«Вынудим неприятеля покинуть херсонскую землю»: военный эксперт Матвийчук о том, будет ли наступление

На своих плечах Матвийчук перенес тяготы Афганской войны, где служил командиром роты, получил несколько государственных наград и ранение Фото: © Владимир Трефилов, РИА «Новости»

С горизонтом сольются морозные сны

На театр боевых действий пришла зима. «Зеленка» больше не укрывает отряды от спутников, передвижения войск и боевой техники видны по истоптанным в грязь снегам. Сражения зимой — это всегда непросто: короткий световой день, мерзлая земля, в которой невероятно сложно рыть укрепления, а главное, холод, который постоянно преследует солдата.

В преддверии соответствующего этапа специальной военной операции (СВО) «БИЗНЕС Online» поговорил с Анатолием Матвийчуком — кандидатом военных наук, в 1994 году окончившим Военную академию им. Фрунзе. На своих плечах Матвийчук перенес тяготы Афганской войны, где служил командиром роты, получил несколько государственных наград и ранение.

Говорит Анатолий Андреевич по-военному коротко и точно, философские размышления полагает излишними, отвечая по существу. С ним мы и обсудили то, в каком состоянии Российская и украинская армии подошли к зиме, как будет проходить зимняя кампания (и будет ли!), а главное, какова вероятность, что СВО закончится отводом войск на границы по состоянию на 24 февраля 2022 года.

«Наше отступление от Киева, из Черниговской области, Бучи, а потом и Херсона — все это последствие наших оперативных просчетов, это решение по восстановлению положения сил» Фото: © РИА «Новости»

«Мы серьезно просчитались в соотношении сил и средств, которыми располагал противник»

— Анатолий Андреевич, что у нас происходит на фронте? Я правильно понимаю, что у нас сейчас тактическая пауза?

— Давайте по порядку, так сказать, с севера на юг. По направлению с Харькова мы перешли к позиционно-оперативной обороне, плотно стоим на занятых позициях. Все возможные атаки, которые предпринимает неприятель, а также его попытки продвижения вперед мы останавливаем и отбрасываем. Зачастую это происходит с крайне серьезным уроном для противника. Вместе с тем мы накапливаем силы и ведем контрбатарейную борьбу.

На центральном участке фронта, так называемом донецко-краматорском направлении, мы работаем с оперативным успехом. Освободили населенный пункт Павловка, вышли на направление Артемовска. Собственно говоря, у нас великолепные успехи, но при этом крайне низкая скорость продвижения. Но в перспективе, уничтожая боевые порядки и укрепления противника по направлению к Краматорску, мы можем расширить наш выступ под Донецком и тем самым обеспечить завершение разгрома группировки противника.

На херсонском направлении мы ушли за Днепр, встав в оборону на заранее подготовленных позициях, ведем контрбатарейную борьбу, пресекая попытки противника переправиться через реку, в том числе и ударами артиллерии. Так, в понедельник, 21 ноября, была уничтожена украинская диверсионно-разведывательная группа, которая готовилась перебраться через Днепр и занять Кинбурнскую косу. Естественно, что на фронте стоит оперативная пауза. Вместе с тем я полагаю, что в данной ситуации мы накапливаем силы и, думаю, уже к началу декабря все начнет меняться в лучшую сторону.

— Почему мы вообще в такой ситуации оказались? Если я правильно понимаю, в начале СВО мы планировали, что будет все быстрее и интереснее?

— Мы серьезно просчитались в соотношении сил и средств, которыми располагал противник, а также недооценили волю его политического руководства защищаться. Кроме того, мы не могли предположить столь массовую помощь Запада, который фактически стал тылом для Украины и полностью снабжает ее на линии фронта. Наше отступление от Киева, из Черниговской области, Бучи, а потом и Херсона — все это последствие наших оперативных просчетов, это решение по восстановлению положения сил. Соотношение было не в нашу пользу, но сейчас все выравнивается, подходят резервы из глубины страны, подходят частично мобилизованные. После того как соотношение вернется в нашу пользу, я думаю, через какое-то время мы еще увидим наше наступление.

— Почему мы в итоге мобилизацию начали в сентябре? Мы ведь отходить начали еще в апреле, тогда уже стало понятно, что не получится сражаться на таком театре военных действий столь небольшой армией.

— Не могу сказать точно, но я предполагаю, что Генеральный штаб в своих расчетах исходил из того, что на стороне Российской Федерации остается подавляющее огневое преимущество над противником, как следствие, мы сможем с помощью имеющихся сил воевать дальше. Однако поставки новейшего оружия, беспилотных летательных аппаратов, РСЗО HIMARS, систем артиллерии (и M777 и CAESAR) и многие прочие системы достаточно серьезно испортили нам статистику. В результате мы были вынуждены сначала отходить, а в сентябре объявить частичную мобилизацию.

— Есть мнение, что текущего количества войск на фронте с учетом 300 тысяч мобилизованных не хватит и следует ожидать второй волны. Это правомочно?

— Я думаю, это пока неправомочное мнение, потому что соотношение сил, особенно по техническим средствам, превалирует в пользу нас, и каждый день соотношение меняется в нашу пользу. По танкам и воздуху у нас абсолютное преимущество, по артиллерии более чем пятикратное, по автоматизированным системам управления соотношение выровнялось, по беспилотникам мы начинаем продвигаться вперед. Еще один момент: в боевых действиях у нас полностью локализована система управления войск, а наши удары по инфраструктуре полностью загоняют ВСУ в дыру, из которой у них практически нет шансов выйти в случае, если военные блока НАТО не придут на выручку ВСУ. Однако я не вижу, как в этой ситуации Запад мог бы еще помочь, а на большую наземную операцию они вряд ли решатся. На этом основании я полагаю, что вторая волна мобилизации пока не нужна.

— Есть мнение, что уничтожение инфраструктуры конкретно на фронте не сказывается. Так ли это?

— Вздор и неправда. С 24 февраля и по сегодняшний день мы уничтожили практически всю армию Украины мирного времени. Та армия, которая вступила в военный конфликт, уже перестала существовать. Солдаты ранены или убиты, техника сожжена, боеприпасы кончились. Сейчас нам противостоят территориальные батальоны, батальоны, подготовленные силами НАТО, и непосредственно западные наемники, которые зачастую являются неофициальными войсками альянса, там около 17 тысяч в различных группах ЧВК. Вместе с тем отмечу, что конкретно у наемников крайне низкий моральный дух, а также плохая слаженность по сравнению с отрядами ВСУ, так как фиксируются случаи, когда они отказываются выполнять боевые задачи и в ходе перепалок открывают дружественный огонь. В общем, это ощущается.

— Говорят, украинская сторона перешла к перманентной мобилизации, то есть постоянно поставляет на фронт новые войска. Это правда?

— Да, такое есть. Они ведут постоянные призывы, вроде бы даже женщин начали призывать. Но это пока для них является восполнением безумных потерь. Например, потери под Херсоном составляют более 2 тысяч человек только после одного из контрнаступлений. Они идут с упорством обреченных, мы их перемалываем, тела своих павших товарищей они тут же бросают. Дело в том, что эти резервы не готовятся, а просто заполняют бреши в полевых порядках. А те силы, которые им готовят Польша, Германия и Англия, скорее всего, появятся на фронте не раньше марта.

— В сентябре, когда украинские войска наступали под Харьковом, они смогли победить в том числе из-за того, что на отдельных участках фронта соотношение было 10 к 1. Сейчас какое примерно соотношение?

— Да, вы правильно сказали, тогда они создали подавляющее превосходство в живой силе. Сегодня под Херсоном, наверное, соотношение 2 к 1, может, больше, и то они сейчас стачивают свою боеспособность. На донецком направлении примерно равные силы. Харьков: превосходство наше, не идем в наступление, копим силы.

— Почему пришлось оставить Херсон?

— Херсон оставили с точки зрения экологическо-политических соображений, так назовем этот маневр. Дело в том, что если бы мы остались там, то взрыв плотины Каховской ГЭС произошел бы неминуемо. Мы постоянно отбивали атаки диверсионно-разведывательных групп, и какая-нибудь смогла бы достичь цели — взорвать плотину. Создавались бы неоправданные жертвы для нашей стороны и населения города. Сейчас, кстати, в таком положении осталась украинская сторона, она теперь ведет боевые действия с оглядкой на взрыв плотины, потому что она снесет все резервы и подготовленные части. Мы поменялись местами. Выйти нас вынудили, как можно понять, чисто практические соображения. После восстановления боеспособности наших войск и пополнения резерва, я думаю, мы попробуем отыграть ситуацию. Вместе с тем при дальнейших боевых действиях вряд ли будут форсировать Днепр, скорее всего, нанесут удары на других направлениях. В итоге вынудим неприятеля покинуть херсонскую землю.

«Генерал Александр Лапин сделал все что мог для выравнивания ситуации, он спас всю группировку от окружения и, собственно, вырвал победу у украинских войск, выведя из-под Изюма наши войска в глубину обороны, не дав их окружить и уничтожить» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Генерала Лапина я знаю как кристально честного человека»

— Сейчас мы перебрасываем войска в Беларусь. Будет ли открыт северный фронт?

— В Беларусь мы перебрасываем войска по договоренности, в рамках соглашения внутри Союзного государства для создания коалиционной группировки для отражения предполагаемой агрессии войск стран блока НАТО. Силы западного направления не принимают участия в СВО и принимать не будут.

— Что за странный медийный скандал вокруг генерала Александра Лапина? Почему вообще разборки вокруг командования выползли в «Телеграме»?

— Для меня это тоже какие-то странные заморочки вокруг да около. Генерала Лапина я знаю как кристально честного человека. Я с ним сталкивался в Сирии, это человек, обладающий великолепным военным кругозором, можно даже сказать, оперативно-тактическим. Более того, он в ряде аспектов умеет смотреть на ситуацию критично. Причина для этих перебранок, я думаю, крылась в человеческом факторе. У людей сдали нервы, они проявили свои эмоции в тот момент, когда мы не ожидали такого прорыва противника на харьковском направлении. К слову, генерал Александр Лапин сделал все что мог для выравнивания ситуации, он спас всю группировку от окружения и, собственно, вырвал победу у украинских войск, выведя из-под Изюма наши войска в глубину обороны, не дав их окружить и уничтожить.

— Мы уже достаточно долго сражаемся за Артемовск. Когда смотришь видеоролики, на них пейзаж, как из Первой мировой войны. Почему сражение идет так долго? Не было ли правильнее сконцентрировать больше войск?

— Туда сейчас переброшены части из-под Херсона, а также подошли войска из глубины страны. Почему нет штурма? Он повлечет за собой большие потери наступающих, то есть наших солдат. Сейчас там работают артиллерийские системы, которые как кувалды разрушают оборону противника, позволяя нашим войскам медленно продвигаться вперед, выдавливать противника дальше за линию боевого соприкосновения. Вместе с артиллерией работают наши ВКС, танки, в том числе поставленные на фронт Т-62. Они были сняты с хранения, приведены в порядок и выведены на прямую наводку. Давайте запасемся терпением, я думаю, буквально 2–3 недели — и оборона врага рухнет, а мы увидим долгожданный прорыв.

— Насколько танки Т-62 морально устарели? Или это ложное мнение?

— Позвольте! Они не устарели, это великолепные танки, их еще называют «атомными танками» (на Т-62 установлена система противоатомной защиты, обеспечивающая защиту экипажа танка от избыточного давления, создаваемого ударной волной ядерного взрыва, и от проникновения радиоактивной пыли внутрь танка, — прим. ред.). Они великолепны. У них калибр 115 миллиметров, вроде немного, но в то же время эти машины имеют великолепную способность вести стрельбу по навесной, артиллерийской траектории на 12,5 километра. Их много, они приведены в порядок, модернизированы, с точки зрения новых баллистических систем там укреплены бронещиты. Я бы сказал, что они после модернизации по характеристикам вполне могут быть приравнены к современным танкам и способны противостоять всем средствам поражения, которые есть на вооружении войск Украины.

— До начала СВО на Украине был буквально культ ПТРК Javelin. Как себя эта штука показала?

— Как обыкновенный гранатомет. Да, он хороший, если попадет по цели, с большой долей вероятности эффект будет. Но практика показала, что никаких выдающихся результатов он на поле боя обеспечить не может. Наши потери бронетанковой техники несущественные и находятся в рамках расчетных.

—  Стоит ли ожидать появления «парадных» образцов оружия в действующих войсках: «Армата», «Ракушка», «Курганец», «Бумеранг» и прочее?

— Все объекты уже принимали участие в Сирии. Думаю, они сейчас инкогнито применяются и на Украине с точки зрения обкатки и приведения их к окончательной форме боевого применения.

— Мы первый раз видели, как «Армата» ехала по Красной площади 9 мая 2015-го, прошло уже 7,5 года, а ее до сих пор не приняли. Почему?

— По какой причине не приняли? У нас есть целый экспериментальный полк, который ведет боевую подготовку на танках «Армата». Вы должны понимать, что этот новый образец не обкатан в боях и должен пройти эксплуатационную, боевую и тактическую проверки. Все три фактора должны завязаться в длительную систему. Самое главное — войска должны научиться воевать на этих машинах, нужно понять причины возможных поломок. Здесь не все так быстро, как нам бы того хотелось.

— О какой цифре можно говорить в рамках потерь нашей бронетехники?

— Полагаю, что это 10–15 процентов подбитой техники, из которой примерно половину мы возвращаем в строй.

«Впервые за всю историю войн дроны получили нишу отдельного рода войска и средств поражения» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Украинская армия потеряла воздушный флот и две трети наземной бронетехники»

— Есть мнение, что наша СВО — первый военный конфликт, где массово используются малые и сверхмалые дроны. Это правда?

— Да, впервые за всю историю войн дроны получили нишу отдельного рода войска и средств поражения. Я думаю, сейчас идет написание оперативного предназначения дронов среднего масштаба, разрабатывается тактика дроновой войны. Пока, конечно, это абсолютно новое для нас явление.

— Насколько в целом дроны поменяли бой относительно того, что было 20–30 лет назад?

— Да, мы уже говорили об изменении системы боевого позиционирования, системы поражения, в этом сегменте дроны занимают львиную долю. Но, кроме того, они изменили всю практику целеуказания как средства разведки и даже как средства огневого поражения.

— Если я правильно понимаю, украинская сторона потеряла примерно две трети бронетехники за все время СВО.  Как это влияет на возможность дальше сражаться?

— Начнем по порядку. Украинская армия потеряла полностью флот, практически полностью воздушный флот и две трети наземной бронетехники. У них имелись определенные собственные запасы, им поставили помощь бывшие страны Варшавского договора в виде оружия, которое они в свое время получили еще от СССР. Вместе с тем ударная мощь украинской армии Россией сведена к минимуму, она может проводить какие-то тактические военные действия, используя бронетехнику, но массированное применение данного вида вооружения, в том числе для ударных сил, уже проводить не может, так как должна их беречь и экономить. Аналогично ситуация обстоит и с самоходными артиллерийскими установками и бронеавтомобилями. То, что есть сейчас, — это легкобронированная техника, которую поставили страны НАТО. Разумеется, там же идут разговоры о поставках тяжелой бронированной техники, но пока в этом вопросе консенсус не достигнут, и вряд ли мы увидим на полях сражений Abrams или Leopard в ближайшее время.

— То количество снарядов, которое США производят за год, Украина тратит за две недели, а Россия — за сутки, если день плотный. Это правда?

— После развала СССР США отработали доктрину, согласно которой они заявили о возможности ведения локальных войн на различных фронтах. Они рассматривали возможность даже воевать на 2–3 фронтах. Вместе с тем снарядов они тратили всегда немного. Например, в ходе ведения боевых действий в Ираке они потратили всего 56 тысяч боеприпасов различного калибра, в то время как мы за сутки 50 тысяч снарядов тратим, а украинцы — 7 тысяч. Действительно, то количество боеприпасов, которые они производят за год, хватает на пару суток боевых действий. Сейчас Америка задыхается от нехватки боеприпасов, свои арсеналы она разоружать не хочет, а то, что собрали по Европе, уже заканчивается, даже Южная Корея уже что-то поставляла. Причина этого кризиса очевидная — у нас полное огневое превосходство по всем видам артиллерийских и ракетных войск. 

— А смогут ли США выйти на большое производство оружия и снарядов?

— Проблема заключается в том, что планируют к 2028 году запустить, если будет необходимость. Для того чтобы выйти на массовое производство, нужно вводить в строй новые производственные линии, расширять закупки. Все это нужно проводить через конгресс, а это, как вы понимаете, проблематично с точки зрения бюрократии и возможности развертывания такого производства.

— Но ведь в годы Второй мировой войны США достаточно быстро развернули производство снарядов и патронов. Смогут ли они повторить этот фокус?

— Да, они могут, если это будет касаться национальной безопасности США. Мы должны понимать, что переориентирование экономики — это огромный материальный ущерб для них.

— Большинство экспертов говорят, что наша ПВО работает на отлично. А вы как оцениваете?

— Наша система ПВО тоже проходит стадию принятия новой роли, особенно в борьбе с дронами и низколетящими целями. Подтвердилось, что системам зонального ПВО и частично объектового мы смогли прикрыть небо по всему фронту, в том числе на глубину, а также приграничные зоны. Работа нашей системы ПВО настолько удачна, что позволяет сбивать практически с 99-процентной вероятностью летящие в нас воздушные объекты противника и средства нападения, которые украинская сторона использует для нанесения ударов по нашим приграничным селам и городам.

— Как шутят в интернете, на Украине идет «цветочный период»: мы запускаем дроны «Герань-2», которые уничтожают украинскую инфраструктуру. Какова вероятность того, что Украина с помощью стран НАТО сможет от них отбиться?

— В настоящее время систем ПВО, которые могли бы противодействовать малоразмерным тихоходным системам типа «Герань», у НАТО нет и в ближайший год-два не предвидится даже в разработках. Они это не предусмотрели в своей концепции ПВО, смастерили абсолютно другую систему. У них нет зональной системы ПВО, которая могла бы перехватывать объекты на подлете. Поставляемые Украине комплексы IRIS-T германского производства не соответствуют требованиям современности и, как следствие, не могут заменить собой полноценную систему противовоздушной обороны.

— Есть мнение, что наша СВО стала триумфом системы «Панцирь-С».

— Да, «Панцирь-С» оказался великолепный системой, способной работать в текущих условиях. Это последовательное развитие систем «Шилка» и «Тунгуска», «Панцирь-С» очень хорошо работает на расстоянии до 5 километров, отлично прикрывает указанные зоны, а также большие пусковые установки вроде С-400 или «Куб-М», являясь превосходным дополнением системы войскового ПВО, выступая в паре с ПЗРК «Игла».

«Полагаю, мы используем зиму для восстановления положения и активизируем свои действия, пытаясь нанести поражение войскам противника» Фото: © Александр Мельников, РИА «Новости»

«Мы не зря наносим сейчас удары по инфраструктуре противника»

— Есть слухи, что ожидается ожесточенная зимняя кампания, при этом кто-то, напротив, считает, что будет затишье. Как думаете, что в итоге?

— Полагаю, мы используем зиму для восстановления положения и активизируем свои действия, пытаясь нанести поражение войскам противника. Мы не зря наносим сейчас удары по инфраструктуре противника, разрушаем системы снабжения боеприпасами, топливом, да просто теплом и электричеством. Нам нужно не дать возможности восстановить боеспособность украинской армии, в особенности нарастить резервы и получить необходимое вооружение с Запада. Я думаю, что мы активизируем систематические боевые действия на всю глубину оперативного построения, и наша задача — это максимальный выход и освобождение территорий. Вот чем мы, скорее всего, будем заниматься этой зимой.

— Если я правильно вас понимаю, этой зимой мы ожидаем российского контрнаступления?

— Так точно.

— Чему научила нас СВО?

— До недавнего времени мы шли в фарватере США, полагая, что война в мире будет вестись малыми мобильными армиями, наполненными контрактниками. Боевые действия будут быстрыми, немасштабными, что, кстати, мы и пытались осуществить на первом этапе нашей СВО. Потом оказалось, что все это неправда, что если начинается полноценная война, то срабатывают все механизмы, которые должны. Да, у нас появилась новая техника, новые технологии, но есть принцип массовой армии, на которой сосредоточиваются основные усилия по ведению боевых действий. Эти законы военного искусства остались незыблемыми. Армия должна быть достаточной для выполнения поставленных задач. Конечно, нам нужно иметь мобильные подвижные силы в виде, скажем, войск ВДВ, некоей оперативной группы, но армия должна быть массовой и достаточно хорошо оснащенной.

— Ходят слухи, что мы якобы уже согласны на перемирие на условиях отвода войск к границам на 24 февраля. Скажите, это может быть правдой?

— Это неправда хотя бы потому, что мы уже приняли две области и две республики в состав России. В силу нашей Конституции мы не можем отказаться от территорий. Даже сам момент сдачи Херсона — это уголовно преследуемое преступление. В ином случае последовало бы наказание за это, состоялся бы военный трибунал. Вопрос строго в том, что временно оставить этот город пришлось не по своей воле, а по военной необходимости, о чем, конечно, был в курсе и Верховный главнокомандующий.

Если мы вернемся к границам 24 февраля, то скажите мне, какое будет мнение у населения, которое поверило Верховному главнокомандующему, министру оборону, армии? Получается, все зря, наши товарищи убиты напрасно? Это будет колоссальный социальный взрыв, возможно, даже революция. Случится огромный кризис — и социальный, и политический, и экономический. Поэтому я не думаю, что власть пойдет на это. Переговоры, конечно, состоятся, все военные конфликты заканчивались переговорами, но они будут потом и на наших условиях. Мы эти условия обозначили прямо и четко — денацификация и демилитаризация Украины, а территории, которые уже вошли к нам в состав, у нас же и останутся.

— В сентябре, перед началом частичной мобилизации, Сергей Шойгу говорил, что потери украинской армии в живой силе составляют 60 тысяч убитыми и 50 тысяч тяжелоранеными. Почему украинское общество не ощущает эти потери?

— Скажу больше, это уже заниженные данные. Сегодня речь идет о 200–250 тысячах. Почему все это происходит? На Украине существует политическая власть в виде режима, который сеет страх. Там за отказ от мобилизации или уклонение от службы наказание грозит не только человеку, совершившему правонарушение, но в том числе и его родственникам. Идет поражение в правах и имуществе его ближайших членов семьи — жены, детей, матери, отца. Это круговая порука и страх.

Кроме того, действует националистическая пропаганда. Можете посмотреть, что творили в Германии эсэсовцы, переносите это на Украину и получите полное совпадение. Вы посмотрите, что происходит, когда они входят на территории, которые мы были вынуждены оставить: убийства, издевательства, ограбления, пытки и тому подобное. Кроме того, они произвели несколько волн мобилизации и гонят на убой неподготовленных людей. С политической точки зрения, Владимир Зеленский понимает, что конфликт для него — это жизнь. А если он прекратится и будет заключено перемирие, то он станет не нужным никому, а вскоре и вовсе превратится в опасного свидетеля, поэтому его уберут. Из-за этого он и его окружение так стремительно гонят украинских солдат на убой. В итоге так и получается, что украинское общество либо зомбировано пропагандой, либо сильно напугано, а власть уже не может остановиться.

— Как вы считаете, возможно ли было решить проблему Донбасса миром?

— Конечно. Те Минские соглашения, которые подписывались, были великолепными. Донбасс бы получал широкую автономию в составе Украины. Получилось бы нечто вроде того, как сейчас живет Косово: вроде бы и Сербия его своим считает, и ряд стран независимым, но активных боевых действий там не ведется. Много есть таких территорий, которые живут, не соглашаясь с центральным правительством. Значит, все можно было решить миром. Но, я так понимаю, решение принимал не Зеленский, а люди на уровне НАТО. А им требовался плацдарм наступления на Россию. В данном случае воля президента Украины в принципе не могла играть какой-либо роли.