Человек из ниоткуда и непьющий йог: каким был Геннадий Бурбулис

Ельцин и Бурбулис во время августовского путча 1991 года Фото: Kremlin.ru

Бурбулиса можно описывать так, как Гоголь изобразил Чичикова

Отошедший от нас в мир иной Геннадий Бурбулис, приложивший руку к разрушению Советского Союза и только этим и известный широким народным массам, интересующимся политикой, относится к числу тех людей, которые внезапно возникают из небытия, возносятся непонятной силой наверх, делают то, что им предназначено судьбой, не очень понимая, где и зачем они оказались и в чем смысл их деятельности, а потом возвращаются, опускаясь или просто падая назад, вниз, в безвестность, из которой появились.

Борис Ельцин возбуждал любовь или ненависть; Егор Гайдар раздражал одной своей фамилией, неизвестно как оказавшейся связанной с экономикой, реформами и, что самое ужасное, распадом СССР; Анатолий Чубайс генерировал всеобщую ненависть к себе, правительству, власти и вообще происходящему; Петр Авен и Александр Шохин напоминали парочку клоунов, развлекающих публику между выступлениями исполнителей смертельных номеров; и только Бурбулис не запомнился ничем. Вообще ничем. Не помню ни одной умной или хотя бы запомнившейся мысли, ни одного яркого слова, ни одной скандальной выходки. Ну хоть бы напился разочек, засветился бы в бане с девочками, — так нет; все равно как и не существовал.

Бурбулиса можно описывать так, как Гоголь изобразил Чичикова: «В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод». Примерно так: не сказать, что дурак, однако и не так, чтобы слишком умен; не то что бы добр, но и в зле не замечен; похож на чиновника, однако все же не совсем чиновник.

Но это было бы слишком просто и неполно. Авен и Альфред Кох, очень хорошо знавшие Бурбулиса, взяли как-то у него интервью и характеризовали его так: «Гена — человек неэмоциональный, сдержанный, рассудительный, очень трезвый (во всех смыслах). Это, как вы понимаете, большая редкость и настоящая находка для сладкой парочки Гайдар – Ельцин. Но в нем есть скрытая страсть. Это видно по тому, как он играет в футбол. Я играл с ним много раз и могу сказать, что его манера игры — мощная, силовая, скоростная — выдает в нем человека с недюжинным темпераментом.

Однако он так хорошо управляет своими эмоциями (как-никак йог), что интервью у него брать просто пытка… Для него все наши наезды и подколки — комариные укусы».

Философ, йог, футболист, да еще и непьющий — это уже прямо слишком для одного человека. Это-то и погубило его карьеру. Но и сам он, кажется, не особо стремился лезть вверх по лестнице власти, спихивая конкурентов.

Как и многих других, а может быть и вообще всех перестройщиков, Бурбулиса вело КГБ, а вернее нерушимый союз партии и спецслужб, который у Владимира Войновича в «Москве-2042» называется «Коммунистическая партия государственной безопасности». И никаких документов из архивов не надо доставать, все и так видно, как в свете прожектора. Философские факультеты университетов, где готовили преподавателей философии и научного коммунизма — т. е. идеологов советского режима — всегда были вотчиной спецслужб, потому что обслуживали партию, и допускать туда подозрительных людей было никак нельзя. Бурбулис поступил на философский факультет Уральского университета в 1969-м, а в 1971-м уже вступил в КПСС. Т. е. кандидатом в члены стал на год раньше, едва успев познакомиться с факультетом, преподавателями и сокурсниками. Далеко не все выпускники философских факультетов удостаивались чести стать членами КПСС еще во время учебы; некоторые так никогда в партию и не попадали, хотя без членства сделать хоть какую-то карьеру в идеологической сфере было невозможно.

«Бурбулиса можно описывать так, как Гоголь изобразил Чичикова: «В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод» Фото: Zamir Usmanov/Russian Look / www.globallookpress.com

Бурбулис вовсе и не был таким уж твердым сусловцем

Бурбулис выглядел для кураторов идеологической сферы настоящим избранным. Идиоты-начетчики во главе с главным идеологом Михаилом Сусловым сделали из направления философии, основанного Марксом, — в котором постоянное изменение, развитие, в том числе и самой философии Маркса, включая научные, философские, социальные и какие угодно революции, были заложены в самый фундамент учения, — нечто до того мертвое, что не то что касаться, а даже подходить к нему из-за жуткого трупного запаха нужно было, отвернувшись и зажав нос. В этом мертвом считалось, что настоящим пропагандистом сусловского псевдомарксизма должен быть пролетарий как представитель передового общественного класса. То, что ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин пролетариями не были ни с какой стороны, сусловских начетчиков не смущало.

Таких же идеальных, никогда не существовавших в действительности пролетариев — интеллектуальных и в то же время идеологически выдержанных; талантливых, но абсолютно покорных; трудолюбивых, как муравьи, но готовых жить в нищете — искали и для партии. Чтобы найти таких, надо было, как Диоген, ходить днем с фонарем и кричать: «Ищу пролетария для партии и КГБ!» — но на свет фонаря слетались только жулики и проходимцы.

В то время промышленный пролетариат уже умирал во всем мире, и в СССР тоже, а оставшиеся совершенно не хотели идти в партию и тем более учить и преподавать какую-то муть, которой их изводили начиная со школы. Им и так было хорошо. Официально пролетарии были главными в стране, их все устраивало. Зарабатывали они больше, чем интеллектуалы; устраивающую их карьеру на своем заводе могли сделать и без партийного билета; а забираться на уровень директора охотников было мало, да и способных успешно вертеться в социалистической экономике было еще поискать.

Бурбулис являлся идеальным кандидатом на роль сусловского идеолога, прямо как с выставки образцов коммунистического инкубатора. Родился в семье военного летчика, литовца по отцу, и местной русской девушки; родственников за границей не имел; после школы не пошел учиться в вуз, а два года работал слесарем; потом отслужил в армии в элитных — ракетных — войсках; потом снова трудился слесарем; и только в возрасте 24 лет, когда другие, окончив вуз, уже пару лет работают по специальности, пошел на философский факультет. Так что сильно подозреваю, что его туда направили. Или попросили. Или заставили. Что в данном случае одно и то же.

К несчастью, Бурбулис еще в вузе связался с «методологами» Георгия Щедровицкого. «Методология» в смеси с сусловским трупоедством — это такая гремучая смесь, что ее одной было бы достаточно, чтобы разнести Советский Союз вдребезги. Исследование этой гремучей смеси еще предстоит, потому что «методологи» до сих пор процветают на самой вершине российской власти, хотя, как и любые представители тоталитарных сект, никогда не распространяются о себе иначе как среди «посвященных».  

Пролетарию Бурбулису, идеологически выдержанному литовцу и сыну летчика, была уготована быстрая, легкая и приятная карьера. Да еще помощь секты «методологов». Которую, впрочем, иногда становилось невозможно отличить от КГБ и партии. Однако Бурбулис не слишком торопился. 8 лет писал кандидатскую, 10 лет только преподавал. Но неизбежность его настигла — в 1983-м его назначили заведующим кафедрой общественных наук, однако не в родном вузе и даже не Уральском политехе, где он учил студентов, а во Всесоюзном институте повышения квалификации специалистов министерства цветной металлургии СССР в Свердловске. Это уровень пониже университетского и даже институтского. Специалистам цветной металлургии было глубоко наплевать на марксизм и вообще на всякую философию; заставить их заодно с повышением профессиональной квалификации освежать в памяти псевдомарксистско-сусловские премудрости можно было только совместными усилиями советских, партийных и спецслужбистских органов. Фактически Бурбулиса задвинули далеко и глубоко, откуда вообще нелегко было выбраться.

Почему так получилось? Были конкуренты под еще более крепкой крышей? А может быть, Бурбулис вовсе и не являлся таким уж твердым сусловцем, что было, видимо, заметно и проявилось чуть позже, в перестройку. Вот тогда для Бурбулиса и настал звездный час.

В 1987 году обком и горком КПСС в соответствии с веяниями времени постановили запустить в Свердловске политический дискуссионный клуб. С названием не заморачивались — «Дискуссионная трибуна». И вот тут-то Бурбулис и пригодился. С одной стороны — философ из пролетариев, проверенный кадр; с другой — чем-то отличается от совсем уж динозавроподобных профессоров. И Бурбулиса сделали председателем совета «Трибуны».

«Он уже тогда славился своими нестандартными и незаурядными поступками… Все в Ельцине вибрировало, говорило о том, что перед нами незаурядный человек, созидатель каких-то новых пространств», — рассказывал Бурбулис Фото: © Сергей Пятаков, РИА «Новости»

«Все в Ельцине вибрировало»

Потом были выборы народных депутатов, и вот там произошла судьбоносная встреча Бурбулиса и Ельцина. Вернее, первая встреча случилась еще до перестройки, но ее можно не учитывать — Ельцин выступал в доме политпросвещения перед преподавателями общественных наук. Но Бурбулис эту встречу запомнил, потому что Ельцин, в то время первый секретарь Свердловского обкома партии, произвел на него сильное впечатление.

«Он уже тогда славился своими нестандартными и незаурядными поступками… Все в Ельцине вибрировало, говорило о том, что перед нами незаурядный человек, созидатель каких-то новых пространств», — рассказывал Бурбулис «Московскому комсомольцу» в прошлом году.

В 1989-м между будущим президентом и будущим государственным секретарем началось прямое сотрудничество: сначала местные демократы выдвинули Ельцина кандидатом в депутаты, потом его перехватили москвичи, а команда Бурбулиса печатала листовки и вообще обеспечивала ведение избирательной кампании, потому что в Москве Ельцину ставили палки в колеса.

«Технологически, организационно избирательную кампанию вели мы, — рассказывал Бурбулис Авену и Коху. — А реально мы с Борисом Николаевичем начали встречаться накануне съезда. Это был март, потом апрель был месяцем подготовки, и мы уже начали общаться, и тогда с Ельциным я лично познакомился».

Очевидно, Геннадий Эдуардович произвел на Бориса Николаевича самое благоприятное впечатление. Во-первых, потому, что Бурбулис был его сторонником. И наверняка глубже, чем сам Ельцин, понимал проблемы СССР и, возможно, уже тогда осознавал, что это государство не жилец, и думать надо над тем, как бы его преобразовать таким образом, чтобы оно не развалилось к чертовой матери и не погребло под обломками страну и народ, как в 1917-м. А во-вторых, потому, что кандидат философских наук Бурбулис умел облекать в логические формулы хаотическое мышление Ельцина. Великий «разрушитель Борис» был ведь человек от сохи, он умел ярко и зажигательно говорить и кипел энергией, но у него не имелось ни достаточного образования, ни умения логически мыслить, чтобы создать в своем уме ясную картину происходящего. Помочь ему было кому — Анатолий Собчак и Галина Старовойтова были не единственными интеллектуалами среди народных депутатов. Но Собчак был Ельцину конкурент, и очень опасный; Старовойтова — слишком радикальна и, пожалуй, понимала, что собой представляет Ельцин на самом деле; другие или не могли, или не хотели, или самого Ельцина категорически не устраивали. Бурбулис не был конкурентом, к власти не рвался, думал так же, как Ельцин, и к тому же являлся земляком, что для человека от сохи очень важно. Вот поэтому Бурбулис стал тенью Ельцина.

Но не сразу. В 1990 году Бурбулис занял загадочную должность полномочного представителя председателя Верховного Совета РСФСР – руководителя рабочей группы высшего консультативно-координационного совета. Название ух какое громкое, но что за ним кроется, понять невозможно. Одно ясно — укреплялись дружеские и деловые отношения Ельцина и Бурбулиса. Вскоре Ельцин своей «звериной интуицией», как говорил сам Геннадий Эдуардович, убедился, что Бурбулис опасности не представляет, но может быть полезен. И сделал его главой своего избирательного штаба на выборах президента РСФСР.

Рейтинг у Ельцина тогда был такой, что он выиграл бы выборы, вообще не ведя никакой избирательной кампании. Народ, до смерти уставший от Советского Союза, успел уже устать от перестройки, бесконечной болтовни Михаила Горбачева, полной растерянности власти, не понимающей, что происходит и куда надо идти. На этом фоне решительный Ельцин, казалось, хотя бы способен взять дело в свои руки и идти хоть куда-то. То, что единственное направление его движения — путь к личной власти, не понимал, кажется, даже Бурбулис. Геннадия Эдуардовича беспокоили другие проблемы: в какой форме сохранить Союз и что надо делать с экономикой, чтобы она как-то заработала.

«И в самый критический момент судьба подсунула ему Гайдара. 19 августа 1991 года прямо в Белом доме, во время его обороны, Бурбулис познакомился с Гайдаром« Фото: © Юрий Абрамочкин, РИА «Новости»

Бурбулиса познакомил с Гайдаром ныне забытый Алексей Головков

И в самый критический момент судьба подсунула ему Гайдара. 19 августа 1991 года прямо в Белом доме, во время его обороны, Бурбулис познакомился с Гайдаром.

Но «познакомился» — это неправильная формулировка. Правильная будет такая: люди из КГБ, готовившие перестройку по планам Юрия Андропова, организовали знакомство Бурбулиса с Гайдаром с заранее известным результатом.

Бурбулиса познакомил с Гайдаром ныне забытый Алексей Головков, инженер-электронщик, демократ первой волны, сторонник академика Андрея Сахарова, в то время консультант той самой загадочной рабочей группы, которую возглавлял Бурбулис. Но Головков, ныне покойный, был очень непростым человеком. Не будучи экономистом, он входил в компанию Гайдара – Чубайса – Авена – Андрея Нечаева, которую Андропов готовил для себя как команду будущих реформаторов, в правительстве Гайдара стал руководителем аппарата правительства (точнее, при правительстве, поскольку в то время аппарат был включен в состав администрации президента России, занимавшего должность главы правительства), а впоследствии никогда не удалялся слишком далеко от центра власти, периодически возвращаясь в правительство на разных непубличных должностях.

Программ спасения экономики в то время было примерно столько же, сколько экономистов в стране. Самой известной являлась программа «500 дней» Григория Явлинского. И сам Явлинский был популярным в народе экономистом, уже занимавшим пост вице-премьера.

Но Бурбулис предпочел Гайдара и, несомненно, сыграл если не решающую, то очень важную роль в решении Ельцина.

Сам Бурбулис объяснял это так: «В чем была сила группы Гайдара? Они не только программу сформулировали, они под нее тут же составили правовую базу: проекты указов, постановлений правительства, распоряжений… Ответ на мой вопрос был один: экономическую программу должны осуществлять те, кто ее придумал и написал».

Вряд ли детально разработанная программа Явлинского так уж отличалась по качеству и оформлению от программы Гайдара. Явлинский был точно таким же будущим реформатором для Андропова, как и Гайдар, только принадлежал к другой группе. КГБ вполне разумно не складывал все яйца в одну корзину, а хотел иметь несколько независимых, даже не знающих о существовании друг дружки групп экономистов, чтобы можно было составить объективную картину и выбирать между реформаторами сознательно и со знанием дела.

Вот этот выбор и был сделан Бурбулисом. Какую роль сыграли здесь конкурирующие группы из КГБ, мы, может быть, когда-нибудь еще узнаем. Сам Бурбулис не тот человек, чтобы на такое хотя бы намекать. Евгений Гильбо, в то время близкий к тусовке молодых реформаторов, уверен, что Гайдара выбрали за его полную недееспособность. Он был чисто кабинетным ученым, заведующим отделом журнала «Коммунист», к практической деятельности отношения не имел. Кто-то должен был взять на себя всю силу народного гнева и делать то, что укажут, пока большие взрослые дяди станут отнимать и делить. Явлинский был более самостоятельным и непокорным.

«Настоящими руководителями гайдаровского правительства были Чубайс и Бурбулис, который занял пост вице-премьера. Чубайс делал главное стратегическое дело — отнимал и раздавал доверенным лицам народную собственность» Фото: Zamir Usmanov/Russian Look / www.globallookpress.com

Настоящими руководителями гайдаровского правительства были Чубайс и Бурбулис

Настоящими руководителями гайдаровского правительства были Чубайс и Бурбулис, который занял пост вице-премьера. Чубайс делал главное стратегическое дело — отнимал и раздавал доверенным лицам народную собственность. «Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности», — отлили в граните Маркс и Энгельс еще в «Манифесте Коммунистической партии». Абсолютно «по-марксистски» Чубайс считал, что ликвидация коммунизма означает, наоборот, создание крупной частной собственности. Поскольку он был не настоящий марксист, а сусловский начетчик, то он забыл или вообще не знал, что к собственности прилагается, по Марксу, огромная масса продуктов отчуждения человеческой деятельности, сформированная в течение тысячелетий, — культура, традиции, этические нормы, шаблоны поведения, представления о добре и зле и т. д. В России и формы собственности, и продукты отчуждения совершенно иные, чем на Западе. Именно по этой причине Маркс считал, что в России социалистическая революция невозможна: в России «может быть только тот или иной бунт, причем достанется немецким платьям, а революции никакой и никогда не будет».

Но то, как Маркс оценивал Россию, в СССР знали единицы особо посвященных…

Бурбулис Чубайса поддерживал. Видимо, тоже полагал, что для ликвидации социализма достаточно создать класс крупных собственников. Сам он занимался оперативной деятельностью, которую обычно приписывают Гайдару. Но Бурбулис куда больше похож на оперативного руководителя, чем Гайдар. Вот как сам он описывает такую работу в самый острый период реформ:

«Как у первого заместителя правительства у меня были чрезвычайные полномочия. Каждый вечер ближе к 24:00 я подписывал разнарядку в регионы о выемках из госрезерва: куда и сколько муки, куда и сколько горючего, металла, все то, что обеспечивает повседневное выживание, направить с утра. И каждое из этих решений мне приходилось принимать под мощным прессингом. Например, мэр Юрий Лужков много раз предупреждал о том, что Москве угрожает самый настоящий голод».

Но это было потом. Сначала были выборы президента России. И в самый последний момент между Ельциным и Бурбулисом пробежала здоровенная черная кошка. Вернее, Ельцин сам выбросил эту кошку под ноги Бурбулису, как делал много раз до и после того, без малейшего сожаления вышвыривая людей, которые сделали для него свое дело и стали более не нужны.

Дело было так: в паре с кандидатом в президенты на выборы должен был идти кандидат в вице-президенты — ну как в Америке. Нужен ли вообще вице-президент в России — об этом не думали. Раз у белых людей есть — значит, и у нас должен быть. По умолчанию предполагалось, что в вице-президенты пойдет Бурбулис. Это был самый логичный, очевидный и полезный шаг — случись что с Ельциным (а только для этого вице-президент и нужен), Бурбулис бы в истерику не впал.

Дальше рассказывает сам Бурбулис: «Наши отношения с Борисом Николаевичем были не только отношениями руководителя и подчиненного, но и отношениями друзей и соратников. Между нами тогда было такое доверие и была достигнута договоренность, что, если мы идем на президентство, то в качестве своего вице-президента Борис Николаевич предлагает меня. Считал ли я это заслуженным и справедливым? В принципе да.

Но тут подходит время, когда согласно закону кандидат в президенты должен был назвать имя своего напарника. Этот день заканчивается. Я сижу у себя в кабинете в определенном волнении. Звонит Борис Николаевич и просит зайти. Захожу, он говорит: „Мы с вами очень хорошо понимаем друг друга. Но есть предварительный опрос, который показывает, что ваша фамилия для российского избирателя звучит немного неудобно. Чтобы избежать в этой связи возможных потерь голосов, я принял решение предложить в качестве вице-президента Руцкого Александра Владимировича“. Я ответил: „Борис Николаевич, если вы решили, то будем работать. Выборы мы обязательно выиграем. Но, извините, это ошибка!”».

«Ельцин являлся замечательным манипулятором и отлично знал людей. Бурбулис не был политиком в том смысле, что он по своим этическим представлениям не мог обманывать и кидать людей, да еще так грубо и примитивно, как это делал Ельцин» Фото: © Юрий Абрамочкин, РИА «Новости»

Ельцин был замечательным манипулятором и отлично знал людей

Ельцин являлся замечательным манипулятором и отлично знал людей. Бурбулис не был политиком в том смысле, что он по своим этическим представлениям не мог обманывать и кидать людей, да еще так грубо и примитивно, как это делал Ельцин. А для Ельцина это было в порядке вещей, всех окружающих он рассматривал только в виде инструментов для достижения и укрепления своей власти. Возможно, это вообще была проверка Бурбулиса на лояльность: хлопнет дверью и уйдет — ну и слава богу, свое дело уже сделал, невелика потеря; останется — ну лох он и есть лох, пусть на меня и дальше пашет.

Бурбулис еще не сделал для Ельцина всего, что он мог, поэтому Ельцин его оставил при себе, отлично зная, что такую обиду невозможно простить, но и будучи уверенным, что он этой обиде ходу не даст, а будет и дальше работать на государство, как он это понимает, и пока интересы Ельцина совпадают с интересами государства, пусть себе работает.

Видимо, в благодарность за избрание президентом и за то, что спрятал обиду где-то глубоко внутри, Ельцин назначил Бурбулиса на созданную специально для него должность государственного секретаря. Название должности украдено у американцев, у которых это означает министра иностранных дел, но Бурбулис фактически возглавил новорожденную администрацию президента, так что он и здесь может с полным основанием быть назван одним из отцов современной российской государственности. По некоторым данным, должность эту Бурбулис придумал себе сам. На этой должности он и совершил самое выдающееся и самое сомнительное деяние в своей жизни — подписал Беловежские соглашения о ликвидации Советского Союза.

Это было логичным выходом из положения, поскольку Советский Союз был создан как уникальное безнациональное государство, которое должно было по итогам мировой революции распространиться на весь земной шар. Поскольку о мировой революции давно уже никто не вспоминал, а других оснований для существования столь странно устроенного государства с заложенной под него самими основателями здоровенной политической бомбой — лишенной даже собственной компартии Россией, окруженной полутора десятком враждебных государств, многие из которых пришлось создавать искусственно вместе с никогда не существовавшими нациями — украинской, белорусской, казахской, латышской и т. д., — то ликвидация СССР была делом времени и дальновидности людей, которые его станут ликвидировать.

После позорного конца ГКЧП в стране воцарился хаос. По факту СССР перестал существовать, союзные органы были бессильны, поскольку их приказы на местах никто не выполнял, каждый спасался как мог. Горбачев носился с идеей подписания нового Союзного договора. Ему предлагали сделать его на основании договоров между республиками, но Горбачев этот вариант категорически отказался принимать, поскольку в нем места для Москвы и президента СССР вообще не оставалось. Силовые варианты после краха ГКЧП были исключены, а мирных придумать никто не мог. Нормальным выходом, видимо, было бы сохранение по общему соглашению status quo и продолжение переговоров на какой-то новой основе до тех пор, пока более-менее все не будут удовлетворены. По-видимому, к этой идее склонялся новоизбранный президент Украины Леонид Кравчук и его белорусский коллега Станислав Шушкевич. Но Ельцин хотел всей полноты власти в собственном государстве, и немедленно. Оставалось устранить последнее препятствие — остатки СССР с президентом Горбачевым.

«Бурбулис до конца жизни защищал Ельцина» Фото: Zamir Usmanov/Russian Look / www.globallookpress.com

«Мы разошлись и поняли, что Советского Союза нет»

Бурбулис до конца жизни защищал Ельцина: «Вопрос о пресловутой власти был десятым, на первый план вышел вопрос ответственности за то, в каких условиях завтра Россия, Украина и Белоруссия станут решать свои насущные проблемы, которые никто, кроме нас, на территории наших республик в эти дни уже решить не мог. Это решение было формой такого исторического, нравственно-духовного творчества.

…И вот мы встретились с Кравчуком, начали разговаривать и убедились, что он даже слышать не желает о каких-то новых договорах. Борис Николаевич его убеждал: „Ну как же так, ну, может, попробуем, мы же славянские народы. У нас столько взаимосвязей — и хозяйственных, и народных, и этнических, и культурных“. — „Нет! Нет! Нет! У меня есть мандат народа, у нас уже есть своя позиция. Я вообще не знаю, кто такой Горбачев и где находится Кремль. Вот с 1 декабря я этого не знаю“. Было жестко, но убедительно.

…Мы разошлись и поняли, что Советского Союза нет. Три республики, создавшие Советский Союз в декабре 1922 года (Закавказская давно перестала существовать конституционно и в рамках международного права), имели полное право принимать подобные решения».

Знаменитая формулировка в преамбуле Беловежских соглашений принадлежит лично Бурбулису: «Беларусь, Украина и РСФСР, образовавшие в 1922 году СССР, констатируют, что Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование».

Это была вершина. Дальше было некуда. Геннадий Эдуардович для описания своих впечатлений оставляет сухой философский язык и открывает в себе поэта: «Это обеспечило мировому сообществу потрясающую перспективу новой картины мира, новой системы ценностей. Мир в это мгновение изменился до неузнаваемости. Можно даже сказать, что в декабре 1991-го в результате беловежского консенсуса закончилась история XX века».

Так может чувствовать себя покоритель Джомолунгмы.

О Беловежских соглашениях рассказывают много, и все по-разному. Поведал же Кравчук Максиму Шевченко, что он был готов в предвидении будущих проблем уступить России территорию Украины с русским населением, в крайнем случае до границы по Днепру, но Ельцин так торопился стать владыкой собственного государства, что даже не стал подобное обсуждать. Можно этому не верить. А можно посмотреть на карту, на которой границы нынешних постсоветских государств в точности соответствуют границам республик СССР, проведенных большевиками на основании соображений о создании враждебных русским и России принципиально антирусских наций. Такого при переговорах быть не могло. Но оно есть.

Хорошо хотя бы, что у Ельцина хватило ума договориться забрать у Украины и Белоруссии ядерное оружие. И за это, несомненно, надо сказать спасибо Бурбулису; уж он-то про это точно не забывал.

«О Бурбулисе будут помнить только историки. Ни народ, ни политики, ни писатели с поэтами его не запомнят — неинтересно. Нет яркости и сочности, нет драйва и харизмы» Фото: Zamir Usmanov/Russian Look / www.globallookpress.com

«Отдых» от Бурбулиса выглядел так

Дальше было скольжение вниз.

Автократические владыки не терпят рядом с собой людей, которые самим своим присутствием напоминают о своих заслугах и о когда-то равноправных отношениях с нынешним богом. Сталин таких расстреливал или гноил в лагерях. Африканские диктаторы съедали на обед. Ельцин увольнял и задвигал. Нравы все-таки смягчились за последнюю сотню лет.

Бурбулис по-философски описывает естественное для любителя власти стремление Ельцина отодвинуть подальше нежелательных свидетелей: «Хасбулатов и другие постоянно говорили президенту: мол, Бурбулис всюду сует свой нос — и туда, куда можно, и туда, куда нельзя. Вы, Борис Николаевич, слишком Бурбулису доверяете. Если бы его не было, то с Гайдаром мы бы очень быстро договорились!

Разумеется, в какой-то момент в наших межличностных отношениях с Ельциным наступила усталость. Я по натуре корректный и деликатный человек, всегда соблюдаю некие правила — человеческие, дружеские и деловые. Для меня неприемлемо было панибратство. И у меня был свой взгляд на уместность тех или иных дружеских традиций и связанных с ними перегрузок. Этим, разумеется, некоторые коллеги пользовались. Типа „никогда не знаешь, что на уме у этого настырного, упорного и сдержанного литовца. Лучше бы вам, Борис Николаевич, отдохнуть от него!”».

«Отдых» от Бурбулиса выглядел так: в мае 1992 года должность Геннадия Эдуардовича получила наименование «государственного секретаря при Президенте РФ», причем слово «государственный» велено было писать с маленькой буквы. Соответственно, резко уменьшились полномочия. С этого времени влияние Бурбулиса на политику стремилось к нулю. А в ноябре того же года должность госсекретаря вообще была упразднена вместе с Бурбулисом, который был назначен «руководителем группы советников президента РФ». То есть никем.

Бурбулису понадобился месяц, чтобы понять, что его политическая карьера закончена. Он покинул непонятных «советников» и создал собственную организацию — гуманитарный и политологический центр «Стратегия».

Он еще долгое время будет оставаться в политике, но никакого влияния на события оказывать уже не сможет. Или не захочет. 7 лет был членом Госдумы. 6 с лишним лет — членом Совета Федерации, почему-то от Новгородской области. К концу нулевых ушел из политики окончательно и занялся преподаванием философии в Московском международном университете.

Кроме подписи под Беловежскими соглашениями и деятельного участия в правительстве Гайдара, Бурбулис не запомнился ничем. Он не написал ни одной книги — ни философской, ни художественной, ни мемуарной. Даже статей, кажется, не писал. Во всяком случае, сколь-нибудь заметных, оказавших хоть какое-то влияние на общественную мысль или политику. Только давал иногда интервью. Удивительное творческое бессилие или какое-то принципиальное нежелание что-то писать или хотя бы диктовать.  

А ведь философ, оказавшийся в центре политических событий, напрямую их определяющий, — это же просто идеальная позиция для размышлений о судьбах страны и мира, движущих силах событий, народах и их судьбах, роли личности в истории, — да о чем угодно. Такое не часто случается.

Но нет. Ничто не подвигло Бурбулиса на философское или литературное творчество. Его творческое наследие заключается в знаменитой фразе из преамбулы Беловежских соглашений и серии интервью.

Почему? Может быть, потому, что он вовсе не был философом и сказать ему было решительно нечего?..

На похороны первого и единственного в истории России государственного секретаря пришли лишь трое известных персон, трое отставников — президент российского союза промышленников и предпринимателей Шохин, председатель императорского православного палестинского общества Сергей Степашин, бывший государственный секретарь Союзного государства Павел Бородин. Не было никого из ныне действующих политиков, даже министра какого завалящего на похороны не отправили.

Он для них был чужим. Случайно попавший на самый верх и закономерно оттуда сверзившийся. Канадский журналист Макс Ройз, назвавший свою книгу о Бурбулисе «Чужак в Кремле», попал в самую точку. Система распознавания «свой – чужой» там, наверху, работает безупречно. Преподаватель философии, не умеющий хамить; чиновник, не умеющий интриговать и предавать; непьющий йог в принципе не мог быть там своим.

О Бурбулисе будут помнить только историки. Ни народ, ни политики, ни писатели с поэтами его не запомнят — неинтересно. Нет яркости и сочности, нет драйва и харизмы. Такие попадают только на страницы очень специальных книг. Для весьма узких специалистов.

Такова судьба. Он был к ней предназначен и предназначенное выполнил. И стал не нужен. Человек из ниоткуда, ушедший в никуда.

Как и подавляющее большинство из нас.