Алексей Захаров: «Когда у каждого губернатора будет служить внук, спецрот на всех не напасешься»

Алексей Захаров: «А ведь была правильная инициатива о том, что если в армии не служил, то на госслужбе работать не можешь» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Только к концу 2021 года значительная часть компаний восстановила штат»

— Алексей Николаевич, первая волна мобилизации завершилась. Быть может, она не последняя. На ваш взгляд, как мобилизация отразилась на рынке труда? Какие в долгосрочной перспективе вы видите опасности?

— С одной стороны, мобилизация по организации была похожа на то, что происходило во время COVID-19, когда объявили нерабочие дни, но никто не понимал, что с этим делать. В первую неделю все стоят на ушах: вроде кто-то что-то объявил, но, как это оформить, как платить, совершенно непонятно. После этого появились разъяснения, подзаконные акты, и в течение двух недель как-то все утряслось.

Сейчас произошло то же самое. Объявили мобилизацию, и вроде какие-то планы мероприятий и акты под них должны быть. Но выяснилось, что тоже ничего нет или есть, но об этом никто не знает. Поэтому опять законодательная и исполнительная власти начали утрясать. За две недели тоже все как-то утряслось.

Далее сравним потери компаний от мобилизации. Все это, конечно, гораздо меньше, чем компании потеряли в ковид.

— Значит, коронавирус жестче подействовал на рынок труда.

— С одной стороны, тяжело сравнивать. В ковид были локдауны. Чем платить в малом и среднем бизнесе, непонятно, в отличие от госорганизации, где под это все любой бюджет напечатают. Были остановлены целые отрасли. Потом снова разрешили работать, людей вернули, а затем снова объявили локдаун. Если у людей имелась возможность перейти в отрасли на рабочие места, которые не подвержены локдаунам, они это делали, даже где-то с потерей в зарплате.

— Например?

— Сеть общепита, которой запретили работать. Куда деваться поварам и персоналу в зале? Но в то же время появилось огромное количество dark kitchen, доставки. Когда разрешили работать, сеть общепита снова начала нанимать поваров, официантов, уборщиц, а люди уже в других местах: «Нет, у нас все хорошо, мы уже не пойдем».

— Мало ли, новый локдаун.

«Все пересели на велосипед и самокат. Денег больше, работа чище, чаевые дают и говорят спасибо» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Да, и опять начнется непонятно что, а подушки безопасности нет, рисковать не готовы. Только к концу 2021 года значительная часть компаний восстановила штат. Тогда людей быстро увольняли, целые отрасли стояли (туризм, общепит, сфера развлечений). Даже стройки остановили на две недели. Так что строители отправились в курьеры. А когда стройки запустились, снова стали говорить, что надо завозить гастарбайтеров, потому что работать некому, мол, все уехали. На самом деле никто никуда не уехал.

— Если только на самокате.

— Да, все пересели на велосипед и самокат. Денег больше, работа чище, чаевые дают и говорят спасибо.

Соответственно, рынок труда перетряхнуло тогда сильнее, чем сейчас. Посчитаем. Было объявлено, что мобилизация коснется 300 тысяч человек. Если взять общее количество экономически активного населения, то это около 70 миллионов, плюс 20 миллионов гастарбайтеров (никто точно не знает количества). Допустим, половина — мужчины. В итоге от 30 миллионов мужчин 300 тысяч — это один процент мужской численности, даже чуть меньше. Мы общались с крупными клиентами SuperJob, спрашивали, сколько людей получили повестки и были призваны. Получилось, от 0,5 до 1 процента списочной численности в крупной компании. Мелких компаний это либо совсем никак не коснулось (например, маникюрный салон, где работают 10 девушек), либо по полной.

«Некоторые крупные компании даже интенсифицировали подбор. Сейчас это оборонка, инфраструктурное строительство, производство, нацеленное на импортозамещение»Фото: «БИЗНЕС Online»

«Малого бизнеса мобилизация либо совсем не коснулась, либо одного из двух забрали»

— Недавно президент российского зернового союза Аркадий Злочевский приводил в пример хозяйство, в котором мобилизовали двоих из троих механизаторов.

— Могло такое получиться. Допустим, был какой-то гаражный автосервис, двое мужиков из троих получили повестки. Печалька.

Так или иначе, малого бизнеса мобилизация либо совсем не коснулась, либо одного из двоих забрали. Это редкая история, но такие есть. Но статистики это не делает. С точки зрения крупных компаний, мобилизация не привела к большим потерям, потому что там годовая текучка даже больше. Если возьмем ретейл, то там годовая текучка может быть как 30 процентов, так и 100, когда полностью меняется коллектив на низовых позициях типа грузчиков и сборщиков тележек. Кадровые службы крупных компаний знают, что с этим делать, как подбирать людей, поэтому подбор не останавливался. Тактически это неприятно по отдельным высококвалифицированным людям, которые  были вынуждены покинуть компанию очень быстро. В обычной истории, если человек не умер, а увольняется, уходит в декрет или переезжает на новое место, есть процесс передачи дел, отработка две недели. Так что в целом для крупных компаний мобилизация не создает трудностей, но для каких-то отдельных подразделений могут быть тактические проблемы.

— А как же тогда косвенное влияние? Когда объявили мобилизацию, тысяч 300 или даже больше выехали из страны.

— Кто-то выехал, кто-то — нет. Уехало энное количество хипстеров? Ну и ладно! Погуляют — вернутся. Или нет — большого толку от части из них для рынка труда не было. Да, уехала часть высококвалифицированных айтишников, но они в большинстве продолжают работать на свои компании. Странно же что-то бросать и уезжать без денег. Зачем, если можно продолжать работать из-за границы на «удаленке»? Все организации к этому привыкли. Да, где-то в целях безопасности отказываются работать с удаленными сотрудниками, а другим — все равно.

Поэтому, как повлияет мобилизация на рынок труда, в тактике непонятно, а прогнозировать в стратегии бессмысленно, потому что все меняется каждый день. Я не знаю ни одного эксперта, который бы прогнозировал дольше, чем на полдня вперед. А если кто-то делает это на месяц или на год, то это те, у кого 8 вариантов прогноза — один да сбудется. Сейчас невозможно сказать, как будет дальше.

— Тем не менее, может, вы заметили какую-то тенденцию по вакансиям?

— Некоторые крупные компании даже интенсифицировали подбор. Всегда есть бенефициары процесса, какими в любой кризис оказываются продавцы алкоголя. А сейчас это оборонка, инфраструктурное строительство, производство, нацеленное на импортозамещение. Причем это что-то простое, допустим, какая-нибудь гаечка или шпингалет, которые мы не производили, а теперь поставки прекратились. И это создает проблему, пусть и небольшую. Есть у вас лифт, а в нем какая-то загогулина стоит, поставки которой прекратились. Где ее взять — непонятно. Кустарным способом произвести невозможно, менять целый лифт — тоже, так как шахты спроектированы для определенного производителя. Так или иначе, эти вопросы решаются, пока успешно. Но это мелкие проблемы, которые могут создавать крупные.

«Как повлияет мобилизация на рынок труда, в тактике непонятно, а прогнозировать в стратегии бессмысленно, потому что все меняется каждый день» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Дальше было бы логичнее не мобилизацию проводить, а увеличивать срок службы до бесконечности»

— Появились ли вакансии, которые обещают бронь от мобилизации?

— Да, но это непринципиальное число относительно рынка. Они были и раньше, но никто на это не обращал внимания, или организации просто не писали об этом. Даже если есть бронь, то она не для всех, а для определенной категории сотрудников, которые работают на оборонзаказ или касаются квалифицированных рабочих. Если рабочий неквалифицированный, то какая тут бронь? Или силовые структуры — они раньше не писали о брони либо никто не обращал внимания. Те же IT-компании начинают писать, что возможна бронь, но не для всех. Если даже вы аккредитованная IT-компания, это не значит, что повестка никому не придет, потому что есть перечень специальностей минцифры, он расширяется, какие-то категории добавляют. Если вдруг будут еще волны мобилизации, эти специалисты будут тоже освобождены.

В целом с мобилизацией не все понятно. У нас же есть регулярная армия. Те же 300 тысяч человек призываются ежегодно. В конце первого года службы люди вполне обучены. Я служил два года. Первые три месяца пытаешься понять, куда ты попал. Затем полгода учат. А к концу первого года все, чему можно научить солдата, он уже умеет. А во второй год мы уже ждали дембеля. Так что за год солдата можно обучить всему, что необходимо. Разумно было бы, на мой взгляд, продлевать сроки службы и подготовленных молодых ребят, которые не погружены в экономику, у которых нет кредитов и семьи, направлять в зону боевых действий. Иначе для чего же нам армия?

— А как же силовики? Казалось бы, это и есть те люди, которые умеют обращаться с оружием.

— Думаю, силовики еще понадобятся для обеспечения порядка после того, как армия перестанет действовать. Такие люди туда уже направляются наверняка.

Считаю, что если еще люди понадобятся в зоне спецоперации, то будет увеличение срока службы или использование регулярной армии, а не еще одна волна мобилизации. Если же потом еще дважды не хватит регулярной армии, вот тогда уже будет волна мобилизации. Вообще, я в Генштабе и минобороны не заседаю, наверное, там есть какие-то соображения, почему это было сделано так, а не иначе. Но дальше было бы логичнее не мобилизацию проводить, а увеличивать срок службы до бесконечности.

— Тогда тех, кто косит от армии, станет еще больше.

— Косили и раньше. Сейчас часть убежала, потому что просто боится, а другая не понимает, что происходит. На мой взгляд, сейчас много противоречивых историй, которые людей напрягают и пугают, особенно тех, кто в армии не служил и даже представить себе этого не может. Им и в мирное время было страшно служить.

«Выясняется, что и воевать мы не собирались, и регламентов нет, и автоматы ржавые. Да, мы с этим разгребемся. Но это печально, потому что это жизни и судьбы человеческие»Фото: «БИЗНЕС Online»

«Не служил — не будешь министром»

— Я знаю, что раньше некоторые шли в армию, чтобы проблема призыва не висела над ними до 27 лет. Мол, отслужу годик и закрою для себя этот вопрос. А теперь получилось, что эти люди первые в очереди, а в выигрыше (если можно так сказать) снова те, кто купил военник.

— Мы многое упустили. Когда я служил, у нас был парень из Калмыкии. У него рост 150 сантиметров, с которым не брали в армию. Ему за большие деньги приписали несколько сантиметров, чтобы он попал в армию, иначе ни одна девушка за него бы не вышла замуж. При этом у него рекорд части по подтягиваниям и подъему с переворотом, но бегать ему было тяжело. Поэтому в любом марш-броске его брали двое и просто несли.

В общем, было в той калмыцкой деревне мнение, что если мужик не служил, то, наверное, он больной и ущербный. А зачем дети от такого мужика? Поэтому там служили все. У нас по Конституции вроде всеобщая воинская обязанность, но на самом деле нет. Тогда как в Израиле она точно всеобщая — все служат.

А ведь была правильная инициатива Вячеслава Володина о том, что если в армии не служил, то на госслужбе работать не можешь. Но дальше следовала куча исключений. Тогда не надо принимать такой закон. Я считаю, что ты можешь не служить, но и не можешь стать тогда министром, депутатом, губернатором… Путь на госслужбу закрыт. На любую. Никаких исключений быть не должно — ты должен отслужить срочную службу, даже если военная кафедра. Да, ты можешь не посещать военную кафедру и даже откосить от армии, например плоскостопие, но ты с этим плоскостопием ни при каких условиях не сможешь стать ни министром труда, ни министром образования, ни членом Совета Федерации, ни в силовые структуры пойти. Зато ты можешь стать прекрасным бизнесменом, актером, можешь петь и плясать — все что угодно. Но губернатором — нет, замгубернатора тоже нет, даже начальником департамента — нет. Все, стоп!

Вот тогда у нас появится нормальная армия, тогда мы ни при каких условиях не увидим ржавых автоматов, забудем о дедовщине. Когда у каждого губернатора и его зама будет служить внук, то спецрот на всех не напасешься. Тогда каждый чиновник и силовик в своем регионе станет лично следить за тем, что там у нас на складах, хорошо ли солдатики питаются, правильно ли им готовят, никого ли не покалечили, нет ли неуставных отношений. Спецрот на всех точно не хватит, если служить будут все. Пока же из-за кучи исключений мы имеем то, что половина детей губернаторов и высоких чиновников сейчас в Дубае или еще где-то все пережидают. Им и так тут ничего не грозило, но им страшно. А у страха глаза велики.

— Даже в Госдуме сейчас сами депутаты спорят: одни предлагают лишить парламентариев отсрочки, а другие несогласны.

— Это все популизм. Часть депутатов сейчас и сами идут, так как война — это их дело. А кто-то идет туда из популистских позиций. А должно быть так: идут все. Да, можешь не идти, если ты больной, но тогда какая-то часть карьеры для тебя полностью и навсегда закрыта. Не служи — не будешь министром. Я считаю, что это нормально и очевидно. Пока так не станет, у нас не будут едины армия и народ.

Вспомните, у нас же были дворяне. Что они делали? Служили, в первую очередь в армии. Да, ты можешь быть купцом, даже первой гильдии. Торгуй, импортируй, экспортируй, откупись от армии. Но к царю доступ закрыт, министром не станешь, твои дети — тоже. А если ты получил дворянский чин, то у тебя появились не только куча привилегий и деревенька с крестьянами, но еще и определенные обязательства.

Либо мы идем к этому, и тогда у нас становится единой страна. И элита начинает более или менее представлять себе, как живет народ, поскольку покрутилась в одной казарме с нормальными пацанами, мужиками из деревни и района, куда элита никогда не поедет. Конечно, высшая власть сильно оторвана от действительности, не знает, чем и как живут обычные люди. А армия — очень хорошая структура, чтобы всех как-то объединить. Конечно, желательно, чтобы в мирное время. Но это очень помогает, если, не дай бог, пришла война.

Сейчас она пришла, а тут выясняется, что и воевать мы не собирались, и регламентов нет, и автоматы ржавые. Да, мы с этим разгребемся. Но это печально, потому что это жизни и судьбы человеческие.

— Раньше звучали предложения вовсе отменить призыв, оставить только контрактников.

— Это тоже вариант, но если мы собираемся воевать где-то в Сирии малыми мобильными группами, на дальних подступах что-то защищая, тогда контрактная армия — это нормально. Если же мы понимаем, что нас со всех сторон обкладывают базами НАТО, Китай скорее экономический партнер, чем друг, у которого свои интересы, а бывшие страны СССР отключают карты «Мир» (так как боятся больше наших противников, чем уважают нас), поэтому тут без общего понимания, что такое армия и единение на эту тему, нам сложно будет победить.

Мы думали, что обойдется, хотя давно было ясно, что нет, потому что многие власти предержащие себя в сапогах никогда не ощущали. А попойка после военной кафедры на сборах за армию с трудом может сойти. Вот и результат: армия сама по себе, а народ — тоже. В данном случае ругать армию у меня язык не повернется, потому что люди каждый день на переднем крае совершают чудеса героизма, потому что приходится геройствовать там, где нет системы.

— Как у нас говорят: пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

— Уже пора креститься. Поэтому нужно увеличение службы снова до двух лет, никаких исключений от воинской службы. Говорят, что от этого теряются мозги. Так если это ученый, пусть наукой занимается, не надо ему в армию идти, но и чиновником не станет. Почему? Потому что мы находимся в недружественном окружении давным-давно. Когда мы об этом забываем, случается то, что происходит сейчас. Желающих ограничить цены на нашу нефть для себя слишком много, как и забрать наши территории.

— Так вы ожидаете ли все-таки следующей волны мобилизации? Поддерживаете ли предложение Рамзана Кадырова отправить на фронт 2,5 миллиона силовиков?

— У нас есть подготовленные люди. Поэтому первые, кто должен идти на фронт, — регулярная армия. Не жалко ли молодежь? Жалко. А людей, которые с ревматизмом, кредитами и детьми, не жалко разве? Непонятно. Любой, кто хотя бы полгода сейчас отслужил в срочной армии, лучше подготовлен, чем тот, кто служил лет 15–30 назад и давно приобрел кучу социальных обязательств. Поэтому надеюсь, что если вдруг снова понадобятся люди, то будем системно работать через здоровую молодежь.

— У нас есть еще много выпускников военных вузов. Например, они охотно получают военную ипотеку, но как только что-то случилось, так не видно рвения.

— Это все комплекс проблем, накопленных с момента, когда мы начали проигрывать холодную войну. Экономическая модель СССР полностью провалилась, лучшее от нее взял Китай, но в нем наши противники не видели такой угрозы. А чтобы развалить нас, применялось много усилий. Поэтому бессмысленно обсуждать, кто виноват.

— Главное: что делать?

— Да. Там, где понятно, надо действовать оперативно. Если мы сегодня предложим закон о том, что все дети должны служить, он не пройдет. Закон надо принимать сейчас, но действовать он начнет, допустим, только для тех, кто в вузы поступит через год-два, чтобы люди успели сориентироваться. Пусть закон даже действует с 2027 года, но принять его надо в текущих обстоятельствах. И все начнут готовиться, в том числе настраивать своих детей: «Тебе не надо в армию, будь великим бизнесменом. А тебе надо, потому что будешь министром после меня».

«Значительная часть компаний, которые уходят, во всяком случае те, что звучат в информационном поле, для рынка вообще никакого значения не имеют. Ушел «Макдоналдс» — сделали «Вкусно — и точка». Не будет их — тогда «Теремок» нас накормит»Фото: «БИЗНЕС Online»

«Навык писать от руки или вычислять на бумаге такой же прикольный и бессмысленный, как верховая езда»

— Вернемся к рынку труда. Изменились в последнее время ожидания по зарплате?

— Есть сезонность рынка труда. Весной и летом все вяло. В конце августа, сентябре, октябре и первой половине ноября всегда активная фаза на рынке труда. Тогда люди возвращаются с дач, начинают искать работу, а работодатели — набирать персонал. Также всегда осенью растет регистрируемая безработица. Но в этом году мы не видим этого роста, даже снижение, судя по всему, есть. Активность начала расти, как всегда, в конце августа – начале сентября. Но объявили мобилизацию: «Ах, не знаем, что делать». Так что активность опять сошла на нет. Рынок снова затормозился. Крупные компании не могут не подбирать персонал, а малый бизнес, как правило, если что-то взорвалось, ждет, пока перестанет взрываться.

Люди тоже неактивно выходят на рынок труда. Когда все цветет и пахнет, человек плюет в рожу начальнику, хлопает дверью и начинает искать работу. И он знает, что, если опять что-то не так, он снова хлопнет дверью и через два дня снова найдет работу. Сейчас работу даже проще искать, особенно квалифицированным кадрам, потому что люди не хотят сниматься с насиженных мест. Поэтому работодателям приходится тратить больше усилий, чтобы привлечь персонал. Так что крупные компании поиск продолжают, зарплаты не снижают, может, даже где-то повышают. Если ситуация никак не развивается, проходит три месяца: если работать можно, то экономика начинает сама себя двигать. Шок, как правило, длится 2–3 месяца. Сначала шок был в конце февраля – начале марте, к лету от него отошли, опять подъем в конце августа, а потом мобилизация — снова шок.

— Если сравнить шок в феврале – марте и сейчас, то, что было в начале года, сильнее отразилось на рынке труда?

— Психологически это одна и та же история.

— Но в начале года многие компании ушли с российского рынка.

— Нет, ушли немногие. Значительная часть компаний, которые уходят, во всяком случае те, что звучат в информационном поле, для рынка вообще никакого значения не имеют. Ушла IKEA — и что? Есть Hoff и другие компании. Ушел «Макдоналдс» — сделали «Вкусно — и точка». Не будет их, тогда «Теремок» нас накормит. Zara ушла — все равно. Импортозамещение майки — полтора дня: из той же ткани на том же китайском оборудовании сшита, по тому же лекалу, только называется не Zara, а Vara или Mara.

Проблемы импортозамещения в том, о чем в прессе не говорится. Компетенции журналиста, который пишет об экономике, не позволяют понять их. Не проблема заместить майку Zara и кроссовки Nike. А вот та загогулина в лифте — это уже проблема. Но для журналиста это какая-то фигня. Кто будет читать про какую-то гаечку? А заводы IKEA все здесь были, продадут их кому-то другому, и появится та же мебель, но в том же Hoff. Сами здания никуда не денутся. IKEA как сдавала их в аренду, так и будет.

Сейчас для людей, у которых есть деньги и понимание стратегии, самое лучшее время для покупки бизнеса. Это и происходит, например, компания Ивана Таврина купила Avito. Можно ли было когда-нибудь купить дешевле? Нет. Таких примеров много. Идут перестройка и передел рынка.

А для высококвалифицированных людей, которые работают в найме, это не проблема. В любой живой экономике таких специалистов всегда не хватает, поэтому они быстро находят себе применение.

— Сейчас эта проблема актуальна?

— Пока экономика жива, она актуальна. Пока работодатели стонут, что не хватает высококвалифицированных кадров, мы можем говорить, что дела в экономике не так плохи.

Вообще проблема высококвалифицированных кадров связана с проблемами в системе образования. Проблема недостатка айтишников — это целиком проблема начального образования. Мы добавляем цифровые кафедры в вузах, бюджетные места, а учить некого. Еще два года назад Рособрнадзор проводил мониторинг и выявил, что более половины учителей математики сдали ЕГЭ менее чем на 50 баллов. Поэтому у нас школьное образование отстает от требований сегодняшнего дня на 30–40 лет. У нас каждый школьник более 10 тысяч часов тратит на тренинг навыка, который ему никогда в жизни не понадобится, — писать от руки. Современные дети со страшной скоростью пишут друг другу СМС, а потом садятся делать письменное домашнее задание в 10 раз медленнее. Вместо того чтобы думать о сути, они 99 процентов усилий мозга тратят на то, чтобы учитель смог разобрать, что они написали. Точно так же с математикой, которая в школе превращается в «вычислятику». Лучше бы детей в первом классе научили пользоваться программированным калькулятором, потому что никогда в жизни они не будут умножать и делить трехзначные числа столбиком. Так делают только сумасшедшие. Да, есть те, кто любит кататься на лошадях. Так вот, навык писать от руки или вычислять на бумаге такой же прикольный и бессмысленный, как верховая езда. Если кому-то нравится — занимайтесь факультативно. Можете ездить из Москвы в Бородино, катайтесь там на лошадях, пишите от руки, там же вас научат умножать столбиком. У нас же до сих пор нельзя принести калькулятор на ЕГЭ по математике. Бред! Вместо того чтобы заниматься сутью, образование построено вокруг устаревшей формы. А это только верхушка айсберга.

У нас должны быть другие приоритеты. Вроде что-то говорят о высшем образовании, а надо бы о школьном. Половина страны толком писать и читать не умеют. Образование у 90 процентов страны не движется дальше начальной школы. Все остальное — профанация и социальная передержка. И это печально.

К нам въезжает множество мигрантов не от хорошей жизни. Они начинают здесь рожать детей. В крупнейших московских школах в первом классе половина детей по-русски не говорят. Этим надо заниматься. Уже победило мнение о том, что нужна куча дешевой рабочей силы и рабского труда. Я бился с этим, пытался что-то делать… Но государственная линия на то, что мы будем завозить мигрантов, победила. Когда я первый раз, лет 15 назад, поднимал этот вопрос, еще можно было что-то сделать. Теперь уже нет. Наша экономика сильно зависит от ввозного труда, сфера услуг критично зависит, особенно в крупных городах, ЖКХ — тоже, во всяком случае в Москве и Санкт-Петербурге. Если сейчас убрать гастарбайтеров, все грохнется. Так что поезд ушел.

Но дальше мы должны очень серьезно заниматься образованием детей — как своих, так и мигрантов. Надо вкладывать в их адаптацию, изучение русского языка, хорошее образование для приехавших из стран СНГ. У нас должно быть самым лучшим именно начальное образование, а дальше они уже сами пойдут. Если не так, то столкнемся с бунтами, гетто. Люди селятся компактно, у них там своя власть. Все это «выстрелит» через 10–15 лет, потому что родители приехали оттуда, где все плохо, они честно здесь трудятся. А дети, которые здесь родились, но лишены нормального образования, доступа к разным красивостям, которые имеет местное население, через 20 лет начнут серьезно возмущаться, как это происходит в Европе. Тогда они начнут с оружием отвоевывать свои права на этой территории. Эта история повторялась много раз. Так что в приоритет сейчас надо поставить именно образование.

«Психологическое влияние мобилизации намного сильнее, чем экономическое» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Последние 30 лет дань платили США в виде людей, денег, наших технологий»

— Нам бы спецоперацию сначала закончить…

— Спецоперация и то, как она идет, — это в том числе следствие отсутствия в стране массового хорошего образования. В чем логика? Было бы у нас больше айтишников и инженеров, давно бы произвели больше беспилотников. Тем не менее у нас по четыре раза в год на Малой Дмитровке перекладывается плитка. Денег много, производительность труда низкая. Так зачем нам изобретать экскаватор, если можно использовать 100 человек с лопатой? То же самое: зачем изобретать беспилотник, если можно еще несколько миллионов мобилизовать? Можем, но война людей закончилась. Да, они важны и нужны. Но мы видим, что они бессильны против техники, которая управляется из космоса, координируется между собой.

— Да, конфликт на Украине называют войной беспилотников. Но их даже Иран умеет делать.

— Мы тоже делаем, но мало, к сожалению, потому что задачи такие не ставились. А сейчас их поставили, но делать некому: инженерной школы не хватает. А почему? Потому что мы использовали 100 человек с лопатой вместо того, чтобы производить экскаватор или робота, который будет мести тротуар или плитку перекладывать. Ведь этот же робот при определенной модификации также может минировать или разминировать. Вся высокотехнологическая продукция — двойного назначения. Да, у нас есть задел, тяжелое оружие. Но выясняется, что какие-то относительно легкие вещи в современной высокотехнологичной войне могут быть сильнее человека или танка.

Многое можно сделать, но важны приоритеты. Если это использование человеческого труда в войне, ЖКХ или на производстве, то мы начинаем проигрывать, когда идет конкуренция технологий. Чтобы нам начать конкурировать в сфере технологий, надо работать в сфере детсадовского и начального образования. Мы же понимаем, что все, что испортил воспитатель в детсаду, как-то может поправить учитель в начальной школе. А то, что испортил учитель в начальной школе, уже никто и никогда ни при каких условиях не поправит. Либо задан правильный вектор, либо нет и не будет никогда. Самые высокие зарплаты должны быть у воспитателей детсадов и учителей младших классов, потому что это самая высокая ответственность — научить детей учиться. Возраст, когда задаются установки, когда или развивается, или убивается интерес к жизни, — это начальная школа.

— Все-таки вы считаете, что у нас в стране не хватает айтишников. Но, например, Игорь Ашманов полагает, что их, возможно, даже избыток: зачем создавать очередную говорящую колонку?

— Зато нет своей операционной системы, хотя в плане софта Россия — одна из немногих суверенных держав. А в плане железа у нас нет ничего. Но одно без другого не живет. В конце концов, железо нам могут вырубить в любой момент. В базе лежат не наши технологии на уровне операционных систем, серверов. Это серьезные риски и угрозы. Чтобы все это появилось, не обойтись без своей инженерной школы, которая начинается не в вузах, а в детсаду и первом классе средней школы. Так что нет смысла увеличивать финансирование вузов, потому что мы даже пять физтехов не наберем. Нет достаточно подготовленных людей для них. Так что проблема не в ЕГЭ, а раньше. Пока у нас учитель не станет практически богом с огромной зарплатой, мы ничего не сдвинем.

Пока никаких решений не принято. У нас есть госпрограмма развития образования в России. Но в ней закрепляется отсталость РФ в области образования. Программу писали те, кто этого хочет. Первая версия была очень страшной, ее критиковали многие, в том числе я. Пока я очень пессимистично смотрю на то, что происходит в образовании, хотя есть отдельные истории школ и учителей-энтузиастов, которые вопреки всему строят у себя какую-то серьезную образовательную систему в условиях ограничений. Это могут позволить себе те, кто работает со спонсорскими деньгами с элитами, либо это образцово-показательные школы, которые под патронажем регионального министра образования и губернатора. Причем это не обязательно элитные, могут быть и массовые школы. А еще у них директор-боец, у которого есть карт-бланш на всякие эксперименты. Например, уже с первого класса математику преподают математики, а русский язык — филологи. Обычно же в начальной школе работает универсал. Поэтому если у него все хорошо с русским языком, а с математикой нет, или наоборот, то из этих классов никогда уже не выйдет математик, если родители не занимались с детсада.

Так или иначе, спецоперация рано или поздно закончится. Если проиграем, то вопрос образования будут убивать в первую очередь. Мы последние 20 лет американской зеленой бумаги покупали больше, чем тратили на финансирование всех программ образования на федеральном уровне. Мы американскую систему образования финансировали лучше, чем свою. Думаю, это тоже все не просто так. Мы платили дань как проигравшая сторона победителям Второй мировой войны. Да, мы выиграли Великую Отечественную войну ценой больших жертв, а мировую — проиграли, причем не в 1945 году, а в 1989-м. Дальше нас растоптали и задавили. Было монгольское иго, когда мы дань платили, а последние 30 лет дань платили США в виде людей, денег, наших технологий. Империя, которая все контролирует, вытаскивала все ресурсы из колоний.

— Тогда что мы делаем сейчас?

— Как Дмитрий Донской, идем в бой. Только тогда сила была на Востоке, и ей мы платили дань. Но мы сохранили базовую целостность страны, что позволило нам даже отыграться и даже что-то у империи забрать.

Сейчас история похожая. Так же платили дань людьми, ресурсами. Но набрались сил. А там это увидели и решили приструнить. А мы не захотели этого, поэтому пытаемся расширяться. Чем это закончится? На бога надейся, а сам не плошай. Но я не отменяю надежды на высшие силы. Господь Бог Россию берег и спасал в тяжелые моменты. Сейчас тоже непростая ситуация. Так что без молитвы не справимся. А те, кто молиться не хочет, кто поддерживает нетрадиционные ценности, уехали — и ладно.

— Итак, вывод. Мобилизация значимого эффекта на рынок труда не оказала.

— Я бы сказал, что психологическое влияние мобилизации намного сильнее, чем экономическое. Если бы вместо мобилизации задействовали регулярную армию, увеличили бы срок службы, то эффект оказался бы другим. Все было бы спокойнее и разумнее. Мы начинали в неидеальной ситуации проигрыша в экономической войне, полного развала государства и институтов. Американцы купили всех, вплоть до министров прошлых правительств. Разгрести все это оказалось делом непростым. Может, Владимир Владимирович не супергениальный, но страну он сохранил. Если он ее сейчас приумножит, то памятник князю Владимиру будут называть памятником Путину. Вопрос: чем все закончится? Если дадим слабину, начнут сносить памятники князю Владимиру, чего бы мне не хотелось. Так что какие-то решения надо принимать уже сейчас, в том числе по образованию, армии. Но без образования у нас не будет современной армии.