«Олигарх и бездомный на пляже оба будут в трусах. Вот оно – равноправие!»

«Тогда я решил перенести этих полуголых персонажей в «царство бетона»

— Иван, с тобой интересно гулять по городу. Почти в каждом стрит-арте на стенах ты можешь узнать знакомого художника. Кого ты «встретил» в Казани?

— Первый, кого я неожиданно повстречал, — художник из Петербурга Dusto. Кстати, его совместную работу с Динарой Хёртнагль можно увидеть на выставке в «БИЗОNе». Я обнаружил его тег (подпись уличного художника — обычно это псевдоним или логотип одного цвета в общественном месте — прим. ред.) на дорожном знаке перед Кремлем. Рядом я поклеил своих персонажей из серии #маленькиелюди. Dusto является важным персонажем петербургской сцены — даже не знал, что он бывал в Казани. Видел работы местного уличного художника DUFONE — мы познакомились на проекте «Из России в никуда» в период пандемии. Я думал, он москвич, а оказывается, уже три года как переехал в Казань.

Работа Ивана Симонова из серии «Маленькие люди» в Казани (январь 2024 года). Сверху на дорожном знаке — тег петербургского художника Dusto

Еще видел на казанской стене работу наших московских художников Оззика и Гриши. Их рисунок во весь фасад уже перекрыли стеной новостройки, оставив щель сантиметров в 30. Уже мало кто узнает, что там было. Меня это поразило!

— Ты приехал как специальный гость на выставку «Взгляни на дом свой, ангел». В «БИЗОNе» представлены ваши совместные работы с Динарой Хёртнагль. Одна из них — «Барак». Можешь рассказать о том, как появилась идея сделать холст, на котором нет ни одного ровного угла?

— Работа «Барак» для меня нетипичная. До этого мы создали с Динарой холст «Дом образцового содержания», он тоже с подсветкой и был показан на выставке в московской Astra gallery в рамках проекта Statement. На эту работу обратили внимание коллекционеры, которые тоже захотели холст-дом, но в стиле Оскара Рабина — так мы получили этот заказ. Фасад собирался, с одной стороны, под заказчика, с другой — мы были максимально свободны в том, как он будет выглядеть. Я сделал отсылки к своим предыдущим работам — обратите внимание, одно из окон в этом бараке заколочено, а из досок торчит топор. Это оммаж к моей работе «Окно в Европу», которая сейчас находится в фонде Ruarts. Кстати, именно благодаря данному произведению те коллекционеры со мной познакомились.

С каждым разом в коллаборациях с Динарой я добавляю все больше деталей, окон. «Барак» в этом смысле, мне кажется, получился удачным.

Реинкарнация Палыча, символы времени в стекле и экспонат из журналов IKEA

— Ты внедрил на холст Динары персонажей из своего проекта #маленькиелюди. Расскажи о героях, которых ты «заселил» в этот барак.

— Один из них, тот, что с оголенным торсом, живет в подобном доме в Архангельске. Я сделал его фотографию, когда был в арт-резиденции City Says. Этот барак в моем представлении — своеобразный корабль времени. Это архитектура, которой почти нигде не осталось, она отсылает нас к прошлому, но в доме живут современные люди. Внимательный зритель увидит, что перед женщиной в одном из окон лежит книжка «Квантовая физика». Мы словно попадаем в некий временной разрез — возможно, эта женщина пытается из этой воронки выбраться или, наоборот, вольготно себя в нем ощущает. Я сфотографировал ее на подмосковной барахолке, она торговала старыми книгами. Еще двух персонажей, бездомных, я сфотографировал возле метро «Таганская» в 2017 году. У одного из них даже есть кличка — седовласого косматого мужчину я прозвал Карл Маркс. С персонажем, который держит в руках голубя, я познакомился в Екатеринбурге. У него прямо в центре есть своя голубятня.

— Еще одна ваша с Динарой совместная работа была создана в Казани на глазах у зрителей. На холст-фасад ты поклеил колоритного персонажа Палыча, с которым теперь все любят фотографироваться…

— «Палыч» — изначально уличная работа. Иногда я повторяю уличные работы на холстах. В основном это происходит, когда их закрашивают либо если мне хочется попробовать новое сочетание, что-то изменить. Это большая редкость — «Палыч» просуществовал на одной из московских стен три года, в 2023-м его все-таки закрасили. Перед поездкой в Казань я показал Динаре несколько эскизов и она предложила устроить Палычу реинкарнацию в галерее «БИЗON». Это крупнейший холст, над которым я когда-либо работал.

— Ты ведь лично знаком с этим мужчиной. Кто он в реальной жизни?

— Да, Палыча я знаю. Он рабочий из Санкт-Петербурга, который трудится инженером по пластикам. Мы познакомились через общих товарищей. Однажды во время прогулки он мне говорит: «Ваня, у меня для тебя есть фраза: „Жизнь 40-летнего пьющего, курящего мужчины имеет значение“». Так, благодаря Палычу у меня появилась новая серия, которая называется «Цитаты простых людей».

— А ты помнишь первого персонажа из серии #маленькиелюди?

— Самые первые персонажи — герои, которых я фотографировал на сочинском пляже в 2016 году. Я вернулся в Москву, начал отсматривать эти снимки, и мне очень понравился контраст: маленький человек растворяется на фоне бескрайнего горизонта. Затем мне стало интересно изменить контекст. Я подумал: у нас есть определенные установки, согласно которым неприлично, например, ходить по городу в плавках, при этом на пляже люди чувствуют себя вполне раскрепощенно. Тогда я решил перенести этих полуголых персонажей в «царство бетона», в совершенно иную среду — более суровую и агрессивную. Было любопытно, как отреагируют прохожие, которые их в городском ландшафте заметят.

— Поклеив очередного персонажа, ты наблюдал за реакцией прохожих?

— Да, я клеил работы, потом садился на лавочку неподалеку и следил за происходящим: кто-то улыбается, у кого-то мои герои вызывают раздражение, некоторые пытаются сорвать, другие в восторге фотографируют. Получилось своеобразное социальное исследование, потому что серия #маленькиелюди посвящена именно этим простым горожанам, бытовым сценам как основе нашей жизни. Олигарх и бездомный на пляже станут вести себя одинаково, они оба будут в трусах и в воде. Вот оно — равноправие! Я всегда ищу моменты, которые снимают социальный статус в качестве ярлыка. Тогда мы просто говорим о человеке как о явлении природы.

Совместная работа с Сергеем Бесовым

— В каких неожиданных местах тебе приходилось клеить своих персонажей?

— Однажды пришлось залезать на крышу, хотя пытаюсь избегать экстремальных мест и делаю в основном общедоступные работы. Но когда я создавал работу с Сережей Бесовым, попросил его напечатать плакат с надписью «Быстрее, выше, смелее». Так мы переосмыслили олимпийский слоган под реалии уличных художников. И раз уж написали «выше», пришлось лезть на пристройку-крышу, клеить плакат при помощи палки и валика. Однажды клеил пятиметровую бабушку на фасад жилого дома в Екатеринбурге, когда приехал на фестиваль «Карт-бланш». Это самая большая моя нелегальная работа.

— Долго провисела бабушка?

— Она, по-моему, и сейчас висит.

Бабушка из серии #маленькиелюди на фасаде жилого дома в Екатеринбурге

— А ты до сих пор фотографируешь людей на улицах или архивы используешь?

— Я продолжаю фотографировать, но раньше выходил с фотоаппаратом, а сейчас в основном снимаю на телефон, потому что съемка происходит более спонтанно. У меня все меньше времени, чтобы целенаправленно выходить в город, искать персонажей.

— Ты всегда на улице какой-то конкретный образ ищешь? Есть собирательный портрет героя, который наверняка попадет в серию #маленькиелюди?

— Бывают персонажи, которых ищу специально. Мне, например, нужен был мальчик. Я весь город обошел в поисках подходящего ребенка. Бывает, что само место диктует условия, и, изучив картотеку героев, я подбираю наиболее подходящего. У меня на компьютере есть две папки: «использованные» и «неиспользованные». Конечно, всегда пытаюсь клеить новых, но есть и те, к которым я душой прикипел, они появляются у меня часто.

— Только Палыча просил позировать, а все остальные фотографии сделаны исподтишка?

— В основном это, конечно, случайные фотографии рандомных людей. Иногда я сам позировал. Например, когда создавал ливрею для самолета S7, мне понадобился персонаж с валиком. Сам нарядился, надел манишку рабочего…

В 2021 году Симонов создал специальную ливрею с работой из этого проекта для авиакомпании S7

— Кто-то узнавал себя впоследствии?

— Была история, когда мою работу с полицейскими разместили в паблике «Полиция России» — ребята, которых я фотографировал, себя узнали, но негативной реакции не было. Когда работаешь в городе, есть больше шансов, что люди себя обнаружат в качестве персонажа, в галерейном формате такое происходит реже, потому что это более закрытая среда.

«На улице художественная риторика не должна быть чересчур пафосной»

— Сейчас тебя уже знают в первую очередь как галерейного художника с уличным бэкграундом. Но, возвращаясь к истокам, в какой момент ты понял, что именно сидеть в мастерской, рисовать холсты — это не для тебя? Почему возникла необходимость перенести свое искусство на улицы?

— Я всегда мыслил тотальными инсталляциями большого размера, меня интересовали сложные конструкции. При этом понимал, что у меня пока нет возможности их реализовать в галерейном формате, поэтому вышел на улицу. Там есть свобода, которая привлекает, — ты сам решаешь, что и как будешь показывать, какими методами воспользуешься. Когда я делаю работы на улице, они обращены к простым прохожим, должны с ними взаимодействовать, обращать на себя внимание так, чтобы зацепило даже человека, который далек от искусства. Когда началась работа с галереями, у меня была целая серия работ, где я рассуждал о том, что является искусством. Таким образом, мы говорили уже на ином уровне с коллекционерами и галеристами — эти произведения были обращены внутрь среды. А вот на улице художественная риторика не должна быть чересчур пафосной.

— Какие самые необычные метаморфозы происходили с твоими нелегальными уличными произведениями?

— Было несколько таких метаморфоз. Одна из них самая приятная. Я поклеил очередного персонажа на одноэтажной постройке, еще до меня эта стена была изрисована тегами, граффити. Потом мне прислали фотографию, на которой видно, как сотрудник ЖКХ закрашивает всю стену в однотонный цвет, а моего героя не трогает, аккуратно обводит по контуру. Значит, ему она откликнулась настолько, что он даже рискнул тем, что свои обязанности не выполнил.

Другая ситуация была смешной. Иногда я проверяю сохранность поклеенных ранее персонажей. Одна из работ была чуть оборвана, начала истираться, а рядом была подпись маркером: «Пора реставрировать». Так я и поступил. (Смеется.)

— Расскажи, пожалуйста, об истории с произведением «Любовь». Оно мне очень нравится.

— Для меня, как для уличного художника, взаимодействие с работниками ЖКХ является естественным и постоянным. Мы даже не боремся с ними, а скорее общаемся через мои работы. В серии «Продано» я при помощи брендированного скотча писал различные слова или заматывал городские объекты. Это был манифест, отражающий переживания по поводу коммерческой эксплуатации улицы и некоторых общечеловеческих понятий. Слово «любовь» я нанес на один из жилых домов, оно долго продержалось нетронутым. Через два месяца я увидел, что слово закрашено черной краской, но сам скотч сотрудники ЖКХ не оторвали — просто покрасили поверх него. Когда я оторвал скотч, слово «любовь» вновь проступило. Я сделал фотодокументацию. Так появился мой диптих под названием «Любовь вечная».

— Тебя когда-нибудь задерживала полиция?

— Изредка я общался с силовиками, но моей задачей было убедить их в том, что это не вандализм. Все-таки искусство и вандализм — разные вещи.

— А где грань?

— Ну в моем случае… я просто объясняю, что моя работа в первую очередь направлена на людей, осмысление человеческой жизни — месседж, который я вкладываю, абсолютно всех касается.

— У тебя первое образование связано с режиссерской деятельностью?

— По первому, среднеспециальному образованию я вообще финансист. А второе, уже высшее, да, режиссер театрализованных представлений и праздников.

— Этот бэкграунд как-то повлиял на твое творчество?

— Я думаю, да. Любой опыт, приобретенный в жизни, помогает. Кто-то говорит, что в моих работах присутствует театрализованность, некоторые проводят параллели с декорациями. Хотя такое происходит, скорее всего, неосознанно. В свое время у меня была дилемма — быть художником или режиссером. И я отказался от последнего, потому что это профессия, где ты становишься тоталитарен — указываешь людям, как и что им испытывать, какие чувства они должны вложить. Эта форма назидания в режиссуре для меня неприемлема. Не хочу навязывать людям эмоции, поэтому я лишь задаю некоторый контекст, а человек, увидев мои работы, может испытывать любые чувства.

— Важным этапом стала твоя персональная выставка «Текст как ландшафт», которая с большим успехом прошла на «Винзаводе» в галерее pop/off/art в прошлом году. В какой момент ты обратился к текстам как к визуальному элементу?

— Изначально текст для меня был важен. Это, кстати, касается и режиссуры в том числе. Мой дядя по образованию сценарист, мы с ним часто обсуждали литературу, она всегда была в моей жизни. Но как самодостаточное художественное высказывание я текст не воспринимал. Мне казалось, что он больше про литературу и поэзию, а визуальное искусство — это немножко другое.

На меня оказал влияние Кирилл Кто. Когда мы начали с ним совместно работать, я увидел, насколько по-разному можно применять текст — он может быть яркой, узнаваемой деталью. В какой-то момент текст даже вытеснил моих героев. Я уже тогда был знаком с искусством концептуалистов, и выставка «Текст как ландшафт» стала всеобъемлющим проектом, объединившим весь мой опыт. Там, например, были представлены работы с лозунгами, первая из которых была сделана в рамках Открытых студий в 2020 году. Сейчас она находится в фонде «Винзавода».

Лозунги Ивана Симонова на персональной выставке «Текст как ландафт» в галерее pop/off/art

Там же были представлены работы, сделанные в рамках нелегальной групповой выставки «Из России в никуда» — тогда я клеил наклейку из оракала на окно электрички, а затем фотографировал на фоне этой надписи меняющийся пейзаж.

— На той выставке еще инсталляции были широко представлены…

— Да, я вообще выставку «Текст как ландшафт» рассматриваю как глобальную инсталляцию. Кстати, в работе «Кто там?» с дверным глазком был использован прием, ранее апробированный на улице. Тогда я ходил по городу с мелом и на дверях писал различные абсурдистские надписи от лица самих дверей — они задавали людям вопросы: «Куда ты идешь?» или «Закрыто до 10:00». Дверь на выставке тоже задавала вопрос, но уже другой.

— Мне очень понравилось, как ты собирал обратную связь через письма зрителей на этой выставке. Какие послания были самыми необычными?

— Да, мы включили в экспозицию почтовый ящик с наушниками, в которых играла песня Егора Летова «Мертвый сезон». Именно этот трек, слова Летова задавали особый настрой. Предполагалось, что зрители будут писать письма самим себе в будущее, а затем оставлять в этом ящике. Только я не ожидал, что окажется так много желающих — за все время выставки мы получили 700 писем.

Я превратил это в перформанс и раз в неделю на своей страничке вслух зачитывал эти послания. До меня их изучала моя жена, и иногда она просто плакала — были очень трогательные, некоторые описывали жестокость, с которой столкнулись в жизни, вспоминали себя в молодости. Бывшие жены признавались в любви бывшим мужьям, рассказывали о том, что поступили неправильно. Были дети, которые извинялись перед родителями. Родители, которые извинялись перед детьми. Но в основном, конечно, эти письма тяжело было читать.

«Все больше людей понимают, что «икеевский» плакат вешать в ресторане высокой кухни — дурной тон!»

— Когда уличное искусство приходит в пространство галерей или на аукционы, не теряет ли оно свою суть и нерв, весь этот мятежный дух?

— Свои проекты в галереях и на улице я рассматриваю отдельно. Город всегда задает некий контекст, куда ты внедряешься. В галерее же у тебя есть лишь белая стена, поэтому перенос графических элементов, которые ты создаешь на улице, в это пространство не работает, искажает первичную идею. Например тег, нарисованный в городе и белом кубе, — разные теги, потому что на улице это бунтарство, а в галерее просто декоративность. Мои уличные и галерейные практики все больше и чаще расходятся.

— А столичное уличное искусство отличается от искусства в регионах?

— В регионах свой колорит, хорошие художники, о которых, к сожалению, не знают в столицах. У меня, как и у многих жителей мегаполисов, есть стереотипы относительно искусства регионов, но в последнее время я часто езжу по России и предубеждения постепенно рушатся, потому что вижу по-настоящему талантливых ребят. Здорово, когда регион поддерживает своих художников, дает им возможность выставляться, стимулирует, привозит на ярмарки современного искусства.

— Ранее с Динарой Хёртнагль мы рассуждали, какой город России можно было бы назвать столицей уличного искусства. Сошлись во мнении, что это Нижний Новгород. Согласишься?

— Я не люблю понятие «столица уличного искусства», потому что оно словно раздает медали. Это же не спорт, а просто неофициальное наименование, но в Нижнем Новгороде действительно одна из самых развитых уличных сцен. Во многом благодаря студии «Тихая», местной галерее FUTURO, которая в свое время начала активно работать с уличными, — если показывать стрит-арт-художников широкой публике, их становится больше. Это не значит, что до того было мало. Просто, если вы софитом подсветите такое движение, их творчество станет заметнее.

Но для меня столицей граффити, например, является Архангельск. Там много художников с очень высокой техникой, они весьма самобытные, есть крутое комьюнити, в котором слушают рэп, хип-хоп по классическим канонам. Никто об этом не знает просто. (Смеется.) Поезжайте в Архангельск, столицу граффити, и убедитесь сами.

— Насколько важна роль городской администрации? В последнее время складывается ощущение, что в российских городах пытаются приручить уличных художников через госзаказы на создание муралов. Иногда получается хорошо, но чаще всего спорно. Необходим этот контакт между чиновниками и стрит-арт-сообществом?

— Это каверзный вопрос. Да, мурал может быть как хорошим, так и бесталанным. Здесь мы сталкиваемся с проблемой, о которой уже давно говорится, — у нас нет экспертного совета в области искусства как такового и уличного искусства в частности. Кто определяет, что это хороший художник или плохой? Какие есть критерии? Это очень сложный вопрос! Но без него любой административный ресурс не может функционировать по-хорошему. Поэтому низовые инициативы, появление небольших коммерческих галерей, культурных центров — все эти тенденции становятся для региона определяющими. Благодаря таким процессам появляется экспертность, расширяется насмотренность аудитории. Мне кажется, городским администрациям в тех случаях, когда речь идет об уличном искусстве, надо чаще прислушиваться к тем, кто возделывает землю арт-рынка на местном уровне. Обращаться за советом в галерею «БИЗОN», например, если речь идет о Казани.

— На кого из уличных художников России ты рекомендуешь обратить внимание?

— Для меня важен Оззик. Он одним из первых начал работать с валиками, огнетушителями, нестандартными техниками исполнения. Вместе с ним творит Гриша, но сейчас все чаще можно увидеть его индивидуальные проекты. Гриша из тех примеров, когда человек на улице и в галерее работает совершенно по-разному. Я считаю, он один из лучших графиков в России. Его работы, конечно, надо видеть вживую — они сделаны очень хитро и сложно.

Кирилл Кто стал первым уличным концептуалистом, человеком, боровшимся за то, чтобы в граффити появился смысл и месседжи, а не просто искусное написание. Помимо него, есть малоизвестный художник Олег Кузнецов, у которого много сложных и интересных проектов. Он работает в городе в различных техниках, используя авангардистские приемы, необычные материалы, уголь например.

Паша Безор ввел в обиход понятие «графферти», когда непонятно, [кем/чем] сделано граффити, — человеком или природой. Он считает, что лучшие работы создал в 6 лет. Когда спрашивают, сколько ему лет, он говорит: «Паше 6 лет». Удивительный художник! Максим Има, работу которого можно увидеть на выставке в «БИЗONе», тоже важный представитель уличного искусства. Вообще, вся команда 10.203, в которой он состоит, достойна отдельного внимания. Это художники, которые сплотились вокруг граффити, вместе с тем каждый из них является ярким героем петербургской сцены.

— Какую свою продажу ты считаешь самой знаковой?

— Конечно, благотворительный аукцион Cosmoscow, где мы продали работу из серии «Окна», и результат превысил эстимейт в 4 раза. Это было, честно говоря, приятное удивление.

— А кто обычно покупает твои работы? Выводил среднестатистический портрет коллекционера?

— Есть коллекционеры, которым нравится работа с текстом, для них это основа коллекции. Есть те, кого трогают персоналии маленьких людей, эта хрупкость по отношению к жизни и чувство эмпатии. В основном это возрастные характеристики от 35 и до 50–60 лет. Кого-то привлекает ирония, других — философия.

— Есть ли постоянные покупатели, те, кто целенаправленно собирает коллекцию твоих работ?

— Да, есть и такие. Причем интересно, что есть коллекционеры, которые собирают разный ценовой диапазон. Бывает, что кто-то не может купить дорогие работы, поэтому собирает графику. Есть арт-консультант Оксана Мухортикова. Мы с ней познакомились, когда она стала покупать мои произведения. Ее работа тогда еще не была связана с искусством, а сейчас у нее свой клуб коллекционеров. Она разбирается в арт-рынке, мне кажется, уже лучше, чем я. Оксана знает всех художников по именам — кто, когда, за сколько продавался. Я поражаюсь тому, насколько глубоко она изучила эту индустрию, и мне приятно, что она в нее втянулась, покупая мои первые работы.

— По твоим ощущениям, российский арт-рынок сейчас находится в динамике?

— Я ощущаю абсолютный рост. Во-первых, расту сам, а я не такой старый художник, чтобы впадать в кризис. (Смеется.) Причем он растет, что для меня очень ценно, не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в регионах — появляются новые ярмарки. В Нижнем Новгороде, например, прекрасная ярмарка «Контур» в этом году во второй раз будет проходить. Возникают важные очаги зарождения современного искусства. Во Владимире есть центр «Флигель» — я зашел туда просто выпить кофе, а на втором этаже проходила невероятная выставка местных художников. Я был поражен, какие там есть классные молодые авторы. И вот такие маленькие центры современной культуры уже оказывают важное влияние на местах — бизнес и власти стали обращать внимание на художников, постепенно меняется культура восприятия.

Раньше все считали, что нет разницы между плакатом IKEA и рукотворной работой художника. Сейчас все больше людей понимают, что «икеевский» плакат вешать в ресторане высокой кухни — дурной тон. Кстати, что касается ресторанов, я в последнее время определяю уровень кухни по искусству: по тому, какие произведения демонстрируют в интерьере, можно понять, подходит тебе она или нет. У меня эта система срабатывает почти безотказно…

— Это в столичных ресторанах такое возможно, наверное. В менее крупных городах, мне кажется, к такому только приходят…

— Наверное, да, но попытки есть. Иногда, приходя в ресторан в регионе, вижу работы местных уличных художников, и я уже по умолчанию люблю это заведение! Мы недавно были в Калининграде, там есть бар «Ельцин». Это, наверное, единственное место в городе, где можно было посмотреть на творчество локальных авторов. Там у них выделена целая зона под экспозицию и все работы можно приобрести. Подобные места создают важное комьюнити, собирают вокруг себя единомышленников, дают возможность художнику если не зарабатывать, то хотя бы показать себя.

— У тебя плотный рабочий график, ты очень активно передвигаешься между городами России. Можешь в качестве примера поделиться планами на ближайший месяц?

— В ближайшие два месяца я буду работать над новым проектом. В апреле мы открываем выставку в Syntax gallery «Ходит дурачок» (она будет проходить с 4 апреля до 19 мая). После «Текста как ландшафт» мы с женой поняли, что недостаточно сделать просто выставку, мы создаем вокруг нее еще какие-то дополнительные ивенты. Сейчас работаем над зином (самодельное малотиражное периодическое издание, любительский журнал, как правило, небольшого размера — прим. ред.), возможно, нам удастся его выпустить весной, делаем ювелирку, которая тоже будет представлена в рамках этой выставки.

Заглавная работа к выставке «Ходит дурачок»

У меня жена лучше знает мой график, она менеджер. (Смеется.) Нет, вообще любому художнику нужен такой агент. Я помню лишь основные ближайшие задачи, а долгосрочные… В сентябре должна состояться моя персональная выставка в казанской галерее «БИЗON», а также будет осенний проект в Русском музее.

— Будем ждать осенью в Русском музее, но с особым нетерпением — в «БИЗONе». Спасибо, Иван!