Алексей Леонков: «Украинская армия продолжает безрезультатно нести потери»

Военный эксперт Алексей Леонков рассуждает о сложностях Украины с ремонтом натовской техники, а также о том, какие цели преследует Польша Фото: © Сергей Мамонтов, РИА «Новости»

«Маляр может говорить все что угодно, но это заявление чисто на публику»

— Алексей Петрович, скажите, что, на ваш взгляд, сейчас происходит на линии боевого соприкосновения?

— То, что происходит, можно охарактеризовать как бои местного значения с изменением линии боевого соприкосновения, а с другой стороны, есть несколько нюансов, которые говорят о том, что стороны пытаются создать некие предпосылки для будущих наступательных операций. То есть со стороны Украины усилились диверсионные атаки как с использованием беспилотников, так и с засылкой ДРГ, которые проводят те или иные террористические атаки. А со стороны России массированные удары с применением беспилотников и ракетной техники приводят к тому, что уничтожаются склады ГСМ, боеприпасов, сосредоточения войск и техники. Эти удары бывают весьма удачные, например, случай в Павлограде или когда накрылось сразу четыре пусковых установки С-300, прикрывающих зенитно-стрелковые установки «Гепард».

При этом если мы говорим об основных пунктах, где они ведут активные боевые действия, то, несмотря на все усилия противника, он вытесняется из Артемовска. Подразделения ВСУ, те, которые пытаются эвакуироваться, несут тяжелые потери. На других направлениях, скажем, в Авдеевке, Марьинке, происходят подобного рода события, противнику приходится выбирать, куда ему направлять свои резервы, стоит ли их так расходовать, потому что сопротивление по линии боевого соприкосновения в районе Донбасса было предназначено для одной цели — максимально сковать силы Российской армии, чтобы они не смогли участвовать в отражении того наступления, которое задумали Украина и руководящие ей штабы НАТО.

—  На прошлой неделе замминистра обороны Украины Анна Маляр заявила, что «великий контрнаступ» уже начался. Насколько это трезвая оценка?

— Дело в том, что контрнаступы начинают не те силы, которые сидят в окопах, а те, которые свежие, подготовленные, которые сразу производят наступление на линии боевого соприкосновения с целью прорыва, потому что стоящие друг напротив друга подразделения, ведущие так называемые бои местного значения из окопа в окоп на дистанции прямого выстрела, в контранступе не участвуют. Их задача — держать оборону, они измотаны, особенно украинские подразделения, которым подкидывают новые резервы, но они исчезают в течение нескольких дней.

Маляр пытается выдать желаемое за действительное. Для тех, кто готовил операцию, а это американские и британские специалисты, это плевок в лицо, потому что на самом деле они рассчитывали на гораздо более серьезный результат. Потому Маляр может говорить все что угодно, но это заявление чисто на публику. Для истинных организаторов наступления, для тех, кто составляет планы, ее слова значения не имеют. Но если это позиция официальная и с ней согласен режим Владимира Зеленского, тогда это будет конфликт между теми, кто готовил, и теми, кто ее должен был осуществить, потому что ее заявления никак не сослагаются с ситуацией на линии боевого соприкосновения. Как следствие, украинская армия продолжает безрезультатно нести потери в живой силе и технике.

— По поводу Павлодара. По моим данным, там уничтожен эшелон, в котором находилось порядка 200 тонн боеприпасов и техники. Это существенные потери?

— Это хороший результат, если было бы точно известно, сколько уничтожено единиц техники и какой, тогда можно было бы оценить его по достоинству. Но 200 тонн боеприпасов — это 3–4 железнодорожных вагона, так как один вагон перевозит 60 тонн. Значит, это не очень много. Для наступательной операции требуется как минимум в 10 раз больше — 2 тысячи тонн.

— Вопрос по поводу контрнаступа. У нас сошел с рельсов поезд в Брянской области. Какова вероятность, что наши визави продолжат заниматься такими атаками, какова серьезность угрозы?

— Поезд не сломался, это теракт. Вообще, вероятность, что они продолжат это делать, крайне высокая. Вопрос в том, как будут организованы профилактические работы. Конечно, отыскать такую диверсионную группу достаточно сложно, но они работают в Брянской области. Все знают, что брянские леса очень густые, там даже фашисты не могли найти партизан. Как следствие, кого-то поймают, кого-то — нет. К сожалению, эта ситуация будет долго сохраняться, до тех пор пока линия боевого соприкосновения не сравняется с бывшей госграницей СССР.

— Вы имеете в виду выход к западной границе СССР?

— Так точно.

«Я думаю, что украинская сторона пытается выдать желаемое за действительное. Им поставили 250 танков, и порядка 160 было отремонтировано. Поэтому речь идет о достаточно серьезном бронетанковом кулаке» Фото: Airman 1st Class Amanda Jett / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«Американцы признались, что программа переподготовки провалилась, они не смогли переучить украинских курсантов на пилотов высшего класса за короткий период времени»

— Есть мнение, что ВСУ все-таки недополучили обещанную Западом технику. Может идти разговор о поставке всего лишь, скажем, до четырех танковых бригад и не более того. Насколько это верно?

— Я думаю, что украинская сторона пытается выдать желаемое за действительное. Им поставили 250 танков, и порядка 160 было отремонтировано. Поэтому речь идет о достаточно серьезном бронетанковом кулаке. К этому добавляем 1,5 тысячи бронированных машин разного класса и назначения. Но это не значит, что их можно недооценивать, все-таки у них одна из задач — доставка личного состава и защита его при движении. С другой стороны, это огневая поддержка, вполне внушительная сила, с которой нужно считаться. Я бы не сказал, что этого недостаточно. Скажем, под Харьковом участвовали соединения из таких легкобронированных машин, по разным оценкам, действовали от 11 до 15 ротных тактических групп, и они произвели достаточно эффективные действия. Как следствие, можно сформировать из полутора тысяч порядка 100 ротных тактических групп, по 15 машин в каждой, и это будет серьезный результат.

Когда Украина говорит, то пытается напустить информационный туман войны, что они, дескать, не готовы, оружия и снарядов мало. Мы эти песни слышали. Но снаряды им все равно поступают, и техника поступает, правда, частично что-то делает европейский ВПК. Например, опять появились 152-миллиметровые снаряды, а что-то идет напрямую со складов, из воинских подразделений, вместе с экипажами. Все это на Украину идет исправно. Даже министр обороны Германии Борис Писториус четко сказал, что помогать Украине нужно даже за счет собственной безопасности. А Украина просто ломает комедию, пытается изобразить серьезные проблемы. У них проблемы только в живой силе, а именно: в ее квалификации, и в авиации, потому что собственные пилоты практически закончились, желающих летать над небом Украины мало, и мы в основном сбиваем технику советского образца Су-25, Су-24, МиГ-29. А вот поставить туда F-16 пока сложно. Американцы признались, что программа переподготовки провалилась, они не смогли переучить украинских курсантов на пилотов высшего класса за короткий период времени. Взлет-посадку они отработали, а боевое маневрирование и работу в группе — нет. Программу за это время не освоили, пилотов не подготовили, все остальные пилоты — это те, которые непосредственно служат в войсках НАТО. Может, поляки согласятся, но нужно понимать, что пилоты — это элита, там летчики достаточно грамотные и понимающие, что если вдруг придется летать в небе Украины, то это смертельно опасно, несмотря ни на какие деньги, которые им заплатят, если они будут там действовать в качестве наемников.

— Вообще, культура обращения с самолетом должна выстраиваться не год, не пять и не 10 лет…

— Есть некая статистика подготовки боевых пилотов. Пять лет его готовят в училище, еще пять лет он летает, и потом его мастерство начинает расти. Общий период подготовки — 10–15 лет. Желательно, чтобы он за этот период где-то повоевал, то есть мастерство нарастил каким-либо образом. Если этого нет, то есть интенсивная учебная подготовка. Она даже дает некий опыт, но реальность боевых действий делит этот опыт на 10, приходится начинать все с нуля. Одно дело — имитация, другое — реальность. Когда по тебе стреляют настоящими ракетами, зенитными или класса «воздух — воздух», когда против тебя воюют и авиация, и ПВО противника, то это совсем другое.

— Спустимся на землю. Несмотря на все натовские поставки, основным боевым танком Украины остается Т-72. Это так?

— Количество Т-72 равно и даже превышает на данный момент число натовских танков. Но это не навсегда, потому что локализованных производств Т-72 в мире нигде нет, а то, что расходуется на поле боя, — это танки, которые когда-то СССР поставлял за рубеж, в том числе Украина продавала советское наследие всем, кому было нужно. Это наследие, конечно же, возвращается, но, скажем, интенсивность боевых действий такова, что мы уже более 2,5 тысячи танков уничтожили. Какие-то из них после ремонта удается вернуть на поле боя, а какие-то — нет. Ремонт, скорее всего, идет агрегатный, то есть путем «каннибализма», когда берут деталь с одного танка и ставят на другой. Есть некоторые изделия, которые делались только у нас, скажем, корпус и башня. Если корпус или башня сильно повреждены, то затратно и неэффективно ремонтировать.

— Если я вас правильно понял, то за танком следует, грубо говоря, машина с топливом, машина с боеприпасами…

— И эвакуационная машина, БРЭМ, которая должна вытащить его с поля боя.

— Как обстоят дела со вспомогательной техникой?

— Ее тоже уничтожают. Строчка в статистике минобороны «Спецавтомобили» — это как раз и есть эти бээрэмки, которые уничтожают, точно так же подбивают, иногда они приезжают эвакуировать танк, и их накрывает вместе, поэтому они тоже остаются на поле боя.

— А по грузовикам, которые возят топливо и снаряды?

— Их тоже уничтожают. Колесная военная техника уже давно уничтожена. Рекрутирована уже гражданская, даже с этим сложности появились. Поэтому снаряды может подвозить даже автобус с надписью «Дети» или грузовик с надписью «Хлеб». Даже частники возят у себя снаряды, то есть едет вроде бы «частная» машина, а в ней пара ящиков снарядов.

«Количество Т-72 равно и даже превышает на данный момент число натовских танков. Но это не навсегда, потому что локализованных производств Т-72 в мире нигде нет» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Любой чих противника всегда определяется на масштабность»

— У нас появилось относительно новое оружие — ФАБ-500 и ФАБ-1500. Как вы оцениваете эти снаряды?

— Имеются в виду те, на которые поставлен универсальный планирующий комплект. Разработка была и ранее известна. Предприятие автоматизировало производство бомб, за счет чего свободно падающие бомбы стали высокоточным оружием, работая в паре с баллистическим вычислителем, который ставился на самолет, — это СВП-24, там есть модификация под другие типы самолетов. Проблема заключалась в том, что самолету для нанесения удара приходилось зайти в зону боевых действий. Чтобы ликвидировать это обстоятельство, еще в 2018–2019 годах были разработаны планирующие устройства, которые добавляются на бомбу как дополнительный элемент и позволяют ей планировать в зависимости от высоты полета самолета на 50–70 километров. Также, конечно, важен калибр бомбы.

— Насколько они эффективнее по разрушительности?

— Дело в том, что свободно падающая бомба всегда была дешевым боеприпасом по сравнению с корректируемыми авиационными бомбами или ракетами: вы посылаете ракету, которая дороже бомбы в 10–20 раз, либо выполняете ту же задачу бомбой.

— Но ведь «Калибр» — это до 450 килограммов взрывчатого вещества, а ФАБ — сразу полтонны.

— Здесь эффективность другая. Вопрос в том, что под каждый вид авиационного вооружения есть свои задачи. «Калибр» выполняет такие задачи, которые ни ФАБ-500, ни ФАБ-1500 не выполнят, он поражает цели на большом расстоянии высокоточно (у него дальность 1,5–2 тысячи километров), это другой тип вооружения. А если мы говорим о коротких дистанциях, тут корректно сравнивать ФАБы с корректируемыми авиабомбами. Такая бомба, конечно, дороже ФАБ, и даже доработка, связанная с планирующим устройством, не сильно влияет на цену изделия.

— Месяца 3–4 говорят, что вот-вот Украина нападет. Какова вероятность этого? Ведь план всем известен, как у немцев в 1943 году.

— Правильное сравнение. В 1943 и 1944 годах мы часто знали о планах наступления немецких войск, но даже тогда это не исключало того, что бои были тяжелые. Есть главный расчет на внезапность, на сковывание наших войск на каких-либо участках, противник тратит на это силы и средства, но главное — это информационный туман войны, когда они сообщают разные противоречивые сведения. Они называют это контрнаступлением, но все понимают, что контрнаступление — ответ на наступление. Российская армия не наступает, и тут есть причины.

Чтобы противнику организовать свой контрнаступ, ему нужно как можно ближе разместить к линии боевого соприкосновения свои войска и все, что их обеспечивает, то же топливо, боеприпасы, различные ремонтные мастерские. Конечно, можно прятаться за жилой застройкой, ставить танки около домов, но все равно долго они там стоять не могут, им нужно действовать. Там мест, где можно скоротать время и после этого пострелять куда-нибудь, вполне достаточно. Может случиться моральное разложение войск.

Противнику нужно что-то сделать. Но так как мы подготовлены к этому, то у нас, конечно же, на линии боевого соприкосновения все организовано, и любой чих противника всегда определяется на масштабность. Они же постоянно атакуют небольшими группами, ротными тактическими, ДРГ, при этом результат неравнозначный. Иногда они создают впечатление, что на каком-то участке собираются прорваться, но разведка докладывает, что никого за ними нет. Здесь важная роль отдается фактору внезапности. В то же время нужно понимать, что обе стороны готовы к наступлению и отражению атаки, а также контрнаступлению после отражения, мы и они накапливаем ресурсы. Вопрос в следующем: где накопили, как спрятали, как рассредоточились, как может быть быстро введено в бой — все эти факторы сказываются на будущем успехе. То, что Украина не наступает, говорит о том, что какие-то факторы у них не складываются, несмотря на то, что им поставили все виды вооружения, которые предназначались для этой операции. Причину мы узнаем позже, но есть и погодный фактор.

Чтобы нас запутать и начать наступление по всему направлению, в результате чего оно станет генеральным, на всей территории фронта, в том числе на нашей границе с Украиной, должна быть приемлемая погода, которая обеспечила бы полноценное использование наземной техники, чтобы она не вязла и не буксовала. Также не стоит забывать, что сейчас чем больше времени проходит, тем сильнее влияет фактор «зеленки», маскировки местности. Даже ту технику, которая прибыла от американцев, уже перекрасили в зеленый камуфляж, который принят украинской армией. Этот фактор может иметь значение. Там же техника со всего мира, разной окраски.

— Есть сложности с ремонтом этой относительно разношерстной техники? Если у нас основной костяк около десятка, может, двух разных машин, которые мы сами производим и ремонтируем, то у них это, пожалуй, уже около сотни экземпляров абсолютно разной техники.

— Несмотря на то что у них такое разнообразие техники, главную роль играют «первички», полевые ремонтные пункты, которые должны оказывать помощь в случае, если технике был нанесен несерьезный ущерб. К тому же они отвечают за эксплуатационные вещи, например замену стволов, у БМП «Бредли-2» замена стволов — это частая операция, которую нужно проводить на поле боя. Их не повезут куда-нибудь в Польшу, а будут на месте менять. Поэтому здесь особую роль играют «первички», насколько быстро они готовы выполнять операции по ремонту техники. Играют роль всякие эвакуационные и снабжающие машины, а дальше логистика по доставке техники по серьезному ремонту. У Украины этот показатель самый плохой, всю технику ремонтируют в странах НАТО. А логистика у них очень длинная, так как наша авиация работает по критически важной инфраструктуре противника, в том числе по энергоструктуре, а это критически важно для обеспечения боевых действий. В итоге приходится везти все очень долго. Если раньше капитальный ремонт танка и возврат его в строй занимал 1–1,5 месяца, то сейчас может быть и 4–5 месяцев.

— А насколько вообще тяжело замаскировать склады около линии боевого соприкосновения? У нас же есть космическая разведка, можем сбрасывать ФАБ?

— Конечно, когда делают склады, все, что находится близко к линии боевого соприкосновения, рассредоточено. Непосредственно для тех, кто стоит на линии боевого соприкосновения, доставляют прямо в окопы, там есть времянки, которые пополняются. Дальше идут склады, предназначенные как раз для снабжения этих времянок, а уже потом в относительной глубине — помещения для снабжения складов, примыкающих к линии боевого соприкосновения.

Система развертывания складов, их маскировки — это головная боль для них, так как мы все, что обнаруживаем, стремительно уничтожаем. Они так же работают и по нам. У нас в последнее время вопрос по маскировке складов сильно улучшился, поэтому, видимо, от бессилия и злобы они ударили по Севастополю. Раз не могут дотянуться до тех баз, то ударили по тому, что, по их мнению, снабжает их, в частности ГСМ.

«Система развертывания складов, их маскировки — это головная боль для них, так как мы все, что обнаруживаем, стремительно уничтожаем. Они так же работают и по нам» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Поначалу военная техника из НАТО имеет некий тактический успех, а потом все устаканивается»

— Весной – осенью прошлого года наши войска на себе почувствовали, что такое HIMARS. Тогда украинская сторона орала, что это «оружие победы» и сделать с ним ничего нельзя. Действительно, это было большой головной болью, а сейчас как будто в них нет ничего особенного. Мы научились с ними бороться?

— Когда они только появились на поле боя, это оказался очень неприятный сюрприз, так как его позиционировали только как систему залпового огня, а на самом деле это была система контрбатарейной борьбы, заточенная высокоточно наносить удары по заданным координатам. Так как его дальность применения составляла порядка 80 километров, их было большое разнообразие, то противник использовал различную тактику. Например, в первом налете участвовали обычные РСЗО, «Точки-У», а уже потом прилетало от HIMARS. Вопрос обнаружения и уничтожения был крайне сложной задачей, в том числе для наших систем ПВО, потому что они отражали первые волны нападения средствами поражения, а непосредственно отражать HIMARS было нечем, и противник этим пользовался. Понятно, что оставлять такую проблему без решения было бы для нас очень плохо.

Поработали наши разработчики с ЗРК, в частности ТОР-М2, доработали свой комплекс так, что он стал из летящего роя в первую очередь сбивать ракеты от HIMARS. Но это половина решения. Вторая половина — обнаружить HIMARS, который стреляет с дальних позиций, по которым не работают наши комплексы контрбатарейной борьбы. Для этого переделали станции РЛС, входящие в комплекс С-300, и эта доработка позволила им работать как станциям контрбатарейной борьбы с максимальной дальностью обнаружения. А к этому еще присовокупили спутниковую группировку. Как следствие, HIMARS стали обнаруживать с достаточно дальних дистанций. Поэтому если весной – летом прошлого года нам HIMARS долго не попадался в качестве уничтоженного трофея, то зимой – весной этого года результат в корне поменялся. Не зря же запросили более дальнобойные боеприпасы, потому что HIMARS если раньше стреляли пакетами по 6–12 ракет, то сейчас 1–2 ракеты. Они стараются сократить время пребывания установки на пусковой позиции, но не всегда это удается. А если увеличивать дистанцию, что они пытались сделать на основе планирующих боеприпасов от Boeing, так называемых GBU-39, то там дальность вырастает до 120 километров и живучесть HIMARS повышает. Но и с этим, если я правильно проинформирован, уже научились бороться, да и сбивать этот боеприпас — тоже. Опыт борьбы с такого рода техникой, которая раньше была известна строго по теоретическим выкладкам, пришел со временем. Поначалу военная техника из НАТО имеет некий тактический успех, а потом все устаканивается.

— Есть цитата, которую приписывают Уинстону Черчиллю: «Первый год — ничего, второй — кое-что, третий — то, что надо, четвертый — все что угодно». Это верное понимание работы ВПК?

— У нас ВПК иначе работает. С самого начала он уже работал на обеспечение группы войск, начавшей СВО, потому что если посмотреть по расходам тех же самых боеприпасов и ракет, то это говорит о том, что ВПК начал работать. Но он работал в рамках того гособоронзаказа, который был принят накануне спецоперации. По моему мнению, он не отражал те потребности фронта, которые сейчас нам известны. Требуются тысячи снарядов различных калибров, ракет — все это для ведения интенсивных боевых действий. А еще больше потребуется, когда будет наступление. Как следствие, перевод на военные рельсы шел одновременно с выпуском военной продукции.

В странах НАТО произошло все с точностью до наоборот. Когда началась СВО, они поставили Украине все, что у них было ненужное, в основном это советские оружие и техника. При этом ВПК не запускался на производство боеприпасов, считалось, что Украине привезли все необходимое, но к апрелю все изменилось. Тогда Украина сказала, что много теряет, а ответить ей нечем. После этого появился формат Рамштайна. Если помните, тогда приехал Джо Байден и сказал, что все 50 стран будут делать все, что скажет Америка. И они начали выгребать свои склады.

Сначала пошла советская техника, потом натовская, а затем выяснилось, что на складах ничего нет и если что-то поставлять, то их нужно сначала заполнить. Все же понимают, что если склады пустые и есть только вооружение в частях с ограниченным боекомплектом, то любая серьезная кампания продлится не более пары недель. Поэтому ВПК начали запускать, и тут выяснилось, что ВПК НАТО в силу многих обстоятельств не способен работать по законам военного времени. Поэтому уже второй год идет, а результатов от ВПК, как по указанной вами формуле, чуть-чуть. По плану они запустят свой ВПК где-то, может быть, к середине или концу 2024 года, если получится. Одно дело — построить, а другое — из чего выпускать. Плюс есть два важных вопроса: где найти такое количество специалистов, которые могли бы обеспечивать работу конвейерного производства, чтобы выпускать миллионами штук снаряды и патроны? А второй: где найти столько сырья? Если раньше сырье можно было добыть, то сейчас некоторые компоненты контролируются Россией, Китаем и другими странами. В итоге добыча сырья тоже ограничена. Разве что американцы начнут расконсервировать старье, модернизировать его до приемлемого уровня и отправлять в страны НАТО. В итоге Европа лишится не только своего европейского оружия и техники, но и собственного ВПК, после чего получит американское вооружение и ремонтно-эксплуатационные промплощадки, которые будут обслуживать вооружение на ее территории.

— А почему Европа не может расконсервировать свой ВПК и начать его разворачивать, выпускать продукцию? Это ведь и средство для войны, и для экономики.

— Европейский ВПК начали убивать задолго до начала СВО. Если в 2000 году Великобритания на рынке вооружений занимала 8 процентов, то к 2010-му у нее было уже менее 1 процента. Она смешалась с другими странами, которые что-то там поставляют на рынок вооружений. То же самое произошло с ВПК Германии и Франции. В лучшем положении оказались французы, так как им удалось что-то там поднять, но и их доля упала. При этом если посмотреть программу производства оружия, которую Европа собиралась сделать совместным проектом, например французско-германский проект создания нового основного танка, то он провалился. Великобритания хотела выпускать новые противокорабельные ракеты — тоже не вышло.

Если начинаешь разбираться в этих перипетиях, то выясняется, что основным противодействием такого рода проектов стали действия США. Они через подконтрольных чиновников, в том числе в военных ведомствах, всячески хоронили такого рода разработки, толкая Европу только к одному решению — покупке американского оружия. Этот процесс шел сначала малозаметно, американцы даже скупали некоторые европейские фирмы, которые участвовали в ВПК, делая их своими филиалами. А когда появилась возможность полностью Европу поставить на колени, они это сделали.

Когда европейцы приехали посмотреть, что осталось от их заводов и фабрик и насколько они могут работать по закону военного времени, как говорится, поплакали, и все — уже не вернешь того, что было упущено. И ведь упускали даже технологии производства многих видов вооружений, да и перекачка умов на американские площадки шла на постоянной основе и сейчас носит массовый характер.

«Польша имеет такую давнюю традицию. Раньше она таким образом ходила на цыпочках перед Великобританией, перед Второй мировой войной» Фото: Bernd von Jutrczenka/ dpa/ www.globallookpress.com

«Они приходят туда, куда всегда приходят, — к разделу Польши»

— Есть мнение, что якобы поляки хотят стать «любимой женой» США в Европе, выгнав с этой должности немцев. Это верно?

— Польша имеет такую давнюю традицию. Раньше она таким образом ходила на цыпочках перед Великобританией, перед Второй мировой войной. Они так уповали на своих британских союзников, которые были тогда крупнейшей страной в мире, что готовы были ссориться и с СССР, и с Германией. К чему это привело, мы знаем — правительство, которое это вытворяло, эвакуировалось в сторону Лондона, а польский народ за такое заплатил кровавую цену. Польша, видимо, очень плохо учит уроки истории, а ведь ее не зря прозвали гиеной Европы. Она всегда зависит от того, чтобы кто-то у нее был сюзереном, стоял за ее спиной. Уповая на его помощь, она начинает различные авантюрные предприятия, вплоть до восстановления империи Речи Посполитой.

Отмечу, что Речь Посполитая никогда не была империей, но поляки этого не замечают, а главное, внушают это своей молодежи. Польша, а говоря точнее, ее руководство, не замечает или, наоборот, соглашается осознанно с тем, что им манипулируют для тех или иных задач. Все конфликты Польши с Россией — ее всегда к этому подстрекали силы из Европы: то французы, то британцы, теперь американцы. Поляки готовы играть по указке своего нового хозяина, рассчитывая на то, что именно хозяин на 100 процентов гарантирует защиту. Но в современной войне, в которой может быть применено ядерное оружие, это даже не наивность, а форменная глупость.

— Известно, что поляки очень хотят вернуть «Восточные кресы», Тернопольскую область, Львов и прочее. Это желание буквально на уровне официальной пропаганды. Реально ли, что поляки попробуют в рамках украинской замятни занять те территории, которые считают своими?

— Можно говорить, что Польша уже в этом участвует, отправляя туда своих военнослужащих, которые воюют под видом наемников на стороне Украины. Так, экс-советник главы Пентагона полковник Дуглас Макгрегор заявил, что там уже 20 тысяч поляков. Это не говоря о том, что, например, на Западной Украине гражданам Польши разрешили входить в административные структуры. Там многое делается для ополячивания населения: польские каналы, польская литература, можно получить карту поляка и прочее. Польша и говорит, и уже действует.

Но Польша пытается захватить чужие земли. Речь Посполитая лишилась этих земель и подписала множество договоров по отказу от них, а Россия возвращает свои земли, которые имеет исторически и по праву, закрепленные множеством договоров, в том числе Хельсинскими договорами 1975 года, когда были признаны границы после окончания Второй мировой войны. Понятное дело, свое мы им не отдадим, и, конечно, если они попробуют это взять силой, результат будет не такой, какой мы видим на Украине. На Украине — наши соотечественники, над которыми власть захватили укронацисты, а Польша — это просто страна-агрессор, и они очень многое сделали, чтобы мы их таковыми считали. Выражения их лидеров — это просто самоубийство, они, как всегда, ведут себя вызывающе до тех пор, пока не прилетает первый снаряд. Они в очередной раз подставляют свой польский народ. Они, конечно, попытаются, но вопрос: не закончится ли это для поляков, как обычно?

— А насколько вообще поляки серьезно и трезво готовы сражаться с Россией в полноценной войне?

— Полагаю, что не готовы, их нужно убедить в чем-то, что не соответствует действительности. Наполеон их убеждал воевать против России, обещая вернуть восточные земли, во времена Первой мировой они воевали против нас. Если мы вспомним, даже во Вторую мировую войну поляки действовали сомнительно. Скажем, армия Крайова против нас тоже воевала. Польша занимала тогда очень противоречивую позицию. Тем, кто был в их рядах, пропаганда очень промывала мозги, за что они воюют. Они воевали за то государство, которое прекратило свой исторический путь, — Речь Посполитую, чтобы обратно возродить его, сделать империю. Просто нужно учитывать некие факты, как образовывались империи. Но у поляков нет ни сил, ни средств, чтобы сделать это самостоятельно. Когда они обращаются за помощью к кому-то, то они просто делают подмену исторического пути, а в итоге им меняют цели и они приходят туда, куда всегда приходят, — к разделу Польши.