Раузил Хазиев: «По выработке электроэнергии падение 25 процентов. Это очень много!»

Раузил Хазиев: «Наша компания создает товар, который невозможно складировать и продать потом. Включая в розетку утюг, запуская электродвигатель, потребитель задает нашу выработку» Фото: Андрей Титов

«Падение выработки составило 25 ПРОЦЕНТОВ — это очень много!»

— Раузил Магсумянович, 2020 год в свете пандемии оказался очень непростым для всех. Системный оператор говорит, что такого падения потребления энергии не было никогда: стояла промышленность, закрывались торговля и развлечения. Как «Татэнерго» пережил этот год? Как изменились объемы выработки тепла и электроэнергии?

— Действительно, подходит к концу знаковый год: юбилей ГОЭЛРО (государственная электрификация России) и столетие ТАССР. Не стоит и говорить, что 2020-й мы представляли другим. Появление вируса повлияло в первую очередь на работу потребителей. Наша компания создает товар, который невозможно складировать и продать потом. Включая в розетку утюг, запуская электродвигатель, потребитель задает нашу выработку. Есть потребители — есть мы, нет потребителей — нас тоже нет. Мы очень плотно связаны, физически связаны по проводам и трубам. Именно потребители — наши главные партнеры.

Так как потребление снизилось, конечно, выработка у нас тоже резко упала. По выработке электроэнергии падение составило порядка 25 процентов — это очень много, и примерно на 6 процентов сократилось потребление тепла. Год не закончился, пока погодные условия для сбыта тепловой энергии хорошие, но по итогам, думаю, падение составит 5,9–6 процентов, потому что начало года было теплым. 

Второй фактор — сегодня все очень плотно занимаются энергосбережением. Большинство домов капитально отремонтировано, а это новые стеклопакеты, новая внутридомовая сеть, утепление стен и дверей. Когда мы ликвидировали ЦТП (центральные тепловые пункты) и перешли на индивидуальные, установили очень много приборов погодного регулирования, которые с наступлением холодов увеличивают регуляцию теплоносителей, дом при этом обогревается сильнее, и наоборот. Особенно это заметно осенью и весной, когда днем тепло, а ночью заморозки. За счет таких приборов получается очень серьезная экономия.  Но мы за это не переживаем — на тепле «Татэнерго» никогда не делало прибыль: это или нулевая рентабельность, или даже чуть ниже.

— То есть теплоснабжение для вас где-то убыточно?

— Так бывает, но в основном на нуле, потому что очень сильный контроль со стороны государства за тарифообразованием. Мы это понимаем — мы же сами тоже потребители. Что же касается рынка электрической энергии, где бьются крупнейшие компании России, там мы зарабатываем, и нам пока это удается за счет новых станций, которые мы успели построить, за счет золотых рук и ясных умов наших энергетиков. Можно похвалить? Не каждый день — День энергетика (улыбается). Так вот, по электричеству каждый год от 2 миллиардов до 3 миллиардов рублей мы получаем чистой прибыли.

— Но, наверное, в этом году 3 миллиарда чистой прибыли уже не будет?

— Не всегда объем определяет эффективность. Да, мы меньше продали тепла и электроэнергии, но меньше потребляли и газа. Прибыль окажется такой же, как в прошлом году, мы ее сохранили.

«Сегодня все очень плотно занимаются энергосбережением. Большинство домов капитально отремонтировано, а это новые стеклопакеты, новая внутридомовая сеть, утепление стен и дверей» Фото: «БИЗНЕС Online»

— На каком уровне ожидаете прибыль по итогам года?

— Около 2 миллиардов.

— Насколько ощутимо снизится выручка?

— Ощутимо, но эффективность важнее объемов. Она нужна, чтобы сохранить устойчивое тепло- и электроснабжение, сохранить весь социальный пакет. Мы над этим работаем каждый день.

— Кстати, о соцпакете. Как особая эпидобстановка сказалась на формате работы «Татэнерго»? Отправляли ли вы сотрудников на «удаленку»?

— Апрель – май — это шок для страны и для нас тоже. Мы практически половину сотрудников тогда отпустили на «удаленку». Но персонал на станциях, вахтовые специалисты не могут перейти на «дистант» — ТЭЦ не работают на «удаленке». Мы создали резервную вахту, закупили и везде расставили рециркуляторы воздуха, я не говорю про маски, перчатки и антисептики — это само собой. Сотрудников возили своими автобусами, обрабатывая их перед каждой вахтой. Сделали отдельные вход и выход, чтобы пересечений между людьми было меньше.

С 7 сентября у нас на «удаленке» находятся 13–15 процентов сотрудников, такой режим и продолжим держать. Останавливать процесс мы не можем, «Татэнерго» — предприятие системы жизнеобеспечения. Большие отделы рассадили, кого-то отправили домой. Меры предосторожности соблюдаются очень строго, энергетики — очень дисциплинированный, почти военный народ.

Я провел анкетирование на тему того, кому нравится «дистант», а кому — нет. Мужчины в основном не хотят на «удаленке», а женщины готовы работать как угодно. Обеспечили всех необходимым оборудованием, но все равно не хватает живого общения. И мне тоже —  я провожу аппаратные совещания онлайн, вижу всех участников на большом экране — там 30–40 квадратиков, не могу привыкнуть. Ведь важно смотреть в глаза, видеть реакцию…

— Но тотально вы никого не изолировали? «Татнефть», например, весной переводила сотрудников Нижнекамской ТЭЦ и еще ряда подразделений на казарменное положение — 800 человек там провели в изоляции два месяца. Вы по такому пути не пошли?

— Нет, мы этого не делали. Обошлись теми мерами, которые я перечислил. И, знаете, коронавирусом заболел у нас 51 человек из 5,7 тысячи сотрудников — 1,1 процента. Мы никого не потеряли, слава богу, все живы и здоровы. Это очень важно, ведь некоторые работники готовятся по многу лет, это штучные специалисты: даже когда они выходят на больничный, сложно найти замену. В субподрядных, охранных организациях были, к сожалению, потери.

— А во сколько обошлись затраты на противоэпидемические меры?

— На обеспечение всех наших филиалов ушло 23 миллиона рублей. Кроме того, у нас есть еще два санатория: «Балкыш» в Татарстане и «Золотой колос» в Сочи, они полностью остановили работу весной, но среднюю зарплату мы всем сохранили. Сейчас упомянутые санатории открыты и загружены на 100 процентов, персонал внимательно проверяет каждого приезжающего. Если есть сомнения, мы тут же возвращаем деньги, рисковать здоровьем других наших гостей не станем. Спрос бешеный и в Сочи, и здесь: принимаем тут 130 гостей, там — 500. Для прогулок места хватает, а части отдыхающих доставляем еду в номер. Лечебные процедуры все сохранились.

«С 7 сентября у нас на «удаленке» находятся 13–15 процентов сотрудников, такой режим и будем держать. Останавливать процесс мы не можем, «Татэнерго» — предприятие системы жизнеобеспечения» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Санатории у вас действуют в прежнем режиме — не занимаются реабилитацией после ковида?

— Что-то врачи добавили для тех, кто переболел. Я сам перенес ковид и после этого начал себя ловить на том, что стал некоторые вещи забывать. Активно взялся за исправление. Люблю читать стихи наизусть, с детства так память тренирую, сейчас вернулся к этому. Дома два тренажера стоит — я за пять лет их столько не крутил, как за последние две недели. Гантели достал… 

— Отслеживаете, где, в каких секторах экономики произошло наибольшее снижение энергопотребления? С чем это связано?

— Весной снижение очень резко почувствовалось по коммунальному сектору МСБ, когда всё закрыли — кафе, магазины. Потом начала уменьшать потребление промышленность: «Татнефть», КАМАЗ, «Оргсинтез»… Мы конкретно не видим разреза потребления, за этим следят «Татэнергосбыт» и системный оператор, но мы плотно общаемся друг с другом. В декабре, к слову, ситуация на рынке понемногу выправляется. Вообще, мне кажется, что по потреблению электроэнергии можно оценивать ситуацию в стране. Думаю, крупные экономисты так и делают: что сегодня можно без электричества делать? Да ничего.

— А в разрезе объектов генерации где зафиксировали наибольшее проседание?

— Рынок так устроен, что когда спроса мало, а предложений много, то в первую очередь выбираются самые доступные. Поэтому в казанской зоне потребление упало очень мало — всего на 3–5 процентов. Потому что новые ПГУ очень эффективны, электроэнергия, выработанная на них, влет уходит. У нас есть понятие «удельный расход топлива» — сколько на киловатт-час мы тратим газа или условного топлива. В казанской зоне данный показатель — около 200 граммов, а на Заинской ГРЭС — 374 грамма. Разница почти в 2 раза! И цель модернизации — привести эффективность Заинской ГРЭС к казанским показателям, а может, и чуть лучше сделать — снизить расход до 190 граммов, например. Конечно, там энергия сейчас очень дорогая, и сокращение генерации произошло в 2 раза. На 13 процентов уменьшила выработку Набережночелнинская ТЭЦ — она тоже в очереди на модернизацию. На Нижнекамской ГЭС, где самая дешевая энергия, тоже произошло снижение на 13–14 процентов, но уже из-за природных факторов: мало осадков, низкий паводок.

«По Заинской ГРЭС уже все решено: вопрос только за нами, нашими подрядчиками, поставщиками оборудования, проектировщиками. К 2025 году сделаем новую станцию» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Минэнерго уже сказало: «Закрывайте Заинскую ГРЭС»

— Да, старт модернизации Заинской ГРЭС — историческое событие. Это один из крупнейших энергопроектов за долгое время?

— Мы даже не так видим эту проблему. Если бы мы не добились модернизации, ее пришлось бы закрыть. Минэнерго уже сказало: «Закрывайте»! Если бы не прямое обращение Рустама Нургалиевича к Владимиру Владимировичу Путину, этой станции бы не было. Ее пришлось бы, как в Уруссу, закрыть. Но Уруссинская ГРЭС была на 110 мегаватт, а здесь — 2,4 тысячи мегаватт! Понимаете, что произошло бы после этого?

Часто спрашивают: почему же до этого довели? Должна была появиться в Камских Полянах атомная станция на 2,5 тысячи мегаватт, ею планировали заместить Заинскую ГРЭС. Но так получилось, что проект закрыли, а новый так и не подготовили, шли переходные годы, когда не до модернизаций было. Но в нулевые-десятые годы стало понятно, что энергии не хватает, начались крупные аварии, и правительство приняло решение запустить федеральную программу модернизации, разработали механизм ДПМ — договор о предоставлении мощности.

По Заинской ГРЭС уже все решено: вопрос только за нами, нашими подрядчиками, поставщиками оборудования, проектировщиками. К 2025 году сделаем новую станцию.

— Выбор Enka в качестве подрядчика для многих стал неожиданностью. Никто не ожидал проигрыша Siemens, который считался фаворитом гонки…

— Если мы играем на рынке, надо соблюдать все правила. Пусть выигрывает сильнейший. Для нас победитель тот, кто дает самые выгодные условия.

— Некоторые выражают опасения, что турки с GE скинули цену слишком сильно и дело закончится допсоглашениями, которые потребуют значительных вложений. Действительно ли есть такая возможность?

— За данный тендер бились три мировые компании из Японии, Германии и США. Соревновались три технологии: Mitsubishi, Siemens и General Electrics. Все великолепные, на всех заводах я был. Выбрав технологию General Electrics, мы точно не ошиблись, компания занимает основную долю мирового рынка. Подрядчик Enka — турецкая компания, которая построила порядка 400 станций по миру. В Татарстане строят тоже, например Нижнекамскую ТЭЦ, и мы в их компетенции также не сомневаемся. Немаловажный фактор — проектировщик, которого они выбрали. Это «ТЭК Инжиниринг», ведущий проектный институт России, имеющий огромный опыт возведения станций. Как вы думаете, мы ошиблись с подрядчиком? Я считаю, что нет.

А что касается допсоглашений… Любой EPC-контракт заключается по твердой цене. Это конкретная цена — 37 миллиардов, — которую ни они, ни мы менять не могут. У нас плохой опыт был с «Уралэнергостроем»: они выиграли контракт на строительство ПГУ на Казанской ТЭЦ-1 и, наверное, думали, что по итогам смогут поднять цену, мотивируя тем, что расходы оказались выше. Нас не волнует, какие у них были расходы, нас беспокоит то, что они подписали. Мы с ними судимся как раз по этому поводу. А станция работает, деньги приносит, хотя ряд работ мы были вынуждены сделать за них.

— Станция деньги приносят, а субподрядчики рассказывали нам, что им УЭС так и не заплатил и они обручальные кольца продавали, чтобы семью прокормить…

— Таких субподрядчиков немного, особенно татарстанских. Мы их готовы поддержать, привлекая к нашим проектам, — у нас ежегодный объем ремонтных работ на 2–2,5 миллиарда рублей. Только недавно встречался с одним из таких подрядчиков — там долг около 26 миллионов рублей. Я предложил идти на наши стройки, зарабатывать там, судиться с уральцами, как мы сейчас делаем, но те деньги, которые я отдал за строительство ТЭЦ, мы еще раз субподрядчикам выдать не можем. «Татэнерго» на 100 процентов принадлежит государству, я не могу кому-то дать, кому-то не дать, 2 раза оплачивать одну и ту же работу. Суды сейчас идут, мы судимся тоже, это нормальный цивилизованный процесс. В начале строительства все было грамотно, претензий не имелось, но в конце они очень сильно подсели, стали ссылаться на то, что денег не хватает. Но, чтобы говорить так, все карманы надо показать, а у них карманов оказалось очень много. Я и не хочу в них копаться: у нас была твердая цена. И мы ее отдали.

В случае с Заинской ГРЭС такого точно не случится. Здесь ситуация совсем другая: в цену контракта входит еще и 16-летнее обслуживание оборудования.

««Татэнерго» на 100 процентов принадлежит государству, я не могу кому-то дать, кому-то не дать, 2 раза оплачивать одну и ту же работу» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Второй раз вы вышли на ДПМ, сильно уронив цену (первоначальная заявка подразумевала установку двух ПГУ за 87 миллиардов рублей, затем конфигурация изменилась, стоимость двух блоков упала сначала до 67 миллиардов, а потом и до 46,6 миллиарда рублей, в итоге сошлись на одном блоке за 37 миллиардов рублей). Сложилось ощущение, что первоначальную цену сильно завысили.

— Это не мы уронили. Если такие профессионалы, как поставщик оборудования, проектировщик и подрядчик, считают, что могут построить за эту сумму, что мне сказать — давайте стройте дороже? Они построили не одну станцию, для них это не новый продукт. Так что объективная цена — та, которая выиграла на конкурсе.

— Первоначальный проект модернизации предусматривал установку двух ПГУ, но по ДПМ была одобрена одна — сможет ли она заместить все 11 блоков ГРЭС? Решает ли такая модернизация проблемы станции?

— Одного блока хватит, чтобы Татарстану извне не покупать энергию, — это точно. А если еще хотим продавать, тогда можно и второй блок строить (улыбается). По поводу замещения: 2,2 тысячи мегаватт — старая мощность, 850 мегаватт — новая. Но ничего страшного. В электроэнергетике есть два товара: непосредственно электроэнергия и плата за мощность — за сам факт, что станция готова выдать определенное количество энергии. Конечно, когда мы введем новую ПГУ, 4 из 11 старых блоков той же мощностью 800 мегаватт придется вывести из эксплуатации, остальные 7 останутся и будут приносить нам деньги за мощность.

— Со временем старые блоки, наверное, тоже придется выводить из эксплуатации? Они же неэффективны?

— Зачем их выводить? Во-первых, они за мощность деньги приносят, а во-вторых, мало ли, техника есть техника, паровоз на запасном пути пускай стоит. Во главе угла — надежность: один блок на ремонт может останавливаться, на профилактику. Мы по всем станциям так работаем: рядом строим новую мощность, но старую тоже не закрываем до конца.

— Старая мощность не будет требовать вечных ремонтов? Эти блоки морально устарели же еще в прошлом веке…

— Ну и что? Мы четыре блока выведем — запчастей будет полно! Раньше было 12 блоков, мы один вывели — до сих пор генераторы и другие комплектующие от него применяем. А от четырех блоков столько запчастей останется — торговать можно будет (улыбается).

— Как сегодня продвигается работа? Что уже сделано на площадке?

— Во-первых, мы данную площадку выкупили у частников. Она когда-то как раз предназначалась для строительства Заинской ГРЭС, но тогда была не нужна, и в свое время мы от нее отказались, сейчас выкупили назад. Из-под земли там что только ни вылезает… Мы обязаны вывезти старый бетон, мусор, завезти туда грунт, идеально выровнять, как футбольное поле, огородить забором, провести освещение, охрану и в декабре сдать Enka. И мы сдадим все вовремя: везде, где у нас стройка ведется, стоят камеры, и я постоянно вижу все происходящее. Кроме того, каждую неделю на саму площадку езжу я или мой заместитель.

— Для проекта «Татэнерго» получило крупнейший в своей истории кредит на 36 миллиардов рублей от банка ВТБ. Насколько они выгоднее аналогичных предложений от зарубежных банков, от синдиката с ВЭБ.РФ, у которого вроде бы изначально планировалось привлечь средства?

— Мы с ВЭБом работали и будем работать. Но ВТБ дал самые выгодные условия для этого проекта. К тому же не так много банков может участвовать в таком кредитовании.

— Не боитесь, что скачки курса приведут к удорожанию проекта?

— Контракт хеджирован на определенную дату, так что от этого мы застрахованы.

«В электроэнергетике есть два товара: непосредственно электроэнергия и плата за мощность — за сам факт, что станция готова выдать определенное количество энергии» Фото: «БИЗНЕС Online»

«КАМАЗ отказался от пара, и огромное количество тепла приходится выбрасывать в воздух»

— Известно, что «Татэнерго» рассчитывает зайти в программу модернизации старых генераций еще по одному активу — Набережночелнинской ТЭЦ. 1 декабря прошел конкурсный отбор по КОММОД на 2026 год, но в перечне заявок вашей не было. Передумали подавать?

— Сейчас конкурс отложили на апрель. Нас пока там нет, потому что есть один тонкий момент. КОММОД подразумевает несколько аспектов: модернизация, инновационная составляющая и жесткие требования по локализации. Но газовых турбин такой мощности просто не делают в России и не собираются делать. Оборудование, которое мы рассчитываем установить, — ГТЭ-160 — когда-то сделали «Силовые машины» вместе с Siemens в Санкт-Петербурге. Они надежные, по России уже много где стоят, и по паспорту они отечественные. Но сегодня выясняется, что машины, изготовленные по лицензии Siemens, не попадают под требования о локализации и нужно вносить изменения в законодательство. Сейчас мы этим и занимаемся.

— А можете рассказать о проекте чуть подробнее? На Набережночелнинской ТЭЦ вроде не такая аховая ситуация, как в Заинске. Почему потребовалась модернизация?

— НЧТЭЦ — крупнейшая тепловая станция на 1 180 мегаватт. Заинская ГРЭС — конденсационная, она вырабатывает большое количество электроэнергии и немного тепла, которого хватает на обогрев Заинска. Челнинская станция на 50 процентов производит электроэнергию, на 50 процентов — тепло, в основном в виде пара для КАМАЗа. Она когда-то даже называлась ТЭЦ КАМАЗа. Технологии сегодня изменились, автогигант трансформировал большое количество своих производственных цепочек и фактически отказался от пара. Огромное количество тепла оказалось ненужным, а электрическая нагрузка осталась. Системный оператор грузит и грузит по электроэнергии, а тепло куда девать? Нам приходится его просто через градирни выбрасывать в воздух. Станция попадает в конденсационный, неэффективный режим, экономика у нее существенно падает. Если мы туда поставим ПГУ хотя бы на 230 мегаватт, мы снимем эту проблему в летнее время, а зимой станция и так работает очень хорошо. 

 — Какой объем инвестиций потребует этот проект?

— Около 15 миллиардов рублей. Промышленное строительство вообще сложное и дорогое.

«Нижнекамской ГЭС в прошлом году исполнилось 40 лет, обычно в это время и требуется замена гидроагрегатов. Они весят 1 тысячу тонн, всего их 16, каждый стоит 2 миллиарда рублей» Фото: Brücke-Osteuropa, wikimedia.org (общественное достояние) 

— Вы также планировали комплексно отремонтировать Нижнекамскую ГЭС совместно с «РусГидро». Сохраняются ли планы?

— Да, вечного двигателя пока не изобрели. Нижнекамской ГЭС в прошлом году исполнилось 40 лет, обычно в это время и требуется замена гидроагрегатов. Они весят тысячу тонн, всего их 16, каждый стоит 2 миллиарда рублей. Поэтому моя задача — модернизировать Заинскую ГРЭС и Набережночелнинскую ТЭЦ, чтобы они приносили деньги и мы могли заняться 16 агрегатами в Нижнекамске. ГЭС — эффективные станции, они в программы не войдут никогда, поэтому их модернизацию можем проводить только своими силами. Там проблема в другом: проектная отметка водохранилища — 68 метров, а сегодня станция работает на уровне 63,3. Мы просим поднять уровень воды хотя бы до 64 — никакого затопления не будет, прибрежные земли давно выведены из оборота. Мне говорят: «Идите, договаривайтесь с Башкортостаном, Удмуртией, Пермским краем». Те просят заплатить им деньги. А мы даже еще не заработали ничего — как мы можем заплатить? Этот спор идет уже 30 лет, и так мы никогда не договоримся, потому что крупные проекты не делаются в режиме «иди и договаривайся». Федеральное правительство должно создать комиссию, которая определит, что правильно, а что — нет.

Мы особенно не огорчаемся, поднимут — хорошо, а если не поднимут … Но когда перепад выше, ГЭС работает более устойчиво, когда он маленький, тысячетонные гидроагрегаты качает, за счет такой вибрации износ идет сильнее. При этом оборудование настолько классно сделали, что запас прочности у него еще большой. Умели тогда работать и строить — ведь болта импортного не было! Правда, одного из директоров ТЭЦ-1 Али Ганеева, чьим именем мы назвали новую станцию, расстреляли за то, что он не справился с задачами… Ответственность была страшная!

— А как так получилось, что 30 лет ГЭС работает не на проектной мощности?

— Чем плох проект ГЭС: его очень дорого строить, зато очень дешевая энергия. На станции ничего не надо делать: хоть завтра подними уровень воды в водохранилище — мы будем работать на установленной отметке. Но берегоукрепление, которое является огромной статьей расходов, к моменту запуска станции сделали не везде, а электроэнергия была нужна. И ГЭС запустили на этой отметке в 62 метра. А у нас же нет ничего более постоянного, чем временное.

«Тепловые сети — самая слабая сторона нашей работы. У них износ более 50 процентов, есть участки, где более 70. Были времена, когда происходило более 2 тысяч порывов в год» Фото: kzn.ru

«Износ теплосетей — 50–70 ПРОЦЕНТОВ, это самая слабая сторона»

— И заканчивая разговор об инвестпроектах, хотела спросить, в каком состоянии сегодня теплосети? Много ли протечек?

— С объектами генерации сегодня все в порядке: республика много для этого делает, коллеги — тоже. А тепловые сети — самая слабая сторона нашей работы. У них износ более 50 процентов, есть участки, где более 70. Были времена, когда происходило более 2 тысяч порывов в год. У нас 2,2 тысячи километров теплосетей, практически на каждом километре были аварии. Сегодня вместе с опрессовкой фиксируем порядка 800 порывов в год — 2–3 ежедневно.

Что же делать? Когда я работал в министерстве строительства, были постоянно жалобы на текущую кровлю, затопленный подвал и так далее. Именно в Татарстане разработали всероссийскую программу капитального ремонта жилья, на которую выделили большие федеральные деньги. Я считаю, что если я в своей жизни и имею причастность к чему-то по-настоящему важному, то это как раз программа капремонта жилья, она сняла основные проблемы жителей. После этого можно заниматься уже и дворами, и парками. Так вот, сегодня по теплосетям нужна такая же стимулирующая федеральная программа. Знаю, что Марат Шакирзянович (Хуснуллин — вице-премьер РФ — прим. ред.) уже занимается данным вопросом. Мы считаем, что это единственный выход. Сегодня пилотный проект реализуется в Бугульме: 50 процентов средств федеральных, 50 — наших. За два года мы должны полностью заменить теплосети и источники. Считаю, что 50 на 50 — тоже много, лучше было бы 30 на 70 хотя бы на первые пять лет. И подтянем мы сети, потери и порывы будут меньше. Само теплоснабжение станет более устойчивым.

Сейчас в Татарстане планируют построить 3 миллиона «квадратов» жилья. К новым домам тоже надо прокладывать сети, а как это делать, если в начале «решето»? Тепло просто не дойдет до этих микрорайонов… Для ликвидации порывов мы сегодня организовали так называемую оперативную бригаду: днем выходим, быстро место аварии раскапываем, снова все запускаем, и население перебоев даже не чувствует. Но это большие затраты, а они все равно ложатся на плечи населения. К тому же полно городов, куда инвестор не придет: Елабуга (там недавно была крупная авария), Лениногорск, Зеленодольск, Альметьевск — (хотя нет, хорошо, что там нефтяники есть), Агрыз. Ну пришел инвестор, купил Уруссинскую ГРЭС. Думал, наверное, что это как хлеб печь — завтра все запустит. Ан нет — убили станцию, и всё.

«Только по нашим теплосетям нужно 23 миллиарда рублей.  Но нулевого износа не бывает: только установил сети — у них сразу начинается износ» Фото: «БИЗНЕС Online»

— У вас есть своя инвестпрограмма модернизации сетей? Или ждете федеральную и обходитесь пока точечными ремонтами прорывов? Какая сумма выделяется ежегодно на модернизацию инфраструктуры?

— Когда мы внедряли индивидуальные тепловые пункты, мы ликвидировали внутриквартальные сети горячей воды, они уже не нужны: холодная вода через теплообменник превращается в горячую. Мы просто закопали 246 километров самых проблемных сетей. Кроме того, ежегодно мы меняем 2–2,5 процента сетей, по нормативу нужно 4–5 процентов. Так что в работоспособном состоянии сети мы держим, но не улучшаем их качество.

— А почему не 4–5 процента?

— Тарифное меню не позволяет. Мы же в сети вкладываем часть прибыли. Тариф имеет два раздела: амортизация и инвестпрограмма, которая подразумевает развитие и строительство новых сетей. Эти деньги мы не имеем права тратить на ремонт существующих, для этого есть графа амортизации, а там очень маленькие средства, не сопоставимые с объемом ремонта.

— Сколько всего требуется денег на ликвидацию недоремонта и приведение теплосетей в приличное состояние?

— Только по нашим теплосетям нужно 23 миллиарда рублей.  Но нулевого износа не бывает: только установил сети — у них сразу начинается износ. Нормативный показатель — около 30 процентов, у нас, как я сказал, 50–70.

— А пандемия ваши инвестиционные планы как-то скорректировала?

— Нет. Планы этого года мы как заложили, так и выполняем. На следующий год решение по инвестпрограмме будет известно к концу декабря, но большого урезания не планируем.

«Мы решаем, откуда брать тепло: самим производить или покупать, если его не хватает. Мы так и поступаем — в основном вырабатываем сами и докупаем у Казанской ТЭЦ-3» Фото: Андрей Титов

«Создание отдельной теплосетевой компании приведет к удорожанию тепла»

— Как вы относитесь к продвигаемой ТАИФом идее с независимой теплосетевой компанией в Казани? Каковы шансы на ее реализацию?

— Знаете, когда я пришел в Генерирующую компанию, никаких теплосетей у нас не было. Мы знали, что «вытолкнем» тепло за забор, а дальше — не наши проблемы. Именно по этой причине мы потеряли много своих потребителей, если бы так продолжалось, мы бы и теплосети до конца потеряли. Тогда Рустам Нургалиевич велел нам собрать сети и отвечать за них самим. Мол, ты тепло произвел — будь любезен, доведи его до потребителя.

К идее отдельной теплосетевой компании я отношусь отрицательно по двум причинам. Во-первых, для потребителя рынка нет. К вам приходит труба в дом, вы не можете выбрать другую. Законодатель никогда не делил генерацию, рынки и сбыт — это у нас такое ноу-хау пытаются внедрить. Есть тепловая схема городов, ее утверждает муниципалитет или минэнерго, если население города больше 500 тысяч человек. Это правило. Во-вторых, есть понятие ЕТО — единой теплоснабжающей организации. В этой зоне ЕТО — «Татэнерго», и мы отвечаем перед потребителем, следовательно, мы решаем, откуда брать тепло: самим производить или покупать, если его не хватает. Мы так и поступаем — в основном вырабатываем сами и докупаем у Казанской ТЭЦ-3. ТГК-16 недоволен данной ситуацией, сейчас идут суды на предмет того, что в 2016–2017 годах они недополучили прибыль. А почему мы тогда у них тепло не брали? Потому что теплосети изношены, а там десятки километров до ТЭЦ-3, и, пока тепло дойдет до ТЭЦ-2, оно станет дороже нашего. Сегодня обратная картина: тепло на ТЭЦ-3 уже дороже, чем на ТЭЦ-2, но мы же не просимся давать тепло «Оргсинтезу». А по 2016–2017 годам мы до сих пор судимся, первую инстанцию выиграли, сейчас вторая рассматривается. Объем претензий — 127 миллионов рублей нам, 127 миллионов минэнерго. Для нас это крупная сумма, за нее мы будем биться. Посмотрим, чем все закончится. Убежден, что мы действуем четко по закону.

Так что я против отдельной теплосетевой. Самое интересное, что законодатель ничего такого не требует. По электричеству разделили на генерацию, сети, сбыт. Мы тоже не видим в этом логики, но надо следовать букве закона.

— Теплосхема Казани до сих пор же не утверждена…

— Это вечно происходит, мы уже привыкли. Схема сейчас в минэнерго, я думаю, с ее утверждением не будут тянуть. Этим занимается муниципалитет.

— В декабре ТАИФ постепенно начинает тестировать новую ПГУ-ТЭС на «Нижнекамскнефтехиме», строится и генерация на КОСе. Вы уже высказывались против активного выхода крупных промпредприятий из общей системы генерации, недавно и совет рынка высказался в сторону ужесточения правил, чтобы «крупняки» не разрушали таким образом энергосистему. На ваш взгляд, какие меры и на каком уровне нужно сейчас предпринять (когда уже объекты генерации по факту построены!), чтобы заставить объекты работать на благо системы?

— Вы мою позицию знаете. Дело в том, что правительство выстроило систему электрообеспечения таким образом, что в ней три вида рынка: рынок на сутки вперед, балансирующий и регулируемый рынок для населения. И любой генератор, кто производит более 25 мегаватт, должен продавать энергию на оптовом рынке. Даже мы сами у себя не имеем права закупать электричество: производим по 1,2 рубля, а покупаем по 5 рублей. Если мощная станция будет работать только для промышленности и не станет участвовать в содержании теплосетей — прекрасно, но тогда отключись от сетей, которые идут до тебя и которые кто-то содержит. Попробуй отключить опасный объект — этой категории потребителей нужен двойной резерв!

Представьте, вы построили дом в лесу, установили ветрогенератор. Но ветер сегодня дует, завтра — нет, и вы проводите ЛЭП. Их же нужно содержать, это заложено в тарифе на электроэнергию. Если все промышленные предприятия отключатся от сетей, знаете, какие тарифы будут для населения? Это недопустимо! Садики и школы нефть же не добывают. Поэтому мы за правила оптового рынка — единые для всех. И я не думаю, что системный оператор и законодатель эту ситуацию отпустят. Есть полностью изолированные системы — пожалуйста. Есть элементы розничного рынка — например, «Майский» с генерацией до 25 мегаватт. Но, если у тебя 250 мегаватт, обходить рынок неправильно. Это точно приведет к удорожанию тарифов. Можно посчитать, насколько, но то, что подобное приведет к росту цен, — точно.

«Любой генератор, кто производит более 25 мегаватт, должен продавать энергию на оптовом рынке. Даже мы сами у себя не имеем права закупать электричество: производим по 1,2 рубля, а покупаем по 5 рублей» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Еще одна больная тема — перекрестное субсидирование. Каков объем «перекрестки» сейчас платят, например, промпредприятия Казани? Что необходимо сделать для регулировки рынка? Когда удастся отойти от перекрестки?

— Конечно, многие хотят, чтобы перекрестного субсидирования не было, чтобы для населения и промышленности существовал один и тот же тариф. Хотя во многих странах такая система работает. Регулируемый рынок в Татарстане — около 6 миллиардов рублей. Как от него уйти? Снизить цены для промпредприятий и поднять для населения? Другого пути нет. Правильно ли это?

— Не думаю.

— Согласен. Вы этот вопрос не убирайте: если через пять лет придете в «Татэнерго» на интервью, он все так же будет актуальным. Не думаю, что в ближайшие годы правительство решится ликвидировать перекрестное субсидирование, — иначе как поддержать население?

Раньше мы нарабатывали предложения по адресной поддержке, по уровню потребления. Тогда надо отталкиваться от счетчиков — у кого больше потребления, тот более платежеспособен и меньше нуждается в поддержке. Но рынок говорит: нет, это оптовое потребление, оно, наоборот, должно быть дешевле. Тоже спорно.

— Раузил Магсумянович, не могу не попросить вас о взгляде в будущее. В России, может быть, не так заметно, но в мировых масштабах рынок энергетики ощутимо меняется. Крупнейшие компании мира усиливают позиции в газовой, возобновляемой, био- и водородной энергетике. Какие тенденции, на ваш взгляд, наиболее актуальны для России? Есть ли перспективы у ветряков? Каким вы видите развитие энергетики в обозримом будущем — через 5, 10 лет?

— Перспективы у альтернативной энергетики есть, и они уже развиваются. Если вы на даче поставили солнечную батарею — это уже зеленая энергетика. Но объем ВИЭ (ветроэнергетики — прим. ред.) в России — 3 процента. Я не беру ГЭС: гидроэнергия вообще появилась раньше электричества. «Зеленая» энергетика придет, но не так, как мы говорим. Есть страны, которые приняли программу нулевых выбросов, технологий очень много. Наступит время, когда банки будут преимущественно финансировать «зеленые» проекты, акции таких компаний будут дороже. Альтернативные источники энергии будут постепенно вытеснять классические. Но мы сегодня модернизируем паросиловые станции, в 2 раза снижая потребление топлива, — это тоже декарбонизация. От новых машин выбросы в 4 раза меньше, чем от классических.

Потребительский рынок тоже очень меняется. Я только за такие тенденции, у меня тоже есть дети и внуки. Я не очень верю в ветряки, вообще считаю, что в Татарстане промышленного ветра нет, не о чем тут мечтать. Для солнечных батарей нужно не менее 100 солнечных дней — тоже вопрос, достаточно ли у нас солнца. Кроме того, нужно учитывать специфику накопителей. Утилизация литий-ионных аккумуляторов — дело сложное. Электромобили сами не дают выбросов, но производство электричества их подразумевает. Так что все надо взвесить.

Мне кажется, переходный период — за атомной энергетикой. Мазута в республике уже нет, нефть и газ рано или поздно закончатся. А дальше, да, перейдем к новым видам энергии — солнцу, ветру, геотермальной энергетике. Сейчас очень близко подошли к использованию водородного топлива. Мы пока не умеем их использовать должным образом, но должны научиться. Иначе будущего у планеты не будет.

— Спасибо большое за интересную беседу!

— Пользуясь случаем, можно поздравить наших сотрудников и коллег, ветеранов и молодежь с юбилейным Днем энергетика! Пожелать здоровья им, их семьям, чтобы жили, надеясь, что в 2021 году забудем этот вирус. Побольше позитива, ну и финансового благополучия: хоть деньги счастья не приносят, намного легче с ними жить! И простого человеческого счастья!