«Стрит-арт приходит туда, где нет контроля. Так художники могут указать на больные точки города»

«Я уже в академии увлеклась именно городским ландшафтом. Тогда мы в основном писали с натуры, в моем фокусе были города. Начинала с абсолютно классических этюдов, но постепенно захотелось внедрять в них нечто дерзкое» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Я знала, что этих ребят считают легендами на улицах Петербурга…»

— Динара, когда ты поняла, что хочешь стать художницей? В подростковом возрасте у тебя был широкий спектр увлечений: танцы, хип-хоп…

— Когда мне было 17 лет, мой папа, он тоже художник, Сабит Нуримов, предложил поступать в университет технологий и дизайна, он преподает там. Мы начали активно готовиться к экзаменам. Он потрясающий педагог, благодаря его методу у меня начались первые успехи — то, что другие делали за год-два, я осваивала за несколько месяцев. Спустя полгода мы пришли к выводу, что меняем план — буду готовиться к поступлению в Академию художеств имени Репина. Мама сказала, что мы оба ненормальные… В итоге я поступила со второго раза. Многие ругают академию за консерватизм, но это лучшая база, для того чтобы стать художником. С таким фундаментальным классическим образованием можно делать все что хочешь в contemporary art.

— Получив академическое художественное образование, ты не оставила увлечение уличными субкультурами. Как пришла идея проекта «Говорящие стены», который представлен в «БИЗОNe»? Как удалось стать своей в закрытом мире стрит-арта?

— Я уже в академии увлеклась именно городским ландшафтом. Тогда мы в основном писали с натуры, в моем фокусе были города. Начинала с абсолютно классических этюдов, но постепенно захотелось внедрять в них нечто дерзкое. Стала экспериментировать, упрощать, убирать персонажей, вывески — мои дома становились все проще и проще. Когда я убрала небо, получилось лаконичное изображение фасада, отсюда возникла специальная форма холста — силуэт дома, но в то же время работы становились немного пустыми, обезличенными — выглядели как декорации. Мой муж сказал: «Нужно хулиганства добавить». Так мне пришла в голову данная идея — пойти с этими холстами-фасадами к уличным художникам.

Был долгий путь поиска соавторов. В конечном счете мне помогло подростковое увлечение танцами. Мы делали несколько больших выступлений с командой Top 9 — это многократные чемпионы мира по брейк-дансу. Я написала одному из их главных идеологов Вольту, он порекомендовал обратиться к своему близкому другу Коле Super.

Поскольку я была представлена весьма уважаемым человеком из этой среды, Коля сразу же сказал: «Готов приехать к тебе в мастерскую сегодня». Посмотрев на мои холсты, он заявил, что вернется завтра вместе с арт-группой «Осколки». Я знала, что этих ребят считают легендами на улицах Петербурга, они редко вступают в коллаборации. «Осколки» только что вернулись из Нью-Йорка, находились в каком-то необъяснимом воодушевлении. Мои холсты отправились к ним в мастерские, так появились первые фасады проекта «Говорящие стены».

Работы Динары Хёртнагль в коллаборации с «Осколки» (слева) и Колей Super158 (справа) Фото: «БИЗНЕС Online»

Когда у меня появились совместные работы с крупнейшими фигурами петербургского уличного искусства, дела пошли куда быстрее. Коля знакомил меня с разными авторами — к примеру, была коллаборация со Стасом Багсом, которого тогда уже знали не только как уличного художника, но и как автора, представленного в лучших галереях Петербурга и Москвы. Затем было знакомство с Максимом Имой, Dusto, Владимиром Абихом. Каждый придавал новые грани этому проекту.

— Когда создаешь холст, уже знаешь, какому уличному художнику его отдашь?

— Чаще это происходит стихийно. Но иногда я знаю, что мой соавтор любит, например, масштабные изображения, и подстраиваюсь под него. Под неаполитанского художника Trallala я специально изготовила такой холст, чтобы продемонстрировать монументализм его женщин-русалок. Когда отдаю холст, не говорю никаких пожеланий, стараюсь, чтобы все было максимально как на улице, ведь они ни с кем рисунки не согласовывают.

Работа Save the Mermaid Динары Хёртнагль и Trallalla Фото: «БИЗНЕС Online»

— Следишь за тем, как развивается творческий путь твоих уличных соавторов?

— Некоторых я даже не видела в лицо — бывает, что холсты приходится отправлять им через посредников. После презентации проекта «Говорящие стены» в музее «Эрарта» мне рассказали, что некоторые мои соавторы были там, но я понятия не имею, как они выглядят, а познакомиться они не подошли.

Максим Има, например, имея уличный бэкграунд, попал в Русский музей. Творческое объединение 10.203, в которое он входит, представлено в дубайской галерее. Они свободолюбивы и коммерчески успешны — это немаловажный баланс, чтобы оставаться в данной среде.

Когда произведения уличных художников попадают в пространство галерей, начинается параллельная история, потому что настоящий urban artist может работать только на улице и лишь нелегально. В галереях некоторых моих соавторов теперь называют художниками с уличным бэкграундом.

— Один из них — Иван Симонов. На выставке «Взгляни на дом свой, ангел» представлено две ваши совместные работы. Та, что сделана прямо в Казани, — самый большой холст в проекте «Говорящие стены», а также наиболее масштабное полотно, над которым когда-либо работал Иван. Как вы познакомились?

— Я наблюдала за ним с большим интересом, но долго не решалась предложить ему коллаборацию. Однажды мы пересеклись с Ваней на аукционе Ruarts и сразу начали сотрудничество. Считаю наш тандем взаимовыгодным. Я делаю пространственные холсты, где-то с прорезями под окна, с дверьми, а у Вани есть возможность углубить своих персонажей из знаменитой серии #маленькиелюди — они внедряются не в плоскость, как обычно на стене, а помещаются в некое третье измерение.

На открытии выставки «Взгляни на дом свой, ангел» в рамках перфоманса Иван Симонов расписал холст Динары Хёртнагль Фото: «БИЗНЕС Online»

«Этот анонимный художник скрывается от полиции. Он пришел получать посылку, увидел свой никнем и просто оттуда сбежал»

— Твой переезд в Европу фактически открыл новую веху в проекте «Говорящие стены», потому что начались коллаборации с европейскими уличными художниками. В их закрытое сообщество тоже было сложно попасть?

— То, что у меня появилась возможность поработать именно с европейскими авторами, — подарок судьбы. Коммуницировать с ними было проще, ведь я могла показать им, как этот проект реализован в России. Меня удивило, что многие так же спокойно относятся к условиям сотрудничества — мы не подписываем никаких контрактов, все на доверительных отношениях. Возможно, обо мне идет уже какая-то молва — уличные знают, что со мной можно сотрудничать, я уважаю труд соавтора, всегда честно делю гонорары, максимально освещаю их творчество, представляя проект.

— А кто был первым в Европе?

— Австрийский художник Skirl. Затем все пошло по накатанной — в Петербурге Коля стал моим проводником, а в Европе я действовала самостоятельно. Узнав о том, что со мной успела поработать команда Berlin Kidz, многие соглашались немедля.

— Взаимодействие с Ikarus из Berlin Kidz напоминало остросюжетный шпионский фильм, ведь это, наверное, самая разыскиваемая полицией арт-группа в Европе…

— Да, это команда из Германии, которая занимается максимально нелегальным уличным искусством: они отчаянные паркурщики, граффитчики, взламывают чердаки, забираются на крыши жилых домов, расписывают фасады, спускаясь на альпинистском снаряжении. При этом их творчество эстетично — цветовые решения, шрифт! Разумеется, сотрудники коммунальных служб, которые потом реставрируют эти фасады, гневаются.

Я много слышала о команде Berlin Kidz, но даже не мечтала, что с ней можно посотрудничать, ведь ее члены скрывают свои личности, ты не можешь списаться с ними в интернете. От известного уличного художника, с которым мы успели сдружиться, я узнала, что Berlin Kidz заинтересовалась моим проектом. Мне предложили выслать холст на адрес почтового отделения в Берлине. В графе получателя за неимением иных вариантов указала: Ikarus. Это оказалось большой ошибкой. (Смеется.) Когда этот анонимный художник, который действительно скрывается от полиции, пришел получать посылку, он увидел свой никнем и просто оттуда сбежал.

Затем он написал: «Посылка вернется к тебе обратно, теперь ты отправишь ее повторно, на адрес индийского магазина». У него там работали какие-то знакомые. Так со второй попытки холст добрался до адресата, великая коллаборация случилась.

— Удивительный путь одного холста — из Вены со второй попытки на адрес индийского магазина в Берлине, потом обратно, а теперь он приехал в Казань…

— Да, он уже успел побывать на выставке в Вене, в галерее Oxymoron, а в России впервые демонстрируется в галерее «БИЗОN». Я ребятам еще не рассказывала, но, думаю, они будут в восторге.

Совместная работа Динары Хёртнагль и Ikarus (Berlin Kidz) Фото: «БИЗНЕС Online»

— Ikarus в итоге раскрыл тебе свою личность?

— После выставки в Oxymoron он предложил сделать еще один совместный холст. Тогда я, видимо, уже вошла в круг доверия, он приехал ко мне в мастерскую в Вене. Ikarus оказался скромным, образованным, интеллектуальным молодым человеком. Он пришел с пирожными, был чрезвычайно вежлив, мы пили чай, говорили о философии и культуре.

— А в России есть такие же отвязные ребята, с которыми ты бы хотела посотрудничать?

— Я думаю, что аналог таких андеграундных художников в России — это «Осколки». Мне удалось попасть к ним уже со второго холста. Хочу подчеркнуть, что я не имею уличного бэкграунда и все мои тезисы об уличном искусстве не могут считаться экспертными, однако это мое личное мнение.

— Какую обратную связь ты получила после презентации «Говорящих стен» в Вене?

— Галерея Oxymoron небольшая, достаточно скромная, она занимается именно уличным искусством, делает некоммерческие выставки, у нее хорошая репутация. Ее курирует один из уличных художников, поэтому наша выставка собрала целевую аудиторию.

— Уличное искусство в Вене или, допустим, в Петербурге чем-то отличается?

— Каждый город имеет свои законы. Скажем, даже уличное искусство Казани и Санкт-Петербурга сильно разнится. Петербург — это город-памятник. Уличный художник, который играет по правилам, не будет расписывать дворцовые фасады. Единственное, что остается, — это дворы в центре, в которых сотрудники ЖКХ все быстро закрашивают. Но есть дворы, в которых годами не трогают уличное искусство, они становятся местом притяжения. В Москве все закрашивают еще быстрее. А есть такие города, как Нижний Новгород, который уже стал своеобразной столицей уличного искусства. Там, например, проходит фестиваль «Место» — туда, кстати, успели даже съездить мои европейские соавторы Skirl и NDZW.

— Всегда любопытно наблюдать, как местная администрация в каждом конкретном городе взаимодействует с уличным искусством…

— Да, например в Вене ежегодно проходит огромный фестиваль Calle Libre — его финансирует государство. Художникам выделяют места на фасадах весьма знаковых домов, организуют работу брандмауэров, строительных кранов. Насколько я знаю, большинство рисунков сохраняются — их нет закрашивают, а находят другие локации для новых работ. Очень хорошая инициатива, но не каждому городу подходит. Вот в регионах, в городах с современной архитектурой, которая зачастую не очень интересная, это могло бы стать отличным дополнением.

— Во взаимоотношениях городских властей и уличных художников ощущается желание наладить контакт? Складывается впечатление, что стихийных нелегальных авторов все чаще пытаются приручить, если можно так выразиться…

— Здесь тоже все зависит от позиции местной администрации. В Екатеринбурге и Нижнем Новгороде диалог выстроен в позитивном ключе. Что касается Петербурга и Москвы, складывается ощущение, что такого не будет никогда. В Вене есть отличный опыт — уличным художникам отвели легальную стену вдоль длинного канала, который идет параллельно Дунаю. Это ключевое место, которое практически невозможно игнорировать, если ты гуляешь по центру. На этой стене уже рисовали и большие звезды стрит-арта, и неизвестные художники — получился своеобразный музей под открытым небом.

— И «экспозиция» постоянно меняется, потому что приходят новые авторы и рисуют поверх предыдущих работ…

— Да, но в уличном искусстве есть важное правило: если ты перекрываешь чью-то работу, то должен быть уверен, что она не уступает той, что собираешься закрасить, а желательно превосходит ее. Так рисунок легендарного стрит-артиста может висеть годами, его никто не будет трогать, соблюдая эти правила.

— Здорово, что есть подобные правила этики, но для большей части общества уличное искусство до сих пор остается чем-то маргинальным, граничит с вандализмом. Как можно изменить подобное отношение?

— Не думаю, что нужно что-то менять. Вся идея уличного искусства — в его стихийности, бесконтрольности, в том, что оно нелегальное. Фестивальные работы проходят цензуру на уровне эскизов, это уже коммерческое искусство, оно выходит за рамки уличной субкультуры. Точно так же существует поп-музыка, а есть инди для специфической аудитории. Уличное искусство не нуждается в промоушене, если подобное не галерейный проект, но это уже иная история.

— Для тебя есть где-то грань, после которой ты скажешь: «Это уже вандализм»?

— Конечно! Я против того, чтобы мой любимый Петербург — знаковые фасады — закрашивали граффити, даже если они будут хорошие.

— А если это будет Берлин, например?

— Неоднозначно к такому отношусь. С одной стороны, я вижу в этом эстетику, с другой — не уверена, что как житель данного города поддержала бы разрисованные фасады исторических зданий или церквей… Если значимые для Петербурга дома приведут в порядок, то на них вряд ли появятся рисунки. Обычно уличное искусство приходит туда, где нет контроля, необходимо вмешательство, реставрация… Художники таким образом могут указать на больные точки города.

— Что ты чувствуешь, когда приезжаешь в другой город — в Италии или, например, в России — и видишь тег, оставленный художником, которого знаешь лично? Какие эмоции?

— Словно встретила друга! Испытываю теплоту, фотографирую данное место, по возможности отправляю автору. Приятно думать, что он когда-то тоже ходил по этим улицам, видел ту же стенку, обратил на нее внимание. Один из моих любимых городов — Неаполь. Там, видимо, правительство полностью отпустило ситуацию, потому что нет ни одного дома без уличного искусства, граффити, тегов. В этом есть особый шарм!

— Кстати, чем тег уличного художника отличается от надписи «Здесь был я»? Где тут грань между искусством и неискусством?

— Не знаю, можно ли к тегам относиться как к искусству. Как правило, уличные художники используют их как метку территорий, а помимо этого делают более серьезные работы. Данная практика пошла из Америки — так размечали территорию уличные группировки, а художники просто подхватили идею. Кто-то клеит стикеры, кто-то пишет маркером или баллончиком, некоторые придумывают своего персонажа — австрийский автор Phils, с которым я делала коллаборацию, знаменит своими обаятельными мордочками. Две наши совместные работы можно увидеть в «БИЗОNe».

Работа Mask mode Динары Хёртнагль и Phils Фото: «БИЗНЕС Online»

У каждого своя концепция. Кто-то хочет максимально распространить свое имя, другие таким образом транслируют позитивный месседж, а известная российская арт-группа просто спрашивает на стенах: «Зачем?» — чтобы ты задавал себе этот вопрос в моменте. Так стены с нами разговаривают, да.

«Хёртнагль — это древний тирольский род, который берет свое начало в XIV веке»

— А как расшифровывается фамилия Хёртнагль?

— Это фамилия моего мужа. Хёртнагль — это древний тирольский род, который берет свое начало в XIV веке, у них даже есть свой герб. Если говоришь в Вене, что ты Хёртнагль, то люди сразу понимают — твои родственники из Тироля. Есть несколько известных людей с такой фамилией — среди них легендарные тяжеловес и футболист. В переводе фамилия означает «твердый гвоздь»: «нагль» — это «гвоздь», а «хёрт» — «твердый». Это нечто «несломаемое»…

— Как вы с мужем познакомились? На выставке?

— Нет, самым банальным образом — в Tinder. Он приехал из Австрии в Петербург учить русский на три недели. Филипп — полиглот, говорит на 6 языках, русский был у него в приоритете. Мы с ним списались в этом приложении для знакомств, когда он должен был уже возвращаться домой. За 6 дней до его отъезда встретились, произошла какая-то «химия», и все — через месяц я уже была в Австрии.

Но надо отметить, что да, местом нашего первого свидания стала выставка Петра Белого, а второго — Эрмитаж. Это была своеобразная проверка на его переносимость моего образа жизни. (Смеется.)

— Дома вы общаетесь на русском или немецком?

— Мы разговариваем на трех языках. Изначально говорили только по-английски. Потом он отлично выучил русский, настолько, что все фильмы мы смотрим исключительно на русском.

— Раз уж мы упомянули ранее уличные группировки. Ты посмотрела сериал «Слово пацана»?

— Этот сериал посмотрели, кажется, все русскоязычные эмигранты в Австрии. Когда мы смотрели с мужем очередную серию, в комнату вошла моя свекровь, она в ужасе воскликнула: «И ты будешь в этом городе открывать выставку?» Пришлось объяснять, что это дела давно минувших дней, сейчас в Казани все замечательно.

— Часто обращаешься за советом к мужу, когда работаешь в мастерской?

— Да, у него весьма тонкий вкус, он образован в сфере искусства, потому что вырос в артистической семье. Его дядя Эрих Хёртнагль продюсирует сериалы для Netflix, он работал с Ларсом фон Триером, делал документалку про него.

— Что твоему мужу нравится из российского искусства?

— Если говорить о классике, он поклонник творчества Архипа Куинджи. Что касается современного искусства, то мы с ним вместе собираем небольшую коллекцию, у нас есть работы Пушницкого, Дашевского, Дрозд, Воцмуша, Пономаренко, Баранова, Пивко, Шишкина-Хокусая, Люблинского, Максима Имы, Дусто, Федорова, Ло Си. Кстати, Филиппа очень впечатлила последняя выставка Ло Си в галерее «Триумф». Это китайский художник, который вырос в России. Он говорит по-русски лучше, чем по-китайски. Я видела эту выставку вживую, а Филипп, к сожалению, изучил только по фотографиям, но сказал, что это один из лучших проектов, которые он видел за последнее время. В данном проекте Ло Си со свойственным ему юмором апеллировал к образу Ноева ковчега, к теме пандемии и глобальных катаклизмов.

— Как бы ты описала свою мастерскую в Вене?

— Там нет ни одного живого места на стенах! (Смеется.) Я использую мастерскую как шоу-рум, ко мне часто туда приходят клиенты, которым я демонстрирую свои работы.

— Мастерская находится в центре города?

— Да, в 5 минутах от Венской оперы.

— Были переживания по поводу того, как будет продолжаться твоя творческая карьера, когда ты переезжала в Вену?

— Конечно! Но я сразу встретила хороших людей, которые меня поддержали. Начинала свою работу там с уроков живописи и рисунка, проводила мастер-классы в духе «картина за 4 часа». Потом оставила только тех учеников-фанатиков, которые хотят развиваться. Одна из моих учениц недавно принимала участие в престижных ярмарках современного искусства — Red Dot в Майями, Art Basel. Другая моя ученица в Петербурге с большим успехом выставлялась в «Третьем месте», на первой арт-ярмарке у нее продались почти все работы.

— Где сейчас твои главные коллекционеры — в Европе или в России?

— Иногда мне кажется, что основные мои коллекционеры живут в Москве, но потом я начинаю вспоминать — по ощущениям в Европе у меня не меньше продается работ.

— Приходилось писать картины на заказ? Если попросят нарисовать конкретный фасад, согласишься?

— Я берусь за такие заказы, только если мне дают большую свободу творчества. Работа «Барак», представленная в галерее «БИЗON», написана по заказу. Это коллекционеры Ивана Симонова, которые купили произведение на его персональной выставке в галерее pop/off/art. Потом они пришли на групповую выставку в Elohovskiy Gallery, где были представлены мои холсты, мы познакомились. Оказалось, что они большие поклонники Оскара Рабина и мечтали иметь в своей коллекции предмет искусства, отсылающий к его творчеству. Я изучила бараки Рабина и представила, как это может выглядеть в моем исполнении: холст нарочито был сделан максимально покосившимся, у него нет ни одного прямого угла.

Работа «Барак» Динары Хёртнагль и Ивана Симонова Фото: «БИЗНЕС Online»

— Есть проект мечты, который тебе хотелось бы однажды реализовать?

— Я мечтаю сделать тотальную инсталляцию из своих холстов-фасадов, но чтобы они были крупнее, чуть выше человеческого роста. Должен получиться мини-город, лабиринт улиц. Интересно было бы поработать над данным проектом с Симоновым — мне кажется, его персонажи идеально впишутся. Можно дополнить эту инсталляцию звуковыми эффектами, световыми решениями…

— Получится нечто иммерсивное, да?

— Именно, хотя это сложный и трудоемкий проект, который необходимо насытить большим количеством деталей.

— Мы верим, что все получится. Спасибо!