Мусульманский блогер №1: «У нас в Рамазан на столе 10 блюд, а там живут в скотских условиях»

Расул Тавдиряков: «Просто любого мужчину останавливали, даже не надо ходить искать, а у него либо пулевые отверстия, либо ножевые, либо следы от веревки... Жутко было это все лицезреть» Фото: Андрей Титов

«ОБЩАЛИСЬ С ОЧЕВИДЦАМИ, КОТОРЫЕ РАССКАЗЫВАЛИ ЖУТКИЕ ВЕЩИ»

— Расул, широкую известность, в том числе и за пределами уммы, вам принесли репортажи о  жизни мусульман в ряде стран, куда редко ступает нога российского туриста. Где вы успели побывать за последнее время?

— Мьянма (бывшая Бирма), Бангладеш, Нигер, Сирия, в Китай не получилось доехать, добрались только до Киргизии. Скоро хотим полететь в Чад.

— Как начались ваши странствия по миру?

— Вообще, это получилось спонтанно. Помните, как Рамзан Кадыров в Грозном вывел на митинг миллион человек из-за ситуации с мусульманами-рохинджа в Мьянме?

Тогда российское общество, в том числе и мусульмане, разделилось на два лагеря. Некоторые начали друг другу пересылать страшные картинки, как буддисты убивают мусульман. А, кажется, Равиль Гайнутдин или кто-то еще из авторитетных лидеров выступил, дескать, ничего нет там, все хорошо, это фейки. Я решил съездить и убедиться сам в том, как обстоит ситуация на самом деле. Тем более что Бангладеш, где находились лагеря беженцев-рохинджа, вроде не такая жуткая страна. И мы полетели туда с известным военным корреспондентом Орханом Джемалем.

Отправились в лагерь беженцев, их живет на границе с Мьянмой примерно 600 тысяч. Общались с очевидцами, которые рассказывали жуткие вещи. Просто любого мужчину останавливали, даже не надо ходить искать, а у него либо пулевые отверстия, либо ножевые, либо следы от веревки... Жутко было это все лицезреть.

Бирму и Бангладеш в этом месте разделяет река, и мы видели на другом берегу горящие деревни, клубы дыма. А Орхан Джемаль бесстрашным был — он сказал, что переплывет реку, мол, если не хотите, я один пойду и посмотрю, как там обстоят дела.

«Орхан Джемаль бесстрашным был — он сказал, что переплывет реку, мол, если не хотите, я один пойду и посмотрю, как там обстоят дела» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Просто вплавь?

— Да, вплавь, там речка небольшая. Но его полицейские предупредили, что там могут сидеть снайперы, которые его просто «снимут». «Нет, мне на все наплевать, я иду», — отвечал Орхан. Но его остановил человек, который нас встречал и сопровождал в Бангладеш, Мухаммад Маджумдер, он лет 30 жил в России, возглавлял здесь федерацию мигрантов, сейчас обратно вернулся в Бангладеш. Он сказал Орхану, что тот может здорово его подставить — мы гости Мухаммада и он несет за нас ответственность.

Тогда мы решили официально приехать в Бирму. Для этого надо было вернуться в Дакку — столицу Бангладеш, оттуда прилететь в столицу Мьянмы, а из нее добираться до места проживания рохинджа. Все это было затратно и по деньгам, и по времени, но Орхан — такой: если решил что-то, то его трудно было переубедить. И вот мы заехали в штат Аракан, все увидели своими глазами, общались, тем более наш гид владел языком, он мог с ними разговаривать. Посмотрели на эти гетто, которые огорожены колючей проволокой и автоматчиками, мусульмане там живут и не выходят. Мы сняли там фильм, сделали несколько репортажей.

«ПРИДУТ ДРУГИЕ РУКОВОДИТЕЛИ В КИТАЕ, ВОЗМОЖНО, НАСТУПИТ КАКАЯ-ТО ХРУЩЕВСКАЯ ОТТЕПЕЛЬ»

— Никогда ничего подобного не видели?

— Я думал, что это самое страшное место на земле. Но когда поехал в Киргизию и пообщался с уйгурскими беженцами, то понял, что Бирма — еще цветочки по сравнению с тем, что происходит в Китае. Потому что у властей Бирмы какая задача? Выдавить мусульман. Поэтому они забегают в мусульманские поселения, жгут, могут кого-то пострелять и так далее. Некоторые даже говорят, что специально делают фотографии, чтобы жуть навести, чтобы мусульмане очистили территорию.

Правда, в чем причина такого отношения, мы так и не разобрались до конца. У меня-то опыт небольшой, а Орхан работал военным корреспондентом в разных горячих точках. Мы общались, анализировали. Видели, как Индия с Китаем строят там огромный порт. Может, власти Мьянмы боятся, что какие-то страны будут им проблемы устраивать через этих мусульман, их вооружать и так далее?

Там еще такой интересный момент был: мы разговаривали с индусами (в Аракане, помимо мусульман, есть еще индуистские поселения), и они рассказывали, что к ним залетали вооруженные люди в мусульманских одеяниях и тоже убивали, сжигали. И Мухаммад Маджумдер, наш гид, естественно, пытался их оправдать, мол, нет, это переодетые бирманцы. На что ему Джемаль парировал, дескать, такая технология использовалась последний раз во время Второй мировой войны, а сегодня нет необходимости ставить под угрозу жизнь своих солдат, ведь это же может и вскрыться. Поэтому такие акции сейчас делаются иначе: просто находят искренних молодых ребят, внедряется какой-то агент, который говорит, что мы должны на пути Аллаха этих мушриков уничтожить, разобраться с ними, из-за них у нас все проблемы.

— А чем угрожают несколько миллионов уйгуров миллиардному Китаю?

— Не думаю, что речь идет о какой-то угрозе, просто, видимо, один из высокопоставленных китайских чиновников решил, что нужно их ассимилировать. В принципе, любая империя ставит такие задачи. Сегодня мы и в России это наблюдаем в связи с тем же вопросом о национальных языках.

— Но пока, слава богу, гетто еще не строят, да и мыслей таких нет.

— Это Китай, у него своеобразные способы решения проблемы.

— Думаете, что в Поднебесной будут пытаться окончательно решить уйгурский вопрос?

— Я считаю, что нынешняя ситуация там долго не продлится. Все-таки у них человеческий фактор играет свою роль, придут другие руководители в Китае, возможно, наступит какая-то хрущевская оттепель. Исторически процессы так и проходят.

Знаете, я преподавал в колонии в Челябинской области, и мне зэки рассказывали, какая там политика внутри учреждения. Как сильно, жестко ломают этих «отрицалово» и так далее. Наводят порядок, бывает, и труппы выносят, но когда работники колонии видят, что ситуация нагрелась и что люди просто могут пойти на крайности, когда им лучше умереть, чем так жить, то включается «черный ход». Это когда и алкоголь завозится, и наркотики, у кого деньги есть, могут и девушек себе позволить. А потом, когда заключенные расслабляются, начинают наглеть, борзеть, то опять включается машина, которая их успокаивает.

— То есть социальные механизмы одни и те же, что в государстве, что на зоне…

— Да, одинаковые, просто масштабы разные. Поэтому, когда я приходил в колонию и они там интересовались, ну как там у вас на воле, я говорил, что, в принципе, точно так же, как у вас, только масштаб другой.

Даже в Коране Аллах говорит: «Путешествуйте по земле и посмотрите, как живут другие народы» Фото: «БИЗНЕС Online»

«УВИДЯТ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА — СМЕЮТСЯ»

— А что потянуло на Черный континент?

— После того как съездил в Бирму, Бангладеш, захотелось и другие страны посмотреть. Вообще, я на своих лекциях и когда с ребятами встречаюсь, очень советую… Даже в Коране Аллах говорит: «Путешествуйте по земле и посмотрите, как живут другие народы». Действительно, в этом очень много пользы для человека, практически происходит какая-то трансформация личности.

Допустим, мы все время в России жалуемся: тут плохо, там чиновники воруют, здесь социальное расслоение — богатые, бедные. Да, это есть. Но пророк Мухаммад говорил: «Когда вы вспоминаете об этой мирской жизни, когда хотите ее красот, ее благ, к ним стремитесь, посмотрите на тех, кто ниже вас. А когда вы говорите о религиозности, о духовности, то стремитесь к тем, кто выше вас». Действительно, если ты будешь гнаться все время за богатством, эта необузданная страсть станет постоянно увеличиваться. Сегодня тебе надо джип, завтра ты увидел Maybach, послезавтра — Ferrari. И это не закончится. А когда ты… Вот я увидел — оказывается, в большинстве регионов мира люди живут просто в невыносимых условиях. И, в принципе, мы здесь как сыр в масле катаемся по большому счету. Можем себе позволить. У нас в Рамазан на столе 10 наименований блюд. Мы можем позволить себе пойти в кафе, детей куда-то свозить. А там люди живут просто в нищенских, скотских условиях.

Когда  набираешь «Африка» в YouTube, что выходит? Люди умирают, дети…

— …худые, как скелеты…

— …ну такого нет. Более того, я, наверное, счастливее людей не видел. Вот это меня как раз и поразило! То, что живут нищие люди, но ты зайдешь в их селение, деревню, а там постоянно смех, дети бегают, в песке играют, женщины идут с ведрами. Причем такая красивая картина, особенно, если где-то на закате. Они с этой водой… Там не во всех деревнях есть вода — где-то либо за селением, а некоторым даже в соседнее село приходится идти. И они с этими бидонами воды идут, все любят такие красочные одеяния, разноцветные. Красиво смотрится, когда эти женщины воду несут, так стройно идут. Увидят белого человека — смеются. А там колодец такой вырыт. Туда и смотреть страшно, вообще там конца и края не видно. А они стоят спокойно на его краю. Мне подойти страшно, я еще снимаю, а они надо мной хохочут.  

— Это вы всё наблюдали в Нигере?

— Да. В общем, когда туда попадаешь, то как-то расслабляешься. Несмотря на то что бедность… Какая она там, бедность? В последний раз я был в Нигере в сезон дождей. Это три месяца, за которые пустыня расцветает, вся зеленая. И в такое время они сажают духан. Это что-то вроде нашего проса. По форме, на вид как камыш — зеленый и на конце такой коричневый бубончик. И вот они его снимают и потом высушивают, и женщины целыми днями его месят. Такая у них ступа есть тяжелая (из баобаба, по-моему, делается), что-то вроде биты. И вот они этой битой месят, превращают духан в муку и потом в глиняных больших чанах хранят. Им должно хватить этой еды до следующего сезона, то есть на 9 месяцев. Иногда он заканчивается раньше. Тогда они режут своих коз, продают и меняют на духан. Рядом Нигерия, которая ближе к субтропикам.

Я был на границе с Нигерией, там  пустыня и полупустыня, а дальше уже начинаются тропики — больше зелени, всяких плодов и так далее.

И вот, когда у них уже к концу сезона заканчивается духан, они режут свою скотину и продают, едут в Нигерию, закупаются духаном. В принципе, они питаются круглый год такой едой. Мешают ее с водой, кто чуть побогаче — с молоком.

«Живут нищие люди, но ты зайдешь в их селение, деревню, а там постоянно смех, дети бегают, в песке играют, женщины идут с ведрами» Фото: Андрей Титов

— И воспринимают такую жизнь как абсолютно нормальную.

— Да. Я не знаю, видимо, из-за того, что другой жизни не видели, и воспринимают нормально, что живут так же, как предки. Поэтому у них никогда не увидишь, чтобы кто-то причитал. Кого бы ты ни спросил: «Как тебе? Как жизнь?», отвечают: «Все хорошо».

— Значит, нет такого: эх, нам бы другого президента (короля) и жизнь изменилась бы?

— Абсолютно. Они даже не знают, кто это. Вот вам пример из другого региона. Я был в хадже, мы из Мекки в Медину поймали такси, 7-местный большой джип. Бедуин, когда деньги заканчиваются, раз в несколько месяцев приезжает в город подработать, между Меккой и Мединой несколько ходок сделать… А сам в пустыне живет в каком-то селе. И мы едем, разговариваем. Примерно год назад умер король Саудовской Аравии Абдалла, мы спрашиваем бедуина: «Как тебе новый король?» Тот: «В смысле новый? А где старый?» — «Так умер же год назад». — «Пусть Аллах его помилует». (Смеется.) Год, как король умер, а он не знает. Потому что он аполитичен, в своей пустыне живет, у него свои заботы, и все.

Конечно, в городе уже чуть-чуть другая специфика. Там менталитет у людей немного меняется. Хотя, в принципе, те же люди, те же африканцы, но уже немного есть цивилизация, она туда пришла. Более того, я видел лимузины, Maybach в нищем Нигере. Дома замечал, как у наших чиновников, за большими заборами. Подобное все есть. Нигер — это уран, некоторые металлы. И там работают китайские и французские фирмы. И функция государства, по сути, как я понял, — это как раз охранять транснациональные компании. Всё, а люди существуют сами по себе. Те, кто в такой системе оказался, попал в эти фирмы, они, конечно, хорошо живут. И на джипах катаются, и дома у них большие. Но это от силы 2–3 процента населения. Остальной народ живет нищенски.

«ДУМАЮ: КУДА ОНИ МЕНЯ ВЕДУТ? СВАЛКА, МЕЖДУ ГОР МУСОРА…»

— Страшно вам не было во время этих поездок?

— Вот последний раз меня ограбили ночью в Нигере… Хотя по поводу опасности: на меня в Дагестане на территории мечети напали мюриды с пистолетом, обиделись на одну мою шутку, называли агентом евреев. Так что самым опасным местом оказались не Бирма или Африка, а родная страна.

— А что случилось в Нигере?

— Ночь. Ниамей — столица Нигера. Света на улице почти нет, редко где фонари горят. Какие-то магазинчики только. Я и до этого так гулял без каких-то проблем. Они там очень религиозные, кстати. Намного религиознее даже, чем арабы. У них там, правда, даже не мечети, а просто такое покрытие, навес. И вот они везде под навесами собираются и намаз читают. В деревне некоторые дети от меня разбегались, плакали, когда видели белого человека. А в мечеть захожу — они вот так на меня смотрят, интересно же, но стесняются, виду не показывают. Если у нас, я сам видел, африканец заходит в трамвай — молодежь начинает смеяться громко, хохотать, пальцем тыкать. В Нигере, конечно, такого не увидишь. У них нравственные какие-то основы есть.

Так вот, иду, вытащил телефон, с женой по WhatsApp общаюсь и думаю: хорошо, что я в Нигере. Как раз до этого читал какого-то блогера, его спутника ножами затыкали в ЮАР, пришлось срочно на самолет посадить и в Россию отправить. И забрали у них копейки — несколько долларов, старые телефоны… И вот я иду и думаю: слава богу, что в Нигере, ночью здесь спокойно можно гулять. Только об этом подумал, раз — даже не понял, что произошло. А телефона в руке нет. И один впереди бежит.

А там городская свалка. Видимо, она раньше за городом была, который разросся, и она получилась здоровая, в несколько гектаров. И по этой свалке грабитель мой и бежит. А я в тапочках был, за ним побежал, тапочки упали, ноги все изрезал. Понял, что мне его не поймать. И начал кричать — голос сорвал аж от крика. Там тоже такие шалаши на этой свалке стоят, разбросаны повсюду. И из палаток вылезают люди, как зловещие мертвецы… Темно. Зомби такие выходят, анашу курят, чувствуется ее запах.

— Интересная встреча…

— Подходят: «Что случилось?» Я говорю: «Слушай, телефон украли». Пытаюсь объяснить, там кто-то арабский чуть-чуть знает, кто-то — английский. А так они на французском в основном говорят. Стараюсь объяснить: «Телефон нужен мне. В нем все мои контакты, видео». Я как раз там снимал открытие мечети для международной ассоциации исламского бизнеса. Именно для этого прилетел, а видео им не успел скинуть. И думаю: как я сейчас?.. И вот говорю: «Верните». У меня наличность с собой была, я в кафе шел перекусить. На наши деньги где-то 2–3 тысячи рублей. Я говорю: «Любые деньги заплачу, отдам». — «Пойдем». Меня за руку взяли. Я так понял, самый старший среди них. Думаю: куда они меня ведут? Свалка, между гор мусора… Приходим, там тоже стоят палатки. Он говорит: «Стой здесь». Один из них, самый главный, туда зашел. Я пока с этими стою.

Главный зашел в палатку, минут через 10 выходит и мне телефон отдает. Я от радости деньги, какие были, ему отдаю, говорю: «Возьмите, ребята». Те отвечают: «Нет. Ты мусульманин. Приехал сюда нам помогать, у тебя есть право гостя. Мы с тебя ничего не возьмем». Один там был на мотоцикле — посадили меня, отвезли в аптеку. Я ноги изрезал, там же могли быть бактерии. Купили йод, потом отвезли меня в отель. Сказали на ресепшене, чтобы меня больше не отпускали, что на них ответственность за мою жизнь.

— Рассказали в Нигере кому-то об этом происшествии?

— На следующий день сообщил об этом местным ребятам из благотворительного общества (я там с ними познакомился), они тоже учились в Египте в аль-Азхаре. Отвечают мне: ты что, с ума сошел? Мы сами боимся, там же маргиналы живут, которые приезжают, работать не хотят. Оказывается, у них преступность возникла сравнительно недавно, когда более-менее появились телефоны. Раньше-то воровать особо было нечего. Вот и выхватывают телефоны. Даже имам по району после утреннего намаза шел — тоже выхватили, убежали. Мы, говорят, сами обходим эту свалку подальше.

Я говорю: слушайте, ну вот, не на каждом плохом человеке можно крест ставить. Они мне телефон вернули, ничего с меня не взяли. «Я им обещал, хочу их отблагодарить, заедем в супермаркет, возьмем продукты — сахар, масло, крупы». — «Мы туда не поедем». — «Надо заехать». — «Это же бандиты, наркоманы, зачем им?» — «У них же семьи, дети есть. Семьи-то при чем?» В общем, мы приехали туда, купили. Они пришли, я им раздал. Мои спутники говорят: «Быстрее, всё, уезжаем». То есть они настолько их боялись. Хотя вроде с виду жители этой свалки не такие уж и гангстеры. Наши дворовые гопники намного страшнее. (Смеется.) Вот такой случай. Зато много эмоций получил. 

«ОНИ НАС СПАЛИЛИ. НАДО ОТСЮДА УЕЗЖАТЬ, МОГУТ БЫТЬ ПРОБЛЕМЫ»

— В других странах случалось что-то подобное?

— Был эпизод у нас в Бирме вместе с Орханом Джемалем. Ехали в транспорте, что-то вроде тук-тука, только побольше. Не говорили, что мы мусульмане, это действительно было опасно. Остановились в отеле, там работали индусы. Индусы в Бирме, кстати, считаются почти гастарбайтерами, у местного населения презрительное отношение не только к рохинджа. Но индусы могут как-то передвигаться по тому же Аракану, а мусульмане в гетто живут.

И вот один индус говорит: «Я вас к мусульманам не могу свозить, но в индусский квартал съездим». А мы представились обычными туристами из Москвы, а наш гид (он тоже мусульманин), с которым мы приехали, говорит: «Я тоже индус из Индии, но живу в Москве». И вот мы поехали на этом тук-туке. Там такая улица, в конце которой два шлагбаума: один — в индусский квартал, другой — в мусульманский. Но мусульманский — там блок-пост, военные сидят, туда не зайти. И когда мы ехали, один такой разъяренный буддист увидел нашего гида и закричал: «Муслим, муслим!» Сел на мотоцикл и злой за нами поехал. Наш водитель ему кричит: «Нет, это наши, индусы». А тот продолжает погоню, но когда увидел, что мы в индусский квартал заехали, только тогда развернулся и уехал.

И второй момент. Когда мы гуляли по индусскому кварталу, нам всё показывали — очень бедно, мусор, дома друг на друге, там живут представители самой низшей касты. И в этих кварталах периодически встречаются молебные дома. Индусы говорят нашему спутнику: «Зайди, помолись». Там какие-то статуи стоят, а он же мусульманин, не может туда зайти. Потом он услышал, как те между собой разговаривают, и Орхану говорит: «Они нас спалили. Надо отсюда уезжать, могут быть проблемы». В итоге проблем не было, все нормально. Мы пообщались дружелюбно и уехали. В общем, вот такая опасность небольшая была, хотя люди этому удивляются, когда рассказываешь.

Вот ЦАР, где Орхана убили, там, наверное, опасно. У них гражданская война, куча всяких группировок, все друг с другом воюют. В Чаде, куда мы сейчас собираемся поехать, хоть там и нет официально никаких войн, но одно из условий — ты должен нанять вооруженную охрану, чтобы передвигаться по стране. В Нигере с этим проблем нет. Я, кстати, ездил на границу с Нигерией, тоже был удивлен. Нигер — сама по себе нищая страна, еще несколько сотен, по-моему, 400 тысяч беженцев из Нигерии приняла. Хотя Нигерия — это очень богатая страна, нефтяная. Но там эти «Боко харам» — сумасшедшие радикалы — сжигают дома, людей убивают. Просто что-то немыслимое. Не знаю даже, как их назвать. 

— Кстати, а как живут в лагерях для беженцев? Те же беженцы из Мьянмы в Бангладеш или нигерийцы в Нигере?

— То, что в Нигере, это тоже страшное зрелище: местное население и так в нищете живет, а им еще надо 400 тысяч беженцев как-то прокормить. Там международные организации помогают, но все равно. Я ездил, снимал… Если в Бангладеш для них все условия уже: более-менее дом, туалет, колонка рядом, семьями можно жить. Внутрь зайдешь — у некоторых даже телевизор, телефоны у всех. В лагере беженцев магазинчики стоят, мечети, медресе, есть где учиться. То есть какая-то жизнь уже более-менее организована.

А здесь, в Нигере, просто — кто что смог, с собой захватил, палки поставили, накрыли. Туда заглядываешь — просто песок, ничего нет, и возле палатки лежат два кирпича, на которых находится горшочек, в котором ничего нет. И они ходят и побираются.

— А гуманитарная помощь?

— Там периодически приезжают, что-то раздадут, какую-то гуманитарную помощь. Мы сами пытались, когда я приехал, — закупили продукты. Нас окружили, чуть вместе с машиной не съели. Но меня предупреждали, что так получится. Хотя я для кадра говорю: «Давай заедем, в лагере раздадим». А там просто месиво! Люди, как в фильмах про зомби, на машину прыгают: кушать, кушать! В итоге мы уехали и потом в одной охраняемой школе раздали им квиточки по номерам, и те уже спокойно заходили, и мы им продукты раздавали, потому что иначе невозможно.

«КОГДА ИМАМ НАЧИНАЕТ ХВАЛИТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВО, НИКТО И СМОТРЕТЬ НЕ БУДЕТ»

— Орхан Джемаль действительно производил впечатление человека, способного выбраться из любой передряги?

— Он был во всех горячих точках. В Ливии по нему просто дали очередь из пулемета. Перепутали, видимо, с солдатом. Там мальчик отвернулся и стреляет из автомата, ему даже страшно взглянуть туда, и он смотрит в другую сторону, как будто бы пули в него теперь не попадут. И Орхан вышел в этот момент из окопа за красивым кадром, а по нему — очередь из пулемета… И оторвало ногу.

Потом рассказывал, что лежал он в больнице «Красного креста», а одним из врачей была украинка. «Слышу, — говорит, — на английском общаются: „Слушай, тут ампутировать нужно“». А другой: «Давай попробуем пришить». Ему отвечают: «Ну ты почитай любую инструкцию». У них там как — чтобы получить страховку, какие-то есть определенные инструкции у медиков. Если то случилось, надо сделать так, то есть по каким-то определенным правилам. И врач говорит ему: «Мы же сейчас не у себя. Нам страховку никакую не выплачивают. Нам какая разница? Давай попробуем». И вот таким образом действительно ему пришили. Хотя по инструкции надо было ампутировать. Как-то сшили, и вроде срослась, все нормально стало. Но, правда, он с ней мучился, она болела, нельзя было на солнце  держать.

И на Украине он снимал, хотя пули рядом свистели. Да, он был бесстрашным. И, честно говоря, когда я впервые услышал о его смерти… Когда был с ним в Бирме, видел, как дерзко он разговаривает с местными… К нам там один раз подошли на рынке, в столице, Нейпьидо, в гражданском, стали спрашивать: кто вы, откуда, что здесь делаете? И он так грубо начал с ними разговаривать. Даже наш гид сказал: «Слушай, здесь, на Востоке, не принято так. Надо аккуратно».

Или когда торговаться надо было… На Востоке же цены дорогие. Орхан сразу: «Ты что мне там это?! Я же знаю цену!» И гид все нас успокаивал: «Орхан, надо как-то попроще». Это восточно-кавказская кровь, он взрывной был. И когда я услышал, что произошло, мне сразу представилось: возможно, где-то их там в ЦАР действительно остановили по пути следования. Может, ограбить хотели. Зная Орхана, я подумал: ну, наверное, он там кому-то втащил, тот с перепугу выстрелил. Я даже такую версию у себя в «Фейсбуке» озвучил, за что меня потом стали обвинять: ты работаешь на Кремль, на «повара» Пригожина. Просто у меня автоматически данная версия созрела. Я еще не знал всех нюансов, за что получил много критики в свой адрес.

Где бы ты ни бывал с Орханом, тебе не нужен был Google, он тебе рассказывал историю, кто и откуда возник, вплоть до Адама…

— Что потеряла со смертью Орхана Джемаля российская журналистика? Да и мусульманская умма в целом?

— У мусульманской уммы абсолютно нет представителей в СМИ, которые могли бы грамотно, популярно объяснить свою позицию. И это было как раз миссией Орхана и его отца Гейдара, их амплуа, они подобным занимались профессионально. Когда они выходили на сцену, выступали в передачах, ты знал, что тебе не будет стыдно. Когда имам начинает хвалить правительство, что у нас, в России, все хорошо, никто и смотреть не будет. А они говорили по существу, действительно освещали какие-то важные события. Самое главное, могли сказать то, что думают: что на уме, то и на языке. Такие люди должны быть.

К сожалению, часть активной мусульманской молодежи выбирает сейчас вот эту позицию «отрицалово», когда мы против системы. Но эта точка зрения непродуктивна. Мы только навлекаем на себя силовой аппарат. И когда ты просто, не обладая никаким ресурсом, вот так себя ведешь и обрушиваешь на себя всю мощь силового аппарата, от этого очень много вреда. Сегодня нам нужно как-то больше сконцентрироваться и сосредоточиться на каких-то позитивных направлениях, на социальных проектах, на какой-то созидательной работе, а не просто кричать, орать, что везде все плохо, повсюду негодяи и подлецы. Мы видим, что пользы от этого нет. Ничего не меняется. Нам нужно больше сегодня свои усилия сконцентрировать именно в этом направлении. Но должны быть и лидеры соответствующего уровня, такие, как Орхан.