Юрий Поляков: «Когда началась Великая Отечественная война, у населения даже приемники отбирали, чтобы пресечь распространение вражеской пропаганды. Чего ж вы хотите?» Юрий Поляков: «Когда началась Великая Отечественная война, у населения даже приемники отбирали, чтобы пресечь распространение вражеской пропаганды. Чего ж вы хотите?» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Хуже войны только поражение»

— Юрий Михайлович, незадолго до нашего разговора пришла новость о ликвидации радио «Эхо Москвы». Вас, как яркого художника, известного своими патриотическими взглядами, это известие обрадовало?

— Как писателя может радовать закрытие информационного ресурса? На «Эхе» были и очень достойные передачи. Но я почему-то вспоминаю свое последнее посещение «Эха», после чего зарекся туда ходить. Мне позвонили, пригласили, пообещав, что разговор пойдет исключительно об актуальных проблемах культуры. В ту пору как раз Бояков и Прилепин громили МХАТ имени Горького и глумились над Татьяной Васильевной Дорониной. Я пришел, полагая поговорить об этом. И что же? Первый вопрос был о Навальном, второй — тоже о нем, третий — опять и так далее до бесконечности. Я пытался шутить, мол, немецкий романтик Новалис волнует меня больше Навального. Куда там! О культуре мне не дали сказать ни слова. Чистый агитпроп!

Но, если ты играешь в большую политику, да еще не на стороне своего государства, будь готов к большим неприятностям. Это и случилось. Но 30 лет безбедного вещания за счет «Газпрома» — тоже немало. Когда началась Великая Отечественная война, у населения даже приемники отбирали, чтобы пресечь распространение вражеской пропаганды. Чего ж вы хотите?

— Кажется, после этого сомнений не осталось — российские власти настроены серьезно и решительно не только на украинском направлении, но и внутри страны, главного редактора «Эха» Алексея Венедиктова и его детище не спасли ни Собянин, ни Песков. На культурном поле нас ожидают такие же «зачистки»? Правда, в недавнем своем манифесте «Почем вы, мастера культуры!» вы прогнозируете, что ситуация в дальнейшем все равно вернется на круги своя и «общечеловеческие овцы» вновь займут места «патриотических козлищ».

— Вы уверены, что Собянин и Песков пытались спасти Венедиктова? Я — нет. Ну а манифест — это громко сказано. Так, сиюминутные заметки на полях сражений… Когда страна сражается, вся пресса волей-неволей превращается в военную печать, свобода слова здесь ни при чем: у каждого окопа своя правда. А хуже [военной спецоперации] только поражение. 

«Сегодня, когда наши воины отдают свои жизни во имя будущего большого народа (я имею в виду триединство: русские, украинцы, белорусы), коллективные истерики иных мастеров искусства выглядят, мягко говоря, кощунственно. Объявляя свою страну немотивированным агрессором, сеющим смерть и разрушения, они, ломая руки в общечеловеческой кручине, требуют мира, как прибавки к зарплате. Они напоминают мне тех, кто до сих пор жалеет, что Ленинград не сдали фашистам ради сохранения жизни людям. Для чего, спрашивается? Для дальнейшего промышленного уничтожения с последующей утилизацией биологических остатков? Не мной сказано: хуже войны только поражение. А логика мятущегося творческого гуманиста примерно такова: да, Даниил Хармс, будучи не в себе, призывал немцев взять осажденный город на Неве, но ведь он не перестал из-за этого быть большим поэтом. Не перестал. И что? Разве не бывает талантливых предателей?

Есть диагноз в психиатрии — „автофобия“, он означает немотивированную ненависть ко всему своему. Заболевание, конечно, не такое массовое, как ковид, но у меня вопрос: почему этот недуг стал почти профессиональным заболеванием среди нашей творческой интеллигенции? Как так вышло? Да, художественная одаренность не всегда подкреплена умом, знаниями и гражданской ответственностью. Да, политический инфантилизм и отроческая наивность сопровождают иных народных лицедеев до сытого старческого маразма. Да, если долго петь „под фанеру“, то думать начинаешь „под фанеру“. Да, питомец муз, до безобразия раскормленный казной, не в состоянии порой понять интересы своей страны в сложной исторической ситуации. Да, высокооплачиваемый и обласканный властью виртуоз может, глуповато улыбаясь, нести пацифистские мантры, заодно кляня Сталина за доверчивую медлительность летом 41-го. Да, приглашенный из-за границы худрук российского академического театра может куда больше считаться с позицией министра культуры своей возлюбленной малой родины, нежели с мнением нашего президента. Да, да, да! У нас свобода слова. Я другой такой страны не знаю, где так вольно человек дышит ядом русофобии.

Но это лишь часть проблемы. На мой взгляд, изобилие врагоугодников (выражение Пушкина) в нашей культуре явление давнее, укорененное и, боюсь, неискоренимое. Этот дурной обычай идет из глубины былого. Вспомним воеводу-писателя Курбского с его хитроумным оправданием государственной измены, не забудем умницу Чаадаева, стыдившегося „византийского следа“ в отечественной истории, горько помянем времена, когда слово „патриот“ с молчаливого согласия правящего слоя было бранью. Недобрая традиция отчизнофобии, по-моему, идет от упоительного и почти безопасного кухонного диссидентства, от хитроумной уверенности: чем ты нетерпимее относишься к своей стране, чем больше напраслины на нее возвел, тем вероятнее, что тебе поставят памятник посреди Москвы или прилепят мемориальную доску к стене дома, где ты кропал коллективные инвективы против „русского милитаризма“.

Этот подлый обычай идет от осознания того, что, осудив действия своей страны (в Праге, Афганистане, Грузии, Казахстане, Сирии, на Украине — неважно), ты, по сути, ничем не рискуешь, ибо российская власть отходчива и всегда готова потом зажарить для блудного сына самого жирного тельца. Лояльность усомнившегося либерала волнует ее куда больше, нежели мнение патриота, намертво прикованного к тачке сыновней любви. Куда он денется из родной штольни?

А прозападную и подзападную интеллигенцию надо лелеять, прощать, награждать, сажать на кормление. И наши мятущиеся гуманисты отлично знают эту всепрощающую слабость власти — „единственного европейца в России“. Еще они крепко знают, что возлюбленный Большой Западный Брат не прощает ничего, он-то как раз недреманым оком отслеживает любое твое слово, каждый поступок, всякую строчку, малейший эфирный писк. И тех, кто хоть раз в вечном противостоянии отдал предпочтение собственной стране, оказался на стороне Державы, Большой Брат навсегда вносит в черные списки. С этого момента гранты, переводы книг, зарубежные гастроли, лекции, ордена почетных легионов — все перечисленное пролетает, как фанера над Парижем. Без возврата. Вот почему наша трепетная творческая интеллигенция боится надломленной западной брови больше, чем гнева отходчивого российского венценосца. Мнение же соотечественников их, творцов непреходящих ценностей, вообще не интересует, так как частью народа они себя не ощущают, от этого атавизма методично отучают еще на первых курсах наших творческих вузов.

Мой прогноз неутешителен. Отгремит война, пройдет время, уляжется денацифицированная Украина, забудутся пролитая кровь и коллективные письма, наладятся отношения с Западом (куда он денется без нашего газа!) — и снова мудрое государство Российское отделит общечеловеческих овец отечественной культуры от нас, патриотических козлищ, и снова приблизит их, трепетных, к кормилу. Впрочем, у них, коммерческих пацифистов, и сейчас все в порядке: они умеют проклинать питающее вымя, не выпуская млечных сосцов изо рта».

Что касается «общечеловеческих овец» и «патриотических козлищ». Вчера продюсер сериала, снимающегося, естественно, за казенные деньги, позвонил моему товарищу-актеру, занятому там в главной роли, и сказал: «Ты зря поддержал Донбасс, в следующей серии придется тебя убить — и на этом наше сотрудничество закончится». Вот и судите, кому грозит опасность — коммерческим пацифистам или сторонникам денацификации Украины?  

«Слова спикера Володина это — крик отчаянья, ибо он-то как раз знает истинное положение вещей в структурах власти» «Слова спикера Володина — это крик отчаянья, ибо он-то как раз знает истинное положение вещей в структурах власти» Фото: kremlin.ru

«Слова спикера Володина — это крик отчаянья»

—  И все же вот Вячеслав Володин у себя в «Телеграме» фактически выдвинул ультиматум деятелям культуры, призвав их определиться с тем, на чьей они стороне в нынешнем конфликте. Что последует за этим ультиматумом?

 — Ничего. Почему складывается ощущение, будто «творцы и мидийцы», как один, поднялись за все хорошее против всего плохого, под которым смутно подразумевается Путин? Да потому что культурное и информационное пространство страны в 1990-е было отдано именно им, гормональным либералам, на кормление и в благодарность за активную поддержку в сносе прежней системы.

Юрий Михайлович Поляков (12.11.1954) — известный русский писатель, общественный деятель, журналист. Поляков — член союза писателей СССР с 1981 года. Кандидат филологических наук, почетный профессор МГОУ. Родился в Москве, в рабочей семье. Окончил факультет русского языка и литературы МОПИ им. Крупской (ныне МГОУ), где защитил диссертацию по фронтовой поэзии (1981).

Дебютировал в литературе как поэт в 1974 году, а после выхода первой книги «Время прибытия» (1980) и цикла «Непережитое» (1979) стал одним из лидеров своего поэтического поколения. Тогда же Поляков стал лауреатом премий им. Маяковского (1980) и Московского комсомола (1983). Наряду со стихами в этот период он занимался исследованиями советской фронтовой поэзии и писал прозу, вскоре сделавшую его знаменитым. Художественное мастерство, виртуозная работа со словом, уникальное чувство юмора, четкая гражданская позиция, социальная острота — все эти черты, присущие Полякову, проявились уже в его первых повестях «ЧП районного масштаба» (1981, 1985) и «Сто дней до приказа» (1980, 1987). Вышедшие миллионными тиражами в журнале «Юность» (первая после четырехлетнего цензурного запрета, вторая после7-летнего сопротивления военной цензуры), эти произведения оказались в центре бурных дискуссий периода гласности. Поляков первым заговорил о перерождении, обюрокрачивании комсомола, шире — власти и неуставных отношениях (дедовщине) в армии. Обращение к табуированным темам, психологизм и свежий язык этих повестей сразу поставили Полякова в ряд самых известный советских писателей. Сергей Михалков даже назвал своего молодого собрата по перу «последним советским классиком». За повесть «ЧП районного масштаба», вскоре экранизированную и инсценированную (со спектакля «Кресло» начиналась знаменитая «Табакерка»), автор был удостоен премии Ленинского комсомола (1986).

В известных повестях «Работа над ошибками» (1986) и «Апофегей» (1989) оттачивается творческий метод писателя, названный критиками «гротескным реализмом». Знаменитая повесть «Парижская любовь Кости Гуманкова» (1991) развивает эту тенденцию, а памфлет «Демгородок» (1993) становится первой в отечественной литературе сатирой на постсоветскую Россию в жанре антиутопии. В то время, когда собратья по перу были увлечены дозволенным разоблачением предыдущего периода истории, Поляков одним из первых взглянул на уходящую советскую натуру с ностальгической иронией, что на фоне настроений того времени вызвало гнев критиков и очередное признание читателей. Он вновь оказался оппонентом официальной, на сей раз либеральной, идеологии. В одной из самых своих популярных книг — романе-эпиграмме «Козленок в молоке» (1995) — Поляков дает ироническую картину жизни творческой интеллигенции, показывая, как формируются виртуальные «таланты» в литературе. Наиболее значительным произведением Полякова на рубеже веков стал семейный роман «Замыслил я побег…» (1999), охватывающий 30 лет жизни страны и серьезно повлиявший на становление «нового реализма» в отечественной словесности.

В первые два десятилетия нового века Поляков плодотворно работал как прозаик. Он опубликовал цикл «Плотские повести» (2001), вышел в свет роман «Грибной царь» (2004), ироническая эпопея «Гипсовый трубач» (2008–2012), роман «Любовь в эпоху перемен» (2015), ретро-роман «Веселая жизнь, или Секс в СССР» (2019), в которых широко изображена и подвергнута глубокому художественному анализу жизнь российского общества за почти полвека. Почти вся проза Полякова экранизирована, снято более 10 полнометражных и телевизионных фильмов, в том числе «Работа над ошибками» (1987), «ЧП районного масштаба» (1988), «Сто дней до приказа» (1989), «Левая грудь Афродиты» (1999), «Игра на вылет» (2000), «Замыслил я побег…» (2003), «Козленок в молоке» (2004), «Парижская любовь Кости Гуманкова» (2006), «Небо падших» (2012), «Грибной царь» (2013) и др. Поляков — соавтор сценария известного фильма Сергея Говорухина «Ворошиловский стрелок» (1997).

Поляков — ведущий современный драматург, его пьесы с успехом идут в Москве, театрах страны от Владикавказа до Владивостока, в СНГ и дальнем зарубежье. Став в 2001 году главным редактором «Литературной газеты», 33-м по счету, он способствовал превращению «детища Пушкина» из «либерального гетто» в острое полифоническое издание, открытое всем направлениям мысли, но с традиционным для России преобладанием государственно-патриотического взгляда на культуру, политику, экономику и социум. Под его руководством ЛГ снова стала ведущим культурологическим еженедельником страны. В 2017 году писатель покинул пост главного редактора, не согласившись с установкой на принудительную либерализацию курса газеты.

Поляков — активный общественный деятель, более 10 лет входил в совет при президенте РФ по культуре и искусству, являлся членом Общественной палаты, возглавлял общественный совет министерства культуры РФ, был заместителем председателя общественного совета при министерстве обороны. В настоящее время входит в попечительский совет Патриаршей литературной премии, в совет по культуре Госдумы, в общественные советы министерства культуры и министерства обороны РФ, является членом президиума Общества русской словесности. Удостоен многих литературных и общественных наград. Дауреат премий правительства РФ и Москвы в области литературы и искусства, обладатель Большой золотой Бунинской медали и многих других литературных премий — имени Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Аксакова, Розова, Негоша и др. Кавалер орденов «Дружбы», «Почета», «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени.

А слова спикера Володина — это крик отчаянья, ибо он-то как раз знает истинное положение вещей в структурах власти. Помнится, именно он был инициатором учреждения федеральной патриотической литературной премии «За верность Слову и Отечеству», задуманной как противовес либеральной «Большой книге», окормляемой Роспечатью. Создали. Писатели воспряли. Едва Володин ушел из администрации президента, поддержку «Слова и Отечества» прикрыли, а «Большой книге» денег добавили… Вопросы есть?

— Ну хорошо. Вы верите в то, что за военными успехами России, изменением ее положения в мире, последует и формирование новой культурной элиты? Как она будет формироваться? И, главное, что делать в таком случае с прежней, прозападной, ведь среди них немало по-настоящему больших художников, вы и сами, как я понимаю, это признаете, несмотря на идеологические разногласия?

— Если новый статус России в мире не будет поддержан информационно и культурно, он уподобится колоссу на глиняных ногах. Государству, которое долго относилось к культуре как просвещенный помещик к крестьянину на отходном промысле, видимо, придется заняться культурой и информацией вплотную. Согласитесь: денацификация Украины — это не только победа, преследование и наказание по закону активистов нацистского режима, это еще и полная «перезагрузка» всего информационно-культурного пространства территорий, где 30 лет нарастала националистическая шизофрения. Кто это будет делать?! Наши мастера культуры, боящиеся, что за излишнюю лояльность к власти их не пригласят за рубеж на гастроли, отменят выставку или презентацию? Едва ли… Даже совет по культуре при президенте РФ пока никак не обозначил свою позицию. Ждет. Чего?

На «послеоперационной» Украине в полный рост встанет проблема языкового равенства. Кто «зачистит» навязанный силой «мовояз», целенаправленно лепившийся «свидомыми» лингвистами по принципу «чем дальше от собачей москальской мовы, тем лучше»? Может выступления либеральной творческой интеллигенции, минкультуры приостановил обсуждение проекта указа президента об укреплении традиционных ценностей в России. Это как понимать прикажете? 

Не сомневаюсь, в военно-стратегическом смысле принуждение Украины к добрососедству пройдет успешно, хотя жестокие потери очевидны уже сейчас. А дальше? Потом? Чтобы переубедить кого-то, надо верить самому. А с верой в Отечество у нашей элиты далеко не все благополучно. Если не произойдет перезагрузка всего культурно-медийного пространства в самой России, боюсь, победа может превратиться в «перемогу»… 

Но, на мой взгляд, как это ни странно звучит, ни с кем ничего делать не надо: философский пароход из России не ждали в Европах даже в 1920-е годы, а теперь и подавно. У них там своими Богомоловыми, Кроками, Водолазкиными дороги мостить можно. Надо всего лишь исправить перекос, о котором я говорю, поставив либералов и консерваторов, западников и патриотов в равные условия, вернув их в забытый режим конкуренции в борьбе за читателя, зрителя, слушателя. И тогда все само собой выправится, ибо большинство нашего народа ориентировано на традиционные ценности. Пронафталиненное новаторство и либеральный зуд для немногих. Наши прогрессисты отвыкли от состязательности, они с идейно-художественными оппонентами борются при помощью запретов, как в 1930-е.

Приведу свой пример. Когда мои давние супостаты Бояков и Прилепин захватили МХАТ им. Горького, они, первым делом еще ничего толком не создав, изъяли из репертуара мои пьесы, шедшие на аншлагах, включая «Контрольный выстрел», поставленный еще покойным Говорухиным. И не только сняли, но и уничтожили декорации и раскассировали костюмы, чтобы спектакли невозможно было восстановить. Зачем? А чтобы зрителям не с чем было сравнивать их собственные поделки… И эти люди клянут времена, когда из репертуара изгонялись булгаковские «Дни Турбиных»? А знаете, по чьей инициативе изгонялись? Отвечу: по требованию украинских письменников, усмотревших в этом шедевре клевету на «Неньку». Равенство возможностей — вот что необходимо сегодня нашей культуре.

«Не сомневаюсь, в военно-стратегическом смысле принуждение Украины к добрососедству пройдет успешно, хотя жестокие потери очевидны уже сейчас. А дальше? Потом? Чтобы переубедить кого-то, надо верить самому» «Не сомневаюсь, в военно-стратегическом смысле принуждение Украины к добрососедству пройдет успешно, хотя жестокие потери очевидны уже сейчас. А дальше? Потом? Чтобы переубедить кого-то, надо верить самому» Фото: Kremlin Pool / Global Look Press / www.globallookpress.com

«Что вы хотите, если в творческой среде патриотизм сегодня — что-то вроде черной метки»

— Но вы не согласны с тем, что те же самые пацифистские взгляды для человека из мира культуры — это нормально? Ведь искусство призвано врачевать, а о том, что все счастье мира не стоит слезы ребенка, писал сам Достоевский.

— Культура — гораздо сложнее, чем предложенная вами миротворческая схема. Иначе куда вы денете Киплинга, Гумилева или нашу фронтовую поэзию? «Убей немца!» Напомню, любимец продвинутой публики Даниил Хармс был посажен в сумасшедший дом, откуда уже не вышел, именно за пацифизм, за то, что в осажденном Ленинграде успокаивал прохожих, мол, скоро придут немцы — и наступит мир. Пойдем далее. Федор Михайлович был современником некоторых масштабных военных операций, предпринятых царем, например, для освобождения южных славян от турецкого ига. Не хочу вас огорчать, но великий писатель-гуманист был в этих случаях всегда на стороне русского оружия и своего правительства. А слезинка ребенка, конечно, бесценна, в том числе и детей, умиравших под бомбежками Донецка и Луганска. Но об этом наши коммерческие пацифисты начисто забыли.

— А вообще есть в России из кого формировать эту новую культурную элиту? Посмотрите, в стране давно есть запрос на качественное патриотическое кино, государство выделяет на него большие деньги. Но что мы видим? Массу никому не нужных картин, на которые потрачены сотни миллионов рублей, где продюсеры зарабатывают уже в ходе съемок и им наплевать на прокат… Не получится ли подобное и в других сферах культуры?

— Деньги мало выделить, их надо еще правильно вложить в хорошее дело, а можно купить на них «мавродики». Вот в такие культурные «мавродики» и вкладывалось наше государство почти 30 лет. Будучи председателем общественного совета министерства культуры, я пытался обратить внимание департамента кино на тот факт, что, одобряя скверные и русофобские сценарии, давая им казенное финансирование, трудно ожидать на выходе качественное и духоподъемное кино. Меня не услышали. А что вы хотите, если в творческой среде патриотизм сегодня — что-то вроде черной метки. И одним президентским указом здесь не поможешь. Нужна другая атмосфера.

«Россия — крупнейший экспортер зерна, каковым она стала именно после введения санкций» «Россия — крупнейший экспортер зерна, каковым она стала именно после введения санкций» Фото: tatarstan.ru

«За прозападническое крыло не беспокойтесь, оно растет, как борщевик»

— Вот и может сложиться ситуация, когда с хлебом у нас будут проблемы из-за санкций, а зрелищ нас лишат, по-настоящему качественных, что большого спорта, что хороших фильмов, спектаклей… Не взбунтуется ли народ?

— С хлебом? Россия — крупнейший экспортер зерна, каковым она стала именно после введения санкций. Если у человека возникла необъяснимая слабость, первым делом надо исключить наличие солитера в организме. Со страной — то же самое. К тому же, насколько мне известно, наш зритель бунтует обычно из-за кощунственных спектаклей, похабных фильмов вроде «Поручика Ржевского», где Зеленский играл Наполеона, из-за выставок, где стеклянные банки с клизмами изображают храмы или выставлены эротические снимки детей. Я не ошибаюсь? Когда советская власть, разочаровавшись в «черных квадратах», переориентировавшись на «Трех богатырей», взяла курс на развитие традиционных форм, а народ, если и вывалил на улицы, то лишь от избытка благодарных чувств. Думаете, теперь будет иначе? Не уверен…

— Но не окажется ли Россия, извините за такую банальную метафору, птицей с одним крылом? Все-таки мы привыкли к этим спорам славянофилов и западников, идут они не первый век. Оставшись без условных западников, сможет ли Россия развиваться?

— Я вам и говорю: сегодня Россия — птица с одним крылом, во всяком случае почвенническое (поверьте, компьютерный редактор даже слова такого не знает и обязательно подчеркнет его красным), традиционное крыло еле различимо. Его обкорнали еще в начале 1990-х. В этом главная проблема, в этом беда, вырастающая до размеров государственной недостаточности. А за прозападническое крыло не беспокойтесь, оно растет, как борщевик, — и за счет казны, и за счет западных грантов. У нас же в искусстве грантократия.

Кстати, давно ли вы были в вашем Казанском русском драматическом театре? Сходите! Вот уж иллюстрация к сказанному мной.  

— А вы ощущаете, что и для вас нынешняя ситуация — это некий шанс стать еще более заметной фигурой в общественном поле? Скажем, вы бы согласились стать министром культуры России сегодня?

— Куда же заметнее? Без ложной скромности скажу: я маячу на общественном поле с середины 1980-х. Меня периодически пытаются прикрыть, особенно после выхода книги «Желание быть русским», но как-то у моих оппонентов не получается. Ну перестал звать в эфир Владимир Соловьев — вероятно, за «желание быть русским». Переживу. Тем более что он никому в студии уже и рта открыть не дает.

Когда-то, в начале нулевых, я действительно стоял в кадровом резерве на должность министра культуры. Слава богу, этого не случилось, иначе вряд ли были бы написаны «Гипсовый трубач», «Любовь в эпоху перемен», «Веселая жизнь», «Совдетство»… Сегодня я уже пенсионер со стажем, ветеран труда. Могу лишь целенаправленно резонерствовать. А вот Ольге Любимовой прислушиваться к нашему мнению, старожилов отечественной культуры, не помешало бы! Когда мы вместе с ней делали на канале «Культура» острую передачу «Контекст», она была поотзывчивее, хотя со мной частенько не соглашалась.  

— Ну и ваш прогноз — все-таки как будет развиваться ситуация в России и вокруг нее в культуре и не только, если брать горизонт в 3–5 лет?

— «В Россию можно только верить…» — это весь ответ.