Ильгиз Зайниев: «У татар не принято громко плакать»

Ильгиз Зайниев: «Идеального ничего не бывает, всегда хочется чего-то такого лучшего… Но у нас светло, тепло, чисто и достаточно просторно» Фото: Андрей Титов

«Если в Казани в театре кукол сделаешь что-то интересное, об этом тут же будут знать на Камчатке»

— Ильгиз Газинурович, какой он, театр кукол «Экият»? Наш читатель Диляра Шакирова спрашивает: «Здание видели все, а вот что внутри, думаю, далеко не все знают. Удобно ли работать в этом красивом здании?»

— Идеального ничего не бывает, всегда хочется чего-то такого лучшего… Но у нас светло, тепло, чисто и достаточно просторно. Конечно, если бы было больше площадей, например для цехов, люди могли бы свободнее работать. Здание театра на балансе управляющей компании. У нас безвозмездная аренда части здания, где еще размещается детский центр «Экият», куда входят музыкальная и художественная школы, студия Хабенского.

— То есть у театра кукол есть потребность в дополнительных площадях? Может быть, этому центру подыскать другое здание? Или такое соседство благо — дети будут знать про театр?

— Оттого что мы находимся в одном здании, дети театр лучше знать не будут. Но раз так решили изначально, значит, так и надо было. По сравнению с тем, в каких условиях находятся театры кукол по России, наш — в первой тройке точно.

— А у кого в стране среди ваших коллег лучшие условия?

— Это, наверное, театр Образцова в Москве, Большой театр кукол в Санкт-Петербурге, да и Марийский театр, который построен позже нашего.

— У Набережночелнинского театра кукол как раз с этим все непросто, они располагаются в обычной школе…

— Но там очень хорошая атмосфера. Я у них работал — три спектакля выпустил. Но, конечно, всегда хочется иметь отдельное здание. Как я понимаю, сейчас им дали бывшее здание Татарской драмы, переделают его под театр кукол. К примеру, мы бывали на гастролях в Хабаровском театре кукол, который находится в жилом доме, в нескольких бывших квартирах. У них сцена — 3 метра в ширину, а у нас — 8.

— Ваш театр помогает своему «младшему брату» из автограда?

— Это неписаное правило. Конечно, мы советуемся между собой, дружим. Режиссером театра кукол я впервые стал в Набережных Челнах, там поставил спектакль «Сак-Сок». Мы близко общаемся и, когда можем помочь, всегда с радостью это делаем. Например, недавно у них ставил наш режиссер Рафаэль Тагиров, скоро я опять поеду ставить. Когда они приезжают играть на нашей сцене, все в нашем театре ходят вокруг, помогают, чтобы все прошло без проблем.

Вообще, театры кукол в России очень дружные. Такого в драматическом театре нет! Если в Казани в театре кукол сделаешь что-то интересное, об этом тут же будут знать на Камчатке. Мы, как байкеры, которые на дороге всегда помогают друг другу.

«Оттого что мы находимся в одном здании, дети театр лучше знать не будут. Но раз так решили изначально, значит, так и надо было» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Из бюджетных денег 96 процентов идет на оплату труда и налоги»

— «У вас есть госзаказ/госзадание на количество спектаклей в год, периодичность премьер, заполняемость зала? Удается ли их выполнять? Как пандемия повлияла на ваши планы?» (Ленар Валиев)

— По госзаданию у нас 458 спектаклей в год. В 2021-м у нас перевыполнение — 155 процентов.

— Это с чем связано?

— С тем, что мы очень много играем. Из-за пандемии долгое время играли на 50 процентов зала, сегодня — на 70. От этого зависит внебюджет, который идет на оплату труда всех сотрудников. И, чтобы выйти хотя бы на допандемийный уровень, нам надо играть в 2 раза больше.

— На премьеры план тоже есть?

— За год мы должны выпустить четыре премьеры, а сыграли 10.

— Министерство культуры РТ довольно таким количеством премьер?

— Думаю, да. Во всяком случае театр кукол всегда упоминают в первой тройке театров Казани — Камаловский, Качаловский и мы. Потому что у нас всегда есть событие. Столько премьер — хочешь не хочешь, узнаешь о таком, потому что мы везде об этом говорим. Или, например, театр кукол впервые работал с камерным оркестром La Primavera Абязова — совместно сделали балет «Шурале», классику татарской музыки, известную на весь мир. Когда такое было?! Конечно, когда у нас больше успехов, учредитель доволен, потому что цель-то одна — развивать нашу культуру.

— Если из-за пандемии меньше заработали, на чем сэкономили?

— Начали с себя — порезали зарплату, чтобы было честно, ведь она у артистов зависит от количества сыгранных спектаклей, от полученных внебюджетных денег, а спектакли не игрались.

— Сколько вам выделяют из бюджета республики, сколько вы зарабатываете сами?

— Театр кукол на 1 рубль, данный государством, сам зарабатывает 1 рубль. Это еще до меня было. Сегодня, когда из-за пандемии государство дает больше, наверное, зарабатываем 70–80 копеек на рубль от государства. Из бюджетных денег 96 процентов идет на оплату труда и налоги. Условно, из 100 рублей бюджетных денег на новую постановку остается только 1 рубль. Наверное, на эти деньги мы смогли бы поставить один спектакль.

— А на какие же средства вы ставите, причем с перевыполнением плана?

— Мы ставим на свои заработанные, а еще по всей России с 2017-го работают программы «Театр — детям» и «Театр малых городов» под патронажем партии «Единая Россия». Они каждый год выделяют театрам по 4–10 миллионов рублей. Эти деньги разрешается тратить на постановки и улучшение материально-технической базы. Но некоторые театры даже автобусы покупали для гастролей, в какие-то годы разрешали кресла для зала приобретать. Наш театр поменял световое и звуковое оборудование, а также купил сушильный шкаф для производства кукол из папье-маше. Раньше одно изделие сохло три дня — на батарее, на солнышке, а сегодня — 12 часов. В следующем году планируем приобрести микроавтобус. Нам и дым-машина нужна, и микрофоны…

«По госзаданию у нас 458 спектаклей в год. В 2021-м у нас перевыполнение — 155 процентов» Фото: «БИЗНЕС Online»

«После развала СССР стали непонятны функции ТЮЗов»

— «Сколько спектаклей на татарском языке в репертуаре театра и на какую возрастную категорию они рассчитаны?» (Динар)

— Возрастные категории одинаковые — что на русском, что на татарском языках. Человек родился, и через три-шесть месяцев его можно к нам принести. И до конца жизни может к нам ходить — спектакли есть на все возрасты, в том числе для подростков и взрослых.

— План вам диктует количество русских и татарских спектаклей?

— Нет, госзадание не определяет соотношение русских и татарских спектаклей. Но здравый смысл определяет. Когда я пришел в театр, татарские спектакли шли только на малой сцене. Мы впервые поставили спектакль для взрослых на татарском языке — «Старик из деревни Альдермеш». Потом «Shurale: новая фантазия» сделали. В этом году мы пошли дальше и поставили татарский спектакль для детей «Мырау Батыр» на большой сцене.

— Билеты на него удалось распродать? Роза Яппарова, экс-директор «Экията», в свое время говорила в интервью «БИЗНЕС Online», что на татарские спектакли приходит значительно меньше зрителей, поэтому их играют в малом зале. Что-то здесь поменялось?

— А вы как думаете, если дети сегодня не знают татарского языка? В школах он изучается чуть ли не факультативно. Но я своим сказал: «Даже если в зале три зрителя, мы будем играть на татарском языке».

— А вообще до пандемии были проблемы с заполняемостью зала?

— У театра кукол никогда с этим не имелось проблем!

— «Планируется ли включать в репертуар спектакли для подростков? Есть представления для маленьких, но не хватает чего-нибудь интересного для детей школьного возраста». (Дамира)

— Подростки — это самый болезненный зрительский возраст для всех театров, после развала СССР стали, например, непонятны функции ТЮЗов. В этом возрасте не хочется подчиняться взрослым, тем более ходить в театр кукол. Даже взрослый человек часто не представляет, что театр кукол может быть интересным для него, а в 14–15 лет чувствуешь себя очень взрослым человеком. Может быть, единственный, кто справился с этим возрастом, — Роман Феодори из Красноярского ТЮЗа. Он ставит «Хроники Нарнии» и тому подобное. И мы пытаемся сегодня идти по этому пути. Хотя спектакль «Shurale: новая фантазия» для взрослых, но его можно смотреть с 13–14 лет. Или наша классика — «Старик из деревни Альдермеш», «Ночь перед Рождеством». Мы сегодня пытаемся найти именно тот материал, который будет интересен подросткам. Наш юрист уже устал узнавать ситуацию с авторскими правами по произведениям, которые мне приходят в голову, например «Гарри Поттер», романы Акунина. Пока мы не можем найти, что будет и нам по карману, и интересно подросткам. Мне кажется, все театры кукол и ТЮЗы обеспокоены этим вопросом.

— «Гастролирует ли ваш театр? В районах РТ бываете?» (Ильнур)

— Мы всю осень ездили по районам. Это каждый год бывает, поскольку по гастролям у нас есть план. Играем в ДК в райцентрах — Богатые Сабы, Арск, Кукмор, Балтаси, Апастово, Большая Атня. И в деревнях бываем. В этом году гастролировали в Альметьевске. За один день сыграли пять спектаклей! На гастролях никогда не бывает легко — артисты сами разгружают декорации, сами их ставят, а потом играют. Но если сравнивать с советским временем, когда артисты ездили на санях или тракторах, то сегодня это рай.

«Мне, конечно, было обидно, когда на свой первый спектакль для взрослых, посвященный Альфие Авзаловой, я 100 человек не набрал» Фото: Андрей Титов

«В Европе большинство театров кукол — для взрослой публики»

— О кукольных спектаклях для взрослых поступило несколько вопросов: «Кукольные спектакли для взрослых — это, конечно, непривычно. Удалось ли „приручить“ взрослого зрителя?» (Даниил); «Зачем вообще взрослым кукольные спектакли?» (Александра); «Зачем нужно было в кукольном театре ставить спектакль о голоде? От кукол ждешь чего-то сказочного и веселого, а не драму и трагедию» (Людмила); «Заполняется ли зал на показах взрослых спектаклей?» (Гульназ) Ведь на одной из встреч с деятелями культуры и Рустам Минниханов удивился, когда вы ему начали рассказывать о том, что хотите ставить в «Экияте» спектакли для взрослой аудитории. Вообще, не опускаются руки, после того как сталкиваетесь с такой реакцией людей?

— Бывает, руки опускаются, но мы их все равно поднимаем… Это же зависит от самого театра. Если театр кукол ведет политику, что это не театр для детей, а отдельный вид театрального искусства, и работает в этом направлении, то, конечно, у зрителя отношение к нему меняется. До моего прихода «Экият» мало этим занимался. Считаю, что мы расширяем узкие представления нашего зрителя. Может быть, кто-то не понимает балет, не видит смысла в драме, а рожден для того, чтобы смотреть кукольные спектакли для взрослых? Сам человек может этого не знать — он же не видел такие спектакли! Но у зрителя должен быть выбор! А наши спектакли для взрослых могут смотреть и дети. Я никогда не делал постановки, которые нельзя показывать детям. И эти спектакли играются дополнительно и не в ущерб детской аудитории. У нас количество детских спектаклей увеличилось и еще дополнилось спектаклями для взрослых и для «бебиков» возрастом от 6 месяцев. Раньше основным был репертуар для детей от 3 до 12 лет. А мы его расширили в две стороны: одна — для «бебиков», другая — для взрослых.

Конечно, спектакли «Старик из деревни Альдермеш», «Шурале» и «Самовары» совсем по-другому прозвучали бы, если бы не пандемия. В привычные-то места зритель не ходит — боится заразиться, а мы еще хотим в такое время приучить людей к новой привычке — ходить на кукольные спектакли. Но, честно, я еще ни одного человека не встретил, который ушел бы равнодушным с наших постановок для взрослой аудитории.

— Случалось такое, что билеты на взрослый спектакль не были проданы и его пришлось отменить?

— Такого не случалось. Были неполные залы. Но мне, конечно, было обидно, когда на свой первый спектакль для взрослых, посвященный Альфие Авзаловой, я 100 человек не набрал. Такого даже представить не мог! Даже из любви и уважения к Авзаловой можно было прийти… Я впервые столкнулся с проблемой заполняемости зала и понял, что над этим надо работать. И спектакль «Старик из деревни Альдермеш» появился именно по такой причине — привлечь зрителей на самое громкое название в татарской драматургии.

«Во всех спектаклях Ильгиза есть моң»: в «Экияте» рассказали историю Альфии Авзаловой

Перед премьерой спектакля «Альфия» я позвонил Салавату Закиевичу [Фатхетдинову] и пригласил на спектакль. После он вышел заплаканным… Но даже он не был готов к такому спектаклю, пришел исключительно из уважения к Альфие Авзаловой, думал, что это решили организовать концерт, вечер ее памяти. Сказал мне: «Я сидел и как ребенок радовался, плакал». Потом привел своих подопечных из детского дома. Аудитория завоевывается постепенно.

— На эти спектакли уже обратили внимание театральные критики, постановка «Адәмнәр» («Люди») по Галимджану Ибрагимову получила пять номинаций на «Золотую маску», но будет ли ходить массово зритель? Уж очень велика у нас сила привычки, согласно которой, «Экият» — это театр для самых маленьких.

— Я верю в завоевание зрителя. Вижу, что люди, выходящие со спектакля, смеются, плачут. Вижу, что после спектакля «Люди» зрители в шоке и не хотят разговаривать. То есть они что-то получили, не пустыми ушли из театра. И я верю в то, что мы постепенно приучим зрителя. Эта культура в городе будет!

В детстве кукольный спектакль я видел один раз, а взрослый для меня театр кукол — это театр марионеток Резо Габриадзе из Тбилиси. В 2007 или 2008 году этот театр, который существует только для взрослых, приезжал в Казань, и я был в шоке от увиденного. Для меня культурным ориентиром в театре кукол являлся именно Резо Габриадзе. К сожалению, его недавно не стало…

В Европе большинство театров кукол — для взрослой публики. В Беларуси настолько приучили взрослое население к куклам, что у них не продаются билеты на детские спектакли! Люди идут туда, где свежо, где интереснее. Это как духовная вода — человек обязательно ее найдет, если испытывает жажду.

— А какие спектакли ставите для 6-месячных «бебиков», которые еще и слова-то не все понимают?

— Беби-театр родился в Италии и уже лет 10 присутствует в России. На самом деле мало кто четко представляет, что такое беби-спектакль. Это такая тонкая грань между аниматорством и театром. Чтобы понять, мы пригласили одних из первых начинателей этого вида — Юрия и Ольгу Устюговых из Москвы — и попросили их сделать для нас спектакль. И они сделали «Один день из жизни улитки». Такие спектакли строятся на ощущениях, текста бывает очень мало. Да, дети отвлекаются от действия, и не надо им в этом мешать, потому что они все равно находятся в атмосфере. Мне кажется, если чаще дети выходят из четырех стен и видят что-то новое, их развитие становится совсем другим. Весь мир этим занимается, и мы не могли не попробовать. Сегодня у нас уже три таких спектакля.

— И вообще, детская аудитория очень сложная, они могут и фантиками шуршать, и ходить во время спектакля, заплакать. Как справляетесь?

— В театре есть специальный педагог, который перед каждым спектаклем общается с залом, напоминает правила поведения в театре. Конечно, дети могут сразу забыть все, что сказал педагог, если им неинтересно то, что происходит на сцене. Поэтому артисты выкладываются, чтобы удержать зрительское внимание.

«А мечты есть и в комедийном, и в сатирическом жанрах. Но нужно заработать это право…»

— «В советское время очень популярным был театр кукол Образцова, его спектакли и отдельные юмористические и сатирические номера довольно часто показывали по ТВ. Это вам близко? Нет ли в планах вашего театра и ваших как драматурга и режиссера поставить сатирический спектакль для взрослых на злобу дня?» (Аркадий Суслов)

— К сожалению, не все, о чем я мечтаю, в репертуарном театре можно сделать. Основная наша аудитория — это дети. А мечты есть и в комедийном, и в сатирическом жанрах. Но нужно заработать это право…

— У кого заработать — у зрителя или у минкульта?

— У себя самого как руководителя театра. Во всем должен быть здравый смысл. Чтобы поставить спектакль «Люди», мне понадобилось два года. Я зарабатывал это право у себя самого два года! В том сезоне мы выпустили 11 новых спектаклей и 12-й — «Люди». Мы все работали без гонорара, просто для души, потому что хотели этот материал сделать. У спектакля очень скромный бюджет.

«После выбора пьесы смотришь, в какой технике должны быть выполнены куклы: кукла-перчатка, тростевая, марионетка или ростовая. Разновидностей системы вождения куклой множество» Фото: «БИЗНЕС Online»

— А как труппа относится к новому? Одно дело — зайчиков-лисят играть, другое — искать новые формы…

— Думаю, разные есть мнения, но ведь никто мне в лицо не скажет… Но, судя по тому, как люди готовы работать, я вижу, что это им интересно, поднимает их достоинство. Они вновь начинают верить в свои способности. Да, им сложно, они боятся — осилят ли? Но в итоге видят, что это могут. До моего прихода выпускалось три-четыре новых постановки в год, а сегодня в разы больше. Цеха, конечно, стонут — иногда для одного спектакля надо сделать столько кукол, сколько за год производили. Но они видят, что могут!

— «Кому вы ставите задачу перед постановкой нового спектакля — актерам или мастерам? Как показать нужную эмоцию, ведь лицо куклы остается неподвижным?» (Эльвира Хасанова)

— Технические и художественные вещи взаимосвязаны. После выбора пьесы смотришь, в какой технике должны быть выполнены куклы: кукла-перчатка, тростевая, марионетка или ростовая. Разновидностей системы вождения куклой множество.

— И вы все используете?

— Пока у нас нет марионеток. Это моя боль. Но, думаю, на следующий год мы это исправим.

После выбора типа кукол идет работа над лицом. Хороший кукольный художник делает маску такую, в которой есть все — и юмор, и трагедия, и грусть. Здесь еще играет роль так называемый эффект Кулешова — способность человека «додумывать» то, чего не было. Лев Кулешов, один из основателей советской школы кино, снял абсолютно неэмоциональное лицо человека и вмонтировал его в разные ситуации, оказалось, что на свадьбе это лицо кажется веселым, на похоронах — печальным.

Конечно, и музыка играет большую роль, и голоса актеров, и вождение куклы. У куклы гораздо ярче жест, чем у человека. Среднестатистический актер плохо владеет своим телом, и его жест — это просто болтание руками. А в куклах все выстраивается как танец, и за счет этого добивается эмоция. Все учитывается — даже то, как актер будет держать голову куклы — за палочку, петельку или пистолетик. И механика глаз и рта учитывается. Все зависит от спектакля и поставленной перед ним задачи.

— Казалось бы, конечно, лучше, чтобы кукла и глазами моргала, и рот открывала…

— Не факт! Иногда это мешает. Все зависит от конкретной пьесы и задачи.

— «Чем отличается работа в кукольном и „человеческом“ театрах? Где интереснее и перспективнее с точки зрения замыслов и их воплощения?» (Мария). Вам лично для кого больше нравится ставить?

— Дело не в том, нравится или нет. Просто есть пьесы, которые я не смогу поставить в драме. Есть пьесы, которые я не смогу поставить в куклах. Спектакль «Люди» я еще 7 лет назад хотел ставить в Камаловском театре. Потом в другом театре. Но все не находил форму, как это сделать. Теперь я понимаю, что пьеса ждала именно театра кукол, именно там ее место. Я не смог бы этот спектакль сделать в драме!

— Почему? Вроде бы тяжелая тема голода 1920-х, которая там поднимается, больше подходит для драмтеатра?

— Потому что там есть такие задачи, которые в драме могут уйти в патологию, например. Или зритель может не поверить во все это.

А как в драме показать разные возрасты Альфии Авзаловой — от 3-летней до 60-летней?

— Привлечь актеров разного возраста, сделать грим, парики…

— Подобное сложно для автобиографичной пьесы. Это же не Клеопатра, которую никто не видел, а Альфия Авзалова, которую все помнят. Где найти 7 возрастов певицы?! В драме лично я не стал бы делать этот спектакль. Когда появляется мечта рассказать какую-то историю, я начинаю думать, где это можно сделать.

— Есть в планах поставить мировую классику в театре кукол — «Гамлета», «Короля Лира», «Божественную комедию»?

— В мечтах есть. Но это скорее будет русская классика — Салтыков-Щедрин, Пушкин, Толстой. А дальше буду смотреть. Я же все еще изучаю своих артистов, это новые люди для меня.

— А кто готовит актеров-кукольников в Татарстане?

— Были курсы и в университете культуры, и театральное училище готовит. В данный момент я преподаю в училище, мои ребята на третьем курсе.

«Перед премьерой я спать не могу, все думаю: пожалеет человек 300–500 рублей на билет или нет? Зритель должен прийти в театр и что-то получить — это в первую очередь» Фото: Андрей Титов

«Я знаю, как зарабатываются деньги, каково это — кормить семью»

— «Почему билеты такие дорогие? А если детей в семье 2, 3, 4? Чтобы сходить в кукольный театр, надо потратить 1,5–2 тысячи рублей вместе с такси и перекусом, потому что парковка у вас тоже не предусмотрена». (Алсу)

— За парковку мы ответить не можем, потому что так построили. В выходные машины можно бесплатно поставить вдоль дороги. Я понимаю, что жизнь сегодня дорогая, поэтому мы сделали билеты разной стоимости. На данный момент есть места, билеты на которые на 100 рублей дешевле, чем были раньше. Цена начинается с 250 рублей. Просто нужно следить за нашей афишей и выхватывать такие места. И со школами мы работаем по льготной цене.

Тем, кто говорит, что у нас билеты дорогие, надо помнить, что за каждой куклой стоит человек, а то и три, которым тоже надо кормить детей. А еще и куклу нужно сделать. К тому же наши билеты не дороже, чем в других театрах.

— Минкульт диктует вам ценовую политику?

— Нет, мы сами определяем. Но если мы поставим заоблачную цену, то, наверное, нам позвонят…

— «Почему название театра пишется как „Экият“, а не „Әкият“?! Наверное, было бы логичнее назвать театр на двух языках — „Әкият“ и „Сказка“? Почему указатели туалетов, залов не дублируются на татарском языке?» (Динар)

— Честно говоря, не помню, какие указатели на туалетах, — посмотрю. Если такое есть, то, конечно, надо сделать на двух языках. Что касается названия, то это уже бренд, его не надо переводить. Почему мы Apple не переводим как «Яблоко»?

— «Штатный режиссер, а тем более художественный руководитель должен думать не только о полете своей творческой мысли, но и о коммерческом успехе спектакля. Как в вас уживаются эти два „обязательства“? Как вы находите золотую середину?» (Леонов Вячеслав)

— По-моему, я всю жизнь этим занимался — компромиссом. Какой бы полет фантазии у меня ни был, я нигде не ставил спектакль такой — «а мне плевать, будут смотреть или нет». Знаю, как зарабатываются деньги, каково это — кормить семью. Я рос в многодетной семье, моя мама — уборщица, папа — тракторист. Перед премьерой я спать не могу, все думаю: пожалеет человек 300–500 рублей на билет или нет? Зритель должен прийти в театр и что-то получить — это в первую очередь.

«Я с большим уважением отношусь ко всем, кто что-то делает»

— «В одном из интервью вы сказали, что „новое время требует новую театральную философию и подходы“. Что диктует вам нынешнее время? Чувствуется ли „дыхание времени“ в постановках других театров республики и страны?» (Лидия Павловна) Кстати, в театры как зритель вы сегодня часто ходите?

— Конечно, я стараюсь ходить. Но эта пандемия все спутала — лишний раз не пойдешь, чтобы не принести заразу в свой театр. В Качаловском года два-три точно не был. Очень хочу посмотреть «Бег», другие премьеры. В оперном я всего-то был 2–3 раза. Мировые постановки оперы и балета я смотрю на видео, а в театр не хожу, к сожалению.

Что касается в целом театральной жизни в республике, то я ее не анализировал. Понятно, что зародился экспериментальный театр — «Угол» и MOÑ. И «Золотая маска» этого года показала, что Казань — один из театральных центров России.

— Критики, особенно московские, очень хорошо принимают наши эксперименты, а условный рядовой зритель часто относится к этому скептически.

— А кому плохо от того, что есть эти театры? Пусть цветут все цветы.

— Но вы бы хотели, к примеру, что-то сделать на площадке MOÑ в Нацбиблиотеке?

— Не скажу, что такому театру я хотел бы посвятить всю жизнь, но попробовать было бы интересно. Хотя не многие знают, что начинал-то я именно с такого, например спектакль «Новая волна». Просто тогда еще не было интернета в кармане и знающих людей вокруг. Новые театры проходят сегодня тот путь, который я прошел еще в 2009-м.

— Почему те спектакли не срезонировали в свое время?

— Эти спектакли мы делали за ноль рублей, иногда я ставил их на свои деньги. А чтобы распиарить постановку, нужны были большие деньги. Сегодня же можно просто повесить информацию в интернете, и все сразу разлетится. Начинал ставить со студентами, другой возможности у меня не было — кто даст поставить спектакль сразу в Камаловском театре? Может быть, кто-то сегодня думает: «А, ему дали…» Никто ничего мне не давал, все заслуживалось! Мы по ночам репетировали, потому что внепланово выпускали спектакль. Этот опыт набирался, потому он и дорог. Поэтому я с большим уважением отношусь ко всем, кто что-то делает. Только со стороны может показаться, что легко организовать театр, а изнутри я знаю, насколько это сложно — собрать людей, аппаратуру и так далее…

— «Где черпаете темы для своих пьес? Какую основную мысль стараетесь донести до зрителя? Что сегодня у вас в работе? Не мешает ли руководство театром собственной творческой работе?» (Маршида Гаязова)

— Руководство театром, конечно, мешает. Но, может быть, мне это только кажется…

— А когда вы пишете?

— Ночью. Я сегодня лег спать в три утра.

— Что писали?

— Пишу для Фарида Рафкатовича Бикчантаева инсценировку по роману «Муть» Махмута Галяу. В паре с Фаридом Рафкатовичем мы не работали с 2010 года.

— Вы посчитали, в скольких театрах идут ваши пьесы?

— Не знаю, идут сегодня или нет, но во всех татарских театрах Татарстана мои пьесы ставились. Также спектакли по моим пьесам шли в Оренбурге, Уфе, Туймазах, Йошкар-Оле, Казахстане, Азербайджане. В Москве поставили.

Сцена из кукольного спектакля «Ходжа Насреддин» в постановке режиссера Тимура Бекмамбетова в Театре Наций Фото: Михаил Джапаридзе / ТАСС

«Я написал один монолог Ишака, его отправили Тимуру Бекмамбетову»

— Откуда темы черпаете — из детства или современности?

— По-разному бывает. Кто-то анекдот рассказал или случай из жизни, и это запоминается, собирается. Но в последнее время отдельный вид моего вдохновения — продюсерские проекты. Я очень люблю талантливых людей. Прямо влюбляюсь в них, и мне хочется показать этот талант всем. Например, мне хотелось показать, как Эмиль Талипов умеет делать пародии, и появилась для этого форма — спектакль «Мәхәббәт FM». Мне нравится, когда в одном спектакле собирается одно поколение, знакомое друг с другом со студенчества. У них очень сильный внутренний юмор. Или тот же Ильдус Габдрахманов в театре имени Камала. Я обожаю Габдрахманова и просто не понимаю, как в этом возрасте можно так танцевать!

— Вы для него поставили юбилейный вечер, который превратился в репертуарный спектакль и кассовый хит «Очарованный танцем». Как это произошло?

— Когда ему исполнялось 50 лет, он попросил меня сделать юбилейный вечер. А я столько юбилейных вечеров делал!.. Говорю ему: «Тебе же не 70 лет. Ты хочешь сидеть на сцене, чтобы тебе микроволновки все несли? Давай напишем одноактовку, и ты станцуешь там. А во втором отделении будешь сидеть и получать подарки». Он согласился. Но я поставил условие — чтобы ни одного старого танца не было, все новое. Его жена — хореограф Салима Аминова. Я приблизительно сюжет представил себе и понял, какие танцы там могут быть. Можно сказать, я написал пьесу вокруг этих танцев. Отыграли юбилей, и все сказали, что это надо продолжать, включать в репертуар. Я дописал пьесу до двух актов и поставил ее.

— Сегодня ваше имя появилось на афише одного из самых богатых театров России — московского Театра Наций, вы написали с Тимуром Бекмамбетовым пьесу для его постановки «Ходжа Насреддин». Это важно для вас, данный факт что-то меняет в вашей жизни как драматурга?

— Лично для меня это ничего не меняет. Может быть, у кого-то мнение поменяется, и он начнет ко мне по-другому относиться. Конечно, для меня это большая честь, своеобразная проверка. Получается, что мы ничем не хуже.

Роуд-муви о Ходже Насреддине: Бекмамбетов поставил в Москве спектакль родом из Свияжска

— Как началось ваше сотрудничество с Бекмамбетовым?

— Все было очень просто. Я ехал с утра на репетицию в своем автомобиле, звонит директор фонда «Живой город» Инна Яркова и говорит: «Тимур Бекмамбетов согласился участвовать в лаборатории в Свияжске и хочет поставить „Ходжу Насреддина“. Ему нужно пьесу написать. Не хочешь ли ты попробовать?» А я в это время параллельно репетирую «Неотосланные письма», «Капитанскую дочку» и знаю, что в начале июня стану главным режиссером театра кукол… Очень сложное было время для меня. Но подумал-подумал и согласился попробовать. Я написал один монолог Ишака, его отправили Тимуру. Ему текст приглянулся, и мы в Zoom обсудили с ним всю пьесу. У него уже было решение, он конкретно знал, про что эта история, в чем особенность пьесы про Ходжу Насреддина.

Бекмамбетов при свете факелов, диссидент из XVII века и прогулки коров со звездой

Текст я написал, потом мы его вместе правили. И в августе 2019 года в Свияжске поставили этот спектакль-бродилку. Потом Тимур сказал, что поставит его в Театре Наций. Текст мы немного переделали. Сначала хотели ставить как драматический спектакль, но из-за пандемии не удалось всех артистов собрать. И решили сделать в куклах-марионетках. Мне кажется, это даже лучше.

— И вы продолжили сотрудничество с Бекмамбетовым — на фильме «Девятаев». Вам понравилось работать с киносценариями, продолжение будет?

— Тимур позвонил мне и сказал, что начали снимать «Девятаева», но ему не совсем нравится сценарий. Это особенность Тимура — пока есть возможность что-то доделать, он всегда доделывает. Он всегда старается сделать лучше. Мы почти 9 месяцев работали над сценарием. Тимур доверился мне, увидел, что я могу это делать.

— С ним интересно работать?

— Очень! Не скажу, что просто, потому что он фонтанирует идеями — за ним только успевай. Общение с ним мне очень многое дало. «Девятаев» вышел. Потом мы переделали «Ходжу Насреддина» для мультфильма, он должен выйти в 2024 году.

«Мне кажется, если человек живет в Республике Татарстан, он должен знать два языка»

— Вы некоторое время работали штатным режиссером Казанского ТЮЗа. Как оценили бы опыт работы в русском театре, что он вам дал? Или это была просто обыкновенная очередная работа в театре?

— Конечно, это не было обыкновенной работой. Самое минимальное, что я там получил, — подтянул русский язык. В ТЮЗе я начал различать «надеть» и «одеть»… (Смеется.) А вообще, новые артисты — это всегда новый опыт, я очень благодарен им. За очень короткий срок — два года — мы выпустили 7 спектаклей, провели юбилей театра. Я всегда с большим уважением вспоминаю ТЮЗ и переживаю за него. У меня трепетное отношение к ним. Например, когда мы начали работу над спектаклем «Господин Ибрагим», я просто не знал, как это сделать. Мы две недели собирались и по три часа разговаривали. Причем в этих разговорах очень редко вспоминалась пьеса «Господин Ибрагим». Были просто разговоры о литературе, жизни, об истории, о театре. Я слушал и параллельно думал над этой пьесой… Все актеры ТЮЗа очень дорогие мне люди.

— Вы сказали, что подтянули русский язык. А думаете на каком?

— Я думаю на татарском языке.

— Как вы считаете, что самое важное нужно сделать, чтобы татарский не забывался и люди говорили на родном языке?

— Чтобы язык жил, необходимо, чтобы он был нужен в нашей жизни. Речь идет и о чиновниках, и об определенных профессиях. Мне кажется, если человек живет в Республике Татарстан, он должен знать два языка. Например, если ты работаешь в магазине, то должен знать оба языка — русский и татарский. Если у нас в республике два государственных языка и к тебе могут обратиться на одном из них, ты должен уметь ответить.

— А для этого должны учить языку в школе.

— Нас же уже учили 30 лет — я не знаю, научили человек 30 или нет… Если язык станет требованием, тогда люди будут его знать. Вот как-то все татары знают русский язык, а сегодня некоторые татары не знают татарского. Потому что они не зависят от языка, его знание необязательно. А вот когда татарский станет обязательным, тогда и знать будут.

— «Как-то главный режиссер театра имени Камала и ваш педагог Фарид Бикчантаев на „БИЗНЕС Online“ сетовал, что мало хороших пьес для татарского театра. А вы как считаете?» (Нурия)

— У нас с драматургией ситуация гораздо лучше, чем в других регионах, национальных республиках РФ. У нас еще есть кому писать, причем в разных поколениях. Но, думаю, ситуация будет все хуже и хуже. Если татарский язык пропадет, кто на нем станет писать? Через 10 лет после принятия закона о необязательном изучении национальных языков писать на татарском молодое поколение уже не сможет…

— Татарскому языку по-прежнему учат, и не только детей-татар. Лишь бы учили нормально.

— Да, многое зависит от методики преподавания. За 30 лет не смогли же научить, хотя здесь татарская среда. Значит, две проблемы: первая — методика преподавания, вторая — мотивация.

«У лаборатории должна быть определенная задача, и два года подряд цель была одна — найти интересных молодых режиссеров» Фото предоставлено Татарским государственным театром кукол «Экият»

«Театр — это центр эгоцентризма, все нацелены на себя»

— Что вы думаете в целом о театральной жизни Татарстана?

— Я с большим уважением отношусь ко всем руководителям театров, потому что знаю, каково это. У татар есть поговорка: «Кто не видел, хочет увидеть. А кто увидел, хочет сбежать». Я тоже думал, что руководить театром не так сложно. А когда начал руководить, понял, сколько там нюансов, запретов, сложностей. У тебя целый театр личностей! Театр — это же центр эгоцентризма, все нацелены на себя. И вместе с тем мы понимаем, что поодиночке театр не построить. Понимаю, как отличается зритель театров, в которых я работал, а вот какой зритель, например, у Качаловского или оперного театров, я не знаю. Но мне ясно, что у них зрители есть. Мне кажется, всегда надо понимать, что ты не один зритель. Если тебе не нравится Качаловский, то ходи в ТЮЗ. Если бы в каком-то театре творилось что-то за гранью добра и зла, там не было бы зрителя. Театр, он разный, и у каждого зрителя свой вкус. Театр Качалова проводит один из самых лучших фестивалей, и к нам приезжают известные театры с крутыми постановками. А оперный уже много лет проводит Шаляпинский и Нуриевский фестивали.

— «В этом году у татарстанских театров аж 20 номинаций на „Золотую маску“. Чем вы это можете объяснить? „Высокое жюри“ вдруг прозрело, что региональные и национальные театры что-то могут?» (Миляуша Т.)

— Конечно, здесь не одна причина, но основная из них состоит в том, что в этом году были действительно интересные спектакли почти во всех театрах.

— Произошел скачок из количества в качество?

— Думаю, да. Это основная причина. Самое большое количество спектаклей — из театра MOÑ, который только что появился. Кроме того, мы не знаем, какая была ситуация в других регионах. Может быть, театры там просто закрыли из-за пандемии, а у нас с ковидом было полегче и люди могли ставить спектакли.

— Хотите сказать, «на безрыбье и рак — рыба»?

— Нет, почему же? Но итоги любого конкурса не только от тебя зависят, но и от твоих конкурентов. И год на год не приходится. Если в один год сделали 10 гениальных спектаклей и ты среди них не выиграл — это одно. А в другой год, когда конкуренция будет слабее, этот спектакль победит. Впервые я на «Золотую маску» попал в 2017-м со спектаклем «Сак-Сок», в этой номинации было 6 спектаклей, и нам говорили, что год назад еле-еле четырех номинантов наскребли со всей России. А в этом году претендентов еще больше.

И я думаю, что это связано с реализацией программ «Театр — детям» и «Театры малых городов»: финансирование помогает театрам приглашать специалистов. Например, многие театры узнали, кто такой художник по свету. И стоимость лучших режиссеров сегодня могут оплатить в любом маленьком театре в самых дальних уголках России. Деньги сравняли возможности региональных театров с московскими. Я имею в виду театры кукол и театры малых городов. Еще причина — три-четыре года назад мы даже не знали, как заявиться на «Золотую маску», как заполнить документы. А сегодня, мне кажется, люди в театрах просто научились это делать, и результат налицо.

— «Ваш театр кукол принимает фестиваль „Шомбай-Fest“ и лабораторию „Экият-Лаб“. Зачем вам такие хлопоты? Насколько это важно для творчества?» (Гузель)

— Есть несколько целей и задач. Во-первых, если фестиваль правильно сверстан, мы видим, чем занимаются наши коллеги, и понимаем, куда движется в целом театр кукол в России. Можем еще из-за рубежа пригласить и сравнить. Кроме того, мы изучаем, как у других сделаны куклы, например, почему они легче наших. Что касается зрителя, то фестиваль — это как наш театр сразу сыграл бы 18–20 премьер. У нас в репертуаре 60–70 спектаклей, и некоторые люди все их уже посмотрели. Им хочется нового — и вдруг им еще 20 премьер!

А «Экият-Лаб» преследует свои цели, внутренние. У лаборатории должна быть определенная задача, и два года подряд цель была одна — найти интересных молодых режиссеров. Чтобы не приобретать кота в мешке. Даже очень именитый режиссер может не сработаться с труппой. А во время лаборатории можно увидеть все таланты и возможности режиссеров и решить, кого потом пригласить на постановку спектакля. С другой стороны, лаборатория — это проверка для актеров: смогут ли они за пять дней сделать какой-то спектакль. В форс-мажорных обстоятельствах актеры начинают работать совсем по-другому — отбрасывают все ненужное, талант их кристаллизуется.

Из «Экият-Лаб» у нас вышли спектакли «Маяк» и «Мальчиш-Кибальчиш». Не скажу, что второй больших успехов добился, но это абсолютно другая стилистика. Это дипломная работа Марины Хомутовой и Лидии Клириковой. Они студенты главного режиссера Большого театра кукол Санкт-Петербурга, руководителя факультета театра кукол РГИСИ Руслана Равилевича Кудашова. Можно сказать, что ребята в нашем театре сделали свои первые шаги в профессии. И я надеюсь, что их ждет светлое будущее. В прошлом году из лаборатории мы выбрали спектакль «Русалочка» Светланы Озерской, основателя театра пластики рук HAND MADE и театрального проекта «Круглый год». Скоро она начнет ставить его в нашем театре.

— А какие планы у лаборатории на 2022 год?

— Я пока держу в секрете, хочу сделать сюрприз… Это будет лаборатория-тренинг, на который приедут самые лучшие специалисты России.

— Тренинг для актеров?

— И для актеров, и для бутафоров-художников.

«Понятно, что структура спектакля одна и та же, но надо чувствовать, что вот так люди поймут, а так — нет» Фото: Андрей Титов

«Порой критик не может отличить татарскую драматургию от башкирской»

— Вы сказали, что не всегда у режиссера складываются отношения с труппой. А у вас такое бывало?

— В целом с труппой не было, может, с отдельными актерами. Понятно, что несколько первых постановок — это всегда сложно: старшее поколение актеров тебя еще не знает и сомневается в твоей компетенции, а младшее поколение считает себя равным режиссеру: мы одного возраста, почему я его должен слушать? И приходится долгие годы доказывать, что ты не верблюд. На первых трех-четырех постановках тебе коммерческий или фестивальный успех надо получить и доказать, что ты режиссер. Когда достигаешь какого-то успеха, люди начинают тебе доверять. Приятно работать, когда не надо доказывать, что ты режиссер, что способен поставить спектакль.

— Какое у вас самое яркое воспоминание детства?

— У меня очень много воспоминаний детства.

— Все начинается с детства?

— Сегодня начинаю в это верить. Я вырос в деревне, был четвертым ребенком в семье, ни одного дня не ходил в детский садик, рос с бабушкой. К ней приходили другие бабушки, они разговаривали, а я слушал. У меня сегодня спрашивают, почему я так хорошо пишу для пожилых людей. Я вырос с этими бабушками! Когда в детстве меня оставляли дома одного, много чего боялся — фантазия была бурной… Еще я помню, как сестры просили меня смотреть сериалы, пока они в школе, чтобы потом рассказать им. Помните «Санта-Барбару», «Дикую Розу», «Богатые тоже плачут»? В то время мне было 5–6 лет, и я почти не понимал русский язык. Я все смотрел, а потом, как мог, рассказывал сестрам, придумывал какие-то сюжеты.

— Можно сказать, сестры воспитали в вас драматурга?

— По крайней мере, в школе с пересказом и сочинением у меня проблем не было.

— Вам важно, что о вашем спектакле напишет критик?

— Чтобы критиковать, надо знать татарский театр, а в ГИТИСе учат понимать испанский или французский театры, но не театры народов России. Порой критик не может отличить татарскую драматургию от башкирской. Надо судить по тем правилам, по которым сделан спектакль. Если я сделаю постановку по московским правилам, мой зритель может ничего не понять, ничего из спектакля не вынести — ни для ума, ни для души.

— Что за московские правила и почему они не подходят для татарского театра?

— Понятно, что структура спектакля одна и та же, но надо чувствовать, что вот так люди поймут, а так — нет. Есть такие тонкие вещи. Что такое менталитет? Мне кажется, это отношение к проблемам, оценка событий. Например, к смерти одни народы относятся как к радости, другие — как к трагедии. А у татар не принято громко плакать. Вот на таких нюансах татарский театр и строится.

— А новомодные темы в татарском театре могут быть?

— Мне кажется, все можно, но надо ли? Поставить можно все что угодно, но нужно понять, какую цель ты преследуешь. Просто хайпануть на какой-то теме? Мне кажется, чувствуется, когда произведение сделано художественно, а не для хайпа сиюминутного.

Я приглашаю в театр кукол «Экият» зрителей всех возрастов. И, если у них есть какие-то пожелания, вопросы, замечания, мы всегда открыты для диалога. Нам можно писать в социальных сетях, на электронную почту. Уверяю вас, каждый сотрудник театра работает во благо зрителя. Мы стараемся, чтобы наша публика получала и эмоции, и пищу для ума. Что касается спектаклей для взрослых, я советую просто попробовать — придите и посмотрите.

— Чего не хватает театру, чтобы работать еще плодотворнее? Среди наших читателей много высокопоставленных чиновников, можно озвучить проблемы…

— У нас все есть, слава богу. Когда что-то требовалось, нам пока никто не отказывал. Может, потому что мы неразумных вещей не просили…