Сергей Переслегин: спецоперация на Украине должна закончиться в ноябре

Сергей Переслегин: «Начать военные действия можно с точностью до минуты, а вот окончание всегда требует значительного времени»

«Спецоперация на Украине не просто боестолкновение, а формат, в который выливается нынешний фазовый кризис»

— Сергей Борисович, какими вам видятся вероятные сценарии развития военной спецоперации на Украине спустя полгода с её начала в связи с событиями, происходящими в России и мире?

— Шесть месяцев с точки зрения стратегии не являются сколько-нибудь значимой датой для анализа военных действий. Время блицкрига — 100 дней — прошло. Следующая стандартная дата для перелома ситуации — 9 месяцев с начала СВО.

Начать военные действия можно с точностью до минуты, а вот окончание всегда требует значительного времени. Так, формально датой окончания Первой мировой войны считается 11 ноября 1918 года, хотя тогда было заключено лишь перемирие, а мир наступил осенью 1919-го — после подписания Версальских соглашений. Я склонен считать, что война на Украине всё же закончится в ноябре. Это не значит, что окончательно могут быть подписаны все документы и установлены послевоенные границы, но будет решён её основной вопрос. Если же в конце ноября СВО не заканчивается, то мы попадаем на длинный ритм: в таком случае военные действия обычно идут 2,5 года, а на их полное завершение уходит 4–5 лет.

Но с убийством Дарьи Дугиной, которое совпало с полугодичным периодом ведения спецоперации, изменились характер и цели этой войны. Поэтому должны поменяться и её средства.

— События, происходящие в бывшей советской республике, вызвали кризисные явления по всему миру. Как в связи с этим меняются геополитические расклады в международной системе отношений?

— Можно отметить три стороны войны: геополитическую, психоисторическую и чисто военную. Военная ситуация СВО оказалась довольно неожиданной для всех сторон. Потому что теория ведения современной войны требует очень быстрых боевых действий. Так, например, шла иракская война, когда американские войска провели стремительное наступление и овладели базовыми центрами противника, в том числе и столицей Ирака. Армия более позднего периода развития легко «съела» в открытом бою армию предыдущего периода развития. Правда, потом началось длительное противостояние сторон. Да, оно шло в оккупированной стране на уровне терактов, в виде негласного сопротивления, но продолжалось долго и стоило Америке крайне дорого — средств на это ушло намного больше, чем непосредственно на боевые действия. Причём это были чистые потери, которые никак не вернулись — ни в политическом отношении, ни в торговом, ни в религиозном, ни в культурном. А ведь США всегда вели исключительно выгодные для себя войны, что позволяло им иметь сильную армию и тратить на её вооружение огромные деньги.

Сейчас мы очень чётко видим элементы позиционной войны на Украине. Причиной тому является сочетание трёх геополитических факторов. Первый: очередное резкое возрастание роли артиллерии, действующей с укрытых позиций, её способность блокировать перемещение войск. Второй: прекращение «тумана» войны, невозможность обмануть противника и придумать хитрые манёвры за счёт великолепного наблюдения поля боя — от космоса до беспилотника. Третий фактор, наиболее важный в этой ситуации, — национальный. Позиционную войну впервые предсказал немецкий генерал Мольтке Младший, который как-то сказал: «Надо ж понимать, что современные нации сильны. И они не признают поражение до тех пор, пока не будут уничтожены практически полностью. Если первое сражение пройдёт успешно для Германии, тогда для Франции война станет национальным делом. Если — для Франции, то для Германии война станет национальным делом. В итоге нации будут сражаться до тех пор, пока не будет подорвана возможность к сопротивлению на уровне чистой психологии, архетипов и так далее». То есть, пока одна из сторон — не как армия, а как нация — не признает себя полностью побеждённой.

С точки зрения психоисторической стороны войны, спецоперация на Украине не просто боестолкновение, а формат, в который выливается нынешний фазовый кризис. Как, к примеру, предыдущий кризис XIV века вылился в формат голода, залитых водой полей и пришедшей чумы. У нас он будет выглядеть как война, причём развивающаяся по системе костяшек домино: конфликт в одном направлении будет перерастать в конфликт в другом. Поэтому, желая как можно быстрее закончить СВО, нужно чётко понимать, что её завершение резко повышает вероятность другого жёсткого противостояния, которое с неизбежностью возникнет из этой ситуации.

Психоисторический подход даёт нам понимание ещё одной значимой вещи. Пекин отреагировал на визит американских конгрессменов на Тайвань наиболее неудачным для себя образом, то есть соответствующий вызов не был им принят. Это значит, что Китай вышел из числа тех игроков, кто будет форматировать мировую катастрофу и мир после этой катастрофы. Возникает парадоксальная ситуация: Америка как одна из противоборствующих сторон грядущего конфликта находится на своей позиции, а другого оппонента нет.

Конкуренция образов будущего

— Это довольно неожиданная реакция Китая. Кто в таком случае может оказаться на её месте и будет готов противостоять США?

— Американцы уже понимают, что концепция однополярного мира нежизнеспособна, поскольку не даёт возможности развития. Однополярный мир — это, собственно, и есть фазовая катастрофа. Противоборствующим сторонам для противостояния Соединённым Штатам необходимо сохранять ряд важных позиций. Первое: должны быть соответствующей величины вооружённые силы. В достаточном масштабе они заведомо есть у России, Китая и Индии.

Второй момент: нужно иметь собственный образ будущего, за который можно было бы вести борьбу. Свой образ будущего, безусловно, есть у США. Китай начал его создавать: в Поднебесной появилась продвинутая фантастика с авторами международного уровня, существует амбициозная космическая программа. Но неожиданно КНР ушла с позиции игрока, как не ответившая на вызов сторона. Индия имеет великое прошлое, несколько идей догоняющего развития, собственные цивилизационные паттерны, с которыми она соотносится. У неё есть биотех и программирование. Но в области борьбы за образы будущего Индия практически не представлена, а потому занять позицию противника США не может. В Японии образы будущего не просто есть, они сведены в единую форму, называемую «Цели Японии в XXI веке». Великолепный документ, на основании которого создаются современная японская фантастика, современное японское аниме, современная японская музыка и т. д. Но есть третье необходимое условие — пассионарность. У Японии она уже давно очень слабенькая, а после Фукусимы ещё больше упала. В этой стране самая низкая рождаемость среди всех развитых стран, при этом самая высокая национальная однородность. С этой точки зрения, несмотря на имеющиеся технологии, созданный образ и даже проект будущего, на его воплощение Японии просто не хватает национальных сил. Та же ситуация у Южной Кореи, хотя пассионарность там намного выше, но образ будущего скорее напоминает идею «Мы — не Япония», а такая апофатика в данном случае работать не будет.

— Остаётся Россия? Но не слишком ли она слаба на фоне перечисленных «конкурентов»?

— Россия, конечно, дефициентна экономически, ещё более — технологически. Но у неё наработан опыт ведения войны, имеется самое современное оружие — на уровне евроазиатского континента. У нас высокая пассионарность, ещё более возросшая с начала СВО. И в России сегодня всё-таки есть, хотя и в чём-то устаревшие, образы будущего, созданные советской фантастикой. Плюс хорошая поисковая активность в этой области. Методом исключения получается, что Россия — это единственная страна, которая может занять позицию нижней стороны противоречия, где верхняя — США. Не потому, что Россия так уж хороша, — просто на континенте больше нет других игроков, которые могли бы играть против Соединённых Штатов. Раз ушёл Китай, Россия обязана встать на эту позицию. Это динамика психоисторических противоречий.

— А если со временем появится более сильный игрок или Китай поменяет позицию и начнёт Тайваньскую операцию, показав всю свою мощь, расклад игры изменится?

— Дело в том, что мы находимся в зоне категорической нехватки времени, общемирового цейтнота на принятие решений. Америка до 2024 года должна определиться с главным противником и к 2028-му решить свои противоречия, в первую очередь проблему нависшей над ней гражданской войны. А России к тому времени нужно успеть завершить пересборку Евразийского континента, дабы противоречие России и США стало равным. Пока что Америка опережает нас и с экономической, и с технологической, и с военной точек зрения. Но у них ожидаются 4 года внутренних разборок, за которые Россия должна успеть сильно поменяться. Это не значит, что кто-то ставит подобные цели в Америке или в России. Я говорю о движении системы противоречий. Пока там стоял Китай, всё было хорошо — он был вполне соразмерен США, соответственно, мог столкнуться со своей пересборкой. И к 2028 году обе стороны были бы вполне готовы к ведению настоящего, серьёзного конфликта — той самой Троянской предельной войны.

Но раз Китай ушёл и позиция меняется, значит, Россия должна довольно быстро и хорошо усилиться, а Америка пересобраться. Времени на это отведено очень мало. Тем более, что уже на ближайшем Съезде ЦК КПК могут начаться очень заметные деструктивные процессы, которые повлияют на весь мир. Но важно понять, что даже если начнётся Тайваньская операция, это не будет иметь значения в раскладе игры — поздно. Именно поэтому Россия должна достаточно быстро завершить кампанию на Украине. Иначе у нас будет очень мало времени на перестройку пространства Евразии, чем Россия просто не может не заниматься в новых реалиях.

Вот почему я склонен думать, что в ноябре начнётся переход к миру.

Без компромиссов

— Но для столь быстрого завершения военных действий всё же нужен будет компромисс?

— Именно в этой психоисторической ситуации не видно возможности компромиссного мира. Я, конечно, охотно верю, что Украина получит и Донецк, и Луганск, и Харьков, и Запорожье, и даже Крым, но только при одном условии: она на тот момент становится частью России. И никак по-другому. Во всех остальных вариантах никто не будет, имея тяжёлую войну с серьёзными последствиями, консервировать ситуацию неизбежной следующей войны. Теоретически возможно деление Украины на Западную и Восточную. Но это по сути будет означать ровно то же самое: Восточная Украина неизбежно станет российской, а Западная окажется под очень сильным антироссийским влиянием…

Украина всё ещё пытается сыграть в игру «мы и есть славянский мир». Но для этого она обязана получить пограничные линии даже не периода 24 февраля 2022 года, а 2013 года — с Донецком, Луганском, Крымом. Понятно, что Россия пойти на такой мир может только в случае своего тотального поражения, причём не на украинской, а российской территории, и достаточно близко к Москве. Реальных сил на такую победу у Украины нет, она это понимает. Поэтому разговоры об отказе от переговоров означают простое отсутствие реальных инициатив. Заметьте, любое компромиссное предложение со стороны Украины — это конец возможности существования Украины как отдельного проекта. А как она будет существовать: как часть России, в виде поделёнки или марионеточного государства — её не очень интересует. Поэтому Украине разговаривать не о чём. Россию в феврале совершенно устроил бы вариант нейтральной Украины и признания ею Крыма, Луганска, Донецка. Но сейчас РФ обязана защищать лояльные ей силы на территории Херсонской и Запорожской областей, ей уже в любом случае нужны Одесса, Николаев, Днепропетровск. А потому обеим сторонам сейчас нужна полная победа, и она будет определяться на поле боя.

Украина, безусловно, рассчитывала на очень сильное давление Запада на РФ. Но оказалось, что большая часть Запада к войне с Россией не готова. То, что Европа могла сделать для Украины, она сделала. Ну, а дальше — извините, «это ваша война, где вы решаете свои, а не наши задачи».

США, безусловно, могут вписаться за Украину. Но в кризисный момент разборок между своими элитами американцы бы предпочли, чтобы Европа занималась своими делами без их помощи. С этой точки зрения Украина в данной войне одинока. Россия — тем более одинока. Поэтому всё по-честному: две сильнейшие державы Европы сражаются между собой. И в какой-то момент времени одна из них в военном отношении поймёт, что более продолжать войну не может.

Этой осенью может всё решиться и по той причине, что у России есть возможность пережить наступающую зиму, а у Украины — нет. Она пойдёт на продление войны, только если почувствует, что близка к успеху. При этом масса украинцев погибнет от голода и холода, но «победа национального возрождения», с их точки зрения, будет того стоить.

Разумеется, я могу переоценивать рационализм обеих сторон. И убийство Дарьи Дугиной чётко демонстрирует, что мы находимся в мире, где рационализм вытеснен из пространства принятия решений. Уничтожение дочери известного философа с точки зрения развития стандартных психоисторических сюжетов — большое горе для России, но для Украины это — резкое ухудшение оперативной ситуации, худшее из возможного, акт футуроцида. И практически полное зачёркивание возможности развития для этой страны. Украина действительно находится на грани военного поражения и уже перестаёт различать благо и вред даже для самой себя.

Беседовал Артур Паталах

«Завтра», 9.09.2022