Гонения на татарских писателей в переводе с японского

Постановка Айдара Заббарова буквально режет по живому, рассказывая странную историю отношений драматурга и его цензора в Японии военных 1940-х Фото: Оксана Король

Великие и цензура

Один из героев получает повестку в армию для отправки на фронт, а другой размышляет о необходимости сплочения общества перед лицом текущих тягот и испытаний. Это не пересказ свежего информационного выпуска на Первом канале или «России-1», а описание сюжетных ходов первой премьеры нынешнего сезона в театре им. Камала — спектакля Айдара Заббарова «Көл» («Пепел»), первые показы которого прошли в минувший уик-энд.

Причем в основе этой «актуалочки» пьеса современного японского драматурга и кинорежиссера Коки Митани «Академия смеха», написанная в 90-е годы прошлого века и повествующая о том, как в военные 1940-е в Стране восходящего солнца странным образом складываются отношения цензора и автора-литератора. Когда, несмотря на постоянные нелепые правки, драматург не отступает от идеи воплотить задумку на сцене, и в результате цензор проникается его упорством, сам того не замечая, начинает помогать ему улучшать качество текста и даже обещает возродить труппу, если автор вернется живым с войны.   

Интересно, что эта японская комедия с двумя героями довольно популярна в российских театрах. И это понятно, здесь есть две яркие, практически бенефисные, роли для хороших актеров, а философский подтекст, заложенный в пьесу Митани, позволяет создавать нестыдное зрелище для публики, собравшейся хорошо провести театральный вечер.

Впрочем, режиссер Заббаров явно на подобной скромной задаче не останавливается. Еще на пресс-конференции, предварявшей текущий сезон в Камаловском театре, он рассказывал, что хочет посвятить эту работу всем пострадавшим от цензуры в разные эпохи татарским писателям, приводя в пример антиутопию Гаяза Исхаки «200 елдан соң инкыйраз» («Исчезновение через 200 лет»), пострадавшую в начале XX века от петербургского цензора. Да так, что Исхаки даже всерьез думал об убийстве своего обидчика. «Кроме Исхаки, есть еще другие наши великие, с кем случались какие-то истории, связанные с цензурой. Есть моменты, которые в меня очень попали. Например, Тимергалин рассказывал, как сжигали книги. Тукая просили заменить какие-то строки», — рассказывал в сентябре Заббаров, не скрывающий своего трепетного отношения к татарской классике.

Режиссер Заббаров явно на подобной скромной задаче не останавливается. Еще на пресс-конференции, предварявшей текущий сезон в Камаловском театре, он рассказывал, что хочет посвятить эту работу всем пострадавшим от цензуры в разные эпохи татарским писателям Фото: «БИЗНЕС Online»

«Зачем нам театр сейчас?»

Все начинается с того, что на красном фоне с белым круглым светом появляется стендап-комик (Эмиль Талипов) и рассказывает о нелепых зарубежных законах, к примеру, как в Гонконге женщине голыми руками разрешено убить мужа за его неверность. Публика смеется, однако юморист вдруг выдает, мол, чему радоваться, если в нашей стране действует запрет на смех? Причем герой Талипова, да и вся жутковатая атмосфера первой сцены скорее напоминает знаменитый фильм «Джокер», главный герой которого в исполнении Хоакина Феникса тоже пытался стать стендапером. После открывается занавес, и мы видим сцену, которая буквально утопает в измельченной бумаге — это цензор (Алмаз Бурганов) уничтожил все работы, которые приносили ему на проверку. Такая же участь ждала и пьесу по мотивам «Ромео и Джульетты» драматурга в исполнении Талипова, если бы он не согласился на все предложенные правки от «специалиста», который сам ни разу не был в театре.

«Но, если уж быть честным до конца, я вообще считаю, что цензура не нужна. Взять да и закрыть все театры и запретить все спектакли. Такое время сейчас наступило для всей нации, что весь народ должен сплотиться воедино, чтобы вынести все тяготы и испытания. Зачем нам театр сейчас?» — так цензор объясняет свою жесткую позицию, которая в современном российском обществе наверняка нашла бы немалое число сторонников.

Отдельно стоит отметить блестящую работу актеров. 38-летний Талипов подтвердил свой статус главной звезды татарского театра своего поколения

Так, по его требованию автор соглашается ввести в «Ромео и Джульетту» идею мести за смерть отца из «Гамлета», чтобы это послужило делу воспитания в согражданах мужества и отваги. Писатель на все соглашается, хотя в мыслях изощренно убивает цензора — то закидывает гранатами, то отравляет газом, то четвертует, то сжигает. И только в самом конце мотивирует свое соглашательство тем, что таков его способ борьбы: «У комедиографа должен быть какой-то свой способ защиты. Я решил для себя, что бы мне ни сказал цензор, я приму это без возражений и перепишу пьесу, но доводя до абсурда, пока пьеса не сделается до изнеможения уморительной».

Заббаров вводит и свой «татарский акцент» в эту работу, после каждой правки цензора рассказывается о жизни татарских литераторов, попавших в свое время под маховик цензуры, — Исхаки, Тукай, Тинчурин… Кроме них, без подробностей литературной инквизиции на сцену выводятся имена жертв репрессий разных эпох — Дэрдменд, Махмуд Галяу, Хади Атласи, Галимджан Ибрагимов и т. д.

«Через два дня я должен вернуться в свой родной город и в пехотный полк записаться. Мне, наверное, придется умереть за родину», — говорит автор. Это волновало и цензора, который беспокоился за будущее театральной труппы. «„Көл“ була», — ответил тот коротко, сделав отсылку ко второму значению этого слова — «пепел» (первое значение — «смейся»).   

Для 32-летнего Бурганова, изобразившего своего героя сгорбившимся стариком, роль в «Көл» и вовсе можно считать прорывом

Отдельно стоит отметить блестящую работу актеров. 38-летний Талипов подтвердил свой статус главной звезды татарского театра своего поколения, правда, странным образом уже довольно много лет он регулярно играет главные роли у Заббарова, Ильгиза Зайниева, других приглашенных постановщиков, но только не в спектаклях главрежа Фарида Бикчантаева. Ну а для 32-летнего Бурганова, изобразившего своего героя сгорбившимся стариком, роль в «Көл» и вовсе можно считать прорывом. Особую атмосферу в спектакле создает музыка, включая татарские версии песен Виктора Цоя. Местами до ужаса смешную, безумную и трагичную постановку Заббарова на премьере встречали овацией.