Эльмира Хамматова: «Современных ведущих неинтересно слушать, у них нет харизмы»

Эльмира Хамматова: «Не все могут писать тексты, не у каждого артиста есть способности. Для этого нужен талант. Посмотрите на русскую эстраду — там большинство авторов сами стали эстрадниками» Фото: Андрей Титов

«Я называю своим учеником Данира Сабирова»

— Эльмира Мифтаховна, вы уже немало лет преподаете в Казанском государственном институте культуры. Есть ли успехи на этом поприще, выпустили ли ярких деятелей татарского ТВ и эстрады?

— Раньше у нас была кафедра татарской театральной эстрады, ее открыли в 2002 году с подачи Салавата Фатхетдинова. Он стал ее заведующим. Кафедра просуществовала около 15 лет, каждый год принимали 10–15 абитуриентов. Из признанных артистов эстрады ее выпускниками были, например, Айгуль Сагинбаева, Сюмбель Билалова, сам Салават все время хотел выпускать певцов, давал им мастер-классы, подсказывал, каким должен быть репертуар, в каком направлении нужно развивать голос.

Я называю своим учеником Данира Сабирова, я к ним пришла после второго курса, их педагог уехала в Москву на учебу. Тогда это был приехавший из Азнакаево узбекский мальчик (у него мама — татарка, отец — узбек), по-татарски Данир толком не разговаривал: одно слово по-татарски, другое — по-узбекски, третье — по-русски. Ему пришлось много работать с текстами, в итоге поставили ему татарский язык, он вышел на сцену в качестве артиста разговорного жанра. Если у ученика вокальные способности невыдающиеся, то я, как педагог по сценической речи, стараюсь их приучить к работе со словом.

Но вообще жаль, что сейчас профессия конферансье исчезает, а ведь раньше были Азаль Ягудин, Файзи Юсупов…

— Айрат Арсланов…

— Вы можете удивиться, почему не назвала Айрата Арсланова, но там был литературный театр. Арсланов брал тексты художественных произведений и исполнял их, но шутить, импровизировать…

— Еще есть Рашит Сабиров.

— Да, его можно упомянуть как активного разговорника и чтеца произведений. Почему у нас этот жанр не развивался? Дело в том, что не все могут писать тексты, не у каждого артиста есть такие способности. Для этого нужен талант. Посмотрите на русскую эстраду, там большинство авторов сами стали эстрадниками. Евгений Петросян, Клара Новикова — им пишут. Однако Михаил Задорнов, например, сам был автором-исполнителем.

— Так же как и Жванецкий, Карцев…

— Нет, Карцев — тоже артист. С ним, между прочим, мы вместе учились в ГИТИСе. Он тогда как раз ушел от Аркадия Райкина. У нас руководителем курса была Нина Соломоновна Михоэлс, дочь известного еврейского актера с трагической судьбой Соломона Михоэлса. Она скончалась в Израиле, куда уехала из СССР, ставила там спектакли на русском языке. В Москве же она ставила спектакли в театре имени Моссовета, где Плятт и Орлова играли, мы их смотрели. Она мне давала роль в произведении Леси Украинки «Лесная песня», девушки с очень тонкой душой.

Возвращаясь же к нашей эстраде и Институту культуры: мы столько кадров подготовили… Например, ведущий программы «Башваткыч» на ТНВ Рафиль Залялиев — мой ученик, к нам пришел после окончания Арского педучилища, у него есть и песенный талант, и как разговорник он хороший, может эмоционально пропускать через себя. После того как его обучили технике речи, он стал много изучать произведений, и это правильно: человек не должен стоять на месте, обязан всегда идти вперед, совершенствоваться.

Я, например, получила звание профессора, а ведь оно всегда было очень авторитетным. Несмотря на это, себя ощущаю ученицей, мне всегда надо что-то изучать. Удивляюсь людям, которые не читают книги. Сама я, как себя помню, все время читала. Когда мы росли, главной была тема войны, мы воспитывались на подвигах Зои Космодемьянской, «Молодой гвардии», примеряли на себе их образы, хотели стать такими же, как они. Октябрята, пионеры, комсомольцы... нас так воспитывали, чтобы мы были преданными.

«Я с детства была очень романтичной особой, мечтательницей. Жаворонок: просыпалась раньше всех, может, в 5–6 утра, подходила к зеркалу и входила в какие-то образы» Фото предоставлено Эльмирой Хамматовой

— С детства хотели связать себя с миром искусства?

— Я родилась в Казани, училась в 80-й школе. Нас так воспитывали, что у меня в библиотеке до сих пор хранится книга мамы Космодемьянской «Повесть о Зое и Шуре».

Но я с детства была очень романтичной особой, мечтательницей. Жаворонком: просыпалась раньше всех, может, в 5–6 утра, подходила к зеркалу и входила в какие-то образы. Никогда не стояла на месте. Когда училась в школе, не могла сидеть 45 минут, с нетерпением ждала звонка, когда можно будет выйти, чтобы поиграть. Моя школьная форма была испачкана чернилами, бегала на урок домоводства штопать одежду, чтобы мама не ругала. Вот такой я была. Выпускают стенгазету — хочу писать, появляется спортивная секция — сразу же записываюсь. Организовали у нас хор, которым руководил известный композитор Бату Мулюков, — я первой туда записалась, хорошо пела. Бату-абый даже говорил, что могу петь как Фагиля Тимирова, хотел, чтобы я стала певицей. У меня низкое сопрано, редкий голос. Сватал меня идти в музыкальное училище.

— А вы захотели в театральное?

— Я же говорю, что примеряла на себе различные образы, хотела стать артисткой, посещала драмкружок, читала стихи. В 1961 году в Казани открылось театральное училище, его первыми учениками были Халим Залялов, Наиль Аюпов, а мы с Данией Нуруллиной были во втором выпуске. Тогда нашим директором был Арнольд Шапиро — это был хороший организатор, тогда даже своего здания еще не было, учились в пединституте на улице Ершова.

Когда я после 8-го класса решила пойти в училище, мне не дали документы, просто пошла с подругой, но очень хотелось поступить, поэтому тоже решила показать себя, благо подготовка у меня была. И в результате мне сказали пойти на второй тур, потом — на третий. Подруга, кстати, не прошла и первого. В школе я хорошо училась, поэтому там хотели меня на золотую медаль вести, и я отказывалась отдавать документы. Сейчас я сама учительница и понимаю педагогов, когда лучших учеников не хотят отпускать. У нас родственник работал в прокуратуре, он ходил в роно, только так получилось забрать документы.

Во время учебы — наверное, из-за того, что я очень активна, — меня вводили в спектакли Камаловского театра, играла там. Вся труппа знала, что после окончания училища меня возьмут сюда на работу, меня и Данию Нуруллину. Мои любимые учителя — Нажип Гайнуллин, Хусаин Уразиков. Они уже тогда были людьми пожилыми, и неожиданно руководитель курса, Нажип-абый, умирает, он был директором Камаловского театра и как раз хотел взять меня туда на работу. Хусаин-абый ко мне тоже хорошо относился. Вообще, я ладила с пожилыми людьми — видимо, с трепетом они смотрели на меня как на дочь. Наки Исанбет спрашивал, успела ли я поесть, давал деньги на столовую.

«Театр я любила. Но у меня постоянно болело горло, а ведь в театре постоянно гастроли. Поэтому, понимая, что работа в театре несовместима с моим здоровьем, выбрала телевидение» Фото предоставлено Эльмирой Хамматовой

«Родилась в созвездии Козерога»

— Так почему вас не взяли в Камаловский театр?

— В театр пришла директором Рашида Зиганшина, а мы учились вместе с одним молодым человеком. Он был земляком одной известной артистки. Рашиде-апа, как женщине, естественно, нравились ребята, и она взяла моего однокурсника. Тогда я расстроилась сильно, но только через много лет поняла, что это был не мой путь. Впрочем, я три года отработала в республиканском театре, который потом назывался Передвижным (сейчас — имени Тинчурина), там мне давали главные роли, я ездила на гастроли. Считаю, что неплохо получалось. Специально для меня Аяз Гилязов написал пьесу «Урманда». Когда я сказала, что ухожу на телевидение, Аяз-абый вместе с Равилем Тумашевым уговаривали меня остаться.

— С телевидением ведь у вас отношения начались намного раньше.

— Во время учебы в школе в 6-м классе пришел главный режиссер телевидения Гали Хусаинов, чтобы набрать желающих работать на детской студии, которая тогда создавалась. Гали-абый взял меня ведущей, я вела программу «Пионерстан», Хусаинов потом ставил спектакли и брал меня на роли в радио и телепостановках. Во время учебы в театральном училище я также работала в некоторых программах. И вот, когда встала дилемма, где работать, диктор ТВ Рустам Набиуллин все время подшучивал надо мной, мол, ты определись, хочешь быть на телевидении или в театре.

Да, театр я любила, но у меня постоянно болело горло, был насморк. Все время ходила к ЛОР-врачу, а ведь в театре постоянно гастроли, там часто простуживаешься. Поэтому, понимая, что работа в театре несовместима с моим здоровьем, выбрала телевидение, а потом, когда стала интересоваться астрологией, поняла, что на меня сильно влияет планета Уран. А это планета людей, которые стремятся ко всему новому.

— Неожиданное увлечение. Обязательно кто-то скажет, что астрология — это лженаука.

— Нет, это наука о человеке, связанная с его судьбой. У каждого небесного светила своя функция, Луна — это подсознание, а Солнце — эго человека.

Ведь судьба человека во многом определяется в момент его рождения. Когда он делает первый вздох, составляется натальная карта на небосводе. У каждого есть свой космический паспорт, где можно узнать о своих перспективах, составить соляр, то есть годовой гороскоп. Вот я родилась в созвездии Козерога, тогда Солнце было под определенным градусом, через год оно будет там же расположено. Есть символические прогнозы.

— Где всему этому научились?

— И книг много читала, и в Казани есть специалисты. Могу и другим составить гороскоп, но есть такая проблема, что большинство людей не знают точного времени своего рождения. В роддоме дают бирку с указанием времени появления на свет ребенка, но ведь это не время, когда ребенок сделал первый вздох, а после родов, когда все прошло, его регистрируют в журнале и только тогда смотрят на часы. А ведь у нас расположение планет за четыре минуты меняется на один градус. 

«Мы ведь были универсальными дикторами. Разные программы вели, не то что сейчас, когда в узком направлении ведут, да и вести толком не могут» Фото предоставлено Эльмирой Хамматовой

«За 36 лет работы на телевидении прошла через все ступени»

— Расскажите о своих впечатлениях от татарстанского телевидения 1970-х.

— Там была такая особая атмосфера… Организовывали капустники… Были легендарные дикторы. Иркэ Сакаева — со своими увлечениями. Например, она очень любила вязать крючком кофты, очень начитанная, окончила Щепкинское училище, она образец для нас. Или Абдулла Дубин — молодой человек, приехавший из Астрахани, он изучал Казань, стал краеведом. Рустам Набиуллин — такой пунктуальный, дисциплинированный, у него все было расписано. А у меня, например, творческий беспорядок. Наиля Нугманова у нас работала диктором, тоже интересная личность. Пришла из театра, работала вместе с мужем в театре кукол, мастерица на все руки. Восхищаюсь людьми, которые многое умеют. Сейчас я работаю со студентами, люблю свою работу. Мне нравится искать смысл в написанном, весь свой актерский потенциал выплескиваю при работе с текстами, когда их разбираю с учениками.

— Ощущали ли тогда как-то влияние цензуры?

— Вы знаете, единственное, что ты должен был делать, — правильно зачитывать фамилии, связанные с обкомом, а что касается содержания, не помню, чтобы была цензура. Когда вела передачи, брала интервью не только по заранее написанным вопросам, готовила и свои. Например, передача посвящена сельскому хозяйству — я изучаю, как сажают картофель, пашут землю, ведь, если этого не знаю, то не смогу разговорить человека. Вот так мы учились быть и журналистами, а не только зачитывать написанные тексты.

Потом меня сделали заведующей литературного отдела телевидения. Я там начала вести астрологическую программу, в которой известные люди рассказывали о своей личной жизни, увлечениях. Мы ведь были универсальными дикторами. Разные программы вели, не то что сейчас, когда ведут свое узкое направление, да и вести толком не могут. Многих ведущих сначала нужно научить разговаривать: неправильно звуки издают, логические ударения не там ставят, не могут мысль довести до конца. Их самих надо учить! Почему они не хотят брать уроки? Ведь, когда человек хочет обучиться иностранному языку или математике, он обращается к учителю, а здесь — нет. У них голоса-то нет. Голос ведь должен звучать в резонаторах. Даже когда ты говоришь шепотом, его должно быть слышно на задних рядах зрительного зала, он должен быть объемным. Для того, чтобы звучать хорошо, нужно работать, заниматься дикцией, дыханием, а они не понимают, не работают над собой. Современных ведущих неинтересно слушать, у них нет харизмы. А ведь ты должен верить человеку, но здесь этого нет.

«Я благодарна телевидению, оно сделало меня человеком. Пришла туда 20-летней девочкой и стала профессионалом, получила звания народного артиста Татарстана, заслуженного артиста России, медаль отличника телевидения» Фото предоставлено Эльмирой Хамматовой

— Как вы ушли с телевидения?

— У меня есть такое качество: я всегда стремлюсь к освоению чего-то нового. За 36 лет работы на телевидении прошла через все ступени, начинала диктором третьей категории, а потом получила высшую. Была редактором, директором студии «Ильхамият»… Что касается ухода с телевидения — тогда началась пертурбация: ГТРК стала филиалом ВГТРК, татарские передачи почти исчезли, татарские программы мы сейчас смотрим по ТНВ. Как бы там ни было, я благодарна телевидению, оно сделало меня человеком. Пришла туда 20-летней девочкой и стала профессионалом, получила звания народного артиста Татарстана, заслуженного артиста России, медаль отличника телевидения.

Как-то встретила свою наставницу — Асию Хайруллину — артистку Камаловского театра, она вела у нас уроки по сценической речи. Она сказала: «Эльмира, приходи ко мне в институт. Мне нужен ассистент, ты ведь моя первая ученица». Она знала мою активность, потом мы все преданно смотрели им в глаза, не как современные ученики. Мы ждали учителей, просили их принять, чтобы они занимались с нами.

— А современное поколение?

— Спасибо, если вовремя придут на урок. Но я их не осуждаю, сейчас ведь время такое. Когда мы учились, таких трудностей не возникало: обучение платное, причем деньги немалые. Возможно, нам было легче, но и стремление к знаниям у нас было большим. Сейчас стараюсь держать себя в тонусе, идти вперед. Благодарна институту за то, что мне дают работать. Прошу у Аллаха здоровья, сейчас это наиболее актуально: вирус свирепствует.

— Переболели коронавирусной инфекцией?

— Да, в больнице не лежала, хотя и давали направление. Была пневмония, поражение 20–25 процентов легких.

«У меня грандиозные планы, творческие проекты. Хотела бы издать сборник со своими опубликованными вещами по языку, сценическому искусству, о телевидении, работать дальше со студентами» Фото: Андрей Титов

«Я бы не хотела, чтобы мой родной язык ущемлялся, а пока это происходит»

— Расскажите о своей семье. Пошли ли дети по вашим стопам?

— Единственная дочь окончила иняз пединститута по английскому языку. Когда училась, то вела программы на телевидении, ее Фарид Бикчантаев звал в театральное училище, но она пошла по своему пути — вышла замуж уехала в Израиль, потом переехала в Америку, сейчас двое детей, дочки. В США я не была, а в Израиле — частенько.

— Что-то из происходящего в окружающем мире вас особо беспокоит?

— 2021 год был объявлен Годом родных языков. Много читаю об отношении к нему, особенно в комментариях «БИЗНЕС Online». Там начинают писать, что татарский язык нам не нужен, но кто-то выступает в его защиту… Каждому свой язык близок, у каждого болит душа. Татарский язык нужен. Почему я не должна продвигать эту идею? Хочу, чтобы была возможность изучать татарский язык, преподавать на нем. Пусть он никогда не забудется, пусть мои внуки тоже говорят на родном языке.

Я хочу, чтобы татарский и русский язык преподавали в равном объеме, но это должно быть добровольно. Доходит до того, что заходишь в гимназию, которая называется татарской, а там дети говорят между собой по-русски на переменах. Или приводят единственного русского мальчика в татарский класс, и учительница вынуждена говорить по-русски.

«Если наши руководители не поймут важности сохранения и развития родного языка, то татарский язык, как писал Гаяз Исхаки, может и исчезнуть» Фото: Андрей Титов

— Может ли исчезнуть татарский язык?

— Если наши руководители не поймут важности сохранения и развития родного языка, то татарский язык, как писал Гаяз Исхаки, может и исчезнуть. Мне одно нравится: чем больше зажимают язык, тем больше в душе растет желание его сохранить… Подвижки есть, создана комиссия в Госсовете РТ, проводят различные мероприятия. В нашем институте, например, открыли группы по изучению татарского языка, обучают татарской сценической речи. Мы проводим конкурс «Ильхамият», в котором сейчас и русские дети участвуют, там звучат песни народов Поволжья. Участвуют более 400 детей. Это была моя идея, которую поддержал наш институт. Пусть таких мероприятий будет больше. Я бы не хотела, чтобы мой родной язык ущемлялся, а пока это происходит.