Фарит Фарисов: «Самая большая точка исчезновения татар – Москва»

Фарит Фарисов: «Мы сейчас боремся, чтобы в переписи этого года было подсчитано верное количество татар. В результате прошлых переписей больше всего пострадали именно татары, а также белорусы» Фото: Алексей Белкин

«У татар Москвы всегда было свое лицо»

— Фарит Фарисович, есть такая шутливая пословица: «Там, где двое татар, — три организации, там, где трое татар, — четыре партии». Много ли в Москве татарских организаций и какое место ваша структура занимает среди них?

— В Москве много как общественных организаций, так и татар. По неофициальной статистике, город, где живет больше всего татар, это не Казань, а Москва.

— Сколько татар в столице?

— Мы сейчас боремся, чтобы в переписи этого года было подсчитано верное количество татар. В результате прошлых переписей больше всего пострадали именно татары, а также белорусы. К слову, у нас с ними консолидированная позиция, так что к переписи готовимся заранее. Например, Юрий Лужков в свое время говорил, что в Москве живут более 700 тысяч татар. Сейчас мы ориентируемся, что в столице проживают до миллиона татар. Кто-то официально зарегистрирован здесь, а кто-то нет.

Что касается общественных татарских организаций, то они яркие, самодостаточные, есть в них неординарные личности. Когда в 1996 году в Москве появилась татарская национально-культурная автономия, то я и Алмаз Равилевич Файзуллин были в ней самыми молодыми. Зарегистрировали ее в 1998-м. Я рад, что находился среди тех ярких личностей, кто стоял у истоков автономии, — Расим Акчурин, Карим Шакиров, Анвер Чанышев, Махмут Гареев, Абдулхан Ахтамзян, Агдас Бурганов, Анвер Хусаинов, и это далеко не все. У татар Москвы всегда имелось свое лицо. Конечно, сейчас многие хотят эксплуатировать имя Фикрята Табеева, который был очень ярким и самодостаточным. Но на сегодня в России есть три главных татарина.

— Кто это?

— Муфтий шейх Равиль Гайнутдин, президент Республики Татарстан Рустам Минниханов и вице-премьер РФ Марат Хуснуллин.

— Так это же как раз наш рейтинг татар Москвы.

Топ-50 татар Москвы: тихий миллиардер из Forbes, «тень» Шувалова и «наш Кобзон»

— Кстати, Рустам Нургалиевич как раз топ и для Москвы.

— Федерального уровня игрок.

— Да. Это три лидера, на которых ориентируется национально-культурная автономия татар столицы. Я стараюсь также сохранить ее лицо, чтобы и дальше передавать по наследству традиции.

Тем не менее старейшая общественная организация — это духовное управление мусульман РФ, которое всегда влияло на многие процессы. А автономия татар, на базе которой вырос наш культурный центр, заложила фундамент той работы, которую мы сейчас проводим. Например, с 1988 года начали проводить в Москве Сабантуй, делали все, чтобы возобновить деятельность в здании татарского культурного центра, который называют домом Асадуллаева. За это время прошло две смены поколений, и всегда были яркие личности. Взять хотя бы Фарита Рафиковича Газизуллина.

— Он принимал активное участие в жизни автономии татар? Он же являлся министром имущественных отношений РФ.

— Поймите правильно, но такие, как он или Хуснуллин, не имеют права напрямую работать в общественных организациях, они же чиновники. Тем не менее тот же Марат Шакирзянович, когда работал в правительстве Москвы, всегда нам помогал. Взять хотя бы строительство Московской соборной мечети. Многие не знают, но он приезжал на стройку в нерабочее время и делал ее обход. Он структурировал строительный комплекс столицы, где трудились, к слову, не только татары, но и русские. Ментальность работы в Татарстане он сохранил и здесь. Так что это не клановость, о которой говорят, а просто работоспособность. Теперь он перешел на федеральный уровень.

Но в 1990-е лидером для татар Москвы являлся Газизуллин, который тогда занимал пост министра имущественных отношений в ранге вице-премьера. Именно тогда татарам Москвы передали дом Асадуллаева, когда были подписаны документы с управделами президента РФ. Фарит Рафикович со стороны правительства курировал этот вопрос.

«Дом Асадуллаева сейчас как муравейник: в нем работает 25 коллективов. Ежегодно мы проводим более 150 массовых социокультурных мероприятий, гостями и участниками которых становятся около 300 тысяч человек» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Может показаться, что я хвалюсь, но мы действительно одна из лучших организаций»

— На сегодня сколько людей или структур входят в автономию? Есть принципы, по которым вы принимаете в нее?

— Мы сохранили всех активных членов в автономии. Если раньше в нее входило 7 окружных национально-культурных автономий, то сейчас 11. И это я говорю только о реально работающих организациях, ведь есть еще «мертвые», которые существуют только на бумаге. Именно такие использовали в 2012 году для захвата дома Асадуллаева.

У нас постоянно открыт прием новых членов. То есть желающие районные национально-культурные автономии могут подать заявку на вступление в нашу организацию. Но принимаю их не лично я, а президиум нашей автономии. Для этого существует определенный регламент.

— Принимаете организации или человека?

— Организации. По уставу членами автономии могут быть только местные автономии, а не физлица.

— И сколько таких организаций у вас на сегодняшний день?

— В составе 11, а подали заявки еще пять. Но, чтобы их включить в состав, мы должны сначала убедиться, что они реально действуют, а не только на бумаге существуют.

— То есть всего 11 организаций на сегодня входят в РТНКА?

— Юридически да. Но у нас в президиуме автономии состоят более 20 человек, которые представляют разные организации, в том числе молодежные.

— А что им дает членство у вас? Зачем организациям вообще к вам приходить?

— Они участвуют в нашей работе, общественной жизни Москвы. Дом Асадуллаева сейчас как муравейник: в нем работает 25 коллективов. Ежегодно мы проводим более 150 массовых социокультурных мероприятий, гостями и участниками которых становятся около 300 тысяч человек. Даже в период коронавируса проходили репетиции, занятия в онлайн-формате. Мы так же узнаваемы в столице, как, например, Московский дом национальностей. В таком объеме, как мы, по масштабу проводимых мероприятий, по их качеству в России мало кто работает. Поэтому мы на слуху у федерального агентства по делам национальностей и других вышестоящих органов — все с нами взаимодействуют. Может показаться, что я хвалюсь, но мы действительно одна из лучших организаций.

— Как пережила автономия год коронавируса? Как и все, в локдауне были?

— Нет, мы продолжали проводить мероприятия, но в основном пришлось уйти в онлайн. Также были мероприятия с ограниченным посещением. Мы организовали бесплатные онлайн-курсы татарского языка, провели «Чиклявек», московский региональный этап международного конкурса красоты и таланта «Татар кызы – 2020», запустили проект «Оч суз», виртуальные экскурсии «Москва татарская», 75-летие Победы отметили на мероприятии «Память сильнее времени».

Например, у нас была конференция, посвященная молодежи, к которой онлайн подключились около 8,5 тысячи человек. В ходе нее мы поняли, что патриотическое воспитание на ельцинских основах не работает, поэтому сейчас готовим новую концепцию. Для этого я ездил в том числе на Дальний Восток, проводил анкетирование, также исследовали Сибирь, Башкортостан, Татарстан, Подмосковье, Москву, Крым, Санкт-Петербург.

В прошлом году готовились к Сабантую, многие сомневались, что его можно провести онлайн. В итоге мы сделали такой формат, о котором говорят по всей России. Онлайн-мероприятие посетили более 1,3 миллиона человек. К сожалению, некоторые структуры Татарстана подключились уже поздно. Но все равно праздник получился. Хотя сначала нас игнорировали, потом над нами смеялись, противодействовали, бурно аплодировали, а после стали брать с нас пример.

«В ситуации пандемии у нас не было выбора, пришлось менять формат. В итоге наш Сабантуй пришел в каждый дом, и всем это понравилось. Любой мог заглянуть в одну из 6 локаций. Хочешь — песни, а хочешь — Алсу, которая, оказывается, не только поет, но еще и готовит» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Конечно, сам по себе онлайн-режим Сабантуя — странная вещь…

— Не согласен. В ситуации пандемии у нас не было выбора, пришлось менять формат. В итоге наш Сабантуй пришел в каждый дом, и всем это понравилось. Любой мог заглянуть в одну из 6 локаций. Хочешь — песни, а хочешь — Алсу, которая, оказывается, не только поет, но еще и готовит. Такой же формат думаем сохранить и в 2021 году, то есть планируем сделать как офлайн, так и онлайн, чтобы как можно больше людей о нем узнали.

— Что скажете насчет федерального Сабантуя, который должен был пройти в Москве в прошлом году и который отменили из-за коронавируса? Готовитесь?

— По федеральному Сабантую вопрос, почему его не было в Москве, задавайте тем, кто за него отвечает и проводит.

— А кто проводит?

— Одна весьма уважаемая организация в Казани. Конечно, мне очень приятно, что меня об этом спрашивают, так как воспринимают автономию как центр. Но центров в данном случае два — полпредство и наша организация. Мы работаем в тесном сотрудничестве.

Не так давно в полпредстве собирались основные общественные организации и был принят устный договор не ссориться между собой, но, к сожалению, его уже нарушили.

— О каком договоре речь?

— Летом 2020 года мы договорились не ссориться между собой, не писать друг на друга бумаги, а работать.

— Какой состав участников этого договора? Кто с кем договорился?

— Были около 40 человек, каждый представлял себя или свою организацию.

— И вы договорились неформально или бумагу подписали?

— Неформально. Выбрали группу из 12 человек, которую возглавил бывший полпред Татарстана в Москве Назиф Мириханов. Теперь он раз в два месяца всех собирает. Недавно прошло экстренное совещание, когда договор был нарушен.

— А кто нарушил?

— Его и спросите, он все знает.

— Я, кажется, знаю, на кого вы намекаете…

— Вы все знаете… Кстати, хочу добавить, что в коронавирус мы не потеряли свою аудиторию. Например, на Ураза-байрам от ДУМ РФ раздавали продукты, устраивали ифтары на дому. От автономии развезли продуктовые наборы ветеранам. За это время мне удалось написать две книги, одна из них называется «Белые волки».

Лилиана Сафина: «Мы не умеем принимать татар, которые не говорят на татарском языке»

— В каком сейчас состоянии ваши отношения после скандала с Лилианой Сафиной? В чем была причина? Вернулась ли она к преподаванию татарского языка в доме Асадуллаева?

— Конфликт был исчерпан сразу, и мы продолжали работать. На сегодняшний день завершаем ремонт класса татарского языка в нашем центре, где будут проходить занятия. Мы сейчас совместно трудимся над двумя проектам — мультфильмом «Учим татарский с Ак Буре» и передачей «Говорим по-татарски» на «Эхе Москвы».

«Дом мы все равно отстояли, добились мирового соглашения»

— Тем не менее главный актив татарской национально-культурной автономии Москвы — дом Асадуллаева.

— Это татарский культурный центр. Исторически часть здания являлась татарской школой, вторая — доходной, как выяснил Ахмет Галимов. Он исследовал, кто строил здание, как оно сыграло роль в жизни татар, которые приезжали в Москву. Тут же прошел первый съезд мусульман с 1 по 10 мая 1917 года, куда съехались все знатные знаменитые татары того времени. Здесь же формировались мусульманские полки, тут бывал Мирсаид Султан-Галиев, прошу не путать с Саид-Галиевым. Если первый, Мирсаид, сделал все, чтобы у нас были полноправные татарская и башкирская республики, то второй — все, чтобы они не являлись равноправными с республиками закавказской, украинской и белорусской. Почему в год столетия данная информация не освещалась? Каждый татарин должен знать факты истории своего народа. Мы работаем сейчас над этим.

А наш дом действительно легендарный! В этом здании с 1927 по 1942 год трудился Муса Джалиль. Даже знаменитый генерал Якуб Чанышев постоянно посещал этот дом. Чанышев знаменит еще и тем, что, как и Махмут Гареев, был участником пяти войн. Именно они и боролись за то, чтобы указанный дом вернули татарам.

«Исторически часть здания являлась татарской школой, вторая — доходной, как выяснил Ахмет Галимов» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Сколько квадратных метров в здании?

— Три тысячи.

— Чем закончилась история с судебным спором с управделами президента РФ?

— У нас были сувенирный магазин, продавалась татарская еда, но пришлось все закрыть, так как на нас написали кляузу. Эту проверку инициировала группа недоброжелателей псевдотатарского происхождения, которые написали на автономию жалобы в 7 инстанций. Против нас в суде выступали управделами президента, департамент городского имущества Москвы и еще ряд федеральных структур. И все уже думали…

— Что дом изымут.

— Да, все, кроме нас.

— Но вы тогда так и не рассказали, как удалось урегулировать конфликт. По первым заседаниям в суде казалось, что надежды на победу нет. Давайте еще раз поясним читателям, в чем вас обвиняли. В том, что дом автономии передали в безвозмездное пользование, а она занимается там коммерческой деятельностью?

— Никакой коммерческой деятельности ни генпрокуратура, ни налоговая инспекция, ни управделами не выявили. Сейчас уже пришли люди, которые не участвовали в передаче дома. Я же помню процесс от начала до конца.

— В каком году передали?

— В доме мы находимся с 2003 года, в 2004-м был первый договор, а в 2009-м за подписью Владимира Путина здание передано в безвозмездное пользование.

Но вы еще не дослушали про военные годы. Во время Великой Отечественной войны дом передали под госпиталь, но использовался он не для этого. Затем здание оказалось в ведении МИДа, тут располагались и колледж, и типография. К сожалению, в те годы были утрачены многие исторические вещи. Например, зеркала, мебель, картины, фрески…

Во время судебного процесса основная претензия касалась аренды. Но в ходе проверки выяснилось, что и ее не было: в кафе пекут пирожки, а в лавке продают татарские сувениры. Однако проверяющие сказали, что по документам так быть не должно. В управделами президента в этот период сменился весь руководящий состав, и новая команда не была посвящена во все нюансы договоренностей первых лиц. А тут как раз пришло письмо с кляузой, пришлось им отвечать на него. Новое руководство подошло к вопросу формально.

Но дом мы все равно отстояли, добились мирового соглашения. Даже судья удивился.

— Какой-то ресурс для достижения данного мирового соглашения вы все-таки еще использовали, но нам не рассказываете.

— На этот вопрос ответил Рамзан Кадыров. Помните, у него спросили: «Откуда у тебя деньги?» А он сказал: «Аллах дал». И здесь ситуация такая. Хвала Всевышнему! Есть еще настоящие татары, которым небезразлична судьба своего народа. Тот же, кто написал главную жалобу, — Шамиль Шиабетдин — привлечен к ответственности по статье о возбуждении ненависти, вражды, унижении человеческого достоинства.

— Может быть, они были недовольны тем, что не все имеют доступ в дом Асадуллаева? Или каждый татарин или организация, желающие провести мероприятие, могут к вам обратиться?

— Для этого надо только подать заявку. Президиум автономии ее рассматривает, а худсовет распределяет залы.

— Какая-то организация хочет провести общественное мероприятие в вашем актовом зале. За подобное деньги нужно заплатить или как дела обстоят?

— Платить ни за что не нужно. Мы внесли правки в устав, зарегистрировали в минюсте, и теперь наши мероприятия могут проводиться по самоокупаемости. Например, к нам приезжают выступать артисты и театры из Татарстана.

«Мы внесли правки в устав, зарегистрировали в минюсте, и теперь наши мероприятия могут проводиться по самоокупаемости. Например, к нам приезжают выступать артисты и театры из Татарстана» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Есть какие-то критерии? Допустим, некий клуб хочет обсудить ситуацию в России, мире, языковую политику в стране.

— Вопросов нет — пусть подают заявку.

— То есть любая организация может получить доступ, правильно?

— Да. Единственное, мы должны убедиться, что это не экстремисты, что у них не будет алкоголя и все соответствует нашей концепции.

— Расскажите лучше про своих спонсоров. После конфликта с управделами говорили, что Татарстан будет помогать содержать это огромное здание. Дорого обходится содержание?

— Про спонсоров не расскажу. Они у нас есть, но не хотят афишировать себя. Когда правая рука дает, то левая не должна об этом знать, считают они. Все их пожертвования проходят финансовые проверки. В год у нас проводится около 7 финансовых проверок разных структур. Вы уже видели наш ремонт, но мы хотим прийти к реконструкции здания через минкультуры РФ. Мы над этим трудимся уже год. На данную работу тоже много тратится средств.

— Сколько нужно денег?

— Поскольку это объект культурного наследия Москвы, то сейчас оценивают, как он может быть реконструирован, как должны выглядеть фасады, внутреннее убранство. Даже подготовка таких документов — уже несколько миллионов рублей. Но все это за счет спонсоров, а не из какого-то бюджета.

— Татарстан-то вам помогает в каком плане?

— Помогает во всем. Что вы имеете в виду под словом «Татарстан»?

— Республиканские структуры.

— Некоторые из них помогают, мы перед всеми отчитываемся.

— Понятно, тогда вопрос такой: а есть вообще в Москве богатые татары?

— Есть.

— Предприниматели, которые активно участвуют в общественной жизни и которые спонсируют какие-то проекты?

— Спонсоры обычно не хотят, чтобы их называли. Я уже упоминал про мультфильмы «Учим татарский с Ак Буре», их делает автономия, «Татармультфильм» и меценат Рустэм Эльбрусович Магдеев, который даже участвует в наших совещаниях.

«На сегодняшний день узнаваем и большую работу проводит Равиль Ахметшин (справа на фото)» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Кроме него, тесно связанного с властями РТ, можете еще какие-то фамилии назвать?

— Нет, без их разрешения называть не стану. Например, еще с начала века помогал, но оставался в тени, помогает и, надеемся, продолжит помогать Рафаэль Фаизов. Нашим большим другом был бизнесмен и меценат Дамир Ситдиков, который скоропостижно ушел из жизни в 2019 году. Дамир Загитович всегда оказывал поддержку молодежным и спортивным проектам.

— Ощущение, что нет таких ярких предпринимателей-татар на небосклоне бизнеса в Москве, которые не были бы связаны с Татарстаном. Или настолько опасно называть меценатов?

— Есть, посещайте чаще наши мероприятия, и вы о них узнаете.

— В свое время бывший многолетний руководитель Татарии Фикрят Табеев был неформальным лидером татар Москвы. Вокруг него в 90-е и нулевые собирался клуб «ДЛ-16», в который входили и предприниматели, и политики. Братья Акчурины (один — знаменитый врач, другой — генерал-полковник) активно работали. Больше года назад умер легендарный генерал Махмут Гареев. В общем, легенды и титаны ушли или в тень, или совсем. Кто сейчас является новым неформальным лидером среди московских татар?

— Это муфтий шейх Равиль Гайнутдин.

— Безусловно, но он все же больше религиозный лидер, чем национальный. Кто еще?

— Не согласен, он общественный, национальный и религиозный лидер. А братья Акчурины, семья Хабриевых, Роберт Нигматулин, Ренат Ибрагимов, Ирек Файзуллин, Хуснуллин?

— Про некоторых мы уже говорили. Они крупные статусные чиновники.

— На сегодняшний день узнаваем и большую работу проводит Равиль Ахметшин.

— Опять чиновник из полпредства Татарстана. А есть ли неформальные лидеры в татарской общине? 

— Марат Кабаев, меценат Исмаил Ахметов, глава фонда Марджани Рустам Сулейманов, основатель татарского спортивного союза Марат Капкаев, глава «Самбо-70» Ренат Лайшев.

«В 1995 году я познакомился с Кадыровым. Мы были друзьями» Фото предоставлено Фаритом Фарисовым

«Главным оружием Кадырова было слово»

 — Давно наша газета хотела расспросить вас о загадочном этапе вашей жизни. Важный факт вашей биографии — работа в Чечне с первым президентом республики Ахматом Кадыровым. Как вы туда попали? Ведь это была горячая точка, лилась кровь, шли бои и вы там… 

— В Чеченской Республике я оказался в начале 1990-х, у меня имелись хорошие отношения с Русланом Лабазановым, который в то время опекал Дудаева. Во время первой кампании я возил гуманитарные грузы через Ингушетию в лагерь беженцев «Кавказ» и по некоторым вопросам приходилось заезжать в Чечню.

В 1995 году я познакомился с Кадыровым. Мы являлись друзьями. Способствовал нашему знакомству Равиль Гайнутдин, у которого с Ахматом Хаджи были давние приятельские отношения. Именно Кадырову-старшему я посвятил свою книгу «Белые волки». Как раз в ней описаны события того времени. Кстати, ошибочно думать, что Кадыров якобы был среди боевиков и вдруг перешел на сторону федералов.

— Не так разве произошло?

— Совершенно не так. Ведь я знаю ситуацию изнутри. Первая чеченская кампания и вторая разительно отличались. Если бы не амбиции Руслана Хасбулатова, я считаю, многих бы вопросов удалось избежать… Вспомним, что в начале 1990-х Чечню возглавлял Доку Завгаев.

— Бывший первый секретарь чеченской Компартии.

— По ментальности он такой же, как Минтимер Шарипович Шаймиев, человек того же разлива, склада. Он являлся государственником и был силен духом. Но в начале 1990-х его вытеснили из Чечни и хотели поставить управляемого человека. Выбрали Джохара Дудаева, которого поддержал Хасбулатов. Когда в Чечне проходили выступления националистов, это нельзя было сравнить с Татарстаном. В отличие от РТ в Чечне осталось оружие. Борис Ельцин тогда допустил большую ошибку, хотя основное население на тот момент в Чечено-Ингушетии было за Россию. Он начал бомбить… Началась первая чеченская война. В 1995 году Ахмат Кадыров стал муфтием. Он имел безграничный авторитет. После смерти Дудаева поддержал Масхадова, а не Яндарбиева. Благодаря этому Масхадов стал президентом. После подписания Хасавюртовских соглашений все ожидали восстановления мира в Чечне, но Александр Лебедь и Борис Березовский дали старт новому противостоянию гибридной войны, которая на территории Чечни шла под лозунгом «Ни мира, ни войны». Сразу же обострилось религиозное и идеологическое противостояние между Кадыровым и идеологией экстремизма, привнесенной из-за рубежа.

Тогда все хотели заполучить Шамиля Басаева, имевшего большой военный и имиджевый ресурс. Но у Кадырова был Руслан Гелаев, который круче, так как Басаев начинал именно у него в отряде.

— Гелаев был с Кадыровым дружен?

— Да, он доверял ему. Гелаев являлся порядочным, не торговал «рабами» пленными. У него имелись определенные человеческие понятия, которые он не переходил. Это в то непростое время было большой редкостью.

Я же в 1998 году оказался в Гудермесе, когда многие хотели заполучить Басаева против Хаттаба. Но подобное было невозможно, так как Хаттаб жил у Басаева — об этом мало кто знал. Летом 1998-го все это вылилось в вооруженное столкновение формирований некоторых полевых командиров в Гудермесе, которые поддерживали Кадырова и были ориентированы на традиционный ислам, против международных террористов.

Главным оружием Кадырова являлось слово. Он жестко тогда поговорил с Хаттабом, что на его земле всегда был и будет только традиционный ислам. «Мы у себя на родине. Ты наш самый дорогой гость. У нас так заведено: как хозяин хлопает, так гость и танцует. Мы не берем за основу веры бороду, длину одежды — внешнюю атрибутику. Мы воспитываем свою нацию так, чтобы быть похожим на Пророка своей справедливостью, кротостью и благим нравом», — Кадыров разговаривал так, как будто за ним стоит ракетная установка. Договорились разойтись, но неожиданно начался бой, который шел около двух дней, из которого мы вышли победителями.

— Как делается ставка на Кадырова? В какой момент?

— Чеченцы сделали ставку на него именно после этого боя в 1998-м. А Россия — в тот момент, когда боевики под предводительством Басаева в 1999 году стали заходить в Дагестан. Однако местные жители были против, организовали сопротивление и противостояли боевикам. Особенно жестким противостояние явилось в селе Анди (Дагестан). Все население взялось за оружие — никого не пустили. После этого состоялось окончательное выяснение отношений между Кадыровым и Масхадовым. «Им нужна война, а нам — нет», — сказал Ахмат-Хаджи. Масхадов ответил: «Когда была война, помогали деньгами. Когда настал мир, ни одной копейки не дали».

— Они — это кто?

— Ближний Восток. Хотя уже тогда было понятно, что за ним на самом деле стоял Запад.

— И что Кадыров Масхадову говорил?

— При мне прозвучала такая фраза: «Здесь будет тот ислам, который проповедовали мои предки». Кадыров попросил Масхадова издать указ президента Ичкерии и запретить на территории Чечни ваххабизм, а также выслать иностранцев во главе с Хаттабом, а Басаева разжаловать. Но вместо этого Масхадов снял с должности самого муфтия Кадырова. Ахмат-Хаджи его не признал и объявил о неподчинении президенту Ичкерии.

— Почему чеченцам спокойно не жилось? Они разве не понимали, что Россия — огромная империя с вооруженными силами? Что за безумный поступок Хаттаба и Басаева, вдруг в 1999-м двинувшихся в Дагестан?

— Хаттаб и Басаев — вот кто продвигал экстремистские идеи.

— Может, они работали по заданию западных спецслужб и не только?

— То, что они выполняли данную функцию, очевидно.

Уже потом, когда Путин был премьер-министром, он собирал в Кремле всех религиозных деятелей. Равиль хазрат посоветовал пригласить и Кадырова: «Надо его послушать, он же оттуда». Ахмат-Хаджи на встрече вспылил: «Мой народ безвинно страдает, вы можете помочь… Здесь — духовенство Кавказа, вы представитель руководства страны. Помогите моему народу. А разговаривать с бандитами никто не собирается. Это шайтаны, они не понимают слов, любую порядочность воспринимают как слабость. Если вы собираетесь с ними разговаривать, то это не со мной. Я буду идти до конца. Или они, или я. Мы можем подобное делать вместе — или я стану делать один. Разговаривать с ними я не собираюсь».

После этого Путин и Кадыров остались один на один. Их беседа длилась 26 минут, перевернувших отношение Путина к Ахмату-Хаджи. Кадыров не хотел, чтобы по селам прошлись танки, чтобы разрушили то, что уже восстановили за два года. Потом уже начались переговоры, в том числе о переходе отрядов, которые поддержали Кадырова, на сторону федералов.

В конце 1999 года по моей просьбе Ахмат-Хаджи прямо из Кремля поехал на встречу с Равилем Гайнутдином посоветоваться по поводу того, что ему предложил лидер страны. Мы там были втроем. Хазрат сказал, что надо принимать предложение. «Но люди что скажут?» — спросил Кадыров. «Тебя должно интересовать только то, что скажут твои близкие. Ни за кем больше не пойдут, кроме тебя. Мы со своей стороны обещаем полную поддержку во всем», — сказал Равиль хазрат. Они обнялись. В общем, как мы теперь понимаем, Кадыров принял предложение и стал точкой консолидации чеченского народа, который хотел мира, традиционного ислама и видел себя в составе многонациональной РФ. Поэтому он никуда не перебегал, хотя есть мнение, что пришли российские войска и к ним переметнулись часть чеченцев. Нет, так совпало, что одномоментно шли разные события, в том числе внутри чеченского общества.

— Значит, в Чечне был внутренний религиозный раскол изначально… На какую должность Кадыров пригласил вас в Чечню?

— Когда я стал работать в Чечне, надо было восстанавливать структуру администрации. Поэтому я начинал заместителем представителя, потом стал спецпредставителем президента РФ в Чеченской Республике. Кстати, именно я убедил Кадырова, что для нашей безопасности нам надо заполучить в Гудермес (где находилась ставка правительства) лучшие подразделения МВД, я таковыми считал татарстанские. Для этого я организовал встречу главы МВД РТ с Кадыровым, на которой закрепили принципы взаимодействия. Первые командировки сводных отрядов ведомства в Чечню курировал лично согласно своим должностным обязанностям, чтобы не возникало разногласий, поскольку к тому моменту еще не все, кто перешел на сторону федералов, были легализованы.

В 2002 году мы провели референдум в Чечне. За мной закрепили самые сложные районы, но жители поверили. Когда Кадыров уже стал президентом, я стал работать в территориальном управлении минимущества России по Чеченской Республике и даже участвовал в разработке проекта конституции Чечни.

«Он (Ахмат Кадыров) являлся магнетическим лидером. Всегда держал свое слово, как бы тяжело ни было. Он говорил: «Хоть раз не сдержу слово — подорву доверие ко всем своим родственникам» Фото: © Владимир Родионов, РИА «Новости»

«Многие думают о Рамзане как о каком-то неуправляемом человеке. Но на самом деле он очень глубокий»

— В чем феномен Кадырова-старшего?

— Он являлся магнетическим лидером. Всегда держал свое слово, как бы тяжело ни было. Ахмад-Хаджи говорил: «Хоть раз не сдержу слово — подорву доверие ко всем своим родственникам». Как-то произошел случай, когда обстреливали машину, в которой мы ехали. Хотелось пригнуться от пуль, а он сидел ровно: «Бесполезно нагибаться, некрасиво, а я все-таки президент».

Мне повезло, хоть Кадыров и был старше меня на 13 лет, но один на один мы могли говорить на равных. Я себе никогда не позволял разговаривать с ним неуважительно. Когда оставались наедине, то дискутировали по многим вопросам. Например, спорили по «Грознефти», но вопрос, к сожалению, не довели до конца: Кадыров погиб. Яркие моменты в то время имели место по земельному кадастру, нам тогда помог Газизуллин. Наше министерство было единственным, которое от начала до конца базировалось в Грозном на проспекте Мира, 8. Именно там, а не в Гудермесе, как все государственные структуры.

— Кто все-таки совершил теракт, когда погиб Кадыров-старший?

— 7 мая 2004 года проходила инаугурация президента России. Мы поехали в Москву и купили два подарка: один Путину и точно такой же для Шаймиева, так как планировали приехать в Татарстан. После инаугурации Кадыров решил остаться в Москве на 9 мая, но 8-го внезапно сел в самолет и вернулся в Чечню. Он случайно приехал на стадион и сел на место, где должен был сидеть Валерий Баранов (командующий Объединенной группировкой войск по проведению контртеррористической операции на территории Северо-Кавказского региона). Узнав, что приехал Кадыров, председатель Госсовета Чечни Хусейн Исаев тоже приехал на стадион. Рядом сел Алу Алханов (тогда министр внутренних дел Чечни).

Закладку на стадионе сделали во время строительства, не зная, кто там будет. Собаки прошли и не показали взрывчатку. В результате погибли Ахмат-Хаджи и Исаев. Если бы, например, там сидел Баранов, то погиб бы он, но он был справа — ему отсекло ногу. Слева сидел Алханов — получил контузию. Впереди сидел охранник — погиб. Сзади стоял Али Тагиров — выжил.

— Выявили тех, кто заложил взрывчатку?

— Да.

— На этом ваша командировка в Чечню закончилась?

— Нет. Но после гибели Ахмата-Хаджи принимали решение, что же будет дальше. Уже тогда Рамзан Кадыров мог стать президентом, но он указал на Алханова, который, по его мнению, не мог быть замешан в гибели отца. После того как Алханов возглавил Чечню, я уехал работать в Москву.

«Когда Рамзан стал президентом, то объявил: «Мы должны сделать так, чтобы здесь было красиво. Тут должен получиться город-сад». Говорили, что это невозможно. Но Кадыров-младший опроверг мнение всех академиков и министров. И вы видите, как сейчас выглядит город. Какова же была сила его желания!» Фото предоставлено Фаритом Фарисовым

— С Рамзаном Кадыровым у вас отношения сохранились?

— Да. Это сын моего брата. Он подарил Московской соборной мечети волос Пророка. Человек широкой души. Когда я рассказывал о нем в Татарстане в 2000-х годах, они говорили одно, а теперь лебезят перед ним. Самое главное — он навел порядок, в Чечне нет войны. Я приведу пример. Зимой 2003-го, когда еще был жив Ахмат-Хаджи, проходило рабочее совещание по восстановлению Грозного. Государственная комиссия постановила, что на это потребуется 20 лет. Кадыров отстоял свою точку зрения перед Путиным, что город надо восстанавливать. Когда Рамзан стал президентом, то объявил: «Мы должны сделать так, чтобы здесь было красиво. Тут должен получиться город-сад». Говорили, что это невозможно. Но Кадыров-младший опроверг мнение всех академиков и министров. И вы видите, как сейчас выглядит город. Какова же была сила его желания! Сегодня в Грозном не стреляют, там порядок.

— Безусловно, сейчас Грозный и Чечня кардинально другие, чем 20 лет назад. Можно только восхищаться… Но не секрет, что существует и такое мнение среди политологов, что, если Путин снимет с себя президентские полномочия, Кадыров-младший станет неуправляемым и снова может возникнуть чеченский вопрос. Есть ли доля правды в таких предположениях?

— Я слышал о нем разные мнения. Многие думают о Рамзане как о каком-то неуправляемом человеке. Но на самом деле он очень глубокий. Ахмат-Хаджи мне рассказывал, что еще в детстве Рамзан уносил из дома игрушки и раздавал их на улице. Это говорит о его характере. Когда-то мы играли в бильярд, я рассказал ему одно из своих стихотворений, а Кадыров-младший взял томик Лермонтова, посмотрел минут семь на стихотворение, потом дал мне книгу и сам наизусть рассказал. Я открыл ему другую страницу — то же самое. Я был в шоке. Рамзан сказал, что быстро запоминает — научился с детства — так как с 5–6 лет отец заставлял учить суры Корана. Это говорит о том, что он быстро обучаем.

Наконец, на сегодня он государственник, знает, как руководить республикой. Сказать, что он будет неуправляемым, нельзя. На сегодня он не благодаря, а вопреки руководит Чечней. Кадыров не держится, думаю, за власть… Он может найти подход к каждому федеральному чиновнику, министру. Мир в Чечне дороже всего остального.

— Не на штыках ли этот мир? Если власть ослабнет, не вернутся ли чеченцы к противостоянию, разброду и шатанию?

— На мой взгляд, некоторые республики представляют бо́льшую опасность, чем Чечня.

— Значит, рецидив невозможен?

— Да, невозможен, по-другому я ответить не могу. Вы задаете вопрос некорректно. Он сын моего брата. Я могу сказать ему, что мне не нравится, но не вам, это наш внутренний вопрос.

«По сравнению с тем, что представляло из себя ДУМ РФ тогда и сейчас, — это небо и земля. Сейчас это структурированное подразделение, одно из самых лучших в России, единственное духовное управление, которое действительно избранное и отвечает всем требованиям» (на фото Равиль Гайнутдин) Фото: «БИЗНЕС Online»

«Нужна жесткая вертикаль, которая может противостоять экстремизму»

— Как вы сказали, с 1993 года служите в ДУМ РФ. Как вы познакомились с Равилем Гайнутдином?

— Мы познакомились в 1993-м, но работать в ДУМ РФ я стал с 1994-го. По сравнению с тем, что представляло из себя ДУМ РФ тогда и сейчас, — это небо и земля. Сейчас это структурированное подразделение, одно из самых лучших в России, единственное духовное управление, которое действительно избранное и отвечает всем требованиям. Уровень подготовки в нем высок. Такого ДУМ в России нет ни у кого — по числу сотрудников не только с высшим духовным образованием, но и светским, кандидатов наук, есть даже два доктора наук.

Например, когда открывали Соборную мечеть, имелось два протокола проведения мероприятия: один написала администрация президента РФ вместе с ФСО, другой — наша служба департамента безопасности. За основу был принят наш вариант. Это говорит о том, что мы научились функционировать как госаппарат. Последняя реструктуризация была полтора года назад, вертикаль принятия решений выстроена. Я закреплен за блоком национальных и светских мероприятий. Работаю вместе с департаментом безопасности по проведению конференций, мероприятий, передовая группа тоже на мне. Но в муфтияте следят, чтобы моя деятельность в автономии не пересекалась с интересами ДУМ РФ.

— Тем не менее у мусульман в России нет единой вертикали. Помимо Равиля Гайнутдина, еще один верховный муфтий сидит в Уфе, в Казани свой муфтият, на Кавказе — тоже. Почему у мусульман в отличие от православных нет четкой структуры с одним главным человеком? И нужна ли такая вертикаль?

— По моему мнению, вертикаль необходима. Когда поднимали данный вопрос, вы бы знали, какое имело место противостояние. Вы не представляете, что происходило, когда Равиль хазрат поддержал Ахмата Кадырова. Потом, когда он его отстоял, победу праздновали другие люди, которые пришли и сказали, что это их проект. Мы доказали, что существовало единственно верное решение. В 2000-х мы обратили внимание на проблемы в Дагестане. Никто этому значения не придал, сказали, что мы не разбираемся. Время показало, кто был прав.

Нужно взять историю, там есть все ответы. Поэтому нужна жесткая вертикаль, которая может противостоять экстремизму. Муфтий шейх Гайнутдин выстроил работу, которая признается в Европе. Они видят, что мусульмане в России цивилизованные.

— Так все-таки вертикаль нужна?

— Нужна однозначно.

— Для чего?

— Вертикаль необходима хотя бы такая, как совет муфтиев России, чтобы сопредседатели могли принимать общие решения, такие как объявление 1100-летия принятия ислама, решать воспитательные вопросы, какие должны быть хутбы.

— Но СМР, как я понимаю, уже закончил свое существование. Это не совет, где сидели бы муфтии.

— Он не прекратил существования, а реструктурируется.

— Но, например, ДУМ РФ выпускает какую-нибудь фетву, потом другой муфтият комментирует, что ее не поддерживает. Нет единого мнения.

— Вертикаль нужна, но кому-то выгодно существующее положение. Вот о чем я говорю. Если бы в государстве имелось желание вертикали у мусульман, это было бы сделано.

— Намек понятен. Но критики скажут: имелась вертикаль с Таджуддином, но тот же Гайнутдин создал свое ДУМ РФ, Татарстан — свое. Зачем же сейчас создавать что-то единое, если сами создали конфедерацию муфтиятов?

— Вы не понимаете, что тогда происходило. Нельзя было подписываться под тем, что происходило в ЦДУМ. Там имели место такие вещи, которые были неприемлемы ни для татар, ни для мусульман. Поэтому так и случилось. До 1999 года я просто в основном выполнял поручения. Чтобы хорошо руководить, нужно научиться хорошо исполнять. Я горд, что работаю с таким человеком, как муфтий шейх Гайнутдин, историческая личность которого некоторыми современниками, к сожалению, недооценена.

«Моя любимая республика всегда была за меня. Нужно научиться не путать народ республики с некоторыми нерадивыми чиновниками, с которыми у меня по определению не может быть хороших отношений, так как они свои личные интересы выдают за государственные» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Сколько было в 1552 году русских и татар?»

— Вы работали в том числе в Татарстане. Однако еще лет 7–8 назад многие говорили, что с республикой у вас натянутые отношения. А сейчас вы вроде уже друзья с полпредом РТ в РФ Ахметшиным. Как развивалась ваша история с Татарстаном? Удалось наладить конструктивные отношения?

— Моя любимая республика всегда была за меня. Нужно научиться не путать народ республики с некоторыми нерадивыми чиновниками, с которыми у меня по определению не может быть хороших отношений, так как они свои личные интересы выдают за государственные. Нам важно, что работу автономии татар Москвы видит и поддерживает президент РТ Минниханов. Его мнение и мнение народа — это то, что действительно ценно.

Что такое дружба с полпредом? Мы с Равилем Калимулловичем знакомы с прошлого века. Круг его друзей давно сложился, и считать себя его другом было бы некорректно. У нас рабочие отношения, совещаемся и идем вперед. В чем превосходство госаппарата? Они не смотрят на личностные отношения.

— Что автономия татар Москвы запланировала на 2021-й?

— Юбилейные мероприятия, посвященные году родных языков и народного единства, Мусе Джалилю, Габдулле Тукаю, традиционный московский Сабантуй, акция чествования ветеранов «Память сильнее времени», дальнейшее развитие мультфильма и системы проектов «Ак Буре» и еще множество интересных событий.

— А какие планы по переписи населения? В начале разговора вы сказали, что в Москве живут от 500 тысяч до 1 миллиона татар.

— В переписи 2010 года были большие потери по количеству татар. Мы изучили, почему так получилось. Оказалось, что заходили и спрашивали: «На каком языке общаетесь?» Те отвечали, что на русском. Так и записывали. Теперь перепись перенесли на осень. Мы к этому мероприятию готовимся.

— Каким образом? Как построена работа?

— В мультфильме «Учим татарский с Ак Буре» уже подготовлена серия на эту тему. Также создаем инициативную группу. Третье — мы одни из немногих, кто работал в комитетах Госдумы вместе с депутатом Ильдаром Гильмутдиновым, где от начала до конца формировали опросники. В них некоторые категории, как бы ни записались, все равно автоматически будут относиться к татарам. Единственное, что не удалось добиться, чтобы булгар туда завести. А так многие группы будут попадать в раздел татар.

— Хорошо, если татар запишут побольше, кто от этого выиграет?

— Мы. На сегодняшний день мы открываем в каждом районе автономию, но не хватает активных людей. Молодежь сейчас говорит, что у нее нет времени на общественную деятельность. Их программируют только работать, покупать квартиру, машину и больше ни о чем не думать. Мы же должны это переломить. Мы заходим в гаджеты, чтобы оторвать нашу молодежь от программирования Запада — вот главная задача. Если у нас будет больше татар, то в каждом районе появится свой татарский центр. Мы должны показать пример.

— Но что даст цифра по переписи простому татарину? Наверное, какому-нибудь чиновнику выгодно рассказывать, как нас много, чтобы финансирование было побольше. А обычный человек от этого что выиграет? Туда ли мы силы направляем?

— Туда… Мы прекрасно понимаем, что цифры занижены. Падение Казани произошло на самом деле не в 1552 году, а в 1478-м! И кто за подобным стоит? Не русские в этом виноваты, а Османская империя, которая сдала наши позиции. Она программировала крымских татар на противостояние Казанскому, Астраханскому и Сибирскому ханствам. Никто не задается вопросом, как же 17-летний Иван Грозный их всех завоевал. С помощью чего? С молчаливого согласия Османской империи. Кстати, сколько было в 1552 году русских и татар? Одинаковое количество. Что теперь — видите сами. Нас многократно меньше, такое ощущение, что все эти столетия татарские женщины не рожали. Самая большая точка исчезновения татар — Москва! Татары сюда приезжают, становятся богатыми, знаменитыми, но у них не находится времени учить своих детей языку, посещать храмы и могилы предков, а дети их детей уже перестают считать себя татарами.

Поэтому татарин не тот, у кого предки татары, а тот, у кого внуки — татары. Многие чиновники из Татарстана приходят и говорят, что у нас мало молодежи. А им отвечают: «Потому что с нами нет ваших детей и внуков». К сожалению, многие из них находятся на Западе.

Мы, татары, уверен, должны быть, как и прежде, центром тюркского мира. Это было возможно раньше. Для подобного есть и сегодня потенциал. Здесь, кстати, есть интерес и России, которая благодаря татарскому фактору может иметь сильные позиции в 200-миллионом тюркском мире в частности и в исламском в целом. В общем, надо ставить амбициозные задачи — это я про нашу работу в рамках автономии татар Москвы. Красивые слова пусть говорят лжецы, а нас определяют лишь поступки.