Даже в бурные 90-е годы, выступая перед разными аудиториями, Минтимер Шаймиев ни разу не произнес слово «независимость», чего от него явно ждали. Почему?.. В своем интервью РГ первый президент Татарстана, государственный советник РТ, вспомнил о том, что тогда происходило в республике, как она сумела сохранить почти все советские предприятия, дал характеристику Рустаму Минниханову и Борису Ельцину, поделился способом уклонения от застолий и пожалел, что так и не научился играть на гармони.
Я напросился к Минтимеру Шариповичу на чай. Условились, что разговор пойдет неформальный, на вольные темы. Но с первых же минут Шаймиев спутал все мои карты
Святое дело
— Вот я вам сейчас покажу одну картину, которую купил у местного студента, он учится на живописца, — Шаймиев ведет меня в комнату, смежную с его рабочим кабинетом.
Выполненная карандашом картина занимает видное место, рядом с портретом его отца. На ней изображен пожилой скромно одетый человек с гармошкой в руках, похоже, он с упоением тянет свою любимую песню. На его груди солдатский орден Славы, за спиной покосившийся штакетник, скромный дом, а вернее так — за спиной трудная, но, скорее всего, счастливая жизнь. Почему она счастливая? Ответа на этот вопрос нет, но только от всего простенького сюжета так и веет добротой, оптимизмом, верой в хорошее.
Шаймиев пристально смотрит на меня. Когда видит, что и мне картина пришлась по нраву, то не скрывает своего удовлетворения. «Я ее сразу взял, эту картину. В ней вся наша жизнь, верно?».
* * *
Татарстан по многим показателям входит в число самых благополучных регионов Российской Федерации. Когда говорят о причинах, то, конечно, называют традиционно сильный экономический потенциал республики: нефть и нефтепереработку, машиностроение, агрокомплекс. Но тот, кто хорошо знаком с реалиями последних десятилетий, обязательно вспомнит и «субъективный фактор», назовет первого президента РТ Минтимера Шаймиева, c именем которого связано множество достижений во всех сферах — политической, хозяйственной, общественной, духовной. Он стоял у руля почти двадцать лет, причем в нашей общей истории это были, возможно, самые непростые годы.
А как сейчас живет Государственный советник Республики Татарстан? Чем занимается? О чем вспоминает?
Я напросился к Минтимеру Шариповичу на чай. Условились, что разговор пойдет неформальный, на вольные темы. Но с первых же минут Шаймиев спутал все мои карты. Он встретил корреспондента в холле представительского корпуса Казанского кремля, где сейчас расположен его офис. Подтянутый, бодрый, с золотой звездой Героя Труда на лацкане пиджака. Взял меня под локоть и предложил пройтись по тем историческим святыням, которые восстановлены на территории республики при самом активном участии Государственного советника.
Хорошо, что далеко идти не пришлось: все эти объекты в виде искусно сделанных макетов были представлены здесь же, в холле. Но даже такая, можно сказать, виртуальная экскурсия заняла у нас не менее часа: Шаймиев с массой увлекательных подробностей рассказывал о том, как они восстанавливали остров—град Свияжск, как возрождали древнюю столицу Болгар, как одновременно — это особо подчеркивалось — в Казанском кремле сооружали мечеть Кул Шариф и реставрировали православный Благовещенский собор.
— Я ведь, если честно, именно по этой причине и покинул тринадцать лет назад пост главы республики, — пояснил Шаймиев. — Захотелось всего себя отдать святому делу — возвращению нашим людям ценностей исторического наследия. Создали мощный фонд «Возрождение». Вы сейчас видите макеты, а на самом деле все это существует в действительности. Все!
Сегодня остров—град Свияжск и древний город Болгар стали одними из самых популярных объектов отечественного туризма. В год их посещают порядка одного миллиона девятисот тысяч человек. Прямо настоящее паломничество! Оба комплекса стоят на Волге. Там, поверьте, особая энергетика.
В Болгаре первым делом мы отреставрировали сохранившиеся исторические памятники ХIV века. Затем построили Памятный знак в честь принятия ислама волжскими булгарами. Я вам должен сказать, что историческая значимость Болгара в том, что в 922 году наши предки — волжские булгары добровольно и официально приняли ислам. Получается, что на территории современной России впервые ислам был принят именно здесь, у нас. А в прошлом году мы отпраздновали 1100-летие этого события на федеральном уровне. Такое решение было принято руководством страны. В здании Памятного знака находится самый большой печатный Коран в мире.
Оба этих объекта плюс Казанский кремль включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
— Но как вы находите деньги для реализации таких крупных проектов?
— По-разному находим. Если взять Болгар и Свияжск, то это паритетное финансирование с бюджетов РФ и РТ плюс благотворители. Мы сами не ожидали, что весь народ республики, включая крупный бизнес, поддержит нас. Или вот другой пример, расскажу, как финансировали строительство мечети Кул-Шариф и реставрацию Благовещенского собора. Я же из села. Мой отец двадцать шесть лет проработал председателем колхоза. А тут у нас выпал на редкость урожайный год. Я собрал всех глав администраций районов. Говорю: ребята, раз Всевышний даровал нам такой хороший урожай, то грех не использовать его для богоугодного дела, давайте продадим по два центнера с гектара и вложим в специальный фонд. Провели собрания во всех хозяйствах, чтобы заручиться согласием людей. И собрали в общей сложности 32 млрд неденоминированных рублей. Конечно, здорово вложились и простые люди, благотворители, крупные предприятия. И на эти средства одновременно стали строить мечеть и восстанавливать собор. Важно, что одновременно! Тем самым проявили уважение к двум основным конфессиям на территории Татарстана. Вот вам и путь к согласию. Вот в чем сила нашей республики!
В Болгаре построили первую в России исламскую академию. Там студенты — будущие богословы живут, учатся, молятся, занимаются научными изысканиями. Одновременно (!) взялись за возрождение собора Казанской иконы Божией Матери в Казани, в позапрошлом году состоялось его освящение.
Далее поставили цель: соорудить семь полилингвальных школ. Шесть уже сдали. Это современные образовательные комплексы, мы их назвали «Адымнар (шаги) к знаниям и согласию». Дети учатся в них на трех языках: русском, татарском и английском. Понимаете, они через знания учатся жить вместе, в мире и согласии.
Инстинкт власти
…Сели пить чай.
— Ну теперь-то я могу наконец задавать свои вопросы?
— А разве раньше вопросов не было? — удивился Минтимер Шарипович.
— Будем считать, что была разминка. Скажите, как вам удается держать боевую форму? Особое питание? Режим? Спорт? Какие-то секретные травы?
— В моем случае решающую роль сыграло рождение и воспитание в сельской местности. Я и сейчас стараюсь каждую свободную минуту проводить далеко от города. В Казани у меня нет никакой недвижимости, круглый год живу на даче. Прописан в Матюшинском сельском поселении.
— Слышал, что вы гуляете со своей собакой. Кстати, как ее зовут?
— Махмай — означает «пес» на татарском языке. Западносибирская лайка, у хантов такие водятся. Махмай 2009 года рождения, в пересчете на собачий возраст мы с ним — одногодки. Когда я взял этого белого щенка, то моя супруга Сакина Шакировна сразу догадалась: «Значит, ты собираешься покидать президентский пост». Спустя год я ушел.
— Разговариваете с ним?
— Разговариваю. Умный пес. Очень быстро все усваивает. Вот, к примеру, когда мы были маленькие, мама хлеб резала, и крошки падали на пол, а мы, дети, бросались их подбирать. Время голодное было. Идем с Махмаем гулять, я ему баранку брошу, он все до последней крошки подберет. А если что-то не подберет, я ему замечание сделаю и все в порядке. Мы с ним похожи по характеру, оба независимые и каждый знает себе цену.
— Один из очень авторитетных российских политиков в конце 90-х годов на вопрос, кого бы он видел российским президентом, ответил: «Минтимера Шаймиева». И вот скажите, как на духу: а вы на себя когда-нибудь примеряли роль главы государства?
— Не-е-ет. По жизни я никогда никаких должностей не искал, наоборот, работа меня искала. Когда в «нулевые» годы создали федеральные округа, я по делам прилетел в Москву. На пути из аэропорта в город звонок от Путина. Владимир Владимирович говорит: «Вы живете в республике, которая как модель всей нашей многонациональной Федерации, там у вас все есть. Поэтому обращаюсь к вам с просьбой возглавить Приволжский федеральный округ». Я с благодарностью отказался. Насчет Москвы были предложения еще и до перестройки, звали первым замом в союзное министерство мелиорации. У меня принцип такой: где родился, там и пригодился.
— Итак, в 2010 году вы добровольно сложили с себя президентские полномочия. Скажите, а после этого был соблазн вмешиваться в работу верховной власти, что-то советовать вашему преемнику, поправлять его?
— Владислав Сурков мне тогда настоятельно советовал не порывать с политикой, предлагал остаться в Госсовете РФ или в Совете Федерации. Все это предполагало мое будущее активное участие в делах республики. Но я счел, что такие варианты неприемлемы. В итоге мы сошлись на том, что буду Государственным Советником Республики Татарстан — это работа на безвозмездной основе, с правом законодательной инициативы и участием в важных протокольных мероприятиях.
Я, как уже говорил, решил посвятить себя тому делу, которым давно и глубоко интересовался и реализация которого много значит для будущих поколений. Это возрождение исторических святынь, символов веры, создание центров мощной духовной силы.
Власть — прочный и порочный круг, вот такую формулу я вывел для себя. Выйти из этого круга, разорвать его мало кому удается. У человека на генном уровне заложено стремление властвовать, быть первым.
Мне помогло то, что уже был надежный преемник, я ни минуты не сомневался в том, что он достойно продолжит все начатое. Новым главой республики стал мой ближайший ученик, соратник, единомышленник, талантливый во всех отношениях человек Рустам Нургалиевич Минниханов. И отец у него был очень толковым работником, директором леспромхоза, мы дружили.
Мы с Рустамом Миннихановым работали вместе последние одиннадцать лет, он был председателем правительства республики. Создали сильную во всех отношениях команду. Нам удалось решить многие сверхважные для нашего населения задачи. Времена-то какие сложные были! Обо всем не расскажешь, но хочу отметить две судьбоносные программы. Их реализация открыла перед нами огромные возможности для успешного роста. Первая — программа сплошной газификации республики. Сейчас наконец-то приступили к этому по всей России. А мы завершили газификацию в 2001 году, то есть подвели газ во все поселения, во все дома Татарстана. Я назвал это «раем на земле». Вторая — программа ликвидации ветхого жилья в 1995–2004 годы. Вы, наверное, не были в Казани в советское время? Особенно центр города — это были сплошные трущобы, там жили люди, которые никогда в жизни не смогли бы найти себе что-то получше. Мы их оттуда вытащили и бесплатно дали им новое, благоустроенное жилье. Так и в других городах республики. В итоге мы построили и передали бесплатно гражданам из ветхого жилья 48 576 квартир.
«Без России нам не жить»
— Вы были непосредственным участником многих важных событий в новейшей истории Российского государства, в том числе таких, которые можно назвать узловыми, судьбоносными. Вспомнить хотя бы непростой процесс, когда делились полномочия между Федеральным центром и регионами. Об этом много написано и сказано. Но тем не менее вопросы остаются. Например, такой: как вы смогли усмирить своих радикалов, требовавших полной независимости Татарстана? Я хорошо помню, что подобные настроения были тогда очень сильны, причем на всех уровнях — и на бытовом, и на властном.
— Было такое. А с чего все началось? Когда Михаил Сергеевич объявил перестройку и гласность, вот тут и пошло. История взаимоотношений наших народов всегда была непростой, вы это знаете. А тут сверху говорят: теперь можно открыто обсуждать любые, даже самые острые вопросы, ставить перед властью любые проблемы. И нашлись такие люди, кто стал активно спекулировать теми тяжелыми страницами из нашей совместной истории. Конечно, они были и есть в истории любого крупного государства.
Ситуация оказалась очень горячей. У нас возникли десятки самых разных общественных организаций, были и радикальные. И как раз в то время первый секретарь Татарского обкома КПСС Гумер Усманов получил новое назначение — он стал секретарем ЦК, а я был избран вместо него первым секретарем обкома. То есть стал фактическим руководителем республики в самое трудное для нее время.
На площади Свободы митинги шли круглые сутки. Писательница Фаузия Байрамова объявила голодовку, причем она была настроена очень решительно в пользу полной независимости Татарстана. Фанатично настроена.
Через какое-то время Усманов мне позвонил: «Что у вас там происходит прямо под окнами обкома? Почему не можете навести порядок»? Я ему пытался объяснить, что к чему, однако Гумер Исмагилович остался явно недоволен. Дескать, при нем ничего такого не было, а тут стоило покинуть республику и сразу начался разброд. В завершение разговора пообещал: «Раз вы ничего сделать не можете, я сам приеду».
Прилетает он в Казань, собираем бюро обкома. Усманов горячий был человек. Выслушал нас и говорит: «Ладно, я сам на площадь пойду». Мне идти с ним не разрешил. Нам осталось только наблюдать за всем этим из обкомовских окон. Как только он появился на площади, толпа пошла на него, люди стали еще более возбужденными.
Это была его ошибка, он привык к тому, что прежде никто не мог пойти против партийного начальника, но теперь времена изменились, людям дали свободу. И вот эти люди со своими вопросами пошли на Усманова. Мы видим: ничего у него не получается, ситуация накаляется. И к нам ему дороги нет, ведь стыдно будет признаться, что потерпел неудачу. Тогда он направился домой, на ту квартиру в Казани, которую еще не успел оставить после переезда в Москву.
На другой день, не заходя в обком, он улетел в Москву.
— А вы остались на этом вулкане — в должности первого секретаря обкома и председателя Верховного Совета Татарской АССР. И в конце лета 1990 года Татарстан принял Декларацию о государственном суверенитете. Это как-то помогло снизить градус противостояния?
— Но сначала, двумя месяцами раньше, такую же декларацию о государственном суверенитете РСФСР подписал Борис Николаевич Ельцин.
Мы у себя на заседаниях Верховного Совета давали возможность высказаться всем сторонам, выпустили пар, однако всегда твердо говорили: наш суверенитет не должен иметь национальной окраски, главное — это согласие в обществе. Никакого экстремизма! Это было весьма важно! Забегая вперед, скажу, через год, когда, как кандидат в президенты республики, я встречался с разными людьми, то в глазах русскоязычных граждан все еще ощущалась тревога. И я им твердо обещал: ни один народ, проживающий в Татарстане, не будет обижен или ущемлен! Думаю, что я сдержал свое обещание.
В те бурные годы, выступая перед разными аудиториями, я ни разу не произнес слово «независимость», а ведь именно этого желала толпа. Суверенитет, справедливые договорные отношения с федеральным центром, больше свободы — это да.
Так вот, 6 августа приехал Борис Ельцин — это был его первый региональный визит в ранге главы Верховного Совета РСФСР. Я собрал представителей нашей интеллигенции в здании Союза писателей. Байрамова села в первом ряду, сверлила глазами московского гостя, подавала едкие реплики. Начался трудный разговор: как нам дальше жить, как ситуацию правильно разрулить, как найти компромиссные решения… Долго говорили. Из зала то и дело раздавались требования: дайте нам полную свободу.
Долго сидели, вопросам не было конца и края… Улучив момент, я предложил прерваться. Все вышли во двор, а там тоже люди стояли и тоже со своими вопросами. Борис Николаевич, видимо, устал от всего этого. Увидел трамвай, который как раз трогался, вскочил в него и уехал. Мы его через две остановки — на конечной догнали. Поехали обедать. Там разговор, конечно, продолжился, Ельцин говорит: «Ну, вы же не уйдете из России»? — «У нас такой цели нет. Речь идет о правах, о справедливом разделении полномочий. Вы ведь подписали Декларацию о государственном суверенитете России», — отвечаю я. — Мы тоже хотим заявить о своих правах».
У нас тогда только два процента из всех предприятий были, собственно, республиканского подчинения, все остальные находились под юрисдикцией Союза или РСФСР. Разве это справедливо? Хотя по объему производимой продукции Татарстан опережал все три прибалтийские республики вместе взятые.
Ельцина многие недооценивали, упрощали. А я к нему относился с уважением. Это крупный политик. И нет ничего удивительного в том, что именно он — с его буйным характером, непредсказуемыми поступками — в ту революционную пору стал лидером.
— Жаль, выпивал многовато…
— А попробовали бы вы не пить, будучи начальником крупных строительных организаций на Урале.
— Вы тоже прошли через всякие большие хозяйственные должности. Однако, как я понимаю, с алкоголем разошлись?
— У меня справка была. Вернее, рецепт на лекарство, поддерживающее печень. И когда садились за стол, я этот рецепт показывал: мол, мне пить нельзя, вот, видите, справка. Никто, конечно, в эту бумажку не заглядывал, верили на слово…
Кстати, за тем обедом, который последовал у нас после встречи в Союзе писателей, Ельцин ничего не пил. Разговор шел на трезвую голову. И я совсем не лукавил, когда уверял его в том, что мы не уйдем из состава Российской Федерации. Я вырос на земле, прошел все ступени хозяйственной, партийной, государственной работы и прекрасно сознавал, сколь прочны наши связи. Это не только дороги, нефтепроводы и газопроводы, это еще и общее прошлое, культурные, исторические, духовные нити. Много всего. Я с младых лет прекрасно сознавал, что без России нам не жить.
«Что дальше?» — с тревогой спрашивает меня Борис Николаевич. «Будем договариваться. Давайте для начала создадим совместную комиссию, которая приступит к выработке текста соглашения Татарстана с Россией». Решили, что с нашей стороны комиссию возглавит наш видный юрист, заведующий государственно-правовым отделом обкома Василий Лихачев, а с российской будет Геннадий Бурбулис. Условились так: пусть комиссия работает, а если работа зайдет в тупик, то будем включаться мы с Борисом Николаевичем. И такая работа шла на протяжении трех лет, до тех пор, пока не был подписан тот самый Договор о разграничении полномочий.
— Правда ли, что Центр рассматривал вариант силового давления на Татарстан в том случае, если бы дела пошли по «чеченскому сценарию»?
— Были такие сигналы из Москвы. Именно в те годы было вывезено много вооружения, находящегося в федеральных воинских частях на территории Татарстана.
— Так все-таки что это такое — настоящий Федерализм? Или поставим вопрос по-другому: что такое Федерализм в конкретных условиях России? Можно ли считать, что он состоялся?
— Думаю, что состоялся! Были приняты конституции — и в Российской Федерации, и в субъектах, также подписаны договоры.
— Были ли в вашей президентской практике ошибки? Сегодня, с дистанции почти в полтора десятилетия, вы ни о чем не жалеете?
— Тяжелый вопрос. (Задумался.) Возможно, надо было раньше и активнее заняться передовыми технологиями. Инновациями. А так… Нет, ни о чем не жалею.
— Хорошо, если по-другому спросить: не как президент, а как обычный человек — о чем-то жалеете? Вот меня, к примеру, гложет сознание того, что не научился на гитаре играть.
— О, если в таком ракурсе ставить вопрос… У меня многое получилось. Но так и не смог научиться играть на гармони. Очень хотел! И сейчас хочу. Но… После войны отец нам с братом смог купить трофейный инструмент, мы старались, однако не дано. Муж моей старшей сестры был знатным гармонистом, он тоже пытался нас учить, да все без толку. А вот соседний мальчишка приходил в наш дом, брал баян и легко выводил самые разные мелодии.
(Помощник Шаймиева включает на телефоне видео, там президент прекрасно поет народную песню. Голос у него чистый, звонкий. Я искренне восхищен. Потому что сам так не могу, о чем и говорю своему собеседнику.)
— Вы не татарин, — с хитрой улыбкой поясняет он.
— Ну это как сказать. Я как раз из тех, кто верит: поскреби любого русского и там обнаружишь татарина.
…Кажется, ему эта фраза явно нравится.
— Есть такие места на земле, где ваше сердце трепещет?
— Пожалуй, что нет. Мне дома хорошо. Может быть, уже и возраст не тот для дальних путешествий.
Люди, добро и зло
— Конечно, у вас здесь много всяких чудес. И о многом хочется спросить. Как это в условиях всеобщего хаоса Татарстан сумел сохранить практически все крупные советские предприятия, и именно они стали основой рыночной экономики? Каким образом вы не допустили распродажу основных активов всяким сомнительным инвесторам, в том числе иностранным? Но вот еще и такой вопрос: отчего именно Татарстан стал лидером цифровой индустрии, законодателем мод в IT?
— Не забывайте: наш Казанский университет — один из старейших в стране. Всегда находились умные ребята. Например, наш Центр информатизации возглавлял Николай Никифоров, который потом стал министром связи и массовых коммуникаций РФ, можно сказать, положил начало цифровизации страны. Да и технологически мы всегда были не на последнем месте, у нас развитое самолетостроение, нефтехимия, крупный научный потенциал. И Рустам Нургалиевич сам отлично разбирается в IT-технологиях. К тому же у нас есть своя Академия наук, учрежденная в годы перестройки. То есть все логично.
Я люблю людей — это мое кредо по жизни. Это не громкие слова. Это беспроигрышный рецепт достижения успехов в любом деле
— Принятие любого крупного государственного решения сопряжено со множеством рисков. Тут и судьбы людей, и трата бюджетных средств, и экологические проблемы, много чего… Я хочу сказать, что жизнь главы региона — не сахар, скорее, постоянный стресс. Что вам помогало держать удар?
— «Со слабыми нервами во власть не ходят» — это тоже моя формулировка. Я закалку с молодых лет получал, все время был на руководящих постах. Ответственность с каждым назначением становилась все выше, но ведь и опыт тоже копился. Еще помогало то, что всегда рядом была команда надежных людей, профессионалов.
Знаете, что такое башня Рожновского? Это водонапорная башня, такие по всей России возвышаются. Так и быть, расскажу вам одну историю из 60-х годов. Я руковожу межрайонным объединением сельхозтехники, а рядом строится КАМАЗ, возводят предприятия нефтехима. У меня, естественно, есть запчасти к разной технике, в том числе к автомобилям. А начальство в Набережных Челнах за крестовину от ГАЗ-69 (тогда самая ходовая легковушка) душу отдаст.
— Крестовина это, как я понимаю, такой шарнир в приводе машины, который был в большом дефиците?
— Совершенно точно. И вот они за крестовину мне давали японские трубы большого диаметра, а мы использовали их для строительства водонапорных башен. Они и сейчас стоят, хотя прошло более полувека. Так порой решались самые важные проблемы.
Счастливые годы. Я это искренне говорю.
— Как вас называют внуки и правнуки?
— Правнук зовет меня Гранд-Бабаем.
— Еще интересно: есть люди, которых вы не простили? Ведь в вашей жизни всякие типы встречались и не все были положительными, кто-то наверняка завидовал, кто-то интриги плел…
— Никогда не задумывался над этим. Наверное, таких людей нет. Не трогает меня это.
— То есть вы добрый человек?
— Скорее да. Жалко тех, кто по недомыслию вел себя неприлично. Я люблю людей — это мое кредо по жизни. Это не громкие слова. Это беспроигрышный рецепт достижения успехов в любом деле. Не важно, сколько людей под твоим руководством: два или двести. Это означает, что повседневные их заботы становятся твоими заботами. Если мне удавалось благополучно решить чью-либо проблему, то я испытывал чувство такой радости и вдохновения! Это помогало и помогает мне двигаться дальше. Надо быть терпеливым, быть выше всяких обид. Это же все наши люди, с Луны, насколько я знаю, нам никого не забрасывали…
— И поэтому ни на кого не обижались?
— Был один случай, давно, в детстве. Я с первого класса учился на одни пятерки и выпускные экзамены сдавал успешно, но по математике мне поставили три. А математика была моим самым любимым предметом. Дело в том, что в выпускном экзамене я, как обычно, решил все задачи быстрее других. И вдруг тройка. Объяснили так, будто когда я сокращал тригонометрические функции, то пошел не кратчайшим путем. Вот такую причину нашли, чтобы не дать золотую медаль. Плакать я не плакал, но обида была.
— Кстати, а приходилось по жизни пускать слезу?
— Да, это было, когда провожал в последний путь свою любимую супругу Сакину Шакировну. Мы прожили с ней, как говорится, душа в душу — 57 лет! Шутка ли! Ведь для меня на первом месте всегда была работа. Благодаря Сакине я не тревожился о семье, у меня всегда был надежный тыл. Для меня она была самой доброй женщиной на земле…
— Напоследок позвольте задать вам такой непростой вопрос. Мир погряз в насилии, тотальной подозрительности, недоверии друг к другу. Как, по-вашему, есть ли у человечества шанс выйти из этого заколдованного круга, вырулить на иную тропу — ту, что ведет к миру, сотрудничеству, процветанию?
— Если посмотреть на историю человечества, то все то зло, о котором вы говорите, присутствовало всегда. В разных формах и масштабах. И именно эти противоречия по большому счету являются фактором развития, движущей силой, их разрешение и обеспечивает прогресс.
— Прогресс через кровь, через разрушение, через беду?
— По-другому не получается. Видимо, такова сущность человека, — вздохнул он.
…И тут мы заспорили. Я напомнил первому президенту о том, что в нашем разговоре из его уст много раз прозвучало слово «согласие». Видимо, это слово и являлось ключевым для политика Шаймиева. Всегда, во все времена. Вот бы больше у нас было таких лидеров, которые самые сложные вопросы решали бы через взаимные уступки, компромиссы, согласие.
Минтимер Шарипович в ответ на мои слова только опять хитро улыбнулся. Возражать не стал.
С Минтимером Шаймиевым беседовал Владимир Снегирев
«Российская газета», 21.04.2023
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 6
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.