Каждый новый год нам приносит очередные дискуссии о настоящем и будущем русского языка, особенно на фоне нынешнего обострения отношений с Западом. «Главное, чтобы общение состоялось», — успокаивает научный сотрудник Института русского языка РАН, один из организаторов проекта «Тотальный диктант» Владимир Пахомов. О том, почему не нужно бороться с иностранными заимствованиями, каким ресурсам доверять при поиске правильного ответа, насколько этично поправлять собеседника в ходе разговора, — в интервью Пахомова «БИЗНЕС Online».
Владимир Пахомов: «Языку намного больше угрожают те, кто пытается его от чего-то защитить, чем заимствованные слова»
«Громадная часть носителей продолжает оплакивать современный русский язык»
— Владимир Маркович, насколько сегодня в принципе актуальны для рядового человека вопросы изменений в русском языке? Стали ли люди более рьяно стоять на правах языкового консерватизма или, может, наоборот?
— Несмотря на то что очень много выходит книг, написанных лингвистами, подкастов, радиопередач, кажется, что в целом все как было, так и остается в этом смысле. Как переживали за судьбу русского языка, так и переживают, как стремились бороться с тем, с чем на самом деле бороться не стоит, — с языковыми изменениями, заимствованными словами, молодежным жаргоном — так и продолжают бороться.
Но есть ощущение, что существует некоторая часть аудитории (хочется верить, что она не супермаленькая), которой мы все-таки доносим важные вещи, которой мы рассказываем о русском языке, то, что сами узнали, когда в свое время учились русском языку: что это не набор правил, а действительно очень интересная система, которая постоянно находится в изменении. И в этом ее преимущество.
— Но есть и те, кто продолжает оплакивать великий и могучий, который мы потеряли?
— Да, громадная часть носителей языка продолжает как оплакивать современный русский язык, так и тосковать по некоему русскому языку прошлого, некоему царству всеобщей грамотности. Поэтому у нас еще огромная работа впереди.
Владимир Маркович Пахомов — российский филолог.
Научный сотрудник Института русского языка им. Виноградова РАН.
Родился в 1982 году в Москве. В 2004-м окончил Государственную академию славянской культуры (специальность «филолог, преподаватель»).
В 2004–2007 годах учился в аспирантуре Института русского языка им. Виноградова РАН.
В 2008 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Кавычки и смежные орфографические явления в сфере номинации» по специальности 10.02.01 — «русский язык» (научный руководитель — д. ф. н., проф. В.В. Лопатин).
С 2010 года — главный редактор портала «Грамота.ру», ныне научный руководитель.
С 2016 года — член редколлегии журнала «Русский язык в школе».
Член совета при президенте Российской Федерации по русскому языку, член орфографической комиссии РАН, председатель филологического совета «Тотального диктанта».
Соведущий подкаста о русском языке «Розенталь и Гильденстерн» (студия «Техника речи»), соведущий радиопередач о русском языке «Говорим правильно» на «Радио 7 на семи холмах» с 2011 года и «Игра слов» на радио «Культура» с 2016 года. Регулярно выступает в телевизионных и радиопередачах о русском языке.
Один из авторов словаря-справочника «Трудные случаи русской пунктуации» (М.: Эксмо, 2012).
И еще интересное наблюдение. Очень многие мои коллеги участвуют в разных проектах, и сам я представляю в разных своих ипостасях и «Грамоту» (сайт «Грамота.ру» — прим. ред.), и «Тотальный диктант», и подкаст «Розенталь и Гильденстерн». И в соцсетях публикую информацию о русском языке, что-то связанное с историей слов, выражений, что-нибудь о языковых изменениях, а в итоге только некоторое количество лайков и парочка комментариев, не более…
Но стоит опубликовать пост из серии «как правильно»: «Таиланд» или «Тайланд», какого рода слово «кофе», пять помидоров или пять помидор, грамм или граммов, килограмм или килограммов, какие-то такие банальнейшие вопросы — миллион перепостов, куча лайков, несколько тысяч просмотров. У нас коллеги из SMM «Тотального диктанта» за голову хватались: просто выставили пост из серии «как правильно»: «прийти» или «придти». Мы сделали карточку, написали, что правильно только через Й и никак иначе. Какое-то бешеное количество просмотров, огромная ветка комментариев из серии «Большое спасибо за такие материалы, публикуйте их почаще». И хочется за голову схватиться: неужели вся эта деятельность все равно сводится к тому, чтобы какие-то самые простые вопросы публиковать, и ничего больше в русском языке людей не интересует?
— То есть людей тревожит только, грубо говоря, практика: правильно написать две Н или одну, слитно или раздельно, но о самих процессах, происходящих в языке, люди не задумываются?
— Есть такое ощущение. И, получив ответ на вопрос «Как правильно?», люди не хотят допускать, что этот ответ когда-нибудь может измениться. Вот мы выучили, что «деревянный», «оловянный», «стеклянный» пишутся с двумя Н. Получили этот ответ — он должен оставаться на века, на тысячелетия. А почему так получилось? Таким вопросом задаются единицы. Есть отношение к русскому языку, что это священная глыба непонятно кем и когда придуманных правил, но это есть, и все, ничего больше не должно меняться.
«В школе выучили одним образом, а если после школы узнают, что можно по-другому, то это себе объясняют так: значит, какие-то нехорошие люди, безвольные лингвисты, недобросовестные чиновники что-то там разрешают, разрушают, позволяют себе какие-то вольности, что-то сломалось, когда я окончил школу, очередные реформы, руки прочь от русского языка…»
«Когда норма изменится, вот тогда и будем говорить по-другому»
— Когда дело касается письменной речи, сразу представляется лицо учителя русского языка, который ждет единственно правильного ответа. Это к вопросу, в частности, и о ЕГЭ. И кажется, что есть какая-то программа, которая идет из школы, плюс регулируется государством, что язык — это же кодифицируемая вещь, не подразумевается, что у него есть своя органическая история.
— Это, конечно, связано с тем, как язык дается в школе. У меня недавно был показательный случай: я выступал перед коллективом учителей русского языка, причем даже не в России, а в Беларуси. Меня пригласил Тюменский государственный университет выступать в рамках повышения квалификации для учителей русского языка в Минске, Гомеле и Бресте. И я выступал в Бресте перед учителями русского языка разных школ города. Даже непринципиально, что это Брест, такая ситуация могла бы быть в любом городе России.
Я говорил на свою любимую тему: о норме, варианте, словарях, изменениях в языке. И также я сказал о том, что у нас есть ощущение, что всегда правилен только один вариант, а на самом деле это не так, и показывал динамику вариантов в их сосуществовании, в том числе спорные, острые случаи, где реально есть варианты, но носители языка не готовы их принимать. Те самые «до́говор»/«догово́р», «вклю́чит»/«включи́т», «деньга́ми»/«де́ньгами» и так далее. И вот я им показываю столбик, где приведены варианты эталонные, образцовые: «договОр», «включИт», «деньгАми». Дальше показываю второй столбик, где «до́говор», «вклю́чит», «де́ньгами», и говорю: вот, смотрите, это тоже правильно, но, конечно, не так правильно, как в первом столбике.
Вот я с этой фразой обхожу аудитории, и везде она вызывает острую реакцию. Но ведь это правда так. Эти варианты сосуществуют в языке, они носят характер допустимых по разным причинам. Какие-то из них допускаются, потому что уже становятся нормативными, как, например, «вклю́чит», какие-то из них допускаются, потому что пока остаются нормативными, но уже уходят, как, например, «де́ньгами».
Так или иначе, существуют случаи, когда есть соотношение вариантов «предпочтительно» и «допустимо». «Допустимо» как младшая норма, которая только входит в язык, или «допустимо» в качестве уже устаревающего, но еще не ушедшего. И вот я спрашиваю учителей, как вы думаете, нужно ли в школе говорить об этой второй колонке? Они хором: «Нет, категорически нет!» Мол, надо научить людей, что правильно только «догово́р», только «включи́т» и никаких вообще даже мыслей, что может быть по-другому, не допускать.
Я люблю приводить пример: в словаре-справочнике «Русское литературное произношение и ударение» 1959 года написано: «„Догово́р“, в разговорной речи допустимо „до́говор“». То есть эти два варианта допустимы бог знает сколько десятилетий. Но эту страшную правду, что так тоже можно, узнают те взрослые люди, а ими, как правило, являются специалисты, но в школе этому не учат.
И да, создается впечатление, что язык — это некий набор правил. В школе выучили одним образом, а если после школы узнают, что можно по-другому, то это себе объясняют так: значит, какие-то нехорошие люди, безвольные лингвисты, недобросовестные чиновники что-то там разрешают, разрушают, позволяют себе какие-то вольности, что-то сломалось, когда я окончил школу, очередные реформы, руки прочь от русского языка… Вот такая цепочка мыслей.
— Вы говорите о младшей норме, и, возможно, создается впечатление, что эта младшая норма возникает от того, как говорит большинство, а это сразу связывается с разрушением и десакрализацией русского языка. Распространенное мнение: люди не говорят литературными нормами, язык формирует все равно носитель, если человек говорит так, что ты его понимаешь, значит, он говорит правильно. С другой стороны, есть культура языка, в уже устоявшихся правилах существует подтекст, память языка. Люди, получается, разбиваются на два лагеря. Но есть ли золотая середина, можно ли ее каким-то образом достичь, чтобы примирить два полюса?
— Да, золотая середина, конечно, должна быть. Хочется, чтобы два этих тезиса сосуществовали в сознании носителя языка: что, с одной стороны, конечно, должны быть правила и нормы, чтобы мы могли понимать друг друга, чтобы наша коммуникация была успешной, чтобы мы не расшифровывали то, что хотел сказать или написать собеседник. И, для того чтобы коммуникация была успешной, нам нужны какие-то правила, единая норма. Если все будут говорить как угодно, то, соответственно, мы не сможем общаться. Это какая-то простая истина. Когда же говорят о сохранении нормы, то на первый план выходят вопросы культурно-исторические, вопросы уважения к языку, хотя на самом деле язык — это орудие коммуникации, а нормы и правила нам нужны для того, чтобы эта коммуникация состоялась.
С другой стороны, мир меняется. Язык нам необходим и для того, чтобы описывать его. Соответственно, если меняется мир, то должен меняться и язык, и все эти правила и нормы не могут быть незыблемыми, раз и навсегда установленными. Язык меняется, чтобы мы могли продолжать общаться в этом меняющемся мире.
Получается, что правила и нормы есть, и мы их соблюдаем, но понимаем, что все может поменяться. Из этого не следует, что можно говорить как угодно. Вот когда норма изменится, тогда и будем говорить по-другому. Я стараюсь всегда этот тезис продвигать на своих лекциях, особенно если они для школьников и студентов: да, мы понимаем, что движение в сторону ударения «вклю́чит», и когда-нибудь, через 20, 30, 50 лет, этот вариант станет основным, ваши внуки знать не будут, что когда-то было «включи́т», как мы сейчас не знаем, что когда-то было «плати́т». Когда этот вариант станет эталонным, тогда и будем его использовать. А сейчас, если мы все-таки хотим, чтобы наша речь была образцовой и грамотной, мы говорим «включи́т».
Золотую середину мы можем соблюдать, если мы соблюдаем действующие правила, нормы и при этом понимаем, что все это может поменяться, меняется на наших глазах, в течение нашей жизни мы можем перейти на новые варианты, но мы не должны останавливать этот процесс и не должны его торопить. И в работе лингвиста, автора словаря это самое сложное — поиск этой самой золотой середины. Нельзя признавать нормой абсолютно все, что появляется в языке, и нельзя все, что появляется в языке, запрещать, не пускать, не разрешать.
Золотая середина — наблюдать за тем, как язык меняется, какие варианты приемлемы, видеть, как меняются поколения, как поколения вырастают, и какие-то варианты, которые были недопустимы для их родителей, становятся нормальными, и тогда потихонечку что-то медленно пускать в словарь и список допустимых вариантов.
«Проще было бы для неспециалистов открыть один единственный словарь, чтобы не сбиваться»
«Нефилологи продолжают искать эти фамилии: Ушаков, Ожегов, Даль и Розенталь»
— Возвращаясь к тому же ЕГЭ, хочется от вас, научного сотрудника Института русского языка РАН, услышать о том, на что же все-таки ориентироваться. Еще Мария Каленчук, экс-директор Института русского языка, говорила, что словари не издают разве что ленивые. Чему можно довериться, открыть и с легким сердцем написать именно так, как там указано?
— Для людей гриф РАН на обложке словаря, к сожалению, не означает качество. Мы об этом рассказываем всегда, но все-таки есть ощущение, что многие люди, пользующиеся словарями (а ими пользуется далеко не большинство), ориентируются при поиске словаря на знакомые фамилии. В первую очередь я говорю о людях, далеких от лингвистики, потому что специалистам, конечно, известно, на какие словари ориентироваться. А нефилологи все-таки продолжают искать эти фамилии, которых максимум четыре: Ушаков, Ожегов, Даль и Розенталь. Больше никого из людей, связанных с наукой о языке, широкие массы не знают. Ориентируются именно на них, чаще всего не зная, когда издавались эти словари, и даже в словаре Даля, который еще в XIX веке был написан, ищут ответы на вопросы о том, как писать и говорить, сейчас, в начале XXI века. В домах, семьях обычно есть словарь Ожегова из 1970-х, на него и ориентируются. Есть современные словари, которые пишутся сотрудниками лингвистических институтов, которые выходят под грифом Российской академии наук, которым можно и нужно верить, — об этом нужно говорить, необходимо это продвигать.
Самый наш полный современный орфографический словарь — «Академос» Института русского языка, о нем даже многие учителя русского языка не знают. Я выступал перед учителями базовых школ РАН, там бо́льшая часть аудитории на вопрос о том, кто знает «Академос», подняла руки. Но в других аудиториях — одна-две руки или вообще их нет. О таких современных ресурсах нужно рассказывать, их надо показывать.
Если говорить о списках словарей, то у нас есть перечень 2009 года, где их четыре, но этот список уже тогда был суперстранным, потому что в него были включены словари, которые не нужны широкому кругу людей. Например, фразеологический словарь или грамматический словарь Андрея Зализняка, великого нашего лингвиста, но этот словарь для специалистов, обычный человек в нем мало что поймет. Мы сейчас находимся в ожидании нового списка, который должен появиться в соответствии с последними изменениями в федеральном законе «О государственном языке Российской Федерации». Это тот самый закон, который 28 февраля прошлого года был подписан Владимиром Путиным, где как раз говорится, что правительство РФ на основе предложения правительственной комиссии утверждает список словарей, справочников, грамматик, содержащих сведения о нормах русского языка как государственного. И сейчас идут бурные дискуссии о том, каким должен быть список, сколько там должно значиться словарей и какие это должны быть словари.
Тот запрос общества, о котором вы говорите, лингвисты воспринимают с опаской, потому что это запрос человека, далекого от лингвистики: «Дайте мне один нормальный, хороший словарь, чтобы я туда заглянул и все там узнал». Вы же понимаете, что это не запрос филолога. Лингвисты как раз говорят о том, что это очень нехорошо для языка, потому что хорошо, когда словари разные. У них разные цели, задачи, адресаты, и они по-разному описывают язык. Если сопоставить издания «Словарь для работников СМИ» Штудинера и орфоэпический словарь Каленчук и Касаткиных, это абсолютно разные издания. Один словарь показывает варианты самые строгие, эталонные, выбирает вариант единственный, рекомендованный для эфира, а орфоэпический словарь нацелен на то, чтобы показать все многообразие произносительных вариантов, он вводит понятия младшей нормы и старшей, он расписывает допустимые варианты в произношении, и там все намного более полно описано. Как из этих двух словарей выбрать один?
— Если обычному человеку, например, в каком-нибудь профессиональном письме нужно написать слово «кешбэк», то что ему открыть — «Грамоту.ру», «Академос»?
— В случае с поиском правильного написания слова надо действительно обращаться к орфографическому словарю. Сейчас у нас есть «Академос» — это самый полный современный живой словарь, куда вносятся изменения и дополнения, и тут даже не нужно обращаться к бумажному словарю. Если какие-то другие словари будут давать иные варианты, то это менее авторитетно, потому что «Академос» является самым крупным в области орфографии.
Можно зайти на «Грамоту.ру», но на ней все-таки много словарей, сейчас их стало еще больше после обновления. Если зайти туда, то при вопросе «Как правильно писать?» нужно ориентироваться на орфографический словарь, в толковом и орфоэпическом словарях может быть по-другому написано, на это не нужно обращать внимания, потому что словари могут быть разных лет и какие-то из них могли быть составлены тогда, когда слово «кешбэк» еще не имело утвержденного варианта написания.
С другой стороны, если мы говорим о произношении, то тут последнее слово не за орфографическим словарем, а за орфоэпическим. У нас недавно ситуация была: «комба́йнер» или «комбайне́р». Орфографический словарь дает два варианта, а орфоэпический словарь Каленчук, Касаткиных — один вариант: «комбайне́р». Это задача не орфографического словаря, он просто говорит, что два таких варианта существуют. Орфоэпический уже говорит, что один лучше, а другой не рекомендуется.
Я понимаю, что, наверное, это сложно и проще было бы для неспециалистов открыть один единственный словарь, чтобы не сбиваться. У нас такого ресурса нет, и мы говорим о том, что разные словари отражают разные изменения в языке. Да, это сложно и этому навыку нужно учиться. Никто не говорил, что будет легко.
«Заимствования — традиционная ценность для русского языка»
— Вы являетесь научным руководителем портала «Грамота.ру», на нем есть раздел справочной службы, где любой может задать волнующий вопрос о русском языке. Можете ли вы проследить, какие темы стали больше волновать людей, может, выделяется область в языке, вызывающая все большее количество вопросов?
— Самый частый вопрос на «Грамоте.ру» — это все равно «Как правильно?». И продолжают поступать вопросы, связанные с самыми разными языковыми пластами: и с фонетикой, и с грамматикой, и с орфографией — то, что волновало и продолжает волновать нашу аудиторию. Интересно, что какие-то вопросы вообще не меняются за 23 года существования «Грамоты.ру» и не то что за 23 года, а вообще за многие десятилетия. Можно полистать подборку журнала «Русский язык в школе» 20–30-х годов прошлого века. Там как раз эту рубрику одно время вел Розенталь, который был заместителем главного редактора журнала «Русский язык в школе», и из тех вопросов и ответов и выросли его первые справочники. И если почитать те вопросы, то можно увидеть, что многие из них повторяются и сейчас.
В первом номере журнала «Русская речь», который вышел в 1960-е, есть статья, посвященная справочной службе, работающей в Институте русского языка. Интересно сопоставить вопросы, которые там были, и те, которые задаются сейчас: о склонении географических названий, выборе вариантов — все повторяется. Сейчас очень специфических вопросов нет, разве что вопросы, связанные со словами, которые в последние годы появляются, из серии как правильно писать слова, которые еще не зафиксированы в словарях: «кьюар-код», которого пока нет в «Академосе» даже. Когда ковид появился, был поток вопросов, как правильно эти слова писать и произносить, тот же коронавирус через А или через О, «ко́вид» или «кови́д». Весной 2020 года у нас были десятки таких вопросов.
Сейчас по очевидным причинам появились вопросы типа с большой или с маленькой буквы писать словосочетания вроде «донецкое направление» или «луганское направление». Что касается лексики, можно увидеть вопросы, которые связаны с современными реалиями. Что касается фонетики, грамматики, пунктуации, то эти вопросы повторяются из года в год, из десятилетия в десятилетие.
— К вопросу о лексике, в частности об иностранных заимствованиях. Сейчас проявляется тенденция прививания традиционных ценностей, что не может не отражаться, наверное, и на том, как меняется отношение к русскому языку. И вы публично говорили о попытках и предложениях урегулировать использование иноязычных слов российскими депутатами.
— Немножко хочется пошутить на этот счет, что вообще-то традиционная ценность для русского языка — это открытость к заимствованиям, потому язык всегда, во все эпохи, все века своего существования очень охотно принимал в свой состав слова из других языков. Заимствования — традиционная ценность для русского языка, как бы это парадоксально ни звучало.
Понятно, что борьба с заимствованиями — это такое дело, которое чисто к языку имеет малое отношение. Потому что язык совершенно спокойно заимствует слова из других языков, нужные оставляет, ненужные не оставляет, это нормальный, естественный процесс, в который постоянно кто-то хочет влезть и как-то пытаться регулировать. Все такие разговоры ведутся, поскольку русский язык в последние столетия, а именно — с Петровской эпохи, заимствует слова в основном из западноевропейских языков. Если в древние эпохи это были заимствования из греческого, скандинавских языков, то примерно начиная с Петровской эпохи это заимствования из голландского, немецкого, английского, французского. Поэтому, когда возникает какое-то обострение в отношениях России с Западом, всякий раз в этот же момент обостряется борьба с заимствованными словами, это очень хорошо видно.
Но языку нельзя ничего запретить. Это не те процессы, которые можно регулировать искусственно, остановить процесс заимствования — остановить развитие языка. Есть идея, звучащая часто, что все можно сказать по-русски, что нам иностранные слова не нужны, а их использование — это либо бескультурье, либо низкое владение языком, либо невоспитанность. Уважали бы русский язык — использовали бы русский аналог. Проблема в том, что иностранные слова входят в язык, когда у них нет аналога. Слово «кешбэк» нечем заменить, нет ни одного русского слова, обозначающего это явление. А два слова, которые предлагаются на замену, — это «возврат денег». Это провальная идея, потому что язык никогда не выберет вариант сказать двумя словами, когда можно сказать одним, это во-первых. Во-вторых, это не точный аналог слова «кешбэк», потому что вернуться могут не только деньги, но и мили, бонусы и какие-то еще «плюшки». В-третьих, слова в словосочетании «возврат денег» тоже не являются исконно русскими. «Возврат» — это старославянизм, а «деньги» — это тюркизм.
И это удивительно, я часто это и в своих лекциях привожу, насколько эти тезисы повторяются из поколения в поколение. Возьмем 1950-е, там писали: зачем нам «шорты»? Это варваризм, можно ведь писать по-русски — «теннисные трусы». В 1970-е писали: зачем нам «мотель»? Какое-то дурацкое иностранное слово, можно писать по-русски — «автотуристская гостиница». Сейчас то же самое о «кешбэке». Прямо из поколения в поколение эти тезисы воспроизводятся, когда иностранное слово объявляется нехорошим и «можно же по-русски сказать». Но сейчас мы спокойно используем слова «мотель», «шорты», никто не видит в этом угрозы русскому языку, точно так же и слово «кешбэк» совершенно нормально в русский язык вошло и уже есть в словаре.
— А возможно ли как-то способствовать более успешному усвоению иностранных слов, чтобы момент этой нетерпимости уходил?
— Мне кажется, такая нетерпимость возникает еще, когда люди видят реальные факты неоправданного использования этих слов, которых иногда в потоке речи слишком много и какие-то из них вполне могут быть заменены другими словами, синонимами, старыми заимствованиями, исконными словами. Но это как обвинять инструмент в чем-то. Человек написал плохую картину — виновата кисть. Виновата не кисть, не краски, виновата рука, которая не умеет рисовать. Точно так же здесь не виноваты иностранные слова, это всего лишь инструмент.
В каких-то случаях понадобится иностранное слово, в каких-то — родное. Где-то уместно слово «уборка», в где-то нужен только «клининг». Здесь действительно вопрос уже культуры речи и правильного использования всех слов, не только заимствованных.
Мне приходит в голову аналогия, как много лет назад в какой-то команде на поле вышли 11 футболистов-легионеров, ни одного игрока с российским паспортом в составе российской команды в матче российской премьер-лиги не было. И после этого начался разговор о лимите на легионеров. Вот что-то похожее. Проблема не в том, что есть в команде иностранные футболисты, а в том, что они одновременно вышли на поле все. С иностранными словами что-то похожее: проблема не в том, что язык их заимствует, а в том, что в речи людей их может быть неоправданно много, но дело не в них, а в культуре речи.
«Мы сейчас говорим о том, что грамота — это не только про правописание, но и про то, как корректно себя вести»
«Живой как жизнь» Корнея Чуковского — моя любимая книга о языке»
— Тогда такой вопрос: насколько этично публично поправлять своих собеседников?
— Сложный вопрос. Действительно, иногда хочется что-то такое сказать. Недавно был на одном форуме, где были и лингвисты, и люди, далекие от лингвистики. Обсуждались вопросы, связанные с языком и языковой политикой, и один из докладчиков, общественный деятель, постоянно говорил: «Языко́вая политика», «Языко́вые контакты», «Межязыко́вые отношения». Надо было видеть лица филологов, можно было подумать, что сейчас молния полетит в этого человека. Но все сдержались.
На самом деле все по-разному решают эти вопросы. Есть люди, которые мгновенно поправляют, я стараюсь этого не делать, потому что более важно, чтобы состоялся акт коммуникации, чтобы даже этот дяденька закончил свое выступление, чтобы ему не прошипели в ухо: «Языковы́е», — а выслушали, это мне кажется важнее. Можно и потерпеть, но не все оказываются терпеливыми.
Я в двух случаях исправляю. Первое — если это человек, который учит язык: либо это ребенок (мой собственный), либо это иностранец. У меня есть друзья, которые учат русский как иностранный, тогда, конечно, да. У меня есть знакомая девушка из Польши, она очень хорошо говорит по-русски, но, из-за того что язык не родной, иногда допускает ошибки, и в таких случаях я говорю: «Вот ты так сказала на русском, наверное, потому что у вас, в польском, ударение на предпоследнем слоге, а у нас, может, и не логично, но вот так». И она всегда благодарит меня. Это первый случай. Второй: если я знаю, что человек выступает публично, и ошибка в речи может его скомпрометировать.
Есть такой интересный факт, что одни и те же языковые единицы в разных уголках нашей страны по-разному оцениваются. У меня здесь один из самых любимых примеров — слово «садить/сажать». Глагол «садить» (деревья) в очень многих регионах нашей страны — Урал, Сибирь — совершенно нормальный, его используют и очень грамотные люди. А в речи петербуржцев, москвичей, в центральной части России это воспринимается как просторечие, такое употребление не приветствуется. И вот у нас есть команда «Тотального диктанта», коллеги из разных городов, в том числе из тех мест, где глагол «садить» воспринимается нормативным. И мы каждый год стараемся сажать аллею, чтобы компенсировать ущерб природе за то, что бланки печатаем, на которых люди пишут диктант. И, соответственно, в речи разных людей, проводящих диктант, должен использоваться этот глагол. Я услышал в речи одного из коллег глагол «садить» и деликатно, естественно, тет-а-тет, сказал ему, что нужно говорить «сажать». И сейчас я предупреждаю, могу написать в наш общий чатик: «Коллеги, предупреждаю: когда мы в публичном пространстве говорим о том, что мы сажаем аллеи, давайте говорить „сажать“, чтобы у нас не было каких-то казусов». Вот такие вещи: заранее предупредить, максимально деликатно.
— Ваши рекомендации книг, ресурсов, программ, которые меняют отношение к русскому языку, переворачивают школьную установку на единообразие.
— Если говорить о книгах, то это вечная классика: «Живой как жизнь» Корнея Чуковского — это вообще моя любимая книга о языке, 60 лет назад написана и актуальна и сейчас. Современные книги, которые уже стали классикой: «Почему языки такие разные» Владимира Плунгяна, «Русский язык на грани нервного срыва» Максима Кронгауза. Хоть этим книгам лет 12–15, они все равно очень актуальные и современные. Из суперсовременных новинок назову книгу Светланы Гурьяновой «В начале было кофе» — книга, которая вышла в этом году, и да, провокационное название, но эта книга и собрала в себе рассказы о самых острых спорах, связанных с языком, ошибках, которые не являются ошибками, мифы, заблуждения пуристов о том, что нельзя говорить «кушать», о том, что «кофе» мужского рода, поэтому книга так и называется — «В начале было́ кофе», О там еще и выделено цветом. Сборник «Тотального диктанта» «Сто текстов о языке» в двух частях, где очень интересно рассказывается о русском языке, его истории, прошлом, настоящем, будущем, взаимодействии с другими языками.
Если говорить о подкастах, то наш «Розенталь и Гильденстерн». У нас еще вышел подкаст «Заметки на полях» — это совместный проект «Тотального диктанта» и сервиса «Строки», там мы с Ириной Лейк разговариваем о языке и книгах. Я постарался сделать так, чтобы «Розенталь и Гильденстерн» и «Заметки на полях» отличались друг от друга, чтобы не было такого, что то же самое, но другими словами и с другим соведущим, а все-таки была бы иная направленность. Кажется, получилось. У нашего любимого друга Игоря Исаева, участвовавшего в нашем подкасте «Розенталь и Гильденстерн», с коллегой недавно вышел подкаст «Глагольная группа», где они говорят о разных языках. Это уже подкаст Института языкознания РАН. Тоже интересно получилось.
Ну и телеграм-каналы можно назвать, где интересно рассказывается о русском языке, очень много их сейчас. Есть каналы «Тотального диктанта», «Грамоты.ру», и мы собирали такой «пакет с пакетами», сделали пост с разными телеграм-каналами о русском языке. Совсем недавно то же самое сделал «Системный блок», они там тоже недавно собрали хорошую коллекцию телеграм-каналов лингвистов, потому что их много. У Анны Пестовой — телеграм-канал «Помогите словарю», она научный сотрудник Института русского языка, работает с русским толковым словарем и прямо проводит опросы в своем телеграм-канале: как читатели используют слово, разговорное ли оно для них, нейтральное или просторечное и так далее. Можно поучаствовать и почувствовать себя соавтором толкового словаря. «Лингвота» Ирины Фуфаевой — автора книги о феминитивах «Как называются женщины». «О словах и не только» — это Александра Пиперски. У Бориса Иомдина — «Узнал новое слово», где он публикует слова, которые, как мы шутим, никто, кроме него, не знает.
Если говорить о телеграм-каналах, которые скорее ориентированы на то, чтобы рассказать, «как правильно», — это «Записки редакторки» Полины Шубиной. Кстати, к вопросу о феминитивах. Да, кажется, что дискуссия утихла, но на самом деле нет. Она куда-то забилась, тихонечко сидит, но всякий раз, когда нужно, выскакивает. Мы недавно в телеграм-канале «Тотального диктанта» проанонсировали канал Полины и сказали: «Предлагаем вам познакомиться с этим телеграм-каналом». Как вы думаете, первый же комментарий какой был?
— Про редакторку?
— Конечно, да. Одна наша читательница возмущенно написала: «С телеграм-каналом „Записки редакторКи“ знакомиться не хочу, спасибо». Никуда это не делось.
И еще: мы сейчас говорим о том, что грамота — это не только про правописание, но и про то, как корректно себя вести. Сейчас мы в мире онлайн-коммуникации, все онлайн постоянно, при этом мы все разные, у нас разные представления о том, как правильно, как неправильно, как красиво, как некрасиво, как грамотно, как неграмотно. И вот очень хороший телеграм-канал — Ольги Лукиновой, тоже большого друга «Тотального диктанта», она специалист по цифровой коммуникации, у нее есть книга «Цифровой этикет» с подзаголовком «Как не бесить друг друга в интернете», и телеграм-канал так же называется — «Цифровой этикет». Очень тоже его люблю, много там полезного. Такие практические советы: когда у вас в Zoom совещание, когда можно включить, когда выключить камеру, когда можно отправлять голосовое, можно ли писать по рабочим вопросам в воскресенье и так далее. Вопросы, не связанные напрямую с русским языком, но вопросы этикета в устном и письменном общении.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 30
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.