«Никакого принятия ислама не было»: что же получила Волжская Булгария от багдадских послов?

Искандер Измайлов: «Принятие ислама стало ключевым этапом в средневековой истории Волго-Уральского региона» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Когда говорят, что ислам боролся с язычеством, это по меньшей мере смешно»

— Искандер Лерунович, насколько значимыми вам представляются те события, которые мы вспоминаем сегодня, отмечая 1100-летие принятия ислама Волжской Булгарией?

— Принятие ислама стало ключевым этапом в средневековой истории Волго-Уральского региона, важнейшим поворотным моментом, определившим движение наших предков от варварства к цивилизации, от первобытности к средневековому государству. В конечном итоге именно это был первый шаг и первая ступень, вырвавшая наших предков из мрака безвременья и поставившая их на путь по оси исторического времени, создав в конечном итоге татарскую нацию. Но путь этот был непрост и тернист, а сам начальный этап является сложным для понимания и интерпретации в силу целого ряда причин, о которых нужно поговорить особо.

— Что мы знаем о религии тюрко-болгар? Что это была за система? Или это были не связанные между собой верования в различных богов и духов?

— Раз уж мы заговорили о вере, которая существовала до ислама у бо́лгарских племен, то здесь надо отметить, что сведения наши о само́й религиозной традиции очень отрывочные и фактически они исходят не из Поволжья, а реконструируются на основе целого ряда фактов из других регионов Евразии — на основе анализа тюркских рунических памятников центральной Монголии, описания религиозных обрядов неких гуннов в Прикаспийском Дагестане, которые сделали армянские проповедники, на основе письменных памятников, сохранившихся в Дунайской Болгарии. Весь этот пласт источников позволяет в общих чертах реконструировать верования, которые считаются моделью мифологии и религиозных представлений раннесредневековых тюркских народов Евразии. Большую роль в изучении этой мифологии сыграл Сергей Григорьевич Кляшторный, который, прочитав и изучив рунические памятники, предложил описание исторических и религиозных представлений тюрок как системы мифологии, своего рода их системной картины мира.

И в этой картине мира свою важную роль играли различные божества, в том числе Тенгри — бог небесного свода и мироздания, Умай — богиня домашнего очага и рождения жизни и Эрклига — бог потустороннего мира, владеющий смертью людей. Были среди богов и другие. Например, был такой «бог на Пегой лошади», некий аналог вестника богов, но он не всегда приносил добрые вести, часто — наоборот. Он мог сообщить встреченному человеку, когда тот умрет, поэтому встреча с ним считалась недобрым знаком.

Одновременно у тюрок было, конечно же, множество духов и божеств низшего ранга, которые обитали на отдельно стоящих деревьях, высоких скалах и родниках, вокруг которых совершались обряды и приносились жертвы. Следы подобных поклонений духам можно видеть и в современной Монголии, где люди приносят жертвы особым сооружениям из камней на перевалах, у отдельных скал или родников. И все это вместе заставляет говорить, что это было типичное многобожие.

Некоторые элементы данной системы прослеживаются в сведениях и о верованиях болгарских и родственных им племен, о чем свидетельствуют как собственно болгарская письменная традиция в Дунайской Болгарии, так и армянские, и византийские сочинения. Хотя все они довольно отрывочны, но некую единую модель понять можно. Как и у всех тюрок, у болгар верховным божеством являлся Тенгри (или Тангра у дунайских болгар), рядом с ним находилась женская богиня домашнего очага и бог потустороннего мира. Можно полагать, что некоторые традиционные верования — почитание «святых родников» — также имеют очень древние корни, когда они представлялись обиталищем каких-то духов.

Однако следует подчеркнуть, что реконструируемая модель мифологии не является полной калькой с реальных религиозных верований. Между этой моделью и реальностью есть одна проблема — историки полагают, что они в теории совпадают, но понимают, что совпадение это лишь частичное. Короче говоря, модель тюркской мифологии есть, но, насколько она в каждом конкретном случае соответствовала традициям того или иного народа, неизвестно.

Дело в том, что мы привыкли мыслить штампами. Если речь заходит о мифологии, у каждого грамотного человека в голове возникает греческая система. Но мало кто понимает, что эта стройная и логичная система была создана русским историком, писателем и педагогом Николаем Куном (автором популярной книги «Легенды и мифы Древней Греции» — прим. ред.). Не стоит забывать, что он стремился создать учебное пособие для гимназистов, в котором собрал из разных сочинений, систематизировал и в доступной форме изложил основные легенды и мифы Древней Греции. Это совсем не религиоведческое произведение с изложением источников и разборов вариантов мифов. Ничего подобного в самой Греции не могло быть создано, поскольку, по известным нам источникам, мифы нередко противоречили друг другу, а часто одни и те же боги почитались в разных городах по-разному. Некоторые мифы сохранились в пересказе, например в произведениях Эсхила, другие — Гомера, третьи — Геродота, но все это элементы некоей мозаики, которая стала системой только после реконструкции мифологов. А Кун и другие создали модель, которой в реальности, строго говоря, не было, и реальные представления греков являлись несколько иными. Но по мере роста образования многие люди стали воспринимать его систему как нечто реально существовавшее, и более того, начали полагать, что реальное многобожие так и работает и должно иметь именно такой иерархический вид.

— Которого не существовало вовсе.

— Некоторым людям трудно объяснить, что язычество (или многобожие), то есть вера во множественность божественных существ, которые могли тем или иным способом влиять на реальную жизнь человека и, соответственно, требовавшие людей с особыми навыками, чтобы охранять от злых влияний и привлекать добрые себе на пользу, не было довольно сложной системой верований. Язычество пронизывало саму жизнь, но не являлось строгой кодифицированной системой. Одни племена верили в одних богов, другие — в иных, а третьи называли их похожими словами, но поклонялись им по-своему. Никакой строгой системы в этом не было. Пример тому — Рим, где возводились храмы всем богам завоеванных стран в надежде, что их заступничество не помешает, или Русь, где Владимир пытался собрать всех богов скандинавов и славян в один пантеон и систематизировать поклонение им. И в том, и в другом случаях это не принесло успеха.

Поэтому, когда говорят, что ислам боролся с язычеством или тенгрианство способствовало принятию единобожия, это по меньшей мере смешно. Монотеистическим, а особенно авраамическим книжным и пророческим религиям (иудаизму, христианству и исламу) просто не с чем было бороться. Язычество, не имевшее строгой ритуальной практики, разработанной системы ритуалов и эсхатологии, законоведения и системы этики, запретов и норм поведения, просто не имело шансов устоять. И неважно, было ли это тенгрианство, славянская вера в Перуна или скандинавская — в Одина. Исход всегда был один. Все эти языческие верования превращались в жалкие суеверия, располагавшиеся на периферии религиозной картины мира средневекового человека, в лучшем случае превращаясь в новых святых. Или, как произошло с Тенгри, который стал в определенном смысле другим названием, разумеется, не Всевышнего, но чего-то божественного, небесного.

«Когда мы говорим о том, какая религиозная система была в Булгарии до ислама, можно ответить, что она была множественно многобожеской» Фото: © Алексей Курбатов, РИА «Новости»

«Ось времени», которая двигала историей тюркских народов»

— И все-таки существует мнение, что ислам был легко принят Волжской Булгарией из-за того, что местное население придерживалось тенгрианства, а это одна из монотеистических религий, где Тенгри был верховным богом. Насколько подобные представления отвечают современным знаниям историков?

— Вот именно поэтому было важно определить, что такое язычество. Поскольку, когда речь заходит о тенгрианстве как некоей универсальной религии тюрок, надо понимать, что эта универсальность находится только в головах современных гуманитариев, причем чаще всего занимающихся периферийными науками, — искусствоведов или археологов. В реальности картина была совершенно иной — пестрой и многообразной. Достаточно внимательно прочитать Ибн Фадлана, который, совершая переход из Хорезма в Булгарию, описывал народ «ал-башк» (башкир): «…и вот мы прибыли в страну народа турок, называемого аль-Башк. … каждый из них вырезает кусок дерева величиной с фалл и вешает его на себя, и если захочет отправиться в путешествие или встретит врага, то целует его (кусок дерева), поклоняется ему и говорит: „О, господин, сделай мне то-то и то-то“. И вот я сказал переводчику: „Спроси кого-либо из них, какое у них оправдание (объяснение) этому и почему он сделал это своим господином (богом)?“ Он сказал: „Потому, что я вышел из подобного этому и не знаю относительно себя самого иного творца, кроме этого“. Из них кое-кто говорит, что у него 12 господ (богов): у зимы господин, у лета господин, у дождя господин, у ветра господин, у деревьев господин, у людей господин, у лошадей господин, у воды господин, у ночи господин, у дня господин, у смерти господин, у земли господин, а господин, который в небе, самый больший из них, но только он объединяется с ними (остальными богами) в согласии, и каждый из них одобряет то, что делает его сотоварищ».

Несомненно, что Ибн Фадлан ерничает и его инвектива имеет корни в универсальной критике монотеистических религий Востока в адрес многобожия, а конкретно — обожествления конкретных предметов (фаллос) или явлений природы. Но одновременно это яркая зарисовка хаотических представлений многобожников об окружающем мире, где шагу нельзя ступить, чтобы не наступить на пределы власти какого-нибудь духа или божества. Вот таким и было это тенгрианство, которое некоторые особо одаренные ученые пытаются назвать «языческим монотеизмом». Разумеется, таковым оно в реальности не было.

Но это еще и универсальная схема, как в Волго-Уральском регионе функционировало это многобожие, причем помноженное на большое количество племен и родов, одни из которых, по словам того же Ибн Фадлана, «поклоняются змеям, другие — рыбе, третьи — журавлям». Вполне возможно, что над всеми этими верованиями высился некий культ Тенгре, но явно только в глазах правящей элиты, которая пыталась вылепить из него некое подобие монотеизма, но это лишь наши догадки, а не реальное знание. Можно предположить, что значительная роль Тенгре (как, например, Зевса у греков) стала пониматься только при сравнении этой языческой системы с монотеизмом. И сразу показала свою ущербность и никчемность.

Таким образом, на территории Среднего Поволжья существовало множество многобожеских систем, и у каждого племени была своя какая-то иерархия, возможно, такой, условно, главный бог назывался Тенгри. Мы просто не имеем достаточно источников, чтобы конкретно сказать, какая система верований практиковалась реально. В той же самой Дунайской Болгарии, например, Мадарский всадник, он, скорее всего, посвящен Тенгри, но там нигде не указано, что Тенгри — это Бог-Воитель на коне. И это потому, что никто систематически не записывал этих верований, а для тех, кто с ними жил, они были понятны без излишней детализации. 

Таким образом, когда мы говорим о том, какая религиозная система была в Булгарии до ислама, можно ответить, что она была множественно многобожеской. Это очень сложная и запутанная система, интуитивно понятная тому, кто жил в ней, но сложная для понимания непосвященного. Для того чтобы понять ее сложность, достаточно почитать серьезные труды отечественных и зарубежных этнографов (Штернберга, Бограз-Тана, Токарева, Миклухо-Маклая, Малиновского, Боаса, Леви-Брюля и других). Это был комплекс верований вовсе не только главных богов, самая главная черта многобожия — то, что этих богов было много, а кроме них, были еще и мелкие духи, все они имели сложную иерархию между собой, а у каждого урочища, ключа святого был свой мелкий дух, который помогал или вредил, которому при случае нужно было приносить жертвы в разной форме. Вот эта множественность являлась универсальной, а попытка элиты какого-то вождества сконструировать подобие монобожества — редкость, поскольку практически нигде не имела долговременного успеха. И никаким прообразом монотеизма такие попытки не были.

— Как соотносятся эти религиозные системы с разными формами государства, в частности у тюркских племен, которые пришли в Среднее Поволжье?

— Проблема соотношения разных религиозных систем и их взаимодействие с этапами становления государственности у тюркских народов действительно очень важны. Если совсем кратко и, срезая углы, ее описать, то можно сказать, что она проделала за период от древности до Средних веков огромный путь. Он был полон экспериментов и поисков наиболее подходящих религиозных систем. В империи Хунну верования хоть и испытали влияние Китая, но оставались традиционными и более-менее похожими на картину мира, например, якутов. Точно можно сказать, что власть правителя была сакральной и он являлся не только верховным вождем, но и главным жрецом, который выполнял моления на высокой скале, обращаясь с мольбами к Божественному Небу. Но это были моления о даровании благословения в важнейших делах — войнах, политике и других общих для всей страны делах. Для обычных повседневных молений существовали, очевидно, шаманы, которые обеспечивали связь людей с миром духов.

В Тюркском каганате благодаря их письменной традиции мы о религиозной картине мира знаем больше. Она стала более сложной, и в ней появляется некая иерархия божеств. Сам правитель — каган — является фигурой сакральной, выполнявшей связь между главными божествами (Вечным Небом и сакральной Родиной — Землей и Водой). При этом никаких особых священнослужителей у тюрок не было, а функции повседневного общения с духами традиционно выполняли те же шаманы. Нетрудно заметить, что все эти государства в религиозном плане были довольно рыхлыми и не могли в идеологическом смысле противостоять ни Китаю, ни Ирану. Именно поэтому уже в Уйгурском каганате начались религиозные искания, которые привели к принятию ими манихейства в качестве религии элиты, а затем и буддизма. Но эти религии хоть и были более продвинутыми, но не смогли укрепить власть уйгуров, наоборот, ослабили их и привели к краху.

У болгар, насколько мы можем судить, была традиционная тюркская система верований в Божественное Небо — Тенгре и других божеств. Но при этом поскольку болгарские племена обитали в Северном Причерноморье, то они явно взаимодействовали с христианством в разных его формах, иудаизмом и другими восточными религиями. А кроме того, они имели опыт создания своего государства — Великой Болгарии в Западном Предкавказье. Не исключено, что часть аристократии, политически контактируя с Византией, даже принимала (могла принимать) христианство, но системой это не стало. После распада Великой Болгарии часть из болгар попала под власть хазар, где существовало обычное тюркское многобожие, а во главе страны стоял сакральный правитель — каган. Но в конце VIII века после длительной войны с арабами элита хазар принимает иудаизм. А в Дунайской Болгарии в конце IX века элита принимает христианство. И обе страны едва не развалились в ходе внутренней межрелигиозной войны.

Таким образом, можно сказать одно, что тюркские государства с разной скоростью, но неуклонно двигались в сторону принятия единой монотеистической религии. Это была та самая «ось времени», которая двигала историей тюркских народов. По мере укрепления и развития государственности росли требования к обретению идеологии — новой монотеистической религиозной системы. Именно монотеизм стал такой системой. Главным мотивом, который заставлял правителей тюрок в разных регионах отказываться от многобожия, было стремление найти религию, которая никак не связана с многочисленными местными божками и консолидировала бы власть и общество.

То есть представления об обществе и религии у наиболее продвинутой тюркской элиты в разных регионах Евразии были довольно сложными, но так или иначе они понимали, что государственная система — это некая иерархия власти. Но раз общество имеет такую систему, то и в верованиях должна быть такая же четко построенная иерархия. Примером подобной конструкции был Второй Тюркский каганат, как его реконструировал Кляшторный, который считал, что каганы пытались создать некое тенгрианство, которое уже было синтезом китайских религиозных систем (даосизм, конфуцианство и так далее) и тюркских верований. Но попытка навести порядок в тюркской мифологии не прижилась, показав ее нежизнеспособность. Спустя века булгары, скорее всего, столкнулись с такой же ситуацией, когда потребовалось сформировать государственность, что оказалось невозможно без консолидации религии.

— Это понятно. Единое государство и единый правитель требовали единой религии. Но какой у булгар был выбор?

— Как говорится, при всем разнообразии выбора он высчитывается с математической точностью. Еще раз доказывая старое правило альтернативной истории: сколько бы не существовало альтернатив, но в конечном итоге выбор, как правило, был неизбежен. Понятие «осевого времени» Ясперса основано именно на этом принципе. Итак, какой же у Алмуша и его окружения имелся выбор? Если отбросить разную экзотику, то он был не так велик: в Византии было христианство, в Хазарии — иудаизм, а в Средней Азии — мусульманство. То есть выбор мог быть одной из этих систем. Но Византия находилась далеко и не так активно вмешивалась в дела Поволжья. Кроме того, императоры «ромеев» являлись союзниками Хазарии, будучи связанными с ними торговлей по Великому шелковому пути и разными династическими отношениями. Иудаизм также можно исключить. Во-первых, это была религия врагов булгар, во-вторых, она показала разрушительную роль в судьбе Хазарии, а не объединительную. Римское христианство также не имело шансов из-за расстояния и, главное, попыток везде подчеркивать верховенство пап над светскими властями.

Получается, что в данном случае для булгар все пути вели в Бухару и далее в Багдад. Ислам был децентрализованной, но консолидированной религией, а также именно в исламском мире находились все торговые контрагенты. Одновременно Арабский халифат почти 100 лет вел войны против хазар, поэтому булгары, выбрав ислам, сразу получали военно-политического союзника. Таким образом, простая логика показывает, что выбор ислама был предопределен.

На фото: письмена X–XII веков на руинах Соборной мечети в Болгаре Фото: © Иван Денисенко, РИА «Новости»

«Булгары решили, что пора бы уже эту торговлю взять под свой контроль»

— Значит, выбор ислама носил характер скорее политического и торгового интереса, чем культурного?

— Разумеется. Будем честны. Политикой, в том числе религиозной, движет интерес, а не благие пожелания и внезапно снизошедшее благолепие. Рождающееся государство, укрепляющее свою власть, должно было противостоять не просто абстрактному многобожию, но и иудаизму, который символизировал ненавистную хазарскую власть. Чтобы сбросить власть хазар, нужно было открыто выступить и против их религии. На этом зиждилась их политическая доктрина противоборства с Хазарией — чтобы вырваться из-под  власти кагана, необходима была религия, способная поднять на эту борьбу. А мир ислама, заметим, почти 100 лет воевал с хазарами. Поэтому ислам был вполне осознанным политическим выбором.

Кроме этой политической идеи, выбор ислама основывался и на практическом интересе. Дело в том, что в это время начинает активно развиваться северное ответвление Великого шелкового пути из Средней Азии в Поволжье и далее в Северную Европу. До этого путь из Средней Азии шел через Прикаспий и перевалы Кавказа в Причерноморье, где находились византийские порты. Благодаря этому в горных долинах Северного Кавказа возникли аланские города с христианскими каменными церквями. Это были настоящие караванные города. Они не выросли из округи и процветали только благодаря тому, что шли караваны, а они собирали торговую пошлину. В аланских могильниках рядом с этими городами отрыто огромное количество оружия, украшений из золота и серебра, шелковых одежд и так далее. Общество процветало до тех пор, пока движение караванов стало невыгодно. Как только их движение прекратилось, эти города пришли в запустение. И монголы тут были ни при чем. При них торговля возродилась, но через другие пункты.

Одновременно начинает активно развиваться Великий Волжский путь из-за нескольких факторов. С одной стороны, начались активные процессы образования военного сословия в Скандинавии, что вызвало резкий всплеск морской торговли и военных набегов во все стороны — от Англии и до Испании, а также на Восток. Здесь викинги освоили путь через днепровскую систему в Византию и через волжскую — в страны ислама. Они основали свою военно-торговую корпорацию «русов», которая стала контролировать эти пути, а позднее создало свое государство с центром в Киеве. Но на Волге их успехи не были столь значительны. Они потерпели поражение в войнах с хазарами и булгарами, став торговцами рабами и пушниной. О них можно поговорить особо, но для нас важно, что уже в начале IX века волго-балтийский путь активно функционировал и обогащал булгар и хазар. Достаточно сказать, что в Скандинавии известны десятки тысяч кладов серебряных дирхемов, вес которых достигает 60 тонн. То есть это был настоящий «серебряный поток», который по прибыльности можно сравнить только с нефтяной трубой в ту же Балтику. С юга по этому пути двигались караваны из стран ислама, а из Балтики — скандинавы. Местом встречи, своего рода перевалочным пунктом, стала Булгария, где смыкались многие трансевразийские пути.

Одновременно с развитием торговли возникают города и земледельческая округа, появляются мусульмане и целые общины. Это фиксируется и по письменным источникам, и по данным археологии. Даже в языческих погребениях появляются вещи с арабскими надписями и произведенные по заказу в Средней Азии. Трудно сказать, были ли они мусульманами, либо только приняли веру и еще не строго следовали канонам ислама, но, как бы там ни было, они явно взаимодействовали с миром ислама. Но главное, что торговля приносила огромный доход в казну правителя булгар. Пошлины могли бы сказочно обогатить булгарских правителей, но…

Частью доходов они вынуждены были делиться с хазарским каганом. Это вызывало возмущение у правителя и элиты. Но, чтобы сохранить эти средства, нужна была сильная государственность, боеспособное и верное войско, а также новая религия, консолидирующая общество изнутри и противостоящая попыткам навязать взгляды извне.

— Как политический и торговый интерес был связан с поисками религии?

— Самым прямым образом. Мы уже говорили о возможности выбора веры. Но этого мало. Нужно было еще реализовать такую программу, чтобы противостоять хазарам, потому что ни государство, ни выбор веры не дают политические механизмы начать борьбу за освобождение от власти Иудейской Хазарии. Судя по источникам, эти настроения резко усилились к началу X века.

— Почему?

— Очень интересный вопрос. Почти 200 лет булгары жили под властью хазар и не строили планов на восстание. Даже когда начали обогащаться благодаря Волжскому пути, тоже никаких тенденций к самостоятельности не выказывали. И вдруг…

Здесь есть только одно соображение. Дело в том, что тогда интенсивность движения по Великому Волжскому пути менялась. Примерно с середины IX века она резко сократилась, если судить по кладам серебряных дирхемов. Наступает малый безмонетный период. Считается, что в это время истощились главные рудники и произошел всплеск внутренней нестабильности на Ближнем Востоке. В условиях сокращения доходов требования выплаты налогов в казну хазарского кагана не уменьшились, а возможно, и возросли в связи с религиозными конфликтами и давлением венгров и печенегов. Это заставило булгарскую элиту сплотиться и осознать, что каганат из фактора защиты и стабильности превратился в свою противоположность. Булгарская элита стала консолидироваться в конце IX века вокруг рода Шилки и его сына Алмуша. Поэтому, когда на Востоке заработали новые рудники и хлынул новый поток серебра, булгары решили, что пора бы уже эту торговлю взять под свой контроль. Им были нужны союзники, что активизировало дипломатические шаги, а поскольку к этому времени мусульманская община стала довольно значительной, то и она взяла на себя эту активность.

— Интересно, а как на это реагировала языческая часть общества? Она, стало быть, была прохазарской?

— Не думаю. Тут есть такой важный момент, который связан с нашими рассуждениями о взаимодействии этой системы с исламом. Дело в том, что любое государство, которое возникает в Средние века, должно опираться на монотеистическую систему. И это неслучайно. Дело в том, что различные языческие системы объединить в одну невозможно. Такой фокус попытался проделать Владимир Святославович, когда взял и в Киеве на капище богов стал собирать идолов со всей страны. Возможно, что это легенда, как и многие легенды о раннем периоде Руси в летописании. Некий парафраз с тем, что было в Древнем Риме, где каждому богу ставили по храму. Неважно, верили в него римляне или нет, но на всякий случай заручиться поддержкой им надо. И культы Изиды и Митры распространились по всей империи, а Митра в прямом смысле стал богом легионеров. Даже на границе с кельтами в северной Британии был найден посвященный Митре храм. 

Масштабы у Владимира были меньше, но он свез на киевскую гору десяток идолов и объявил главным из них Перуна. Проблема только в том, что объявить это можно, но так единого пантеона не возникает. Каждый продолжает верить в своих божеств. А главное — не возникает единства страны. Кстати, некоторые историки считают, что единого государства в Греции не возникло именно по этой причине — в каждом городе и общине верили в своих богов, которые только назывались одинаково. Нет единого пантеона, нет иерархии божеств и священнослужителей, а следовательно, не возникает единства страны. К Владимиру это осознание пришло быстро — он велел порубить всех идолов и сбросить в Днепр.

Очевидно, что нечто произошло и в Волжской Булгарии: правители через какое-то время поняли: для того чтобы объединить страну в военно-политическом смысле, необходимо создать единство духовное, а оно может быть, если будет вера в единого бога и его наместника на земле — правителя. И как иерархически организована религиозная система, так и ее продолжением является иерархическая социальная система общества. И если духовные искания Владимира естественным образом были направлены на Византию, то Алмуша — на Багдад.

Болгар в наши дни Фото: «БИЗНЕС Online»

«Ибн Фадлан писал об этом в самых драматических тонах — холод, сомнения и одиночество»

— Вы говорите о едином правителе. Имеете в виду, что образцом для Булгарии был Халифат и его правитель ал-Муктадир?

— В определенном смысле, конечно. Средневековая монархия как идея была прямо и непосредственно связана с монотеизмом. Причем сама организация власти в исламе была слита с религиозной системой. В IX–XI веках на Востоке эта система претерпела эрозию, а при Сельждукидах они окончательно разделились. Но в начале X века в Багдаде при Аббасидах халиф являлся и верховным правителем, и главой мусульманской общины. При сильных халифах их власть была всеобщей, но при слабых — главную роль играли разные группировки аристократии. Ал-Муктадир относился к числу слабых халифов. Он терял провинции, средства, не мог примирить придворные кланы и так далее. Например, при нем Саманиды в Средней Азии только номинально подчинялись его власти, что почувствовало посольство в Булгарии. Но это номинальное подчинение являлось моделью, которая для булгар была очень выгодна — номинальное подчинение халифу. То есть минимум контроля со стороны халифа, но максимум политического эффекта внутри страны. Послы булгар, как и сам Алмуш, прекрасно понимали, как это работает на практике.

— А кем был Алмуш, чем и кем он правил?

— Его титул — эльтибер. Интересно, что часто от дилетантов приходится слышать о «ханах Булгарии» или даже «хане Алмуше». Недавно прошло сообщение о съемках нового фильма о принятии ислама, и в нем Алмуш опять назван «ханом». Вопиющая глупость и незнание элементарной истории, поскольку об этом написано даже в школьных учебниках.

Дело в том, что правителем Великой Булгарии был хан Кубрат, он и его род Дуло был каганским и мог претендовать на этот титул. И его сын Аспарух, основавший Болгарское ханство (царство) на Дунае, действительно являлся ханом по рождению. Но часть булгарских родов, которая стала править в Среднем Поволжье, не была ханского рода, поэтому их вожди носили титул «эльтибер». Это известный тюркский титул, которым обладали представители вассальных по отношению к кагану племен в Жужаньском и Тюркском каганатах…

— Такой глава областной администрации.

— Лучше сказать — вассальный правитель, губернатор штата в США или президент союзной республики. В тюркской традиции различались народы по тому, насколько близко они были к власти — каганли будун (то есть народ, имеющий кагана) и эльтиберли будун (народ, вассальный по отношению к каганскому). То, что у Алмуша был титул эльтибер, как раз встраивается в иерархию Хазарского каганата. У него высокое место в иерархии, но он все же стоит на ступеньку ниже по отношению к хазарскому кагану и его роду. Для них он является вассалом.

Интересно, что, даже приняв титул эмир, булгарские правители продолжали употреблять и этот тюркский титул, но уже не вполне понимая его смысл, считая его неким именем предка. Как бы то ни было, но титул подчеркивает, что Алмуш являлся верховным правителем важного региона и это не оспаривалось хазарами. Но был подчинен им, вынужден был посылать им дань и отправлять заложников — своих детей.

— Алмуша это все устраивало?

— Конечно, нет. Поэтому он принимает ислам и пытается поднять свой международный авторитет, чтобы получить поддержку в борьбе с хазарами. Ислам в этом играл важную роль. Очевидно, мусульманство пришло в Поволжье, как подчеркнуто в самой булгарской исторической традиции, от «некоего факиха из Бухары», то есть под влиянием Саманидов. Так в Булгарию приходит ханафитский мазхаб, который по традиции существует вплоть до сегодняшнего дня. И уже в 920-е годы в Булгарии были крупные общины мусульман — сам Алмуш и его окружение, описана община баранджар числом 5 тысяч человек, у которых имелась деревянная мечеть. То есть Булгария уже была мусульманской страной и ислам являлся вполне официальной религией. Тем не менее Алмуш отправляет посольство в Багдад, для того чтобы свою власть утвердить в глазах мусульман как внутри своей страны, так и за ее пределами. И здесь он делает гениальный ход — обращается с просьбой о признании к правителю всех мусульман. А это багдадский халиф. Это для нашего времени как признание со стороны ООН.

В этой истории удивительно, что он направил в Багдад своего посланника по имени Абдаллах ибн Башту (или Йаштава) ал-Хазари (то есть Хазарин). В Багдаде он нашел подход к придворным кругам, а именно: Назиру ал-Харами, и он его представил халифу. Ибн Башту вручил ему письма, и халиф велел отправить в Булгарию посольство, которое возглавил Сусан ар-Расси, секретарем был назначен Ахмед Ибн Фадлан, а в качестве переводчиков и телохранителей — двое тюрок: Тегинаат-Тюрки и Барса ас-Саклаби, очевидно, имевших отношение к Булгарии. Для Ибн Фадлана, который всячески выпячивал свою роль, предыстория была не так важна, поэтому он описывает ее буквально двумя предложениями. Но если задуматься, то Абдаллах ибн Башту был явно гениальным государственным деятелем Булгарии, который проехал полмира, добился помощи и поддержки багдадского халифа и привез посольство обратно в Булгарию. Если только вдуматься в это, то мы поймем, насколько это был выдающийся и незаурядный человек. Причем незаслуженно забытый.

— Почему багдадский халиф согласился на организацию этого посольства?

— Трудно сказать. По крайней мере, наш единственный источник Ибн Фадлан говорит об этом очень туманно. Не исключено, что и для него смысл данного предприятия был не совсем понятен и поэтому он слишком буквально воспринимал то, что посольство должно принести ислам в далекую страну «седьмого климата». Очевидно, что все политики, участвовавшие в данной интриге, преследовали свои цели. Одни придворные использовали это для укрепления своих позиций при дворе, сам халиф посчитал, что это поднимет его авторитет, как человека, обратившего в ислам целую провинцию на краю мира, и позволит защитить страны ислама от угрозы со стороны хазар и русов. Угрозы эти были довольно призрачными, потому все эти амбициозные цели оказались столь же призрачными. И, когда через год посольство вернулось обратно, его достижения оказались невостребованными, а потом и забытыми, не принеся заслуг и политических дивидендов Багдаду.

Если задуматься, то есть два главных бенефициара от проведения этого посольства. Один явный — булгарский правитель Алмуш. Признав это, мы еще раз должны отдать должное прозорливости правителя и умелой реализации своей дипломатической миссии со стороны Абдаллаха ибн Башту, который, прибыв с далекой северной окраины мира, сумел прорваться к багдадского халифу и смог его заинтересовать этим проектом. А другие — историки, причем уже из эпохи Средневековья, которые переписывали сведения о Булгарии и диковинках этой страны и, собственно, знают о них. И все это благодаря другому явно незаурядному человеку — секретарю посольства Ахмаду Ибн Фадлану.

— «Секретарь посольства» — это что означает?

— Это современная интерпретация. Скорее всего, он был помощником посла, письмоводителем посольства, возможно, самым грамотным и сведущим в богословии человеком. В пользу его говорит и то, что он единственный, кроме посла, кто совершил эту миссию и вернулся в Багдад. Скорее всего, он, видимо, постоянно вел дневниковые записи посольства, которые легли в основу «Записки», где описал все увиденное им во время этого путешествия, что обессмертило его имя. Эти сведения были настолько интересными и шокирующими, что сохранились до наших дней.

В этой «Записке» он всячески подчеркивал, что сам посол не играл никакой роли, все посольство разбежалось по дороге, никакой помощи он не получал и все оно состоялось только благодаря его активности и непреклонному желанию довести поручение халифа до нужного успеха. Особенно драматичная ситуация, видимо, сложилась во время зимовки в Хорезме, когда от всего посольства остались только несколько человек.

— Они зимовали в Средней Азии, когда ехали в Болгар?

— Да, они зимовали в Хорезме. Ибн Фадлан писал об этом в самых драматических тонах — холод, сомнения и одиночество. Однажды он писал, что, выйдя на улицу за хлебом, вернувшись в дом, обнаружил, что его борода превратилась в сосульку. Можно предполагать, что он преувеличивал эти ужасы, но надо понимать, что жителю Ирака холод причинял реальное страдание. Тем не менее посольство продолжило путь, едва пошли первые караваны в Булгарию. Пройдя земли огузов, народа ал-башк (очевидно, баждгард / мадьяры), они достигли Булгарии.

«Мы просто привыкли легко относиться к точности исторических фактов и дат, с легкостью манипулируя ими» Фото: «БИЗНЕС Online»

«История не математика, в ней важна точность!»

— Когда посольство прибыло в Булгарию?

— Посольство достигло Волжской Булгарии в воскресенье, 12 мухаррама 310 года Хиджры (то есть 12 мая 922 года). За сутки до этого их караван встречала делегация сыновей Алмуша и знатных людей с вооруженной охраной, а 2 фарсаха (около 12 километров) около ставки Алмуша он сам выехал навстречу, пал ниц перед послом, возблагодарив Аллаха за такую милость. Сам день прибытия посольства Ибн Фадлан указывает довольно четко, поскольку вел дневник. А уже спустя четыре дня, в четверг, 16 мая, Алмуш организовал торжественную встречу посольства, призвав на нее всех приближенных и высшую аристократию. На ней было зачитано письма халифа и Алмушу были вручены подарки, включая дорогой халат и знамя халифа.

Сразу оговорюсь, что эти даты я даю по историческим источникам. То, что в Татарстане в 2010 году датой принятия ислама был назначен день 21 мая, — это проблема политиков, а не историков и исторической точности.

— Разве так это важно, какая дата правильная — 16 или 21 мая? Все-таки главное — само принятие ислама.

— Не знаю, как в других отраслях знания, но один мой преподаватель университета профессор Григорий Наумович Вульфсон любил говорить, что история не математика, в ней важна точность! Мы просто привыкли легко относиться к точности исторических фактов и дат, с легкостью манипулируя ими. В советское время у нас Февральская революция случилась 8 марта, а Октябрьская — 7 ноября, все не то, чем кажется. С такой логикой, конечно, нет никакой разницы в том, что и когда праздновать. Но мы говорим не о дате, назначенной какими-то полуграмотными людьми, а обсуждаем научные факты. Поэтому для нас важна точность и конкретность даты каждого события.

— Ясно, а что, собственно, произошло в тот день и была ли эта торжественная встреча принятием ислама?

— Мы уже говорили, что ислам был принят Алмушем, его окружением и различными общинами. Даже в письме халифу, которое привез Ибн Башту, говорилось, что Алмуш являлся мусульманином, но просил научить его законам ислама, построить для него мечеть и провозгласить оттуда пятничную молитву. С этой точки зрения, конечно, цель посольства была в утверждении ислама. Но здесь явное лукавство со стороны Алмуша. Он был мусульманином, в его ставке уже находилась мечеть, и в ней совершалась пятничная молитва. Но если бы Алмуш написал об этом, то никакое посольство из Багдада просто бы не было отправлено. Такой далекий и опасный путь только для того, чтобы осветить власть какого-то мелкого правителя на краю мира… А просьба пролить свет ислама на далекую ойкумену имела успех. Поэтому тут мы имеем дело с тонкой дипломатической игрой. Посольство и само не выполнило всех обязательств, и не привело законоведов и богословов, а также деньги на постройку крепости и мечети, а Алмуш не собирался второй раз принимать ислам. Хотя политически выказывал посольству и самому халифу высшие знаки уважения. Позднее Алмуш даже принял мусульманское имя — Джафар ибн Абдаллах, то есть признал себя названным сыном халифа.

— Так что же тогда реально произошло 16 мая 922 года?

— Если отвлечься от внешней канвы событий — самой встречи и чтения письма халифа, а также не принимать во внимание претенциозные заявления Ибн Фадлана, то в сухом остатке произошло дипломатическое признание Волжской Булгарии как мусульманской страны, причем это было сделано максимально торжественно именно для аристократии булгар и всех соседних племен, чтобы они узнали, что отныне правитель булгар имеет поддержку одной из мировых держав, а через ислам он получает новую легитимацию своей власти, которая выше, чем традиция власти племенных вождей. Тем самым он из равного им сразу стал высшим правителем, сыном халифа правоверных и получил часть его харизмы. А для других стран, прежде всего мусульманских, он стал равным — правителем из страны, которая признана халифом как входящая в «дар-и ислам / мир ислама». И это стало важнейшим достижением данной встречи. И практически единственным достижением. В этом смысле Алмуш добился всех своих целей, а вот халиф и его посольство оказались едва ли не обманутыми в своих ожиданиях. Ведь факт принятия ислама вроде бы формально имел место. Но на самом деле никакого принятия ислама не было.

И проблема этого посольства в том, что из его рук принять ислам булгары могли только в самом крайнем случае. Например, если бы оно привело с собой учителей и законоведов, строителей и мастеров, а также привезли бы огромные деньги для Алмуша. Надо иметь в виду, что двор халифа, посол ар-Раси и сам Ибн Фадлан были шафиитами, а этот мазхаб имеет определенные отличия от других. Булгары же традиционно исповедовали ханафитский мазхаб.

Характерен факт, который случился через день после встречи посольства во время пятничной молитвы. Его подробно описывает сам Ибн Фадлан. Во время молитвы, когда с минбара мечети Алмыша хатиб провозгласил хутбу за Алмыша. Ибн Фадлан вмешался, требуя, что была провозглашена молитва с указанием, что правителя должны звать по-мусульмански и он является «клиентом повелителя правоверных». Позднее он услышал, что муэдзин провозгласил хутбу дважды (как принято у ханифитов) и также протестовал. Сначала Алмуш приказал слушать его, но затем вернул все обратно.

То есть ни формально, ни конкретно никакого принятия ислама от багдадских послов не произошло. Формальным поводом для отказа от принятия ислама было отсутствие звонкой монеты, которую должно было привезти посольство, но не смогло получить у Саманидов. Хотя Алмуш говорил Ибн Фадлану, что ему нужны были не просто деньги, которых у него достаточно, но именно благословенные дирхемы. Поскольку их не было, то Алмуш счел возможным отказаться от принятия шафиитского мазхаба. Тем самым вопрос о принятии ислама от имени халифа перестал быть актуальным, и посольство через некоторое время отправилось в обратный путь.

Тем не менее дипломатическое признание Булгарии как мусульманской страны произошло. Вернувшись обратно в Багдад, посольство распространило сведения о Булгарии как стране ислама и союзнике всех мусульман. С этого момента во всех историко-географических и энциклопедических сочинениях стало указываться, что Булгария — мусульманская страна. Это укрепило торговлю и прибавило авторитета государству.

Внутри страны этот съезд аристократии, видимо, сыграл важную роль в консолидации общества и власти. Алмуш продемонстрировал всем, что халиф, как бы далек он ни был, знает о булгарах и помогает им, готов признать их мусульманами и благословить власть правителя булгар. Этим шагом Алмуш обнулил всю традицию государственности и политического устройства, которая была в стране до того. Теперь он опирался не на тюрко-болгарскую традицию, не на то, что подчиненные дают ему легитимацию власти, а он ее получает сверху.

Всевышний дал власть халифу, а он, в свою очередь, передал ее Алмушу. Подобная легитимация не зависела от хазарского кагана и делала булгар независимыми от него. Одновременно Алмуш обнулили все религиозные системы в стране, заменив их исламом, установив единую духовную власть, став верховным правителем и законоустановителем. Он полностью обнулял систему и консолидировал страну. 

«После приезда багдадского посольства Алмуш начал объезд своей земли и везде созывал курултаи племен, которые должны были присягать ему и принимать ислам» Фото: ru.chuvash.org, commons.wikimedia.org (общественное достояние)

«В течение X века Булгария совершила огромный прорыв, став централизованным феодальным государством»

— Но ведь не все были согласны признать власть Алмуша и перейти в ислам?

— Разумеется, не все. Вообще, реформы с трудом воспринимаются большинством населения, которое привыкает жить по традиции и не желает ничего менять. Но время и обстоятельства заставляют это делать. После приезда багдадского посольства Алмуш начал объезд своей земли и везде созывал курултаи племен, которые должны были присягать ему и принимать ислам. Но, когда ставка прибыла на берега реки Джаушир (возможно, река Гаушерма в Чистопольском районе у села Кутлушкино), произошел эпизод, привлекший внимание Ибн Фадлана. Племя сувар разделилось, и одна часть отказалась прибыть к нему, а племя аскал (эсгиль / чигиль) повиновалось Алмушу. Но правитель булгар, угрожая суварам силой, заставил их приехать к нему и присягнуть. Существует огромное количество литературы, основанной на этом кратком пассаже, вокруг которого строится теория происхождения чувашей от этих языческих чувашей, хотя из текста ясно, что сувары подчинились и не бежали от исламизации в Предволжье.

Очевидно, признание Булгарии халифом и получение новой легитимности имели и зримые последствия. С этого времени в Булгарии резко начинает развиваться сельская округа с высокой культурой земледелия, а также увеличивается число городов. При этом все города возникали как мусульманские по структуре и составу населения. Долгое время археологи не очень понимали, откуда взялось такое количество оседлого населения. Ранее наиболее доказанным было мнение, что это кочевники-булгары стали оседать на землю. Но оседлые кочевники слишком малочисленны, а также не обладали такими высокими навыками в земледелии и ремесле.

Сейчас стало понятно, что эти земледельцы и ремесленники бежали из Подонья, которое в то время переживало нашествие печенегов, где, судя по археологическим данным, известны мусульманские могильники. Именно это самое оседло-земледельческое мусульманское население, очевидно, создало сеть городов, заложило основу ремесла и земледельческой культуры. С этого момента происходит взрывной рост Булгарского государства.

— Являясь формально частью халифата, булгары ведь все равно не перестали платить дань кагану?

— Нет, не перестали, конечно. 920–950-е годы — это время становления государства, роста городов и появления двух крупных центров — Болгара и Сувара. А Хазарский каганат неуклонно катился к упадку. В 965-м князь Киева Святослав берет Саркел, а уже через три года был захвачен Итиль. Фактически после этого Хазарский каганат прекращает свое существование. То есть для истории 60 лет — это мгновение. Окончательное оформление Булгарского эмирата наступило при потомках Алмуша, когда в 985 году они заключают полноправный межгосударственный договор с Владимиром I Святославичем. В течение X века Булгария совершила огромный прорыв, став централизованным феодальным государством. Важнейшую роль в этом сыграло, несомненно, принятие ислама.

— Среди историков существуют мнение, что ислам был распространен среди элиты, а население оставалось языческим. Что можно сказать по этому поводу?

— Представление о степени распространения ислама в Булгарии является принципиальным. Советская историческая наука на основе изучения русской истории предпочитала считать, что ислам охватил в Булгарии только аристократию и городское население. Хотя все письменные источники в один голос утверждают обратное. Объявив население Булгарии в массе языческим, можно конструировать разные общности и объявить часть его удмуртами, часть — чувашами, а часть — башкирами. Последнее особенно смешно, но некоторые историки на полном серьезе утверждают, что столица Булгарии Биляр была племенным центром рода буляр. Спор с этим мнением утомителен и непродуктивен, поскольку наши оппоненты не воспринимают логичные аргументы. Но есть факты, которые и они не в состоянии игнорировать. Это археологические материалы.

Если описать их кратко, то надо выделить два основных факта. Во-перовых, как известно, в исламе есть запрет на употребление свинины. Так вот, в археологических остатках всех поселений Волжской Булгарии на всей ее территории нет костей свиньи. На Билярском городище они найдены в одном месте — в усадьбе русского ремесленника и дипломата. Но и здесь свиней не разводили, а употребляли в пищу окорока. При этом все финно-угорские народы в регионе свиней выращивали повсеместно.

Во-вторых, выявлено, что с рубежа X–XI веков на всей территории Волжской Булгарии нет ни одного языческого могильника и ни одного погребения. Везде открыты и изучены исключительно погребения, совершенные по мусульманскому обряду — без вещей и с соблюдением кыблы — ориентации умершего головой на запад, с лицом, повернутым в сторону Мекки. Характерно, что на всех могильниках исключительно единообразный унифицированный обряд. Это означает только одно — в стране существовала единая законоведческая практика и единая система образования, которая диктовала ритуал погребения. То есть у мусульман Булгарии был выработан собственный канон и он внедрялся всей мощью государства, поскольку только так можно было добиться подобного единообразия. Например, в эпоху Золотой Орды, когда эта система связи власти и уммы была разрушена, в разных регионах практиковались разные обряды.

Государство поддерживало ислам, не только чтобы обеспечить единство страны, но и из-за идеологических причин. В Булгарии была выработана идеология, что булгары являются защитниками ислама на краю обитаемого мира и защищают его от вторжения язычников. Они ощущали себя защитниками крепости, и только крепость веры позволяла сохранять страну и охранять весь мир. В какой-то степени булгары считали себя наследниками Александра Македонского (Искандера Зу-ль-Карнайна) и даже верили, что главные их города были построены им во время его походов.

Они считали себя защитниками веры, регулярно воевали с язычниками и жестко сопротивлялись монгольскому нашествию. И, судя по всем фактам, на тот ислам, который был принят в Улусе Джучи и распространился потом в Поволжье, наследие Булгарии оказало не такое значительного влияния, как считалось ранее. Ислам в Улусе Джучи пришел и распространялся благодаря влиянию Средней Азии, а не Булгарии.

— То есть у булгар был такой салафитский ислам…

— Можно сказать и так, хотя это сильная модернизация прошлого. Во всех деталях мы не можем понять суть, но нетерпимость к многобожию, очевидно, была связана с тем, что они ощущали себя внутри осажденной крепости в отрыве от мира ислама. А значит, любое отступление от выработанных ими норм и правил приведет к гибели всего государства, а вслед за ними рухнет и мир ислама. Но, кроме этого, имелись и другие особенности законоведческой практики в Булгарии, которые были связаны с особенностью широтного расположения региона.

Здесь впервые мусульманские законоведы и практики столкнулись с целым рядом невиданных прежде явлений. Например, белые ночи, когда нельзя было читать одну ночную молитву или употреблять пищу в пост, пока не наступить ночь. А как быть, когда ночь не наступает? Большая и сложная законоведческая проблема. Ведь была ситуация, когда мусульмане на строительстве Петербурга умирали, поскольку вынуждены были голодать целый месяц.

— Так ведь Муса Бигиев разрешил этот вопрос…

— Еще до Мусы Бигиева в Волжской Булгарии этот вопрос рассматривали и решили в данной ситуации разрешать употреблять пищу и не совершать один ночной намаз. На самом деле это была настоящая революция в мусульманском законоведении, поскольку она затрагивала основу ритуальной и запретной практики. А ведь с эпохи мутазилитов был установлен запрет на иджтихад и любые нововведения. А в Волжской Булгарии законоведы были вынуждены кардинальным образом реформировать законоведческую практику и внести в нее изменения. Подобная система существовала и позднее, вплоть до начала XIX века, когда ал-Курсави потребовал отказаться от нее в пользу современных способов определения времени намаза и строгого выполнения предписаний ислама. В этом смысле он выступал не как реформатор, а скорее как традиционалист, при этом разрушающий региональные традиции.

Впрочем, нам важно показать, что в Булгарии ислам был не просто каноническим, а очень живым, способным вырабатывать решения в непростой ситуации. Сама по себе нестандартность географического положения страны стимулировала развитие астрономических знаний и потребовала внести целый ряд изменений в законоведение. Все это напрягало духовную мысль волжских булгар, и они, очевидно, вырабатывали какие-то новые ритуальные практики и теорию фикха, которые были интересны всему мусульманскому миру. Поэтому нельзя сказать, что булгарский ислам являлся таким жестким и косным, как салафизм. Нет, это была сложная, но живая и развивающаяся система.

В ней было много от живого реформирования, которое позднее стало визитной карточкой татарского ислама, занимающего особое место в системе мусульманского богословия в исламском мире.