Рустам Батров: «Формализм, следование букве, но не духу исламского Закона, душит нашу умму»

Рустам Батров: «Именно формализм, следование букве, но не духу исламского Закона, душит нашу умму, выталкивает ее на интеллектуальные задворки человечества»

«Выбор лучшего решения»

Мусульманское сообщество сегодня сковано тисками богословского формализма. Именно бездумный формализм делает проповедь религиозных деятелей ислама непривлекательной, отталкивающей, а порой и просто вредоносной. Именно формализм, следование букве, но не духу исламского Закона, душит нашу умму, выталкивает ее на интеллектуальные задворки человечества. Поэтому главная задача, которая стоит сегодня перед мусульманским сообществом, заключается в том, чтобы найти способ, как освободиться от этих удушающих тисков и расправить крылья свободомыслия. Впрочем, для этого ничего нового изобретать не нужно. Достаточно просто обратиться к истории. И там в лице великого имама Абу-Ханифы, который на протяжении веков служил путеводной звездой нашего народа, мы и найдем искомое решение.

Абу-Ханифа действительно был далек от формализма. Он стоял на позициях рационального богословия и даже вошел в историю как разработчик особой богословской методологии под названием «истихсан», которая предполагала «выбор лучшего решения», хоть и вопреки формальным аргументам. Биографы имама Абу-Ханифы сохранили множество историй о том, как великий богослов, разбирая те или иные ситуации, обращался к благоразумию, а не к формальной стороне вопроса, находил самое подходящее для ситуации решение, несмотря на формальные доводы против него, т. е. на практике реализовывал этот самый истихсан. К сожалению, сегодня эти важнейшие сюжеты не помнят даже те, кто любит именовать себя последователями имама Абу-Ханифы.

Одна из подобных историй связана с тем, как однажды один куфийский военачальник тайком заключил брак с простодушной женщиной. Когда же та родила от него, он напрочь отказался и от ребенка, и от жены. Женщина обратилась в суд за «алиментами». Городской судья Куфы Ибн-Абу-Ляйла попросил заявительницу принести в суд доказательства заключения брака. «Но он женился на мне так, что Бог был моим опекуном, а два ангела — свидетелями», — ответила обманутая. Судья обругал женщину и прогнал ее. Она со слезами на глазах пошла к Абу-Ханифе и обо всем рассказала ему. Конечно, ею была грубо нарушена процедура бракосочетания, за такой «брак» судья вообще мог наложить на нее телесное бичевание как на прелюбодейку. Формальный закон был явно не на ее стороне. Но, с другой стороны, она была не развратницей, а доверчивой жертвой обмана, да еще и с ребенком на руках. И Абу-Ханифа не мог с этим не считаться.

Он успокоил несчастную и научил, как нужно вести себя в суде. «Вернись к Ибн-Абу-Ляйле и сообщи ему, что принесла нужное доказательство», — сказал он ей и далее поведал необходимый план действий. Следуя ему, женщина вернулась в суд. Как и ожидалось, судья потребовал предоставить ему доказательство состоятельности ее брака, т. е. привести двух свидетелей его заключения. В ответ женщина громко взмолилась: «Да исправит Бог судью, который не верит (кафир) моему опекуну и двум моим свидетелям!» Судья побоялся сказать: «Так и есть», — что было бы равносильно вероотступничеству, и был вынужден признать этот брак, присудить женщине содержание и подтвердить отцовство ребенка.

В другой истории на ту же тему рассказывается о том, как однажды в Куфе женили двух братьев на двух сестрах. В тот же день случилось немыслимое: во время брачной ночи невест перепутали. На брачное ложе каждому из женихов привели не ту, с кем был прочитан никах, а ее сестру. Ненамеренная подмена вскрылась только утром. Сейчас нам сложно представить себе нечто подобное, но в те времена молодых людей женили по сговору родителей и зачастую молодожены впервые виделись лишь в день свадьбы. В такой ситуации несложно было спутаться. Рассудить дело взялся известный мусульманский правовед Суфиян ас-Саури. Сославшись на аналогичный прецедент, случившийся во время правления четвертого праведного халифа Али ибн Абу-Талиба, факих постановил: «Обоих женихов следует признать бесплодными на момент супружеской близости и вернуть каждому жениху его невесту. Случившееся не будет иметь для них никаких последствий». Для семьи такое решение было подобно смерти: они понимали, что в таком случае в их доме согласия и покоя уже не будет больше никогда. В дело вмешался Абу-Ханифа. Он попросил привести ему молодоженов и расспросил их о том, пришлись ли им по душе те, с кем была проведена брачная ночь. Убедившись в этом, он расторг заключенные прежде браки и заново женил каждого юношу на той, с кем он уже был близок.

Эти и другие подобные истории были призваны приучить последователей ислама к главной мысли: справедливость, милосердие и истина могут быть выше формального знания.

Мечеть Абу-Ханифы Фото: Zzztriple2000, wikimedia.org, Общественное достояние

Абу-Ханифа был также известен своими нестандартными решениями

Абу-Ханифа был также известен своими нестандартными решениями, выходящими за рамки представлений ригористов и буквоедов, не только в области правоприменительной практики, но и при разработке норм исламского права. Многие из них со временем были вытеснены из исламского дискурса, завуалированы многочисленными толкованиями, переиначены шлейфом интерпретаций. К примеру, сегодня уже мало кто помнит, что Абу-Ханифа — перс, живший в окружении персов, — считал допустимым в рамках намаза чтение Корана, равно как и призыв на молитву, не на арабском, как это принято, а в переводе на персидский язык, т. е. на родном языке своего народа. На протяжении же последующих веков мусульманские книжники, напротив, запрещали перевод Корана не то чтобы в ритуальных целях, а вообще как способ его постижения. И все это, несмотря на то что величайший предстоятель ими же был признан столпом мусульманского правоверия.

Еще больше кривотолков вызывало разрешение Абу-Ханифой употреблять некоторые хмельные напитки. «Абу-Ханифу спросили о пьянящих напитках (ашриба), — сообщает его средневековый биограф Ибн-Абдальбарр, — а о чем бы его таком ни спрашивали, он всегда говорил: „Можно (халал)!“ И вот спросили его о хмельном (сакар), и он ответил: „Можно!“». Оговоримся, что речь шла не о вине, которое однозначно запрещено в Коране, а о набизе, фруктовой (преимущественно финиковой) настойке.

Это и другие подобные решения вызывали неоднозначную реакцию в мусульманском сообществе. Абу-Ханифу проклинали, обзывали Даджалом и ожесточенно рвали в клочья его книги. Многочисленные свидетельства об этом приводятся в 13-м томе средневековых хроник «Истории Багдада». Даже некоторые, в особенности поздние, его ученики не понимали столь радикального шага своего учителя и потому придумывали разные способы, дабы оградить наставника от нападок недругов: они утверждали, что, дескать, набиз опьяняет, только если перебродит, и вообще это просто компот. Но на самом деле набиз вовсе не был компотом. В источниках мы встречаем историю о том, как Абу-Ханифу, в сопровождении Суфьяна ас-Саури отправившегося в хадж, спросили о набизе. Имам уже хотел было высказаться в смысле его позволительности, но Суфьян закрыл ему рот рукой и сказал: «То, что мы разрешаем в Куфе, неприемлемо для Медины». Дружелюбно заткнуть рот — это именно то, что было впоследствии сделано с учением Абу-Ханифы некоторыми его же собственными последователями. Будто бы к ним обращается в своем стихотворении булгарский поэт и ученый Кул Гали, писавший об Абу-Ханифе:

Затем явился муж — Познания исток,

Ислам украшен им, он в вере был высок.

Познать его дела из вас любой ли смог?

Нугман, Сабита сын  — так чтят его теперь.

Освобождение от богословского формализма — это разговор с людьми не только на их языке, но и на уровне их духовного развития

Освобождение от богословского формализма — это разговор с людьми не только на их языке, но и на уровне их духовного развития

Может показаться, что Абу-Ханифа искал для себя послабления в религии. Однако это не так. Величайший предстоятель был человеком образцовой набожности, невиданного мужества и абсолютно стальной воли. Ему послабления в религии были не нужны. Чем же тогда он руководствовался, разрешая персам употреблять набиз, весьма любимый в те времена напиток? Тем, что он умел видеть главное.

Персы в те времена только принимали ислам. И Абу-Ханифа прекрасно понимал, что главным на тот момент было для людей осознание истины о Едином Боге. Когда это произойдет, приложится и все остальное. История доказала: Абу-Ханифа был абсолютно прав. Персы в итоге отказались и от вина, и от набиза.

По преданию, аналогичная ситуация была и в нашей истории, когда Владимир Красное Солнышко устроил так называемое состязание вер, описанное еще в «Повести временных лет», дабы определить, какую религию избрать для своего государства. «Первые Послы были от Волжских или Камских Болгаров, — пишет Николай Карамзин в „Истории государства Российского“. — На восточных и южных берегах Каспийского моря уже давно господствовала Вера Магометанская: Болгары приняли оную и хотели сообщить Владимиру. Описание Магометова рая и цветущих гурий пленило воображение сластолюбивого Князя; но обрезание казалось ему ненавистным обрядом и запрещение пить вино — уставом безрассудным. Вино, сказал он, есть веселие для Русских; не можем быть без него».

Иначе говоря, наши предки, представлявшие на том состязании ислам, решили пойти по пути формальной истины, ведь в исламе действительно «запретно все, что опьяняет»: и набиз, и медовуха, и вино. Однако будь среди них человек, по масштабу сопоставимый с Абу-Ханифой, который бы мог видеть главное за второстепенным и который, как и в случае с набизом, смог бы различить медовуху, употребляемую тогда на Руси, и вино, запрещенное в Коране, то, возможно, результат того состязания был бы совсем иным.

Освобождение от богословского формализма — это разговор с людьми не только на их языке, но и на уровне их духовного развития. Это подлинная забота о людях, особенно в долгосрочной перспективе, а не опека своей личной репутации и текущего авторитета. Это внутренняя смелость и полная ответственность за ситуацию, которую мусульманин проживает изнутри до конца, а не возвышается над ней, восседая на троне красивых истин и собственного благочестия. Далеко не всегда все это можно формализовать и регламентировать. Но именно такой духовной мудрости учил имам Абу-Ханифа и именно она легла в основу традиционного ислама татар.