбля…»

— (Смеется.) Такого не случилось, но были дембеля, которые играли на гитаре. Когда наша рота молодого пополнения что-то делала, я пел, пока наши ребята в это время пахали, их заставляли отжиматься, приседать. А на сцену попал так. 23 февраля мы были в полях, там шли военные учения и к нам приехала какая-то самодеятельная группа. Услышав их, я подумал: «Ну как они поют, что это такое…» Спросил разрешение у старшины спеть самому и исполнил неаполитанскую песню «Влюбленный солдат». Там было народу очень много, тысячи три, наверное, все начали кричать, с ума сходить. Командир роты мне подарил целую бутылку сгущенки, тогда можно было пить ее просто литрами, так хотелось сладкого. Не знаю почему, но сейчас не могу много сладкого съесть.

В общем, меня совсем перестали цеплять старшие — лейтенанты, старшины. А в полях же все может быть, на учениях даже смертность разрешена, насколько я знаю.

— За год в армии что-то поменялось в вашем голосе?

— Я стал сильнее звучать. Голосу это помогло, правильно, что пошел служить. Потом я поехал к себе в Сибай и там закончил колледж. Затем поступил в академию искусств в Уфе.

— Вопрос к человеку, который служил рядом с Китаем. Могут ли китайцы захватить наш Дальний Восток?

— Не знаю, если очень захотят…

— Кстати, китайская музыка ведь похожа на татарскую, там также пентатоника.

— Есть такое, но у них больше атакующая мелодия, а у нас пентатоника более мелодичная

— Почему Китай балдеет от Димаша и того же Витаса?

— Голос выделяется — высокие ноты, чистые, я бы сказал, нереальные. Вот эти фальцетные ноты.

— Если Китай завоюешь, то у тебя миллиардная аудитория…

— Да, это так, Димаш правильно сделал, что туда уехал. Сейчас он лучший певец Азии.

«МОҢ — ЭТО ОТ ЧЕЛОВЕКА ЗАВИСИТ»

— Кстати, считается, что и башкирская песня особенная и ее могут петь только башкиры.

— Башкирская песня очень сложная. Надо быть готовым к этому, вот сейчас я ее не спою перед вами, даже если захочу исполнить. Надо готовиться, пару дней просто отдыхать, чтобы голос был готов, необходимо правильное питание. А сейчас я ем то, что не стоит, злоупотребляю этим немного.

— Одни говорят, что татарский и башкирский моң — это одно и тоже. Другие утверждают, что башкирский —  особенный случай. Как вы думаете?

— Наверное, все-таки другое… Хотя не знаю, у нас песни-то практически одинаковые. Моң — это от человека зависит, наверное, от исполнителя, а не от нации.

— Вам как легче петь: на татарском или башкирском?

— Родной язык для меня — башкирский. Я вырос там, отца практически не знаю, потому что видел лишь два раза. Он татарин, давно уже умер, был старше моей матери. Она башкирка, я вырос в башкирской среде, песен больше знаю башкирских, чем татарских. По-татарски тоже разговариваю, но не так хорошо. Я вырос в семье учительницы английского языка, но английский не знаю. А в США, например, как понял из личного опыта, если ты не знаешь английский, то просто кошмар.

— Почему Башкортостан является настоящей кузницей вокальных кадров, причем в разных стилях. Земфира, Юрий Шевчук, оперные звезды Ильдар Абдразаков и Диляра Идрисова, больше половины татарской эстрады — из соседней республики, начиная с Салавата…

— Говорят, что природа способствует. У нас есть такой район Буранбай, там живет человек, поющий на диапазоне Димаша, он мой друг, но  не умеет себя преподносить — это Нух Кутуев, родной братишка  другого певца, Марселя Кутуева. 

— А Ильдара Абдразакова, лучшего оперного баса мира, в Башкортостане знают, гордятся им?

— Все его знают, им восхищаются. Его отец был патриотом башкирским, это знаменитый башкирский актер, теле- и кинорежиссер, основатель киностудии «Башкортостан». Видимо, воспитал Ильдара в том же направлении, он желает процветания республике, часто приезжает.

— Вы из Башкортостана уехали, но видел ваше имя среди участников конкурса «Певец года», вы там лидируете…

— Уже нет, меня опережают, «Певец года» — конкурс канала «Курай». Не знаю, не слежу за этим. Но там продолжают крутить песни, которые я на концертах пел.

«А ПРОСТО ТАК ЕХАТЬ — ЭТО ОЧЕНЬ ОПАСНО. КТО ТЕБЯ ТУТ ЗНАЕТ?»

— Как вы оцениваете музыкальную жизнь в Татарстане, Казани. Есть ощущение этой самой жизни для вас лично?

— Есть, конечно, я здесь не сижу без дела, постоянно работаю, какие-то выступления. Если нет в хоре, то есть Зульфия-апа, мы в Лос-Анджелес летали, в Баку, ощущение того, что я двигаюсь, есть.

— Если ваши знакомые артисты из Уфы спросят, а есть ли смысл переезжать в Казань, что вы им ответите? Или это зависит от конкретной ситуации?

— Это зависит от артистов, от того, что они могут сделать. Потому что когда я приехал, то знал, что могу устроиться, что-то сделать и у меня есть какая-то поддержка. А просто так ехать — это очень опасно. Кто тебя тут знает? Никто, и вот в этом беда.

— Вы себя представляете артистом, который ездит с концертами по деревням Татарстана?

— Возможно, да, потому что я могу, в принципе, петь для такой аудитории, это для меня не проблема. Мне предлагали по Башкортостану ездить, потому что там крутили меня по ТВ, но я сказал нет.

— Почему?

— Потому что времени надо было очень много потратить, чтобы найти свою команду, которая будет везти тебя, за аппаратуру отвечать. Были такие люди, но они учились или были заняты. Зачем их время отнимать?

— Но если вы станете одним из лиц зарождающегося продюсерского центра имени Авзаловой, будете обсуждать возможность сольного концерта и программы?

— Нет, потому что даже для меня это сейчас рано, пока не чувствую свою публику: кто она и будет ли меня слушать? Я должен знать, кто придет на концерт, а делать наобум просто бессмысленно. Один раз было у меня, выставили на афише фото с микрофоном в руке, а пели классику. Пришло столько народу, которые не этого ждали. Неаполитанские песенки более-менее зашли, но все равно публика не ждала такого…

— А кто ваша публика, сами что думаете?

— Я считаю, у меня есть песни для всех, для публики молодой, средней и для старших. Есть в европейском стиле сделанные, пытаюсь их петь, некоторые очень удачные, они до сих пор крутятся по радио в Башкортостане. Мне пишет письма Рим Арсланов, главный на радио «Юлдаш-FM», он говорит: «Вот эта песня хорошая, и мне не жалко ее крутить». А в Татарстане это денег стоит. Но я делаю свои авторские композиции и на татарском, и на башкирском.

«Многие писали мне: посылай на «Голос», ты же можешь, но я боюсь просто. Надо поехать туда, влиться, а они свою песню дают выучить, а вдруг это не та песня будет? Но, возможно, что, да, стоит попробовать» Фото: Андрей Титов

«В ДЕТСТВЕ ДЕДУШКА САЖАЛ МЕНЯ НА МАШИНУ, И Я ПЛАКАЛ»

— У вас есть план, как стать звездой?

— Плана нет… Надо, наверное, работать больше, а работа — это средство, если ты не трудишься, не двигаешься сильно, то и не будет каких-то усилий, чтобы подняться. Но нужен и какой-то толчок, поддержка, здесь же не от меня все зависит. Сейчас очень трудно пробиться куда-либо, если у тебя нет поддержки. Если тебя не покажут где-нибудь, не засветишься, то все.

— Какие у вас планы на этот творческий сезон?

— С хором у нас много планов, например, мы с Миляушой Амировной хотим сделать клип на «Әллүки», надеюсь, получится. Кроме того, будет конкурс Альфии Авзаловой, я, наверное, смогу принять участие опять, если не скажут: зачем тебе участвовать во второй раз?

— В этом году, кстати, юбилей фестиваля «Татар җыры», вы там не участвуете?

— Нет. С «Барс-медиа» не работал никогда.

— Наверняка вас не раз спрашивали: почему не отправляете заявку на «Голос»?

— Многие писали мне: посылай на «Голос», ты же можешь, но я боюсь просто. Надо поехать туда, влиться, а они свою песню дают выучить, а вдруг это не та песня будет? Но, возможно, что, да, стоит попробовать.

— Вы такой воспитанный, даже скромный человек, но в интернете есть ваше фото с белыми волосами. Это так бунтовали против чего-то?

— Нет, это у меня жена перекрасилась, и я тоже решил. Мне это и не шло даже, но не решился сразу отстригать волосы…

— Жена также из сферы искусства?

— Мы вместе учились, но она сейчас не поет, не хочет. У меня сын, ему четыре месяца.

— Вы хотели бы своему сыну артистической карьеры?

— Мне кажется, что он будет петь. В детстве дедушка сажал меня на машину, и я плакал, ему нравилось, как я это делаю. Он сказал, что буду петь, и я действительно стал петь. Это слышно тембрально, мой сын тоже красиво плачет, и он, наверное, тоже станет петь.

— А дед жив?

— Нет, но он дожил до того времени, когда стал певцом, но, конечно, не увидел мои достижения. Я съездил в Екатеринбург на «Дельфийские игры», взял золотую медаль среди стран СНГ, потом пригласили меня на европейские игры, но там ввели санкции против России. Дедушка не увидел много чего, да и внука тоже, а бабушка жива. Дедушка был для меня отцом, он играл на курае, этот моң, у меня, наверное, от него идет.