Инсайд от нарколога: «Мы говорим ему – здесь ты не депутат, а Вася-алкоголик!»

НАШ ГЕРОЙ

Собеседник «БИЗНЕС Online» работает в сфере наркологической психотерапии уже 16 лет. На заре карьеры он осуществлял выезды на дом «Антизапой», а сейчас занимается психотерапией пациентов после детоксикации в одной из наркологических клиник Казани. Здесь принимают всех: наркоманов, алкоголиков, курящих, игроманов.

Если пациент алкогольный, то он отличается доброжелательностью, мягкостью и может позволять по отношению к себе не совсем уважительные вещи. Наркозависимые, как правило, более агрессивные Фото: © Михаил Мордасов, РИА «Новости»

Кто есть нарколог

• Во всем мире нет понятия наркологии — есть понятие психиатрии, и туда входит все. И это правильно, потому что на фоне употребления наркотиков у человека может развиться психоз. Но он может быть кратковременным, а может быть стабильным. Я не понимаю, зачем эти понятия разделены в нашей стране — особого смысла в подобном не вижу.    
• У нас есть отделение детоксикации, где работают кондовые наркологи и занимаются только детоксом. Я встречаюсь с пациентами наркологического профиля после детоксикации — занимаюсь реабилитационным процессом. И тут уже погружен полностью — и в отделение, и в амбулаторную работу.
• У меня нет специализации по конкретной зависимости, потому что в принципе такой специализации нет. Есть нюансы: если это «игровой» пациент, то он всегда пытается «просчитать» любого человека; если алкогольный, то он отличается доброжелательностью, мягкостью и даже безграничностью — может позволять по отношению к себе не совсем уважительные вещи. Если брать наркозависимого, то они, как правило, более агрессивные, асоциальные, психопатизированные, импульсивные. Есть небольшие отличия, но принципы реабилитации — одни и те же.
• Если это алкогольная зависимость, то тут, как правило, пациенты взрослее. Больше появляется женщин, которые употребляют легкие напитки — вино, коктейли. Здесь надо понимать семейный контекст — явно есть неблагополучие в личной жизни. Возраст — от 30. Если брать наркозависимых, это от 20 лет. Если «игровые» — от 18–20 и до 40 лет. Самый молодой пациент у нас был 16 лет. Но там была и зависимость, и психопатия, и трансгендерность.

Бывали и случаи нападения на врачей. По моим наблюдениям, в таких случаях медики потом уходят с работы Фото: «БИЗНЕС Online»

Выезды и смерть

• В студенческое время начинающим медикам было модно работать на скорой помощи и существовали еще конторы, которые назывались «Антизапой». Я работал и в скорой, и в одной из этих контор и выезжал на дом. Помню запах в таких квартирах — неприятный, прогорклого алкоголя вперемешку с сигаретным дымом, остатками дешевой пищи — и нищету, потому что все пропито. И отчаянных, разозленных родственников, которые устали от всего этого. Пациент, который лежит в беспомощном состоянии. И ты понимаешь как врач, что находишься под ударом. Ему плохо сейчас, и ты как бог — ты ему помогаешь. Но если ему потом станет плохо, то весь гнев родственников падет на тебя.
• Это очень рискованная работа — наши пациенты имеют хронические смертельные заболевания, и работать с ними — ходить по лезвию ножа. Если, не дай бог, его венка окажется проколота и останется синяк — жди заявления в прокуратуру. «Несчастного ребенка» мы покалечили! Надо понимать, что алкоголика опекают настолько, что он остается для них маленьким, хотя это здоровый детина.  
• Были ситуации, когда пациенты умирали. Это была реанимация на месте, и она не помогала. Я с таким сталкивался лично и никому из коллег подобного не пожелаю. Сам оказывался под ударом гнева родственников, потому что не мог вытащить пациента с того света, после того как он 15 дней пил суррогат.
• Вообще, самый непредсказуемый в терапевтическом плане пациент — это алкоголик. В любой больнице спросите — нигде не любят пьяных и желают их куда-нибудь спихнуть. Почему? Если человек пил суррогат, то есть большая вероятность того, что у него ожог пищевода и желудка, который ты никогда не увидишь простым глазом. Может начаться кровотечение, о котором не узнаешь. Алкоголь же действует как анестетик. Мы снимаем алкогольный синдром — и у него возникает болевой шок. Внезапно у него падает давление и он может умереть. Ты ему проводишь манипуляцию — она дает совершенно другой результат, потому что его организм находится под действием сильного психоактивного вещества.
• Кстати, это миф, что выездными наркологами работают только здоровые мужчины. Любой зависимый человек в душе — трус и маленький ребенок. Поэтому когда он чувствует силу характера, то поддается ей. Приедет хрупкая девочка, но со стержнем — они чувствуют, ложатся, вытягивают руку и не спорят.
• Бывали и случаи нападения на врачей. По моим наблюдениям, в таких случаях медики потом уходят с работы. Теоретически можно потом судиться с семьей пациента, тратить 200–250 тыс. рублей на юриста и полгода времени и получить по итогу 50–60 тыс. компенсации. Поэтому нет смысла подобным заниматься — этот же врач за время суда больше заработает в клинике.  Другой вопрос — если медик получил тяжелые увечья, тогда да, конечно, стоит. С таким я ни разу не сталкивался.  
• Лично я больше не хотел бы когда-либо заниматься выездами. Вообще, по моим наблюдениям, на вызовах долго люди не задерживаются. Это скорее как некий трамплин к переходу в стационар или психотерапию. Такие врачи быстро выгорают. Хотя их зарплата самая приличная — 90–100 тыс. в месяц. Они получают за риск. При этом найти выездных врачей — самое сложное. Никто не хочет связываться.

Как главврач районной ЦРБ уволит нарколога, если у него в округе на 300–500 км нет ни одного такого специалиста и он к себе в колхоз в жизни ни одного не найдет? Фото: «БИЗНЕС Online»

Наркологи, которые спиваются на работе

• Вообще, в наркологи, на мой личный взгляд, идут две группы людей: зависимые и созависимые. Сам я себя причисляю к созависимым, потому что и мой отец, и мой дед «привили» мне желание заниматься этим ремеслом. У нас в клинике были курьезные случаи, когда два врача спивались прямо на рабочем месте. Еще был комический случай, когда нарколог не смог приехать трезвым даже на трудоустройство.
• А кто им это запретит? Они приходят на комиссию по аккредитации трезвые, дальше уходят работать. И администрация больниц их прикрывает. Как главврач районной ЦРБ уволит нарколога, если у него в округе на 300–500 км нет ни одного такого специалиста и он к себе в колхоз в жизни никого не найдет? Он будет терпеть его, возиться, за руку таскать по отделениям, не показывать людям, чтобы не позориться…
• И даже у нас в клинике бывало, что работает врач, умный, толковый, умеет находить контакт с пациентами — и вдруг видим, что есть какие-то признаки. Потом происходит срыв. И мы его не увольняем. Говорим: ложись на реабилитацию. Дело в том, что зависимый, прошедший реабилитацию полностью, — это очень эффективный сотрудник: он понимает проблему изнутри. Конечно, так мы рискуем, но мы рискуем всегда.
• Из двух случаев один был позитивный, один — негативный (он отказался от реабилитации и попрощался). А позитивный — человек прошел реабилитацию и успешно работает по сей день.

В сфере наркологии, как и во всем медицинском сообществе, идет тенденция к росту жалоб на врачей. Медики все более незащищены Фото: «БИЗНЕС Online»

Врач под ударом

• В сфере наркологии, как и во всем медицинском сообществе, идет тенденция к росту жалоб на врачей. Медики все более незащищены. Нет профильных ассоциаций. Я смотрю на журналистов: одного посадили в тюрьму по политическим мотивам — сразу все объединяются в защиту. У врачей иначе.
• Раз в год наша клиника оказывается под следствием. Это обязательно. Пока, слава богу, мы выигрывали, но это до поры до времени. Все зависит от того, как на ситуацию посмотрят следственные органы, экспертная комиссия, Росздравнадзор. И все не на стороне врачей. И многие хорошие специалисты уходят из наркологии и психиатрии.
• Давайте вспомним недавний случай в Челябинской области: был пожар в наркодиспансере, сгорел один пациент, остальных эвакуировали. Как выяснилось, этот пациент был фиксирован. У нас в наркологии нет права на фиксацию пациентов. Мы можем его фиксировать только в рамках психиатрической помощи. А как вести себя с пациентом, который буйный, угрожает себе и окружающим?  Не фиксировать мы его не можем.
• В итоге под суд пошел врач, руководитель и прочее. Ну сделали козлами отпущения людей — но они не могли по-другому действовать!
• И так очень много недоработок — в нормативной, законодательной базе. Так что врачи сейчас стараются работать по стандартам. А работать по стандартам — это не работать. Мы не поможем пациентам.
• В психиатрии, например, есть никчемные тесты на шизофрению, которые мы обязаны использовать. Мне приходится тратить время на бесполезные тесты, а потом делать свои, нормальные. Впрочем, что касается лекарств, таких проблем, как, например, у детских онкологов, у нас нет. Слава богу, в психиатрии-наркологии есть вся группа препаратов, которая нам нужна.

Чем алкоголизм депутата Васи отличается от алкоголизма сварщика Пети? Ничем. Да, у него выше интеллект, больше результатов по жизни, но, с точки зрения зависимости, разницы нет Фото: Michal Jarmoluk с сайта pixabay.com

Ты здесь не депутат, а Вася-алкоголик

• Вообще, в клинике используются только имена пациентов — никто не знает фамилий.
• В нашей клинике нет VIP-клиентов. То есть они есть, но они для нас не VIPы. Депутаты, министры, замминистра, знаменитые профессора, известные врачи, доктора наук, артисты, блогеры, журналисты — их очень много. Конечно, они боятся, что их увидят, но мы к этому относимся так: главное, чтобы человек признал свою болезнь, а признать — значит, быть честным и выходить за анонимность. Это не значит направо и налево кричать, что ты шизофреник или алкоголик. Это о том, что ты столкнулся с неминуемыми последствиями такой жизни. У нас нет для них отдельных палат, и мы их создавать не будем.
• В рамках терапии важно выравнивать людей — тут нет чинов, здесь есть люди. В одной группе будет сидеть и человек без образования, и депутат. Последнему нужно работать с гордыней, если он думает, что ему здесь все принесут, а если что нет так, он тут всех посадит. Мы держим границы: пожалуйста, вы можете выписаться и идти в государственную больницу и лечиться там.
• Обычно мы звоним семье и приглашаем ее на семейную консультацию. Говорим: вот Петру Ивановичу не нравится, что он тут моет пол. А почему он моет пол? Он не выполнил домашнее задание в срок. В терапевтическом сообществе есть свои правила. Если ты опоздал на групповое занятие — будешь отжиматься 50 раз. У каждого своя ответственность: кто-то будит других по будильнику, кто-то — дежурный по кухне. Если ты свою ответственность не выполняешь, то моешь коридор. А тут приходит товарищ и заявляет: да вы что, да вы знаете, кто я?! Мы отвечаем: да, мы знаем, кто ты, но здесь ты не депутат, а Вася-алкоголик, и ты тут будешь, как мы все. Чем его алкоголизм отличается от алкоголизма сварщика Пети? Ничем. Да, у него выше интеллект, больше результатов по жизни, но, с точки зрения зависимости, разницы нет. Его так же не любили в детстве, он так же был не нужен близким.
• Если мы видим, что человек осознал, начал помогать другим, то мы идем ему навстречу — можем разрешить ему прогулки или ответственность по спорту. Они сами организуют свою жизнь, и их начинают окружать трезвые ребята. После выписки из стационара они поддерживают друг друга, ходят на группу по вечерам, дружат, кто-то кого-то устраивает на работу, кто-то берет пожить к себе на квартиру. И были те VIPы, которые вылечивались, снимали с себя эти маски, свою гордыню.

Если нарушаются терапевтические границы, то нужно их обезопасить Фото: «БИЗНЕС Online»

«Вы боитесь, что я трахаю вашу жену? Хотите поговорить об этом?»

• Наркологам проще — их редко вовлекают в интимные передряги. Чаще вовлекают психиатров. Например, женщина с бредом может говорить, что, мол, вы вчера ко мне пришли и со мной переспали, и об этом же станет говорить мужу, который пришел на свидание. Но, как правило, удается разграничить психотическое состояние и объяснить родственникам.
• Другая история — психотерапия. Здесь сложнее, потому что ты работаешь с людьми, которые адекватны. Бывает, что на семейные консультации мужчина ходит из чувства ревности — чтобы проверить, нет ли ничего странного в их взаимоотношениях. Обычно это все обсуждается — опытный психотерапевт не избегает темы, а говорит: «Наверное, вы боитесь, что я трахаю вашу жену? Мы можем об этом поговорить».
• У нас был случай, когда один из психологов отделения реабилитации признался, что работал с одной пациенткой до 00:30. И мы спрашиваем: а что ты делаешь, ведь в 11 часов отбой? Интима не было, потому что кругом камеры. Но что-то нездоровое во взаимоотношениях присутствовало. В таких ситуациях мы отправляем сотрудника на личную психотерапию и отстраняем от работы. Если нарушаются терапевтические границы, то нужно их обезопасить, потому что происходили такие случаи — когда формируются любовные взаимоотношения, пациент может суициднуть, мстя психотерапевту, который не ответил взаимностью, за что будет нести ответственность администрация.