«Наши танки и до Ла-Манша дойдут»: как воюет танковый батальон им. Исламова

О героях

Бойцу с позывным «Кулак» (это действующий военнослужащий, поэтому настоящее имя не раскрывается из соображений безопасности — прим. ред.) чуть больше 30 лет. Родом он из Чистополя, выпускник Казанского высшего танкового командного ордена Жукова Краснознаменного училища.

До отправки в зону спецоперации, он служил в Коврове и Владимире. Три месяца назад его назначили на должность комбата в первом татарстанском именном танковом батальоне, названном в честь Героя России Дамира Исламова. Во время записи интервью Кулак находился в отпуске в Татарстане.

Вместе с ним участие в интервью принял Герой России Расим Баксиков. Он вряд ли нуждается в отдельном представлении. Уроженец Билярска, также выпускник казанского танкового училища, участник СВО, командовал танковой ротой, в состав которой входил легендарный танк «Алеша». В июне 2023 года во время выполнения боевой задачи по зачистке поселка Новодаровка экипаж танка вышел победителем в неравном бою с колонной украинской техники. Управлял боевой машиной в том бою Расим Рашидович. За этот подвиг весь экипаж был представлен к высшей награде — званию «Герой России».

Расим Баксиков: «Батальон даже в рамках республики сформировать не так просто, потому что машины имеют свою цену, и они все приписаны к министерству обороны» Фото: Андрей Титов

Как появился батальон имени Дамира Исламова

— В Казани находится одно из лучших танковых училищ страны. Но первым в Татарстане создали мотострелковый батальон, и только спустя год решено было сформировать танковое подразделение. Почему не сразу?

Баксиков: Вопрос о создании батальона встал тогда, когда стали формировать полк, в состав которого входит номенклатурный танковый батальон. Именных танковых подразделений кроме батальона имени Дамира Исламова у нас нет. Если бы у нас отдельно формировался танковый батальон, может быть, и сформировался бы [сначала он]… Но батальон, даже в рамках республики, сформировать не так просто, потому что машины имеют свою цену и они все приписаны к министерству обороны.

— Как вы считаете, не припозднились ли с этим решением?

«Кулак»: Нет. Министерство обороны знает что делать.

Б: На первых порах было необходимо восполнить личный состав мотострелковых подразделений. Потом поступила задача сформировать танковый батальон. Личный состав мотострелковых подразделений, конечно, может выполнять боевые задачи самостоятельно, но поддержка все равно нужна, без танков сложно.

К: В этом батальоне на стадии формирования в Тоцком был другой командир, но он самоустранился от работы с личным составом. Как я уже сказал, работа с личным составом — это залог успеха и действий этого танкового батальона, и его боевых выходов.

— Как вас приняли бойцы как командира?

К: Самая тяжелая работа — это работа с людьми. К каждому нужен подход. Изначально с каждым человеком проводилась беседа: кто он, откуда, из какой семьи. После этого формировались экипажи. Этим мы занимались очень усиленно, потому что экипаж — это одно целое. Они должны с полуслова друг друга понимать даже со взгляда. Потом проходили обучения в Хабаровске, пристреливались — все как положено. Уже все навыки, недочеты, нюансы шлифовали. Только после этого мы прибыли в зону СВО.

— Почему ваш позывной — «Кулак»?

К: Как корабль назовешь, так он и поплывет. Кулак — это цельность, сплоченность и сила. Все мы знаем прекрасно, что пальцы по отдельности — это ничто, а кулак — это все вместе. Я изначально позывной «Молотов» хотел, но у нас был начальник штаба полка с таким (смеется).

Боец с позывным «Кулак»: «Самая тяжелая работа — это работа с людьми. К каждому нужен подход» Фото: Андрей Титов

— Расскажите о вашем личном составе. Кто в него вошел?

К: Контингент пришел разный. Некоторых приходилось учить. Часть даже без опыта срочной службы. Есть те, кто были сварщиками, сантехниками, электриками. С каждым я беседовал, спрашивал: кем он готов стать, чего хочет, с какой целью пришел. Был парень, который рассказал, что у него отец и дед — танкисты, а у него не получилось, а тут в СВО такая возможность появилась. И этот человек сейчас служит, воюет, я бы даже сказал, что он один из лучших командиров.

— А люди с опытом приходили?

К: У меня есть один командир, который участвовал в сирийской кампании. Он делится своим опытом. Самому молодому — 29 лет.

Б: По мобилизации в основном люди ушли возрастные. У меня самым молодым был 19-летний парнишка. Он подписал контракт специально, чтобы поехать на СВО. Я его, конечно же, берег, но у меня и личный состав возрастной, они ему говорили: «Сиди, малец». Он был самым подготовленным наводчиком-оператором, потому что прошел учебку. И он мне помогал в обучении личного состава, потому что ко мне тоже разношерстный народ пришел — только два танкиста 80-к (танк Т-80 — прим. ред.) было из роты.

В этом есть свой плюс. Обучить обучим, но люди приходят со своим жизненным опытом. Сварщики, плотники — кого там только нет — выживут! У меня был один командир танка с позывным «Архитектор», а он действительно архитектор, плотник, строитель — отвечал за постройку наших подземных жилищ. Люди с опытом подготовлены ко всему, неприхотливые.

К: У меня есть боец с позывным «Странник». Такой он странный человек… Когда мы приехали в зону СВО, одна их первых задач была построить блиндажи. Он находился в зоне обеспечения и самым первым приступил к строительству, таскал бревна — сам все делал. И когда я к нему спустился… За неделю, что он над блиндажом работал, фактически сделал там квартиру!

— Долго проходило слаживание коллектива?

К: За месяц удалось сладить экипаж. Я в бою еще не потерял ни одного человека.

«Вообще танки гораздо точнее бьют, чем артиллерия» Фото: Станислав Шемелов

Как воюют наши танкисты

— Как проходили ваши первые бои? Есть ли существенная разница между учебкой и реальным боем?

К: Конечно, есть. И волнение присутствует. Ты понимаешь, что уже находишься на огневой позиции. Там всякое может быть. После первого-второго выезда бойцы уже привыкают. А противники с каждым выездом начинают искать тебя. Они ищут эту точку, откуда происходит выстрел.

Б: Бывало такое — выйдешь в лесополочку, заедешь, навелся, только сделал выстрел, и прямо в дерево над тобой — бам! Так, [значит], надо уезжать. Поменяли позицию, только встали, только в первый раз выстрелили, и прямо перед машиной снова — бам! 3 раза так было. В итоге на меня выходят связист: «Что ты бегаешь, „Монолит“ (позывной Расима Рашидовича — прим. ред.), туда-сюда?» Я говорю: «Блин, только выстрелил, сразу прилет». — «Ну так уйди пока в укрытие, за тобой же следят». Если машину ведут — это опасно.

Это непередаваемое ощущение: сидишь в машине с открытым люком, потому что радиостанцию нужно вытащить, чтобы слышать все, и вдруг — дзынь такой… А это 152-миллиметровый снаряд приземлился прямо рядом с тобой. Разворачиваешь машину, смотришь — в метре от машины взрыв был. Это и по ушам бьет, и по нервам.

— В сентябре вы зашли на «танковое» направление. Название из соображений безопасности мы указывать не будем. Но расскажите об особенностях этого участка фронта?

К: Времени было не очень много. Требовалось в первую очередь скрыть технику, чтобы было все оборудовано, готово. После этого мы выезжали на закрытые огневые позиции. Что такое закрытые огневые позиции? Чтобы вы понимали: там ты не видишь противника, бьешь за артиллерией. Танк Т-62, к слову, очень четко бьет.

Б: Вообще танки гораздо точнее бьют, чем артиллерия. Но наш минус в том, что у них небольшая дальность. 62-ка (танк Т-62 — прим. ред.) до 6 километров бьет. 72-ки, 80-ки, 90-ки (наименования различных моделей танка — прим. ред.) по учебнику бьют на 10 тысяч метров, а на практике, если на бревнышко наехать, до 12 тысяч метров бьет. И даже на этих предельных дальностях очень точное попадание. Часто слышишь в свой адрес от корректировщиков: «Красавчики, парни, мы их причесали!»

К: Да, это очень часто бывает.

— Насколько нам известно, в декабре – январе во время штурмов танкисты вступали в прямой контакт с врагом. Расскажите об успехах этих боев.

К: Поставили задачу, что ранним утром техника должна выдвинуться на прямую наводку. Соприкосновение с противником было от 200 до 600 метров. Всего подготовились три экипажа: два выезжали, один подстраховывал. Выехали, выполнили боевую задачу, и все вернулись живыми и здоровыми. Мы выполняли боевую задачу после артиллерии. После нас шла пехота.

«Сейчас война не та. Сейчас война — это небо, постоянные прилеты «птиц» Фото: © Таисия Воронцова, РИА «Новости»

— Как изменились танковые бои по сравнению с прошлыми войнами? Возможна ли сейчас «Курская битва»?

К: Этого уже не будет. Сейчас война не та. Сейчас война — это небо, постоянные прилеты «птиц» (беспилотников — прим. ред.). Врага никогда нельзя недооценивать. Мы выезжаем, стреляем — так же и они выезжают. Бывает, что у меня экипаж выезжает напрямую и жаждет: «Может, все-таки выскочит кто-нибудь». Хотят один на один с танком увидеться. Знаете, очень хочется, чтобы вот он [оказался в прицеле], я его видел, а не так, что ты стреляешь по лесопосадке по пулеметным дотам, чтобы после тебя пехота заходила. Пехота на танки всегда надеется. Когда мы проезжаем, пехота идет и нам улыбается: «Мы сейчас за ними спокойненько зайдем». ВСУ из-за этого тоже танки не высылает. Когда выезжают наши танки, они понимают, что они не успеют даже дойти [до позиций]. Все происходит в течение 15 минут — выехали, отработали и уехали.

Б: Нам тоже заранее нужно знать, что они машины выводят. Дежурная машина не всегда успевает прийти. Она где-то там спрятана, стоит, ждет на низком старте. Для танкиста это не азарт, а дело чести — раз на раз выйти. Но очень редко такое случается. В основном идут штурмовые бои, когда сначала ты выходишь двумя машинами, отрабатываешь… Потом только услышал звук автоматической пушки — значит, подъехала пехота. Начинаешь вертеть «башкой» (башней танка — прим. ред.), [смотреть], с какой стороны мотострелки пойдут. Работаешь. В этот момент четкая работа идет: стрельба, огонь. Только увидел, как пехота выстроилась, в линию идут — [значит] еще пару выстрелов у тебя есть. Все. После этого разворачиваешь башню в сторону противника, отстреливаешь дымовые гранаты, чтобы прикрыть их же. Они только отошли — ты свободен, ушел. После ты будешь только мешать, привлекать артиллерию. Нельзя ни в коем случае на свою пехоту привлекать артиллерию.

Прохоровки и таких крупных танковых боев уже никогда, наверное, не случится. Такой вид боевых действий уже вышел из обихода, и такая тактика, вероятно, не будет очень долго применяться. Но это не говорит о том, что танковые войска не нужны.

К: Один из недавних моих примеров. Была поставлена задача командиру роты, чтобы он назначил экипаж и выполнил прямую наводку. Боевая задача заключалась в том, чтобы выскочить в районе лесопосадки, уничтожить пулеметный дот и вернуться обратно. Он сказал: «Командир, можно я сам съезжу?» Я говорю: «Я тебе доверяю. Давай. Только аккуратно». Выйдя на позиции, он уничтожил пулеметные доты, и ему захотелось увидеть танк, который выезжал из лесопосадки. И он в нее заехал. Связь с ним пропала, было большое расстояние. Взрыва не послышалось. То есть, если бы что-то произошло, я бы понял. Он проехал всю лесопосадку, выехал с другой стороны и приехал обратно. Говорит: «Командир, извини, я искал танк, но там его нет».

— И как вы его встречали после такого кульбита?

К: Я не буду матом… Я его сначала очень сильно ругал, а потом сказал: «Молодец». И пожал ему руку.

«Говоря откровенно, машины, такие как Т-62, морально устарели» Фото: © Евгений Биятов, РИА «Новости»

Почему наши танки лучше

— Не секрет, что много слухов ходит вокруг наших танков Т-62. Кто-то говорит, что это списанные, старые машины…

Б: Не списанные, поправочка: они стоят на долговременном хранении. Снять с долговременного хранения машину — это, конечно, морока. Мало того, что нужно убрать весь солидол оттуда, привести в чувства, так ее еще нужно отремонтировать. А для этого нужно дополнительно где-то искать запчасти. Не всегда у ремонтных батальонов есть запчасти на твою машину, тем более на такую старую, как 62-ку. Их вообще нет. На Т-80, кстати, тоже. Меня долго ремонтировали, потому что не хватало запчастей.

Но! Где-то рожают, где-то находят! Зампотех батальона или роты — это очень важный человек. Мой зампотех, когда мы собирались на позиции, сказал: «Расим, что угодно делай, но в бой не посылай, пожалуйста. Я все что угодно сделаю из твоей машины, только в бой не посылай». Ну я говорю: «Хорошо. Я тебя услышал, но машину мне должны сделать». Мне ведь неважно, я сам могу пойти в бой. У меня есть экипаж, который пойдет со мной в бой, который мне верит. Но главное, чтобы мои машины были исправны, готовы к бою. Говоря откровенно, машины, такие как Т-62, — морально устарели. Нельзя говорить: «Нет, это отличные машины, у нас все замечательно».

К: Я не согласен с тем, что машина устарела. Это обычное явление. Танки всегда ставились на длительное хранение. Сама машина хорошая, но хотелось бы, конечно, чтобы на них были запчасти. Я вам хочу сказать, что, если 54-ку или 55-ку поставить на закрытые позиции, у нее дальность может достигать 16 тысяч метров! Но ни одна из этих машин не подойдет из-за того, что у них ствол гладкий — другой эффект, другая машина. А Т-62 подойдет, потому что орудие нарезное.

— Приходилось ли в полевых условиях модернизировать эти 62-ки?

К: Мы делаем козырьки — так называемые мангалы. Сейчас их кто как называет. Натягиваем сетку со всех сторон для того, чтобы в случае прилета «птичек» все падало в сетку. Это все дорабатывается самим экипажем. Я прямо скажу — очень многое зависит от экипажа. Если экипаж ухаживает за своей машиной после каждого приезда: механик обслуживает, проверяет течь масла, наводчик с командиром заряжающим занимаются башней… Вы же сами знаете: если ухаживать — это будет все постоянно работать.

Расим Баксиков: «Что Leopard, что Abrams в этой местности неактуальны. В нашей местности актуальны наши танки, потому что они были созданы под эти условия» Фото: Андрей Титов

— Почему не сработали у Запада их Leopard, Abrams?

К: Во-первых, это местность. Во-вторых, климат. Это тяжелые машины.

Б: Им очень сложно вести активную маневренную борьбу в непосредственном соприкосновении с противником на такой местности. Там нам-то тяжело, хотя у нас легкие машины и гораздо меньшее удельное давление гусеницы на грунт, чем у западных танков. Что Leopard, что Abrams в этом в этой местности неактуальны. В нашей местности актуальны наши танки, потому что они были созданы под эти условия. Точно так же, как танки Merkava были созданы для каменистой местности Израиля. Это самые тяжелые, самые технологичные, самые защищенные танки мира. Наши танки — самые подвижные. Это позволяет нам вести активное маневрирование в условиях непосредственных соприкосновений с противником. Им очень сложно защищаться от нашей артиллерии. Они тяжелые, вязнут, очень долго и медленно едут.

— Нужна ли «Армата» в нынешней войне?

Б: Во-первых, «Армата» очень дорогая. Во-вторых, танк Т-90 очень дорогой. В-третьих, зачем нам нужны вот эти танки, когда у нас есть машины, которые имеют достаточный запас модернизации? Я вам скажу как командир роты танков Т-80, причем старых БВ (приписка к названию танка, обозначающая его версию, — прим. ред.), не БВМ с новой системой управления вооружения: мы вполне успешно воюем и на этих танках, причем с новыми машинами. На ночное дежурство, естественно, выходит бэвээмка либо Т-72 Б3, уже с новой системой вооружения, с тепловизором. Выкатывается, смотрит и видит все.

К: Я вам даже больше скажу — наши танки и до Ла-Манша дойдут, если надо будет. Куда надо, туда и дойдут. Самая лучшая машина для туризма сегодня — это танк. Почему? Потому что ни на одной границе визу не спрашивают (смеется). У меня есть экипажи, которые хотят выехать, встретить Abrams, Leopard. И они всегда говорят: «Как так? Это наша земля!»

Дамир Исламов выстоял, показал всем, как надо воевать. И, поверьте мне, если бы против него оказались воины, они бы с честью проводили его с поля боя. Но хохлы, к сожалению, не воины.

«Недавно у меня танк Т-80 выдержал 12 прилетов дронов одновременно» Фото: © Станислав Красильников, РИА «Новости»

О противнике

— Этот конфликт некоторые называют воздушной войной из-за дронов. Как вы с ними боретесь?

К: Они делают — мы делаем, догоняем. Что-то меняется даже не раз в месяц, а в неделю. Это война XXI века. Наше слабое место в том, что в батальоне нет ни одного РЭБ. А они жизненно необходимы. Хотелось бы, конечно, где-то найти спонсоров… Недавно у меня танк Т-80 выдержал 12 прилетов дронов одновременно!

— Как это было?

К: Т-80 только пришел с ремонта. Чтобы проверить машину, я загоняю ее в закрытую огневую позицию. После первого выстрела нас заметили. Прилетел первый дрон, после этого была артиллерия. Словами механика: «Я смотрю в триплекс, а на меня смотрит 9 „птичек“ одновременно…» После того как начал уезжать, еще три прилетело. А длилось по времени это всего минут 20. После этого он танк своим ходом пригнал в район сосредоточения.

Это огромный риск, он всегда присутствует. Но, если появляется боевая задача, ее нужно выполнить. Обязательно, любым способом. Перед тем как убыть, я эту задачу ставлю экипажу, объясняю точки. О плохом я никогда не думаю. Знаю, что они приедут, потому что я их готовил, и они во мне не сомневаются, куда бы я их ни отправил.

— Как вы взаимодействуете с другими видами войск?

К: Все рода войск есть в каждом полку. Мы даже взаимодействуем с соседними полками, с соседней армией. Это необходимо, все это через командира делается. Если мы не будем взаимодействовать, то мы не будем понимать, где находятся наши.

Б: В вооруженных силах цепочка единоначалия очень хорошо слажена. Это старый, давно выработанный механизм. И эта цепочка управления позволяет координировать абсолютно разные подразделения в одном направлении. Главное, чтобы какой-то из командиров в этой цепочке ничего не пропустил. Из-за одной малейшей ошибки танкисты могут поехать в одну лесополку, а пехота может уйти в другую.

К: Первое, что ты делаешь, когда приезжаешь в новый район и занимаешь позиции, — это взаимодействуешь с соседями. Это пункты боевого устава.

«В вооруженных силах цепочка единоначалия очень хорошо слажена. Это старый давно выработанный механизм» Фото: © Станислав Красильников, РИА «Новости»

— Меняется ли тактика врага на вашем направлении? Как удается их переигрывать на поле боя?

К: Приходится каждый раз менять тактику. Мы думаем наперед, как поступили бы мы в данной ситуации. Если бы мы что-то сделали и у нас не получилось, как мы поступим в данной ситуации?

Б: Вопрос тактики — это вопрос личного творчества каждого командира. Соответственно, оппонент должен предвидеть, что может придумать командир или какие есть возможности на данный момент у противника. Это шахматная партия, в которой ты сам фигура.

К: И очень важно сделать правильный ход первым. Вообще у нас ведь школа одна и та же…

Б: Приезжают натовцы, пытаются обучить их. Но не получится их переучить с нашей советской школы.

— А натовская школа сильно чувствуется?

К: За все время СВО я ее не почувствовал. Натовские командиры обычно как работают: командир взвода — за 5 километров, командир батальона — за 10 километров от своих ребят. Чем выше чин, тем дальше он сидит от личного состава. А находиться вне личного состава никак нельзя.

Б: Когда личный состав видит, что командир с ними рядом находится, что он готов, они сами всегда будут готовы. Это вопрос доверия к командиру. Что ты можешь придумать, чтобы завоевать доверие личного состава? Во-первых, ты должен его обязательно обеспечить. Во-вторых, если ты сам пойдешь в бой, то с тобой пойдет и личный состав.

К: Так и есть. Я в первую очередь полностью обеспечил всем личный состав. Ко мне подходят: «Командир, есть такая-то ситуация». Я им: «Хорошо, решу». Личный состав видит, что я вникаю, решаю любую проблему. Они видят, что за ними командир действительно стоит. Я не скрою, были такие приказы, на которые я не отправлял свой личный состав. Потому что я понимал, что ребята оттуда не вернутся. Я ругался с вышестоящим командованием, говорил: «Я не отправлю, нет. Поработает артиллерия, пройдет авиация, тогда мы и посмотрим». Я доказывал свою точку зрения, что туда танки гнать бессмысленно, что я потеряю просто и технику, и личный состав.

«Ко мне подходят: «Командир, есть такая-то ситуация». Я им: «Хорошо, решу» Фото: Андрей Титов

О прогнозах

— Расскажите об актуальной ситуации на фронте. Говорят же, что ВСУ истощается, у Запада снаряды просят.

К: Снарядов им, конечно, не хватает. Чувствуется, что они ослабляют [хватку], устают. Потому что мы продвигаемся вперед — это я вам от первого лица говорю, не предвзято. Нам не надо останавливаться. Как говорят, пошел на обгон — обгоняй. Уже не такие обстрелы частые, потому что им приходится отходить, менять позиции, орудие перетаскивать — тоже не так легко.

Б: Познакомился недавно с одним парнишкой, его комиссовали из-за ранения. Он штурмовик и характеризовал бойцов из разных стран, со многими встречался: «Натовцы, как только ты подходишь метров на 100, разворачиваются — и алга! Украинцы и поляки стоят, грызутся до конца». Понятно, что поляки стоят, потому что нас терпеть не могут. А хохлы из-за того, что менталитет у нас во многом схож, история общая. С братьями воевать тяжко не только в том смысле, что ты осознаешь, с кем воюешь, а в том смысле, что они такие же упертые.

— Сейчас у нас успешное наступление. Устают ли из-за этого наши бойцы?

К: Нет, когда ты идешь вперед, ты не устаешь. Ведь хочется, чтобы все это быстрее закончилось и все вернулись домой. Устаешь, когда долго сидишь на одном месте.

— Изменятся ли танковые бои, может, тактика изменится?

Б: На мой взгляд, пока все будет продолжаться как и сейчас. Без танков — никуда. Танки были, есть и будут. Было бы неплохо, если бы нам калибр увеличили. 125-й калибр — это танковый, а с закрытых огневых позиций было бы замечательно 155-й с составным калибром.

— Что еще нужно, чтобы быстрее закончить СВО?

К: Нужно, как и определил Верховный главнокомандующий, убить фашизм в зародыше. Только вперед! Ни шагу назад!