Главный священник СВО Василенков: «Чтобы выжить и не превратиться в зверя, солдату необходим Бог»

Димитрий Василенков: «Бойцы стараются в любом случае вспомнить о Рождестве Христовом, украсить свой стол, свою походную палатку, свой блиндаж и так далее» Фото предоставлено Димитрием Василенковым

«Величественное рождественское ночное небо. На войне это все воспринимается с особенной трогательностью»

— Отец Димитрий, у вас на редкость насыщенная биография как у военного священника. В непростой новейшей истории России вы десятки раз выезжали с бойцами в горячие точки. Говорят, вы были и в Чечне, и в Грузии, и на Ближнем Востоке. Сейчас вы главный священник СВО. В день Рождества я хочу спросить вот о чем. Вам, наверное, доводилось отмечать этот праздник на фронте? Как он там проходит?

— Знаете, празднование в военно-полевых условиях великого праздника Рождества Христова зависит от многих факторов. Прежде всего, от религиозности самих бойцов, религиозности командования и наличия в данном подразделении военного священника. Ну и от ситуации на фронте, само собой. Тут возможны совершенно разные сюжеты — от организованной встречи Рождества с проведением богослужения, молитвами и даже с причастием (самым великим церковным таинством) до скромных посиделок бойцов в меру своих армейских возможностей. Еще все зависит от того, где это подразделение находится. Одно дело, если в тылу или во втором и третьем эшелоне, и совсем другое — на линии боевого соприкосновения. Представляете, сколько тут возможно вариантов?

— Если говорить о фронтовой и прифронтовой местности, то это, как говорят специалисты по тактической медицине — красная зона, желтая зона и зеленая…

— Да, это так. Нам по-разному приходилось встречать Рождество, но в военно-полевых условиях все зависит от факторов, которые я только что перечислил. Конечно, если где-то рядом есть батюшка, то рождественский праздник обретает уже формы не частных добрых посиделок за столом, а религиозного торжества. Тем не менее бойцы стараются в любом случае вспомнить о Рождестве Христовом, украсить свой стол, свою походную палатку, свой блиндаж и так далее.

Бок о бок с бойцами я не раз проводил не только Рождество, но и многие другие праздники из нашего православного календаря. Понимаете, столько было военных командировок, что мне трудно все упомнить. Не так давно журналисты, публикуя очередное интервью со мной, предварили материал примерно такой фразой: «Отец Димитрий совершил более 60 командировок в горячие точки…» А я вот сам, честно говоря, уже сбился со счета, сколько командировок я совершил как военный священник и куда. Даже не представляю, откуда журналисты взяли эту цифру. Все в памяти сливается в некий общий фон. Конечно, из этого обилия поездок есть моменты, которые вспоминается достаточно ярко. Помню, приходилось и на Светлой пасхальной седмице приезжать и поздравлять воинов. Памятная для меня Пасха когда-то была у меня в Чечне, в Ханкале. Собрались воины и их командиры. Однако со мной был только один помощник — причем такой же безголосый, как и я. Мы попытались спеть пасхальную заутреню, и меня вот до сих пор мучает чувство, как, наверное, скверно я пел. Но ничего, бойцы мужественно выдержали все это. Мы прошли крестным ходом вокруг палатки под лай местных псов, после чего причастились Христовых тайн. А уже с утра воины ушли в бой.

Конечно, Рождество Христово — величайший праздник. От него исходит какая-то огромная беспричинная радость. Величественное рождественское ночное небо. Начало земной жизни Христа. Начало нового года, надежды на новую жизнь. На войне это все воспринимается с особенной трогательностью. Солдатские сердца поневоле размягчаются, и люди становятся добрее. Праздник Рождества — это практически для каждого праздник детства. Радость проникает повсюду, даже туда, где люди, казалось бы, смертельно враждуют друг с другом.

Димитрий Василенков с бойцами Фото предоставлено Димитрием Василенковым

— Когда родился Христос, мир тоже был объят войнами и мятежами. Цивилизованной частью ойкумены тогда правила жестокая и авторитарная Римская империя, а Иудея, как известно, готовилась восстать против римлян и развязать Первую Иудейскую войну.

— Мы часто даже не отдаем себе отчета, что мы все живем в мире войны. Еще апостол Павел говорил: «Наша брань не против крови и плоти, но …против миродержителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Послание ап. Павла к ефесянам 6:12). Так что каждый из нас, живя в этом мире, принимает участие в своей личной войне. Здесь я бы дерзнул поправить нашего великого писателя Федора Михайловича Достоевского. Помните, когда он писал в «Братьях Карамазовых»: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей»? Не соглашусь с этим категорически: слишком много чести для дьявола, чтобы с ним боролся сам Господь Вседержитель. Я скажу иначе: человек в своем сердце борется с Сатаной и выигрывает эту битву, если он с Богом, и проигрывает, если без Бога. Это мне кажется главным, и именно это мы упускаем, живя в нашем уютном, комфортном, а где-то даже вкусном мире. Между тем каждую минуту и даже каждую секунду против нас продолжается эта страшная тяжелейшая война. А во время войны буквальной, физической, на фронте это все обостряется в тысячу раз, потому что «духи злобы поднебесной» только этого и ждут, только этого и ищут. Как писал апостол Павел: «Противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1-е Послание ап. Петра 5:8).

— Есть ли ощущение, что с той стороны фронта, или, как принято говорить, по ту сторону линии боевого соприкосновения, тоже русские люди и тоже православные? Или эти люди действительно уже другие по сравнению с нами?

— Нас стравливали давно. Да, ощущение такое есть, оно все равно сохраняется, что по ту сторону — наши заблудшие братья. Впрочем, отдадим должное киевскому режиму и его кураторам — они делают все возможное, чтобы этого ощущения не было вообще. Бесы работают над этим очень активно. А впервые ощущение, что мы воюем если не с братьями, то с людьми, очень нам близкими, появилось у меня в Грузии во время так называемой войны 08.08.08 («Пятидневная война» между Южной Осетией и Грузией в августе 2008 года — прим. ред.). Помню, я стоял возле захваченного нашими военными штаба одного из грузинских подразделений. Все активные боевые события уже прошли, но как напоминание о них в помещении валялись в спешке брошенные противником вещи и куча грузинских штабных документов. Там уже работали наши определенные службы, все досматривали, а мне просто стало интересно полистать некоторые их книжечки. В основном попадались пособия по машинам, транспорту — все было разбросано по полу. Я эту кучу слегка разворошил и вдруг смотрю: лежит что-то религиозное. Взял в руки, а это оказался акафист на грузинском языке, да еще не кому иному, как Матронушке Московской. И у меня уже тогда возникла эта мысль: «Ведь мы с грузинами — православные, жили со времен Российской империи в одной стране. Как же получилось стравить нас друг с другом?» И мне стало понятно, что нас решили уничтожить нашими же руками — вернее, руками наших бывших братьев, которые напрочь забыли, кто они, и стали творить откровенное зло. Это поистине дьявольский способ: уничтожать и нас, и их таким вот образом, в братоубийственной безжалостной схватке.

«Кураторы нашего противника прекрасно понимают, за кого они воюют. И они делают все возможное, чтобы лишить наших бойцов помощи Божией»

— Я путешествовал прошлым летом по Южной Осетии и был поражен, что даже следы грузинского пребывания там, бывшие грузинские поселения, выкорчеваны с корнем. Не растащены по кирпичику, а именно целенаправленно убраны. В этом чувствовались и гордость осетин, и их непримиримость. Хочу спросить у вас как у священника: насколько оправдана ненависть к противнику? Ведь, скажем, украинская пропаганда делает все возможное, чтобы русских возненавидели. А мы как воюем — с ненавистью в сердце?

— К сожалению, война — штука непростая, и кровь неизбежно порождает кровь, а зло рождает зло. Примирение происходит далеко не сразу — для этого требуется время. Что до ненависти, то, понимаете, человек, будучи в спокойном духовном состоянии, в психическом равновесии, просто так выстрелить в другого человека не может. Для этого нужно иметь в душе особое отношение к «объекту», в который ты стреляешь. Чтобы поднять руку на своего ближнего, нужен «моторчик», и, как правило, этим «моторчиком» становится ненависть. Тогда уже легче убить человека. Во всех войнах мира пропаганда работала над тем, чтобы расчеловечить и обезличить противника в глазах собственных бойцов. «Укроп», «вата», «фриц», «ганс», «иван» — какие угодно клички присваиваются неприятелю. Но только не человек, не твой брат. Потому что так легче нажать на курок. А когда в прицеле ты видишь перед собой человека, это уже гораздо труднее сделать.

Война сама по себе способствует рождению и росту ненависти. Тут важно понять, что не страх смерти чаще всего является причиной потерь в армии. Недавно я прочитал у американских военных психологов, которые проводили по этому поводу специальное исследование, что основная причина в другом. Человек погружается в мир агрессии: он должен быть агрессивен по отношению к противнику и при этом испытывает агрессию в отношении самого себя. Война ведь не выигрывается по типу шахматного турнира, когда отыгранные фигуры просто убираются с поля. Требуется убивать, совершать жестокости и при этом изыскивать всевозможные способы обхитрить противника, чтобы эффективнее его уничтожить. Здесь очень много возможностей пропитаться агрессией к неприятелю. А агрессия уже рождает ненависть — тем более когда ты сталкиваешься с противником, который даже по отношению к собственным сотоварищам ведет себя самым бесчеловечным образом. Воюя со зверьми, легко самому стать зверем. Очень трудно остаться в рамках человечности. Это очень важный момент.

Скажем, почему с той стороны — украинской, западной — так часто демонстрируется бесчеловечность во время боя или жестокость по отношению к нашим пленным? Причем все это нередко крутится по телевидению, в телеграм-каналах… Это делается для того, чтобы расчеловечить наших бойцов, зажечь их нерассуждающей ненавистью — вот что им нужно. Те, кто наверху — не только в верхах «киевского режима», но особенно среди его покровителей, — прекрасно понимают, за кого они воюют, и они делают все возможное, чтобы лишить наших бойцов помощи Божией. Я в этом даже не сомневаюсь. Если удастся расчеловечить противника, вынудить его по-настоящему сделаться зверем, тогда уже и воевать им станет проще. Потому что мы не сможем стать зверьми в большей степени, чем стали они, а значит, окажемся слабее.

О. Димитрий Василенков (в центре) с бойцами и военными священниками о. Петром Гриценко и о. Ростиславом Икрамовым Фото предоставлено о. Ростиславом Икрамовым

— То есть соревнование в жестокости с противником мы точно не выиграем…

— Да, мы, люди России, к этому не способны. А вот лишить себя помощи Божией, озверев и возненавидев, мы можем. А там уже, как говорится, делай с нами что хочешь. Помните, в Ветхом Завете есть такая интересная книга Иудифи (Юдифи)? Как она объясняла Олоферну, военачальнику Навуходоносора, каким способами ему надлежит победить народ иудейский? А ты, дескать, введи их в грех, и тогда Бог отойдет от них (буквально в книге Иудифи: «Род наш не наказывается, меч не имеет силы над нами, если они не грешат пред Богом своим»). Так что еще с библейских времен эта формула была известна! Ничего нового придумывать не нужно. А те, кто курирует действия Украины, я думаю, люди сами по себе религиозные, и они все это прекрасно понимают. Пусть их религиозность со знаком минус, но они осведомлены, как работают духовные законы. Поэтому они будут способствовать всему, что может превратить наших бойцов в зверей. А война всему этому и так многократно потворствует.

И вот как человеку, выросшему в современной системе координат, который и Богу-то никогда не молился толком, и жил по закону «делай деньги любой ценой», научиться сохранять себя в ситуации войны? Сохранять себя от озверения и одичания? Ведь я везде и всегда говорю (и об этом в том числе моя книга «На войне»): на фронте главное не просто выжить, а в зверя не превратиться. Поэтому солдату необходим Бог. Чтобы бороться со своими страстями и дурными духовными привычками, быть внимательным к своему сердцу, дабы не впустить туда зла. От этого задачи военных священников становятся еще более серьезными и важными. Если мы хотим сохранить наших ребят для Отечества, для жизни мирной и нормальной, мы должны об этом задумываться в первую очередь. Представляете, вернутся домой наши бойцы, мобилизованные воины и добровольцы, израненные даже больше не в физическом, а в духовном смысле, и что это будет?

Православный храм в Горловке (Донецкая область). Отсюда 1,5–2 км до линии боевого соприкосновения. На переднем плане — свежий след от ракеты ВСУ Фото: Валерий Береснев

— Это, кстати, один из вопросов, который я хотел вам задать: стоит ли нам уже сейчас задумываться о программах духовной реабилитации для людей, которые возвращаются из зоны специальной военной операции? Или, возможно, такие программы уже есть?

— Есть или нет — пока не скажу. Мне приходится решать задачи по мере их поступления. Если бы мне сказали: «Отец Дмитрий, займись-ка срочно духовной реабилитацией наших воинов!», — то я бы, наверное, взялся. Тем более что у меня есть такой опыт. Но передо мной сейчас поставлена задача работы военного священника, и у меня нет возможности возлагать на себя другие важные задачи. Однако повторюсь: будет поставлена задача — будем заниматься. Впрочем, я знаю, что в Церкви такая работа ведется и результат непременно будет. По крайней мере, Русская православная церковь наверняка поучаствует в духовной реабилитации воинов — у нас есть для этого все возможности.

Димитрий Василенков среди бойцов Фото предоставлено Димитрием Василенковым

«Любое убийство оставляет шрамы на душе человеческой. Хочешь жить — старайся соблюдать правила духовной безопасности на войне»

— А кого вы подразумеваете, говоря о носителях религиозного сознания «со знаком минус»? Это руководители коллективного Запада, легендарное deep state или кто-то еще?

— У нас любят говорить о «мировой финансовой элите», но это словосочетание недостаточно их характеризует. Любой человек не может жить без каких-то убеждений, даже если это простые убеждения материалиста. Однако к этим людям у нас подходят с упрощенной материальной меркой: дескать, они наверняка живут с одной мыслью — «как бы им еще денег заработать побольше?». А может, у них есть другие задачи, более серьезные и глобальные? Мне кажется, что это так и на данный счет у «мировой финансовой элиты» есть свои убеждения, в том числе религиозные. Я думаю, они и Библию знают великолепно, и превосходно осознают, кому служат и почему они нам сегодня бросили военный вызов. Вероятно, не только потому, что им нужны наши богатства и недра, а потому, что им нужна всеобъемлющая власть над людьми. И ждут они того «Хозяина», который предсказан в Библии и рано или поздно должен прийти.

— А Россия всему этому мешает?

— Да, Россия мешает. Но это же наглядно видно. Посмотрите, те явно антихристианские законы, которые для всего «цивилизованного мира» становятся нормой, у нас в России отвергаются. К примеру, движение ЛГБТ* с ноября прошлого года объявлено экстремистской организацией и запрещено в РФ. А на Западе — все наоборот. Скажи что-нибудь против ЛГБТ* — так, гляди, и в тюрьму сядешь. Так что очевидно, что мы с Западом находимся абсолютно на разных полюсах. При этом наш противник настроен достаточно серьезно и решительно — не похоже, что он собирается заключать с нами какие-то компромиссы. И я уверен, что вовсе не материальная составляющая для них на первом месте стоит, а ценности «отрицательного религиозного сознания», о котором я говорю. А материальное они и так рассчитывают приобрести. Знаете, если какой-то город берется штурмом, победителю достается все без исключения.

Памятник гуманитарным грузовикам, установленный на въезде в Донецкую область Фото: Валерий Береснев

— А каковы духовные правила выживания на войне? Я читал в ваших выступлениях, что такие правила есть и вы стараетесь донести их до бойцов. В связи с этим мне вспоминается эпизод из «Тихого Дона», где старый казак, сражавшийся еще с турками, напутствует молодых казаков, уходящих на Первую мировую: «Помните одно: хочешь живым быть, из смертного боя целым выйтить — надо человечью правду блюсть» «Какую?» — спрашивают казаки. «А вот какую: чужого на войне не бери — раз. Женщин упаси Бог трогать, и ишо молитву такую надо знать…» — отвечает им дед.

— Это правила, основанные на евангельских заповедях. О чем мы с вами и говорим: хочешь жить — старайся соблюдать их. Мы называем это правилами духовной безопасности на войне. Их нарушение ведет к серьезным проблемам — как духовным, так и физическим. И самое первое правило — нужно молиться. Молиться за себя и своих товарищей! У нас даже были специальные распечатанные молитвы, куда мы вставляли слова о воинах спецназа внутренних войск, с которыми прежде я часто работал. И на практике это выглядело так: когда группа убывала на боевое задание, их сослуживцы, оставшиеся в воинском подразделении, молились за своих товарищей. И это, поверьте, приносило ошеломляющие результаты!

— Но как же быть с грехом убийства? Ведь солдат так или иначе бывает вынужден его совершать.

— Если мы станем глубоко погружаться в учение Церкви, то убийство на войне, когда человек защищает Родину, не вменяется ему во грех. Другое дело, что в бою проходит очень тонкая линия между убийством солдата противника и невольным убийством невинных людей. Вы ведь представляете себе бой в городе? Современное оружие, каким бы высокоточным оно ни было, в городе может ударить и по невинным жителям. И это всегда больно осознавать. Впрочем, любое убийство оставляет шрамы на душе человеческой. Поэтому, я думаю, любой солдат, придя с войны, имеет такую душевную необходимость: пойти в церковь на службу и сказать: «Господи, прости».

Разгрузка гумпомощи от военных священников в Донбассе Фото: Валерий Береснев

— Как быть с чувством внутренней нравственной правоты? Я думаю, оно необходимо, чтобы победить. Как говорил герой Бодрова в фильме «Брат-2»: «Сила в правде: у кого правда, тот и сильней». А нам в глаза твердят, что мы не правы, что мы первые вторглись на Украину…

— Я бы сказал, что разговоры про «вторглись» — очень узкого плана. А почему бы тогда не вспомнить, что все это началось с госпереворота в Киеве и военных действий в Донбассе еще в 2014 году? Кто тогда к кому вторгся? Какой заокеанский «спрут» шарил своими щупальцами по территории бывшего СССР? Сколько невинных людей в те дни погибло! А когда к власти в Киеве окончательно пришли безумцы, сколько человеческих жизней было принесено в жертву их химере? Восемь лет на Донбассе убивали не только мужчин, взявших в руки оружие, но и женщин, и детей, и об этом никто не говорил и не вспоминал! Это почему-то не мешало этим безумцам ощущать себя правыми! Об этом сегодня благополучно забыли. Но вот о том, что России пришлось начать спецоперацию, чтобы наконец-то защитить своих людей и наш мир, сегодня с возмущением говорят на «цивилизованном Западе». А как же 8-летняя предыстория? Нельзя рассматривать нынешние события в отрыве от нее. Впрочем, у западных людей память всегда была короткой и выборочной.

Чувство правоты и ощущения справедливости того, что ты делаешь, — очень важное, оно необходимо, и в наших ребятах оно есть. Даже далеко ходить не будем. Найдите в интернете заявление бывшего советника офиса президента Украины Алексея Арестовича**, которое он сделал в начале декабря. Что он тогда сказал? По его мнению, Российская армия «сражается за свою Россию, за святую Русь, за православие». То есть у русских воинов есть осмысленность, понимание того, ради чего они взяли в руки оружие. И это говорит не кто иной, как Арестович**! Значит, кое-кто в Киеве начинает что-то понимать. Понимать правду этой войны и того, что происходит сейчас. Против России сейчас идет, без всякого преувеличения, глобальная война. И кто знает — быть может, наши так называемые партнеры готовы открыть против нас еще один горячий фронт только ради того, чтобы расшатать фундамент под нашим Отечеством? Я своими глазами вижу, что все больше воинов это понимает, они проникаются чувством ответственности за свою страну и за то, куда повернутся события, и вот уже тогда война начинает разворачиваться по-другому.

«Боец говорит мне: «Я, конечно, понимаю, что отсюда не вернусь, но хочу, чтобы моя дочь была дочкой героя, а не дочкой вора»

— Есть еще один непростой вопрос, который задают себе наши воины на передовой. Когда я был там, совсем недалеко от линии боевого соприкосновения, я имел возможность лично в этом убедиться. А насколько справедливо устроено наше собственное государство? В армии, как и в церкви, начальство принято чтить, и все же есть определенные претензии — и по части снабжения, и по части выплаты денежного довольствия, и по части сытой жизни представителей российской элиты. Как с этим быть? Если не отвечать на такие вопросы, это может приводить к таким явлениям, как мятеж Пригожина.

— Прежде всего нужно молиться и обращаться к Богу. Человек верующий и молящийся начнет на своем месте исполнять свой долг так, как надо — должным образом. Я всегда говорил нашим воинам, да и не только им, но и в разговорах с молодежью: «Ребята, давайте сейчас не будем расплываться мыслью по каким-то большим категориям. Посмотрите лучше на место, где вы живете, на ваш район. Вот вы, к примеру, знаете, где у вас „на районе“ наркотой торгуют?» Обычно это почти всем известно. Я спрашиваю: «А кто торгует? Америкосы с афганцами?» Так ведь нет — мне отвечают, что торгуют наши же люди! А кто их покрывает? И об этом тоже все знают. Что же получается — мы сами себя уничтожаем? Так давайте начнем жить по совести, прежде всего с себя — ты, я, он. Будем молиться за Отечество. Как говорил Христос: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Вы думаете, после этого ситуация в стране не начнет меняться? А я лично уверен, что начнет меняться, причем сильно в лучшую сторону.

Давайте вспомним 1941 год. У нас, простых русских людей, немало к тому времени было родственников и знакомых, которых посадили, расстреляли, сослали… Претензий к советской власти к июню 1941-го у многих накопилось выше крыши. А в сентябре немцы стояли уже под Москвой, и у советских граждан имелась, как говорится, масса возможностей бросить в лицо власти старые обиды и заявить, что теперь-то наступает конец всему. Но в том-то и проявилась сила народа, что мы переступили через свои личные, зачастую очень болезненные обиды ради того, чтобы встать и защищать наше Отечество. Да, нам бывает и плохо, и тяжело, и трудно. В песне «С нами Бог» (исполняет Сергей Трофимов) есть такие слова: «Сколько было склок, сколько было слов в оправдание трусости, сколько в деревнях горевало вдов из-за подлости, глупости. Но сходил Святый Дух в земное, и вставали полки стеною». Вот сейчас все то же самое. Мы ведь на самом деле никакие не другие люди по сравнению с собственными предками. И в этот конфликт мы вступили, таща за собою, уж простите, целый багаж дерьма.

— Со всем хламом, который накопился в стране за 30 лет.

— Да. Честно говоря, мы «рубили бабло» самозабвенно все эти годы, делая барыш друг на друге. И вдруг мы оказались вовлечены в серьезнейшую войну, от которой зависит все будущее нашей Родины. Поэтому, ребята, пора просыпаться! Война — это отрезвление для всех нас. И очень болезненное отрезвление, потому что тут мы все хороши. Но не придет никакой «добрый царь» и не установит в России справедливые порядки, если мы сами, с самих себя, не начнем жить по правде. И по-другому никак. Так что давайте меняться — каждый на своем месте, исполняя собственное дело по совести. И обязательно молиться Богу. А за Господом не заржавеет — я вам так скажу.

— Вам часто приходится сталкиваться и работать с непростыми солдатскими судьбами. Можете привести чей-то пример, который по той или иной причине вам запомнился?

— Я очень много на своем веку встречал бойцов, был свидетелем многих исторических событий, да и чудеса Божие видел. Помнится, как-то подошли наши батюшки к одному из воинов отряда «Шторм Z» (штрафные воинские части — прим. ред.). А этот боец был весь синий-синий, словно из фильма «Аватар», то есть густо покрытый наколками. И спрашиваем его: «А что вы здесь делаете, товарищ боец? Ведь, судя по наколкам, сидел ты в тюрьме как сыр в масле». Он отвечает: «Да, жил я неплохо и жизнь прожил, в принципе, веселую. Но представляете, батюшка, только недавно узнал, что у меня, такого разгульного, есть дочка». И продолжает: «Я, конечно, понимаю, что отсюда не вернусь, но хочу, чтобы моя дочь была дочкой героя, а не дочкой вора». Что я ему мог сказать? Я ему тогда ответил: «Вот в этом весь русский человек, в этом его суть». Рано или поздно (бывают для этого разные мотивации), но он все-таки оказывается с Богом, он — на стороне добра. Этот случай меня потряс и потому запомнился.

Служба в походном православном храме в Луганской области. Справа налево: о. Василий Имуков, о. Ростислав Икрамов, о. Тимофей Маташов Фото: Валерий Береснев

«Если, не дай бог, убили батюшку, да еще при исполнении долга военного священника, то куда деваться семье?»

— По вашей информации, сколько военных священников от Русской православной церкви регулярно бывает в зоне СВО?

— Я отвечу примерно: около 100 военных священнослужителей трудятся в зоне спецоперации практически постоянно. Самостоятельно никто поехать не может — только через синодальный «военный отдел» (синодальный отдел Московского патриархата по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами). На этот счет есть четкие указания святейшего патриарха. Не согласованные ни с кем командировки обычно заканчиваются печально и плохо. Это война, а она не терпит бардака.

— Есть ли какое-то взаимодействие православных военных священников, которые посещают зону СВО, с исламскими муллами, муфтиями и буддийскими ламами, которые ездят туда же, чтобы окормлять свою паству?

— Да, такое взаимодействие есть. Осуществляются совместные командировки, координируются действия между представителями традиционных религий. Мусульманские муллы и буддийские ламы имеют такую же возможность, как и мы, посещать воинов, которые исповедуют их веру. Причем там тоже есть люди, специально для этого выбранные и назначенные, — «военные капелланы» от ислама и буддизма.

— Около года назад святейший патриарх Кирилл выступил с предложением, адресованным государству, — наделить военных священников, а также членов их семей такими же социальными гарантиями, какие предоставляются и военнослужащим, задействованным в СВО. Что-то в этом направлении сдвинулось?

— Насколько я знаю, больших изменений в этом вопросе нет. Хотя работа ведется, и святейший патриарх очень многое для этого делает, и руководитель нашего синодального отдела, митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл прилагает большие усилия. Ждем результатов. В любом случае ни священноначалие отдельных епархий, ни Русская православная церковь в целом не оставят семьи погибших и пострадавших военных священников, если с ними, не дай бог, случится какая-то трагедия.

— А сколько православных военных священников на сегодняшний день погибло в зоне проведения спецоперации?

— Шесть человек, поехавших туда именно как военные священники. Если нужно, могу привести их краткий синодик.

24 марта 2022 года при обстреле села Журавлевка на границе Харьковской и Белгородской областей погиб протоиерей Олег Артемов, помощник командира бригады по работе с верующими военнослужащими.

9 сентября 2022 года в результате артиллерийского обстрела погиб иерей Анатолий Григорьев, настоятель храма Богоявления Господня в селе Исаково Зеленодольского района Республики Татарстан.

5 сентября 2022 года в результате обстрела погиб протоиерей Евфимий Козловцев, походный священник сводной добровольческой казачьей бригады «Дон» имени Архистратига Михаила.

6 ноября 2022 года на херсонском направлении получил смертельное ранение и скончался на месте от разорвавшегося в 3 метрах от него реактивного снаряда американской установки HIMARS протоиерей Михаил Васильев.

21 ноября 2022 года скончался от ран, полученных в зоне проведения СВО в Херсонской области, иерей Александр Цыганов.

22 января 2023 года погиб, вытаскивая раненых в Бахмуте, иеромонах Дамаскин (Волин), насельник Свято-Николо-Шартомского монастыря. Он и стал 6-м священником РПЦ, погибшим в рядах российских Вооруженных сил со дня начала СВО на Украине.

«Хотелось бы, чтобы семьям священников в случае такой же огромной беды была оказана достойная поддержка» Фото предоставлено Димитрием Василенковым

— Царствие им небесное! Ваше личное мнение: нужна ли военным священникам такая же гарантированная социальная защита, какая есть у официально мобилизованных военнослужащих?

— Конечно, такая защита необходима. У каждого батюшки в семье от 3 и до 6 детей, а то и до 8. Если, не дай бог, убили батюшку, да еще при исполнении долга военного священника, то куда деваться семье? На паперть идти? На данный момент получается, что так — по крайней мере официально. Неофициально мы знаем, что епархия поддержит семью священника, но на деле это будет зависеть от очень многих факторов. Между тем государственные выплаты семьям военных, тем более тем, которые потеряли своего кормильца, — это в самом деле серьезная помощь. Хотелось бы, чтобы семьям священников в случае такой же огромной беды была оказана достойная поддержка.

— Во что лучше верить солдату на фронте? В победу над врагом, в спасение своей души, в то, что когда-нибудь вернешься домой?

— Давайте по этому поводу логически порассуждаем. Поверните этот вопрос примерно таким образом: «А что мне поможет выжить?» Вера в победу? Вера во спасение? В то, что тебя ждут дома (как когда-то писал Симонов «Жди меня, и я вернусь, только очень жди…»)? Это все хорошо, но поможет ли? А кто может помочь? Бог. Вот вам и ответ на вопрос, в кого надо верить на войне.

— Ну и все-таки надо знать, что тебя ждут…

— Это все само собой, это все прилагается, но самое главное — вера в Бога, потому что только Он может помочь в, казалось бы, самых немыслимых ситуациях остаться живым и вернуться домой.

— Есть ли какой-то провиденциальный, высший смысл у продолжающейся уже почти два года спецоперации? Обновится ли в результате нее Россия?

— Очень хотелось бы в это верить. Смысл есть во всем. Помните, у православного богослова Владимира Лосского есть мысль о том, что вся мировая история и ее смысл непосредственно связаны со спасением человечества? В этом и заключается смысл истории — прийти ко всеобщему спасению. А в чем еще он может быть? В том, чтобы люди здесь удобно устроились и построили рай на земле? Нет. Смысл во спасении всех здесь живущих, каждого персонально, а значит, смысл в Церкви — там, где это спасение осуществляется. Значит, история мира — это прежде всего история Церкви и всего того, что происходит вокруг нее. Резюмируя: у каждого события, случающегося в истории, всегда есть некий высший смысл, а уж тем более такой смысл есть в войне, от исхода которой, как мы уже говорили, зависит судьба России.