«Кадровая ситуация сегодня — самая большая проблема в IT. Москвичи «хантят» Татарстан, москвичей «хантят» «Фейсбук» и Google. Спрос в 4 раза превышает предложение, мы видим огромный необоснованный рост зарплат. Завтра уборщица придет, скажет, что она программирует на чем-то, и будет получать много денег. Это реальное безумие!» — рассуждает сооснователь «Технократии» Булат Ганиев. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал, почему не верит в «удаленку», какие направления подстегнул ковид и когда ждать ренессанса стартаперской романтики. И объяснил на примере своих офисов в Казани и Сан-Диего, как пандемия перевернула IT-рынок в России и США.
Булат Ганиев вместе с партнером Артуром Башировым создал компанию для разработки цифровых сервисов и продуктов «Технократия»
«Кадровая ситуация — самая большая проблема в IT»
«Скорее всего, у каждого вашего читателя есть как минимум пара приложений в телефоне, к которым мы приложили свои усилия», — говорит сооснователь «Технократии» Булат Ганиев. Вместе с партнером Артуром Башировым он создал компанию для разработки цифровых сервисов и продуктов. В портфеле — контракты с Альфа-Банком, «Яндексом», Qiwi, СИБУРом, КАМАЗом, «Татнефтью», Gett и минцифры РТ, на карте — офисы в Казани, на Кремлевской, и в Сан-Диего, где работает дочерняя лаборатория по проектированию электронных девайсов Robots Can Dream. В этом году штат «Технократии» приблизится к 200 сотрудникам. Финансовые показатели не раскрываются.
— Булат, айтишников традиционно считают бенефициарами ковида. Пандемия и необходимость в социальном разобщении перевела в онлайн-формат огромное количество процессов: компании стали налаживать цифровые сервисы, потребители перешли на онлайн-покупки и так далее. Как все происходящее повлияло на вас?
— Я не могу сказать, что мы какие-то супербенефициары этой истории. Где-то, действительно, прибыло, а где-то убыло. С одной стороны, ряд клиентов начали более активно цифровизироваться, увеличились объемы заказов. Серьезный рост, например, видим в портфеле финтех-контрактов: банки начали еще быстрее вводить новые решения из-за ковида. В целом наш бизнес каждый год растет в 2 раза, и этот год не исключение. Но есть среди наших клиентов и сегменты, которые проседали.
— Какие, например?
— Не могу называть из-за NDA, соглашения о неразглашении. Было несколько компаний, которые говорили: «Слушайте, ребята, нам сейчас… нехорошо». И мы шли навстречу: в первую волну локдауна, например, снижали ставки, по которым работаем, чтобы не закрывать проекты, в которые было вложено уже очень много усилий. Так что начало 2020 года мы прожили в низкомаржинальном формате. А потом, когда паника прошла, рынки более или менее начали приходить в себя.
Значительно хуже стало в другом плане. Что сделал ковид? Он всех выгнал на «удаленку» и показал всем консервативным компаниям, что удаленно работать окей. Что это значит для нас? Региональных рынков больше не существует! То есть москвичи «хантят» Татарстан, москвичей «хантят» «Фейсбук» и Google. Все, рынки стали глобальными. Кадровая ситуация на самом деле сегодня — самая большая проблема в IT. Спрос в 4 раза превышает предложение, мы видим огромный необоснованный рост зарплат. Завтра уборщица придет, скажет, что она программирует на чем-то, и будет получать много денег. Это реальное безумие. Когда компании, которые не разбираются в IT, начинают в это лезть и сорить «вертолетными» деньгами, это выглядит довольно комично. Если был бы жив Гоголь или Чехов, мне кажется, появилась бы какая-нибудь сатира о росте зарплат в IT.
Мы и до этого все равно платили плюс-минус так же, как и в Москве, но у нас были свои преимущества в этом плане, переезжать не надо, например. А сейчас мы вынуждены конкурировать с солидными московскими предложениями. Ковид убил региональность.
— И какой выход из этой ситуации?
— Мы поняли, что нам нужна стратегия Давида. Есть компании-Голиафы, сильные, большие, у них много денег, они могут бесконечно перекупать твоих сотрудников за любые суммы. Поэтому мы решили сделать ставку на культуру, процессы, образование, чтобы давать ребятам смысл работать у нас. Мы создаем индивидуальные карты знаний и планы развития, у нас гиперчеловечный эйчар. Мы говорим: вы можете уйти в большую компанию, но у нас за два года вы разовьетесь намного круче и будете стоить на рынке еще дороже. В итоге мы начали сами инвестировать в образование — и наши эксперименты вылились в отдельное образовательное подразделение «Агона» со своим менеджментом и своей командой. Мы очень сильно перестроились в плане борьбы за кадры. Это было непросто, но предпринимательски, мне кажется, мы такой челлендж пока выдержали. Посмотрим, что дальше будет.
— Такой взрывной рост зарплат айтишников синхронизирован все-таки с ковидом?
— Смотрите, ковид не создал в цифровизации какие-то сверхновые тенденции, но он стал серьезным катализатором развития существующих. Кто-то стал еще быстрее собирать цифровые офисы, кому-то резко пришлось применять удаленное взаимодействие, управление проектами и так далее. Для всего этого нужны программисты. Крупные компании начали нанимать их еще быстрее, это еще больше перегревало рынок. «Фейсбук» и Google и до этого постоянно потрошили «Яндекс», а сейчас стали еще больше потрошить российский рынок. Это уже сложившийся бренд: все знают, что у нас очень хорошие инженеры, что восточноевропейская школа программирования — это что-то очень крутое. Потому Украина уже давно вся работает на Запад, Беларусь работала на Запад до последних событий. Литва или Латвия, не помню, предоставила всем жителям Беларуси до 25 лет безвизовый въезд и просто выпотрошила весь предпринимательский потенциал, в который инвестировал Минск. Это, конечно, было красиво. Сейчас, говорят, хотят так же сделать в Германии с Россией.
— Это плохо?
— Это значит, что наш рынок предпринимателей может быть выпотрошен. То, что наше правительство инвестирует в моменте в предпринимательский рост, получит Германия. Хотя пусть попробуют в Германии заплатить налоги. В России-то комфортный налоговый режим создали для айтишников.
— А сами вы столкнулись с проблемой, что каких-то суперкрутых ребят у вас кто-то «схантил»?
— Конечно, и такое было. Какие-то ребята уходили, но ключевую команду мы сохранили. Всегда людей терять больно, ты же в них вкладываешь, инвестируешь, работаешь вместе. С другой стороны, это нормальный процесс.
— Ваша компания, наверное, тоже переходила на «удаленку»?
— У нас остался гибридный формат. Когда все паниковали, что больше люди никогда не вернутся в офисы, мы в этот момент расширяли и ремонтировали наши помещения (улыбается).
— Для айтишников, казалось бы, сам бог велел дистанционно работать, зачем вам вообще вкладываться в офис?
— Нет, это так не работает. Человек — довольно социальное существо и очень плохо социализируется удаленно. Через Zoom не растет корпоративная культура, меньше эффективность командной работы. И вообще, люди себя чувствуют счастливыми, когда они взаимодействуют друг с другом офлайн, а не онлайн. Почему сервисы онлайн-консультаций с психологами выстрелили — потому что люди начали «гнить» дома, они стали буквально сходить с ума запертыми в этих стенах. А еще если у кого небольшие квартиры, дети, собаки, вот это все…
— Садики закрыты…
— Это невероятно увеличивало тревожность людей, потому у нас все вернулись обратно. В то же время офисы выглядят полупустыми: люди просят сохранить им место, чтобы приходить несколько дней в неделю. В IT так всегда было, здесь нет понятия 8-часового рабочего дня. Этот конвейер Форда, позволяющий клепать больше гаек в час, не работает с творческими задачами, потому производительность не растет от внедрений таких менеджерских принципов. У нас есть айтишники, которые могут полдня играть в теннис или в PlayStation, а потом пойти и за час сделать то, что другому неделю пришлось бы делать. Разница между крутыми разработчиками и средними может достигать 30 раз! Поэтому нужно не ограничивать по времени, а создавать среду, в которой ребятам комфортно работать, в которой они не думают о деньгах, потому что им хорошо платят, в которой есть все условия для того, чтобы они были сфокусированы на творческом процессе, и все.
Так что я не верю, что офисы будут не нужны. Люди счастливы, когда они могут коммуницировать друг с другом, когда их работа наполнена смыслом. Возможно, появятся гибридные форматы, к Zoom, например, добавятся виртуальные комнаты в метавселенных, думаю, Цукерберг сможет сделать эту технологию нашей обыденностью.
— Голограммы какие-то?
— Или VR-шлемы, где мы сможем взаимодействовать с аватарами, например. Но это станет еще одной опцией и не вытеснит офлайн. Люди эволюционируют не так быстро, как меняются технологии вокруг нас. Чтобы у людей принципиально изменились привычки, нужно намного больше времени, чем несколько лет какого-то вируса.
«Российский рынок мало того что небольшой, он уже поделенный»
— А какие сейчас самые быстроменяющиеся технологии?
— В моменте из-за пандемии это финтех, доставка, логистика, телемедицина. Очень вырос спрос на сервисы психологической поддержки. Начал расти фудтех: мы сейчас вошли в проект «Мандарин», который создавался в IT-парке — это dark kitchen, который убьет традиционные столовые.
А вообще предугадывать технологический тренд — все равно что гадать на кофейной гуще. Если нам нравится компания, мы можем в нее просто проинвестировать, и все. Пока Марк Цукерберг не переименовал «Фейсбук» в Meta, не так много людей говорило о метавселенной, а после его слов для всех стало очевидно, что это будущее. В IT так часто бывает. Билл Гейтс говорил, что технологии переоцениваются на дистанции 3 лет и недооцениваются на дистанции 10 лет. Это хорошее объяснение, почему очень сложно угадать, какие конкретные технологии будут переворачивать мир. Вы слышали о 6G что-нибудь?
— Пока нет.
— Huawei уже разрабатывает 6G. Пропускная способность данного стандарта близка к способности головного мозга! Это вообще принципиально все меняет в обмене информацией. Технологии, о которых вы, скорее всего, даже не слышали, прямо сейчас начинают изменять технологический ландшафт. Поэтому в инвестициях мы руководствуемся принципом, что, если предприниматель классный, на ранней стадии финансовые показатели не так значимы, надо скорее оценивать заряженность команды и ее потенциал.
— А сколько денег вкладываете обычно? Какой средний чек?
— Мы входим небольшими чеками — в среднем это около 5 миллионов. Это более или менее нормальная инвестиция ранней фазы: seed, pre-seed. Не буду скрывать, мы с друзьями сейчас думаем о структурировании нашего венчурного фонда. В России, мне кажется, есть точки пассионарного взрыва, появляются классные предприниматели, классные команды, но им не хватает рынка, чтобы раскачаться. Российский рынок мало того что небольшой, он уже поделенный между Зеленым братом и Желтым братом. Сложно вылезти в новые ниши, потому компании сразу строятся под продажу большим игрокам.
При этом есть классные кейсы, когда российские предприниматели структурируют компании где-нибудь в Эстонии, Латвии и там делают бизнес на Германию, Америку, Азию. Нам кажется перспективной стратегией помогать прокачивать местных фаундеров, прокидывать им мосты на другие рынки. Экспортный потенциал российских предпринимателей, российских инженеров огромный. Есть всего три страны в мире, которые построили свой интернет, — Америка, Китай, Россия. Ну если Северную Корею не считать, они, наверное, думают, что тоже построили автономный интернет.
— Во сколько компаний вы уже проинвестировали?
— Порядка шести. Несколько структурировано на нашей американской компании RCD, но большинство в России. Однако это временное явление, мы все равно целимся за рубеж. Россия с точки зрения рынка ограниченная. Способность людей тратить из года в год не увеличивается, и то, что здесь такая стагнирующая потребительская экономика, очень плохо для IT. В сегменте B2B еще может быть рост, потому что сейчас корпорации интенсивно цифровизируются, а вот стартапы B2C менее перспективны. С другой стороны, люди во всем мире, конечно, не богатеют.
— И на какие рынки смотрите, если не на российский?
— Смотрите, во-первых, эмигрировать мы никуда не хотим. Было бы круто, если бы я вообще всю жизнь прожил в Казани и мы бы здесь построили международную компанию. Мне хочется как-то повлиять на то, что происходит в казанском IT, меня многое связывает с этим городом, с этими людьми… Но это не значит, что мы не должны делать международный бизнес.
Из интересных рынков, наверное, сейчас самый привлекательный — это азиатский регион. Причем не классические Китай и Япония, а Индонезия и Малайзия — это интересные страны, они сейчас довольно активно цифровизируются. Индонезия в прошлом году была лидером по количеству проникновений мобильных телефонов на душу населения, неслучайно Тиньков там банк запускает. Очень интересны Средняя Азия и африканский регион: сейчас с появлением спутников Starlink там будет стремительно расти доля населения, обеспеченного интернетом. Наконец, я бы посмотрел на Ближний Восток. Иран, Сирия, Ирак вместе с Саудовской Аравией, Израилем — это примерно 400 миллионов человек с огромным потенциалом.
«Для товарища майора венчурные инвестиции — это растрата, а не инвестиции»
— С учетом вашего офиса в Сан-Диего вы владеете двумя проекциями происходящего: российской и американской. Есть какая-то принципиальная разница между тем, как ковид перевернул IT-рынок в России и США?
— Когда ковид начался, в Америке стартовала политика денежного смягчения: ФРС понизила ставку, это влило в рынок большое количество дешевых денег, все стали стимулировать потребительскую экономику. Это же наследие кейнсианской мысли: когда кризис, можно одним платить деньги, чтобы они выкапывали яму, а другим платить деньги, чтобы они ее закапывали. Это не абсурд, это действительно стимулирование потребительской экономики, тот трактор, который вытаскивает экономику из болота. В итоге рынок перенасыщен капиталом, венчурные фонды еще больше инвестируют в сделки по стартапам, увеличивается количество предпринимателей и прочее. Почему все полезли в IPO? Потому что рынок перенасыщен дешевыми деньгами, капитал девать некуда. Поэтому на IPO там только ленивый не вышел, потому что все знали, что все равно так они поднимут капитал. Вместе с тем к русским фамилиям в Америке сохраняется определенное недоверие. Я бы не сказал, что это какой-то шовинизм, как принято считать, что русских хакеров боятся, что это все политика. Скорее мы для них такая terra incognita: им непонятно, насколько русские фаундеры способны масштабировать бизнес, насколько развиты предпринимательские скилы.
Второй тренд — благодаря ковиду Кремниевая долина перестала быть местом притяжения в офлайне. Из нее тоже все разъехались, когда поняли, что можно работать удаленно. Вообще ведь как Кремниевая долина возникла? Такие пионеры, как HP или Intel, обязаны своим появлением военным госзаказам. Тогда государство сыграло ключевую роль в создании Кремниевой долины, это сейчас она на самообеспечении.
В России такой момент, когда государство фокусируется на IT, настал сегодня. Появились налоговые маневры, большое количество субсидий, дотаций. Но если в Америке работает механизм частного капитала, то Россия — рынок госкапитала. Через госмеханизмы пытаются структурировать какие-то венчурные фонды, стимулировать предпринимательство. Подвох в том, что для товарища майора венчурные инвестиции — это растрата, а не инвестиции. Если предприниматель вложился в стартап, стартап прогорел, и предприниматель все потерял, то это бывает, это предпринимательский риск. А когда государство вложило — это уже растрата государственных денег.
Соответственно, и у молодого поколения предпринимателей-стартапов есть ощущение, что связываться с государством себе дороже: больше проблем, чем профита. И возникает очень комичная ситуация, когда компаниям не могут раздать субсидии. Одни их просто не берут, мол, лучше заберите себе свои деньги, только не надо к нам лезть. Это, конечно, не очень правильно. А вторых пугает механизм получения — это очень тяжеловесная конструкция. У маленьких компаний даже нет такого человека, чтобы заполнить бумаги, разобраться, подать заявку. Там три человека руководства, 10 человек в команде, и во-от столько бумаг. Они начинают изучать вопрос и понимают, что хотят продуктом заниматься, а не вот этим всем. Но государство, с другой стороны, тоже понять можно: если вам деньги дали, вы хотя бы за них отчитайтесь. Это нормальная позиция, но вопрос дизайна данного процесса.
— Отчетность есть отчетность…
— В IT в чем плюс? Здесь как будто невозможно потратить деньги вообще впустую. Даже если что-то не получилось, прогорела куча компаний, все равно есть огромный косвенный профит, что на эти деньги очень много ребят научилось что-то делать. Если деньги вложить в завод каких-нибудь машин и не угадать — все, это мусор, бетон и металл, которые никому не нужны. В IT ты сформировал человеческий потенциал.
Другая проблема, чтобы такие люди потом на эти деньги остались бизнес делать в России, а не уехали куда-то. Но надо инвестировать в обучение предпринимателей. В Кремниевой долине подобную роль играют венчурные фонды — на этапе pre-seed, seed, когда людям очень легко отдают деньги. Знаете, договоры типа SAFE, такие «салфеточные» договоры? Это одностраничный договор, который у каждого предпринимателя в Кремниевой долине в сумочке лежит. Работает это так: вы в кафе с кем-то поговорили, рассказали о стартапе, сообщили, что поднимаете раунд на 200 тысяч долларов с чеками по 10 тысяч долларов. Собеседник может прямо на месте с вами договор подписать. То есть в Америке эту функцию выполняют легкие деньги, а в России нет легких денег.
— Что ждет «Технократию» и в целом отрасль в России в 2022 году? Какие планы, надежды, чаяния? Очередной «икс два»?
— «Икс два», не «икс два», но думаю, мы точно вырастем. «Технократия» в следующем году будет двигаться к конструкции «бренд как движение»: мы как древний орден, объединены одной идеей, что вообще технологический прогресс — это благо, что предпринимательство — благо. И мы хотим диверсифицировать бизнес, чтобы заниматься не только разработкой, но и прокачать инвестиционное и образовательное направления, запустить больше социальных активностей. В этом году при нашем участии была создана гильдия IT-предпринимателей — это пока закрытое комьюнити, но уже начали проводить какие-то ивенты. Мне кажется, это что-то меняет на рынке.
Что ждет в целом бизнес? Да фиг его знает, с этими «ковидными» годами прогноз делать — дело неблагодарное. Но я думаю, что в России будет ренессанс стартаперской романтики. Какие-то движения в этом направлении уже происходят, они станут стимулировать развивать небольшое предпринимательство. Конкретно в Татарстане появится «Спартак» — новый IT-парк, IT-квартал — это, как мне кажется, очень круто повлияет на общий фон. Татарстан начинает понимать, что надо конкурировать не только за капитал и за производство, как это, например, АИР делает, но и за человеческий потенциал. Причем пылесосить кадры можно не только из России, но и из Киргизии, Узбекистана, Таджикистана, где огромное количество крутых разработчиков и предпринимателей, которых легко интегрировать с учетом исламской культуры. Мы можем перевозить талантливых ребят из Индии, из Африки — для них переезд в Казань будет суперповышением качества жизни. Тогда Татарстан может стать точкой пассионарного взрыва. При правильной структуре финансирования госфондами, частными фондами, при правильном выстраивании мостов на экспорт все это будет круто.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 59
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.