«Путин считает, что у него времени не годы, а месяцы, поэтому и пытается реализовать блицкриг», — так определил мотивацию Владимира Путина, решившегося на военную операцию против Украины, в интервью «БИЗНЕС Online» политолог Павел Салин. Но главный вопрос, если Российская армия возьмет под контроль все ключевые города соседней страны: что же делать дальше? Как администрировать данную территорию? И здесь наши власти могут недооценить изменения, произошедшие с 2014 года как на Украине, так и в России. О том, отчего Запад «не врубает» санкции на полную катушку, каков интерес Китая в этой истории и почему позиция селебрити — это главный внутриполитический вызов для Кремля прямо сейчас, — в нашем разговоре с известным политологом.
Павел Салин: «Процесс будет сложным, многосоставным и небыстрым. Если он будет»
«Личный приз Путина во всем этом — позитивная глава о нем в российском учебнике истории»
— Павел Борисович, абсолютное большинство экспертов не верили в возможность реальных военных действий России на территории Украины, называли все происходящее до этой недели «игрой мускулов» и прочее. Владимир Путин опять всех переиграл? По-вашему, он действительно единолично принимает подобные решения, как и в случае с присоединением Крыма? Ведь даже на заседании СБ РФ, которое нам показали, некоторые из его членов выглядели растерянно, если даже не испуганно, а СМИ ранее писали, что у одного из них сын подавал на ВДЖ в Венгрии, у другого внук живет в Великобритании…
— Здесь нужно разделить вопрос на два момента — стратегический и тактический. Что касается стратегических, общих планов Владимира Путина, то информационное поле, которое присутствовало в России, в силу ресурсного преимущества власти отражало провластную точку зрения. То есть тезис о том, что РФ не собирается предпринимать активных действий в отношении Украины, продвигали каналы, которые отрабатывали прокремлевскую точку зрения, прокремлевскую задачу.
Но существовал и альтернативный взгляд, который тоже был представлен в информационном поле (пусть и не на центральных телеканалах). Согласно ему, у Владимира Путина есть четкие стратегические намерения в отношении постсоветского пространства вообще и Украины в частности.
Павел Борисович Салин — политолог.
В 2003 году с отличием окончил Российский государственный гуманитарный университет по специальности «юриспруденция», в 2006-м — аспирантуру РГГУ. Кандидат юридических наук.
2001–2002 — эксперт Государственной Думы по законодательству.
2001–2003 — юрисконсульт, руководитель аналитического направления, помощник главы российского представительства компании MMD Public Relations (Великобритания).
2003–2004 — обозреватель отдела экономики еженедельника «Родная газета».
В 2004–2006 годах занимался обеспечением информационно-имиджевого сопровождения проектов по слияниям/поглощениям в Москве и ряде регионов России.
2006–2012 — эксперт, ведущий эксперт центра политконъюнктуры.
С 2011 года — директор центра политологических исследований Финансового университета при правительстве РФ.
А вот что касается тактических планов, то здесь да, действительно, за исключением некоторых редких сливов, мы видим, что та информация, которая публиковалась через Запад, во многом совпадает с тем сценарием, который сейчас реализуется. Так что в отношении тактики Владимир Путин полностью контролировал ситуацию. Поскольку он не доверяет сейчас практически никому, то отдавались распоряжения подготовить различные варианты тактических действий российской стороны, российских войск. И президент РФ в самый последний момент, буквально за несколько часов, выбирал из имеющихся к реализации сценариев тот, который он считал нужным. Поэтому здесь с точки зрения тактики он оказался неожиданным. И Путин предсказуемо всех переиграл, так как понимал, что если он по тактике определится раньше, то эта информация неизбежно утечет.
Касательно стратегии, повторю: то, что в российских СМИ доминировала точка зрения о ненамерении российских властей активизировать свои действия в отношении Украины, — это результат пропагандистской кампании. Некоторые эксперты прогнозировали активные действия Москвы на украинском направлении, поскольку исходили из той системы координат, в которой существует и действует Владимир Путин. Они оказались правы.
Что касается совбеза. Действительно, то, что президент России особо никому не доверяет, даже среди членов совета безопасности, — вроде после 2014 года это реально высший орган власти в стране, — было заметно по кадрам заседания. Их поведение как раз подтверждает тезис о том, что стратегически-то они понимали, в каком направлении мыслит Владимир Путин, что он собирается предпринимать активные действия в отношении Украины. А что будет делать тактически, какое решение он принял, они не понимали. Поэтому у них были проговорки, когда кто-то предлагал присоединить ДНР и ЛНР, кто-то говорил дать еще некоторое время украинской стороне и прочее.
Ну и, судя по косвенным признакам, это заседание было записано заранее, за пару-тройку дней, поэтому и Путин еще, наверное, не поставил их в известность, и сам не принял решение по тактике.
«Путин, судя по его действиям, считает, что у него времени не годы, а месяцы, поэтому и пытается реализовать блицкриг»
— Можно сказать, что Путин решил пойти ва-банк? И если да, что вынудило его это сделать? Может ли в принципе военная операция решить те задачи на Украине, которые ставит российский президент?
— Путин действительно решил пойти ва-банк. Причем он играет в эту игру с историей. То есть даже не с западными политическими лидерами, не с наиболее могущественными странами вроде Соединенных Штатов или Великобритании. Бросил вызов истории! Потому его стратегическая цель — повернуть ход истории вспять. Отыграть назад. Он об этом периодически и сам говорил во время своих последних публичных выступлений. Разумеется, прямо не акцентируя на подобном внимание.
Об этом же говорилось в тех документах, которые в конце прошлого года были отправлены в западные страны в качестве ультиматума. Повторю, его задача — повернуть историю вспять. Как минимум до 1997 года, чтобы вернуть тот статус-кво, который существовал хотя бы во времена позднего СССР. Личный приз Владимира Путина во всем этом — позитивная глава о нем в российском учебнике истории. Причем в том учебнике, который напишут не сейчас, так как ясно, что сегодня в нем напишут абсолютно все, что он пожелает. А в том учебнике истории, который издадут после его ухода из власти.
Что стало триггером? Судя по тому, как он спешит, как форсировал этот процесс прошлой осенью, он понимает, что у него осталось мало времени. Путин, судя по его действиям, считает, что у него времени не годы, а месяцы, поэтому и пытается реализовать блицкриг.
«Нужно посмотреть, чем военный этап закончится и — самое главное — если будет послевоенный этап с активным участием России на территории Украины, во что это все выльется и сколько будет стоить администрирование всех этих процессов»
«Нужно еще и убедить население в безальтернативности вариантов с российским доминированием»
— Вы согласны, что по первым впечатлениям военная операция России выглядит довольно умелой и продуманной? Все эти 20 с лишним путинских лет наращивания военной мощи прошли не зря? Или все дело в неожиданности атаки и, если ситуация затянется, для наших войск все уже не будет выглядеть столь радужно?
— Я бы разделил вопрос на несколько моментов, чтобы лучше понять ситуацию в комплексе. Во-первых, что касается продуманности. Да, стратегически и тактически операция была действительно тщательно спланирована. Здесь, правда, следует разделять само планирование и исходную точку, опираясь на которую, операция планировалась. Сейчас еще рано говорить, но, судя по развитию событий, там все идет не совсем так, как рассчитывалось. То есть исходная точка, от которой отталкивались при планировании операции, это покажет время, может оказаться не совсем верной. Могли существенно недооценить изменения, произошедшие на Украине с 2014 года, да и российское общество изменилось.
А вот если убрать из расчетов исходную точку, то само планирование достаточно четкое и последовательное. И это как раз подтверждает версию о том, что стратегически решение по Украине было принято давно. И речь в последние, наверное, даже не месяцы, а годы шла о тактических способах достижения цели, эти способы периодически корректировались.
Ну а если говорить о временной точке, то здесь, наверное, речь идет не о 20 годах. Если смотреть по тому, какой курс Владимир Путин взял в отношении российской оборонки и всего прочего, то, видимо, для себя он окончательное решение принял и начал его планомерно реализовывать после возвращения на президентский пост в 2012-м. Тогда началась и программа перевооружения, тогда сменился начальник Генштаба, который призван во многом разрабатывать и реализовывать этот курс по восстановлению геополитических позиций России. Так что речь скорее не о последних 20 с лишним годах, а о 10–12.
— Много рассказывали и о том, что Украина долго и планомерно готовилась к этому конфликту, у нее теперь сильная армия и повторения 2014 года не будет. Это оказалось мифом или пока не стоит делать таких выводов?
— Пока не стоит делать поспешных выводов, так как, скорее всего, заявления о том, что украинская армия теперь способна противостоять российской, пусть и не на равных, но в сопоставимых категориях, кажутся излишне преувеличенными. То есть, с точки зрения соотношения чисто военных потенциалов, наверное, ситуация с 2014 года изменилась, но не кардинально. В 2014-м у Украины вообще не было армии, а сейчас она есть, но гораздо более слабая по сравнению с российской. Но в планы российских властей входит не только и не столько уничтожение украинской армии, скорее установление постоянного контроля над Украиной. А чтобы установить контроль, надо не только победить армию, нужно еще и убедить население в безальтернативности вариантов с российским доминированием.
А вот здесь ситуация по сравнению с 2014 годом, может оказаться, что очень серьезно изменилась. То есть уровень неприятия России и российского доминирования на Украине, причем и в центральных областях, и даже в восточных, существенно вырос. И, допустим, если у российских властей получится реализовать полностью или преимущественно военные задачи, то возникает вопрос: как дальше быть с администрированием контроля над территориями Украины? Не столкнется ли Москва там с достаточно серьезными препятствиями и сопротивлением? Не станет ли цена такого администрирования запредельной?
— А может стать запредельной?
— Чисто гипотетически может стать. Но здесь пока рано делать выводы. Нужно посмотреть, чем военный этап закончится и — самое главное — если будет послевоенный этап с активным участием России на территории Украины, во что это все выльется и сколько будет стоить администрирование всех этих процессов.
«Китай наблюдает за тем, кто в этой ситуации сломает шею: США или Путин? Или оба? Тогда КНР тут в роли третьей радующейся стороны»
«Китай наблюдает за тем, кто в этой ситуации сломает шею: США или Путин? Или оба?»
— Как вам поведение коллективного Запада? Наш МИД буквально потешается над оппонентами. Или мы пока не понимаем того, какой масштаб санкций может обрушиться на нашу страну?
— Позиция Запада выглядит последовательной и неизменной в принципе все последние месяцы. С тех пор как осенью Владимир Путин активизировался на украинском направлении. Есть четкие границы, которые Запад, в первую очередь его активная часть в лице англосаксонского блока США – Великобритания, обозначил. Существует четкая позиция, что США, Великобритания, Запад не будут воевать за Украину на территории Украины. И эта позиция не изменилась.
«Красная линия» для США и Запада — Прибалтика. Потому что прибалтийские страны — члены НАТО. А в Соединенных Штатах считают, и, наверное, для этого есть основания, что планы Путина не ограничиваются одной Украиной. И вот здесь у Штатов есть своя «красная линия». Украине они готовы помогать активно, но невоенными методами: поставки оружия, санкции и прочее. А в случае если Москва начнет проявлять активность в других направлениях, прежде всего в прибалтийском, вот там, что называется, есть варианты.
Правда, есть одно но в случае с Украиной. Имеется интерес Соединенных Штатов, который следует понимать в глобальном контексте. Для Америки нынешняя ситуация — обострение в Европе — это досадное отвлечение от реализации геополитических планов. Потому что у них основная сфера жизненных интересов сейчас в Азиатско-Тихоокеанском регионе. И, с точки зрения интересов США в АТР, эта ситуация вокруг Украины является модельной. За ней пристально наблюдает стратегический противник США — Китай. То есть КНР смотрит за тем, как ведут себя Штаты, дадут ли они слабину в отношении Украины. И если Китай сочтет, что Америка дала слабину, то может реализовать не такой же, но аналогичный сценарий уже в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Допустим, в отношении Тайваня. Для США это неприемлемо, так как там в соответствии с их целеполаганием у них основная точка проецирования геополитических интересов на ближайшее 10-летие. Поэтому Штатам еще и важно не выглядеть потерпевшими поражение от России не с точки зрения изменения баланса сил в Европе, а с точки зрения того, как это будет истолковано в мире и Азиатско-Тихоокеанском регионе. А прецеденты неприятные для Штатов есть. Потому что они в последние 10 лет уже сколачивают антикитайский альянс. Это началось в конце первого срока Барака Обамы. Причем этот антикитайский курс не зависит от того, какой у Штатов будет президент — республиканец, демократ.
Когда Россия присоединила Крым в 2014 году в марте, в мае Обама поехал в очередное турне в Азиатско-Тихоокеанский регион сколачивать антикитайскую коалицию. Он там союзникам говорил: «Мы вам гарантируем защиту от территориальных претензий Китая». А ему сказали там практически прямым текстом: «А вот Украине вы тоже гарантировали». И это стало большой неприятностью для Соединенных Штатов.
Поэтому, с одной стороны, для них ситуация с Украиной не является «красной линией» и стратегической ценностью (это если рассматривать именно интересы США в Европе). А вот с точки зрения последствий для них это кейс: если будет истолковано так, что они потерпели поражение от Москвы, подобное может стать прецедентом, и весьма неприятным. Америка это понимает, потому просто так «руки поднимать» не собирается.
— Значит, у Китая тоже есть свой интерес в том, чтобы поддержать Россию в этой ситуации?
— Совершенно верно. Понимаете, в данной ситуации есть двойное, тройное дно. Первое, о чем сейчас все рассуждают, — это противостояние России, США и Запада на украинском плацдарме. Но также есть интерес, такой завуалированный, у Штатов. Если Путин заявил, что он такой глобальный политик, с глобальными амбициями, пусть покажет, на что способен в условиях внешних ограничений. И есть интерес Китая — рассмотреть вот эту украинскую ситуацию как полигон для обкатки реализации планов, которые он тоже вынашивает, но уже в отношении Азиатско-Тихоокеанского региона.
Поэтому здесь речь идет не только о прямом противостоянии России и Запада за контроль над частью Восточной Европы, но и об обкатке сценариев, которые могут быть перенесены в другие регионы мира, которые имеют для США гораздо большее стратегическое значение. Поэтому тут второе дно данного конфликта (если не третье) — интересы США, которые рассчитывают, что Москва сломается, что Путин сломает себе шею. А Китай наблюдает за тем, кто в этой ситуации сломает шею: США или Путин? Или оба? Тогда КНР тут в роли третьей радующейся стороны.
— И тогда Китай сможет изменить баланс сил в мире?
— Не в мире, пока в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Но с учетом того что последние 400 лет мировая политика проецировалась прежде всего на трансатлантический регион (Европа, Атлантика и все прочее), то сейчас центр мировой политики постепенно смещается в АТР. А остальные регионы, в том числе и европейские, постепенно превращаются в периферию. Поэтому, как и 100 лет назад, когда говорили о Первой мировой войне, а где она в основном шла? В Европе. Потому что Европа тогда и была центром мира, а все остальные — периферия. Не сейчас, может быть, в середине XXI века, сложится примерно такая же ситуация и мировым центром станет Азиатско-Тихоокеанский регион, а все остальное — периферией. Все, что там будет происходить, станет толковаться как глобальные, общемировые события. Как то, что происходило в Европе в последние 400 лет. Или вокруг Европы. Как борьба США и России во времена холодной войны за Европу. Это тоже станет толковаться как событие мировой политики. Локализованы они будут в конкретном регионе мира, но начнут иметь глобальное, общемировое значение.
«В случае развития украинской ситуации, если военный этап в целом будет выигран Москвой, не получится ли так, что при реализации этого сценария по контролю над Украиной российские власти окажутся в ситуации конфликта на двух фронтах?»
«Важно то, сможет ли Москва контролировать территорию Украины и какими способами она будет это делать»
— Вы верите, что Россию могут отлучить буквально от всего, включая визы для россиян в Евросоюз? Уже объявлено, что Роман Абрамович не сможет вернуться на территорию Великобритании, а «Челси» якобы могут национализировать, печальной может быть судьба и других активов наших олигархов в Туманном Альбионе. Но ведь тогда схожая судьба ждет и активы английских компаний в России, это же касается и других стран. Эффективными ли в таких условиях будут жесткие санкции?
— В этом сценарии тоже есть объективное ограничение. Не совсем уверен, что сейчас, как бы ни развивалась ситуация, даже если российские войска, условно говоря, начнут бомбить Киев, Запад пойдет на то, чтобы выложить абсолютно все санкционные карты. Потому что там считают, что в ближайшее время в России, скажем, в перспективе года, может начаться политическая турбулентность, которая будет носить не только уличный характер. Это связано с особенностями российской политической системы и состоянием Владимира Путина.
Тогда Западу, США, Великобритании необходимы инструменты, рычаги влияния на российскую элиту в критический момент. Именно в тот критический момент, который будет локализован на территории Российской Федерации. И именно тогда они могут применить свои санкционные рычаги. Сейчас они понимают, что эти санкционные рычаги, как ядерное оружие, имеют разрушающую силу. Но можно их применить только один раз. Один раз применишь, и все — больше невозможно. Поэтому необходимо ожидать нужного момента. Это мнение Запада.
А такое мнение было и год назад, когда в отношении Украины его просчитывали. То, что час икс в отношении санкций, особенно персональных, наступает не в тот день, когда Россия вошла на территорию Украины. Он наступит, когда политическая система в РФ сама начнет испытывать очень серьезную турбулентность. Поэтому то, что сейчас будут какие-то тотальные санкции в отношении особенно российской элиты (не секторальные, а персональные), — маловероятно.
Судя по тем персональным санкциям, которые уже введены, пока Запад лишь демонстрирует свои возможности. То есть он уже давно охватил санкциями верхушку российского руководства, а сейчас показывает, что у них есть такие рычаги влияния в отношении детей этой верхушки. Также то, что у Запада имеются рычаги в отношении элит второго, третьего уровней (проблемы, которые им обещаны Великобританией, с размером счетов и всего прочего). Но это не в отношении секторальных, а персональных санкций. Это скорее демонстрация возможностей — на каком уровне Запад может достать российские элиты.
— Представим, что российские войска взяли Киев (Байден недавно дал на это 96 часов) и другие ключевые украинские города. Что дальше? Зеленский «в клетке» летит в Москву, его судят и так далее?
— Это и есть основной вопрос текущей ситуации. Цимес заключается не в военном исходе конфликта, а в его общеполитическом исходе. Мы об этом с вами чуть раньше говорили. Допустим, если российская сторона не мытьем, так катаньем достигает чисто военной победы… Какие здесь узкополитические сценарии будут реализовываться в проведении влияния Москвы на Украину, не суть важно: Зеленского повезут куда-то в Москву или ему разрешат покинуть страну и кто придет на смену Зеленскому… Например, один из вариантов (подчеркиваю, что это один из вариантов, он может стать основным, а может и не стать) — из нафталина вытаскивают Януковича с Азаровым. Естественно, им после 2014 года никакого доверия нет. Их вытаскивают из нафталина только для того, чтобы они объявили новые досрочные выборы в качестве руководителей страны, которые являются легитимными для Москвы, и передают рычаги управления уже новому кандидату.
— Тому же Медведчуку, например. Россия обеспечивает приход новой власти во главе с ним, примерно так? Сможет ли Москва реально сделать Киев своим сателлитом? Не только сделать, но и контролировать в этом статусе страну, между прочим самую большую по площади в Европе?
— К Медведчуку у Путина сложное отношение. Особенно последние полтора-два года. Поэтому не факт. На Западе называлась еще какая-то фамилия, не совсем известный депутат (Евгений Мураев — прим. ред.). Его, по-моему, великобританские СМИ засвечивали.
Сейчас называть конкретную политическую комбинацию — все равно что гадать на кофейной гуще. Если до этого дойдет, там включатся различные игроки внутри России, начнут свои кандидатуры подсовывать, с которых они потом рассчитывают поиметь определенные ресурсы. И там все эти фамилии по 50 раз могут поменяться. Мы говорим об общих сценариях, которые могут быть реализованы, а могут не быть реализованы.
Но это с точки зрения развития ситуации в перспективе хотя бы полугода-года. Не так важно, кого, куда повезут, в клетке, не в клетке, или дадут сбежать. И кого в золотой клетке привезут из России или найдут на месте и посадят в золотую клетку, контролируемую Москвой. Это не суть важно. Значимо то, сможет ли Москва контролировать территорию Украины и какими способами она станет это делать. Будет ли такая попытка тотального контроля с зачисткой внутриполитического украинского пространства на всей территории страны, может быть, за исключением Западной Украины, или это будет попытка контролировать ее экономически. То есть то, что уже сейчас реализуется военными методами: лишить ее выхода к морю, подорвать экономический потенциал и контролировать через экономику, попутно обустроив на морском побережье Украины российские военные базы.
Вопрос: удастся ли реализовать подобный сценарий контроля над украинской территорией, политикой, обществом? Или стоимость и издержки такого сценария окажутся запредельными? А если будут зачищать внутриполитическое пространство Украины, какие ресурсы для этого станут использоваться? Условно говоря, какие силовики? Найдется на месте, в самой Украине, достаточно согласных сотрудничать или придется использовать ресурсы России? А если привлекать российские ресурсы и начнутся здесь, скажем, уличные волнения по той или иной причине? И так по событиям января 2021-го было заметно, что ОМОНа особо не хватает. Если бы эти события продлились на несколько дней больше, его могло бы просто не хватить.
В случае развития украинской ситуации, если военный этап в целом будет выигран Москвой, не получится ли так, что при реализации этого сценария по контролю над Украиной российские власти окажутся в ситуации конфликта на двух фронтах? Первый фронт — украинский, второй — внутренний российский, где тоже есть недовольная часть элиты, где население все меньше довольно. Хватит ли ресурсов на оба этих фронта?
«Позиции власти сейчас слабее, чем в 2014 году, во время Крымской весны. Потому что тогда всплеск энтузиазма был мощнее, «жировой запас» у людей был больше»
«Как поведут себя лидеры общественного мнения — вопрос открытый»
— Вы согласны, что судьба российских политических и экономических сислибов незавидна? Они должны определяться — они с Россией Путина или нет. В противном случае уже прогнозируют серьезные репрессии. Есть и другие лидеры мнений, которые высказались против спецоперации, скажем, Земфира, БГ… Их просто не будут замечать?
— Что касается терминологии, я бы не стал всех называть сислибами. Это другое. Здесь скорее речь идет о лидерах общественного мнения (ЛОМах).
Касательно первой реакции внутри страны на происходящее. Судя по всему, она стала не совсем ожидаемой для власти, не совсем ею контролируемой. Особенно это касается даже не уличной активности (акции протеста носили не то чтобы символический, но достаточно хиленький характер), а как раз лидеров общественного мнения. Причем даже тех, кто считался лояльным российскому политическому режиму. И здесь возникает вопрос: удастся ли власти эту негативную для себя волну поставить под контроль? Ясно, почему такое произошло. Потому что операция в отношении Украины, ее тактические аспекты, как мы уже говорили, реализовывались очень быстро и в обстановке глубокой секретности. А проводить предварительную работу с лидерами общественного мнения означало бы засветить планы. То есть, с одной стороны, здесь власть как бы допустила элемент неподконтрольности в деятельности лидеров общественного мнения.
С другой стороны, возникает иной вопрос: а удастся ли власти этот элемент неподконтрольности нейтрализовать? Власть понимает, что нелояльные лидеры общественного мнения для любого режима, который проходит через период упадка (а российский режим через него проходит, он пытается себя гальванизировать внешнеполитической активностью, и, судя по всему, пока не получается), опасны. Потому что элита более-менее контролируется, если брать ее узкую верхушку, население, общество, его недовольная часть тоже более-менее контролируются через разрушение инфраструктуры протеста, через прессинг, деморализацию и все прочее. А вот лидеры общественного мнения, условно, 5–10 процентов населения, которые, когда власть сильна, являются тактическими конформистами, ситуативными конформистами, власть поддерживают, но, когда та начинает слабеть, они первыми это чувствуют. Понимая, что власть поизносилась и нужно что-то менять, они начинают отражать это в своем поведении. Такие слои для власти опасны. Поэтому она последовательно потенциально нелояльных зачищает.
Вот истории с Моргенштерном, еще с несколькими рэперами, которые покинули страну, — это элемент стратегии, не случайность. Элемент стратегии по выдавливанию из страны потенциально нелояльных лидеров общественного мнения. А эти лидеры в основном ориентированы на молодежь. Власть понимает, что молодежь для нее окончательно потеряна, ее привлечь на свою сторону нельзя, потому нужно только нейтрализовывать точки кристаллизации недовольства молодежи. В частности, лидеров этого общественного мнения.
Но сейчас речь идет о том, что с антивоенными лозунгами выступили не столько лидеры общественного мнения, которые ориентированы на молодежь, но и ЛОМы, которые охватывают более широкие слои населения. И возникает следующий вопрос: каким образом власть собирается сейчас всю эту ситуацию нейтрализовать? Она точно не пустит ее на самотек, так как понимает, что в перспективе нескольких месяцев, особенно если операция так или иначе затянется (неважно, в военном ключе или нет), если напряженность внутри страны начнет нарастать, то ЛОМы на этом сыграют. Как власть поставит их под контроль? Будет ли это пряник? Тогда это станет очень дорого стоить, и так даже для элиты денег не хватает. Кнут? Если будет кнут, то здесь можно перегнуть, перекрутить гайки и сорвать резьбу. Ресурсов тоже не хватит.
Поэтому, с точки зрения внутриполитических вызовов, ситуация с ЛОМами, их реакцией в четверг, с развитием ситуации вокруг их поведения, с точки зрения нового внутриполитического вызова ближайших недель, для власти это основная проблема. Не общественная реакция (население пока дезориентировано), не реакция элит (они в принципе заняли пассивную позицию, что очень хорошо было заметно по совбезу), а вот как поведут себя лидеры общественного мнения. Вопрос открытый. Для власти в перспективе ближайших нескольких недель, возможно, месяцев это, наверное, основной внутриполитический вызов.
— А россияне готовы к тому, что коллективный Запад разорвет с нами отношения? Что мы не сможем ездить в Европу, наши футбольные клубы не будут играть в еврокубках, а возможно, нас окончательно отлучат от Олимпиад и так далее. Нет ли здесь потенциальной угрозы режиму Владимира Путина внутри страны?
— Тут стоит конкретизировать, о каких россиянах мы говорим. Если речь идет о прямых контактах с Западом, о тех, кто, условно, регулярно или не очень ездил в Европу, и по ним ударит возможное решение европейцев полностью отказать в «шенгене», то речь идет буквально о нескольких процентах населения. Есть даже статистика по шенгенским визам, которые выдавались. На пике, до 2014 года, это были 6–7 миллионов человек, после 2014-го их число сократилось до нескольких миллионов. В масштабах страны это 1–3 процента тех, кто напрямую на себе может почувствовать, подчеркиваю, возможные ограничения.
Отказ в выдаче «шенгена», ограничение на экономические операции на Западе и прочее — это не так много населения. Они, естественно, данной ситуацией недовольны. И недовольны давно, как минимум с 2014 года. Их позиция ясна, но и понятно, что ни к каким нежелательным процессам для власти внутри страны она пока не привела.
Что касается большинства населения, то ситуация 2014 года продемонстрировала, что значительная часть людей не связывают негативную динамику своего положения с противостоянием с Западом. И вот нынешняя ситуация с Украиной перекинет какой-нибудь смысловой мостик или нет? Здесь тоже нужно смотреть, как будет ситуация развиваться и к каким социально-экономическим издержкам для широких слоев общества она приведет. Это во-первых. И будет ли общество связывать эти социально-экономические издержки с курсом власти, во-вторых.
В любом случае, с фундаментальной точки зрения, позиции власти во всем этом сейчас слабее, чем в 2014 году, во время Крымской весны. Потому что тогда всплеск энтузиазма был мощнее, «жировой запас» у людей был больше, у многих имелось ощущение, что это ненадолго, стоит только потерпеть. Власть вначале говорила: «Потерпите год-два, потом все изменится». Ничего не изменилось.
Российское общество, с одной стороны, истощено и не готово к активным действиям. С другой — его «жировой запас» (во всех смыслах), который могла бы использовать власть, гораздо меньше. Поэтому вспыхнуть, в принципе, может. Не по простой цепочке, а по опосредованной. То есть дальнейшая конфронтация с Западом нанесет удар по экономике, власть не будет компенсировать эту потерю доходов населению, потому что даже для всей элиты не хватает. Население такой подход не поймет, ну и в итоге во что-то это выльется. Но данный процесс будет сложным, многосоставным и небыстрым. Если он будет.
