«Раньше давали военным четыре сотки. Почему убрали? Человек бы шел не за миллион, а за свою землю!»

«БИЗНЕС Online» собрал круглый стол, где вовлеченные в процесс эксперты поделились мыслями, как повысить приток добровольцев

О круглом столе и его участниках

Пополнение армии добровольцами — проблема, которая выходит на первый план в СВО. Власти Татарстана, как и других регионов, развернули широкую кампанию, постоянно повышают «подъемные» новобранцам. Но на третий год спецоперации найти желающих все труднее. Что с этим делать и чем может помочь общество? Обсуждение проходило в рамках традиционного круглого стола «БИЗНЕС Online», посвященного вопросам гуманитарной деятельности в период СВО. Основной пул гостей уже знаком читателям по многочисленным публикациям:

• Юрий Суворов — председатель союза десантников РТ, который представляет все многочисленное и разнообразное боевое братство республики. С первых дней спецоперации десантники вместе с пограничникам, морпехами и т. д. помогают гумгрузами ушедшим на фронт от Татарстана ребятам: как мобилизованным, так и многочисленным контрактникам, разбросанным по всей линии боевого соприкосновения.
• Анна Артемьева — сооснователь проекта «Своих не бросаем 16», одного из, пожалуй, самых активных и масштабных гуманитарных движений РТ. Волонтеры данного движения вместе с меценатами и неравнодушными жителями, помимо бесконечных отправок в зону СВО, уже освоили и собственное производство. Колоссальный пласт скрытой помощи активисты закрывают, занимаясь вопросами реабилитации ветеранов.
• Валериан Алмазов — руководитель фонда им. Героя России Дамира Исламова, представляющего боевое братство танкистов. Вместе с благотворителями организация оказывает шефскую помощь сразу нескольким татарстанским подразделениям и не только.
• Наиль Каюмов — руководитель закамской организации «Полевая почта Герат», объединения ветеранов-афганцев, неравнодушных к судьбам Родины. Помимо гуманитарной помощи, «гератовцы», многие из которых также ушли на СВО, активно работают по патриотическому воспитанию подрастающей молодежи, а также осваивают новые производства, в том числе бронежилетов.

Кроме того, состав участников мы расширили, пригласив на обсуждение темы контрактного набора еще и экспертов, непосредственно задействованных в этом вопросе. Среди них, например, военный комиссар Кировского и Московского районов Казани Алексей Капотов, рекрутер центра по оформлению на военную службу по контракту «Батыр» Тимур Сафин, а также кадровый офицер, участвующий в СВО с первых ее дней, с позывным «Американец». Все, так или иначе, каждый день работают с уходящими на фронт ребятами.

Модератором круглого стола выступил ответственный секретарь «БИЗНЕС Online» Айрат Шамилов.

Состав участников мы расширили, пригласив на обсуждение темы контрактного набора еще и экспертов, непосредственно задействованных в этом вопросе

«Они все выплаты получили — что им еще делать? Нечего. Здесь им просто скучно»

Модератор: Анна Анатольевна, вы уже не первый год занимаетесь гуманитарными вопросами и поддержкой фронта. Наверное, как никто другой вовлечены во все эти вопросы, связанные со специальной военной операцией. Как вы думаете, может ли наше гуманитарное сообщество сыграть свою роль в содействии набору добровольцев на военную службу по контракту? Что еще может сделать общество, государство для усиления этой работы?

Артемьева: Вообще у нас уже есть опыт в помощи с оформлением отношений в наши именные батальоны «Тимер» и «Алга». То есть если кто-то из ребят хочет попасть именно туда — пожалуйста, у нас есть выходы и возможности обеспечить это.

Что мы еще можем? Стоять и раздавать визитки, зазывать вступать в Российскую армию — наверное, это все же не наши задачи. Но помочь, конечно же, хочется. Что мы можем? У нас, например, в Казани и Набережных Челнах есть школы по подготовке операторов БПЛА. Все прекрасно знают про Орнитолога (позывной основателя казанской школы «дроноводов» — прим. ред.), который готовит таких специалистов перед отправкой в зону СВО.

Надо признать, что определенная часть контрактников отправляется на передовую без боевого опыта. Некоторые из них уже возрастные. То есть они приходят и не до конца разбираются в маневрах, в тактической медицине. Некоторые даже не знают, как наложить жгут себе. Не знают, что покупать, что им понадобится там. Они обращаются к нам, мы их консультируем.

Как тут можно помочь и подправить ситуацию? Во-первых, в Челнах при местном ДОСААФ есть курсы по НВП (начальная военная подготовка — прим. ред.) Не знаю, в Казани есть такое или нет, но думаю, что должно быть тоже. Во-вторых, у нас же здесь есть движение «Ценим жизнь», в нем состоит наш Счастливчик (позывной — прим. ред.), который проводит очень мощные теоретические и практические курсы по тактической медицине, причем по такой, что максимально приближена к боевым условиям. Помимо этого, в Челнах у нас тоже проводятся курсы по тактической медицине.

— Но все это, я так понимаю, больше на общественных началах организуется. А что могло бы сделать государство, на ваш взгляд, помимо повышенного денежного довольствия?

— Нужно усиливать работу с комиссованными и уволенными — это вот самое главное сейчас для нас.

— В каком смысле?

— Во-первых, каждый комиссованный, уволенный солдат должен стоять на отдельном учете. Во-вторых, его должен посещать психолог, потому что наши мужчины, надо признать, сами никогда не пойдут к врачу. Но потребность в элементарной беседе у ребят, вернувшихся с фронта, просто колоссальна. Сейчас ребята, которые уволились или комиссовались, «тусят» с нами круглосуточно. Потому что мы с ними на одной волне, мы тоже крутимся во всем этом и понимаем их. Кстати, многие из них ведь развелись. Как бы это грустно ни звучало, но жизнь показывает, что калеки становятся не нужны своим семьям. Было бы неплохо закрепить юридически, что пока вот наш воин находится в зоне СВО, то запрещено совершать какие-либо сделки без него. У нас были такие случаи, что вернувшиеся бойцы неожиданно для себя узнавали, что их выселили из собственной квартиры.

— На «Госуслугах» сегодня это две кнопки нажать…

— Да, а там еще был такой бабай, мужчина уже в возрасте… И представляете ситуацию? Вот он вернулся, а тут выясняется, что у него ничего нет: с ним развелись, квартиру забрали — ничего не осталось… кроме автомата. Вот в этом направлении нужно работать и усиливать работу.

Большой плюс, что у нас сейчас есть для уволившихся ветеранов служба по контракту в ПВО. Все, наверное, видели объявление? Сейчас наши ребята, кто уволился по состоянию здоровья, кто уже с официальными бумагами, приказами, могут устроиться в ПВО, то есть вернуться в Российскую армию, только уже на территории страны, Татарстана. Если есть такое желание, то можно к нам обратиться, кстати, мы можем помочь устроиться.

— Но там объем выплат, наверное, не такой, какой в зоне СВО?

— Поменьше. Но это лучше, чем он будет [предоставлен сам себе]. А тут он при деле. У нас военкоматы очень круто работают с ветеранами, они забирают более-менее толковых ребят к себе, трудоустраивают их. Но опять же вернувшихся ребят будет больше, чем должностей в военкоматах. СВО рано или поздно закончится — все вернутся, но будут уже другими. Мы уже это видим. Почему они все норовят вернуться разными путями обратно? Им здесь скучно.

— Плюс ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство — прим. ред.)…

— И это тоже. И такой зарплаты, как там, у нас же здесь нет. Все, они все выплаты получили — что им еще делать? Нечего. Жизнь во время войны же обостренная, все чувства обостряются. Здесь им просто скучно и делать нечего, потому нужен контроль за этим.

«У нас стимуляция одна — патриотика»

Модератор: Юрий Андреевич, союз десантников, который вы возглавляете, я так понимаю, одно из самых сильных боевых братств, которых и созывать никуда не надо — сами первые же встанут в строй. Интересно ваше видение: как вы считаете, что необходимо делать в части привлечения добровольцев на контрактную службу? Какой пример могло бы задать здесь боевое братство?

Суворов: У нас стимуляция одна — патриотика. Мы же не только с маленькими пацанами работаем, в лагерях проводим курсы молодого бойца. Наши же воспитанники идут, заточены в том же духе, что и наше поколение.

— В чем секрет? Что нужно для развития патриотизма?

— Естественно, не вот это вот юнармейское: фото здесь, фото там — и разбежались. Нужны полноценные патриотические клубы, а для них необходимо размещение. Тут государство могло бы оказать поддержку военным братствам, в том числе и нашему союзу.

— Это долгая стратегическая работа. Но если тактически посмотреть на вопрос?

— А без долгой работы мы ничего не добьемся. Чтобы вырастить злак, надо посадить семя.

— Какие вопросы чаще всего вам задают, когда приходят ребята, намеревающиеся подписать контракт и уйти на СВО? Что спрашивают?

— Спрашивают, а где интереснее. Все понимают, что «мясо» есть на штурмах, что где-то есть ненормальные командиры, которые поднимают в штыковую, чем просто гробят личный состав. Любой же здравомыслящий человек всегда хочет служить с нормальными командирами, в нормальных подразделениях. Поэтому ребята и спрашивают, где получше будет. Мы в этой кухне варимся давно и представление имеем. Поэтому где-то консультируем, где-то помогаем тоже устроиться.

«Чего вот этот миллион сейчас? Ну закроет человек долги или пропьет — и все»

Модератор: Вы кадровый военный, поэтому ваше видение ситуации с контрактниками для нас особо ценно. Как вы считаете, как нужно правильно замотивировать добровольцев?

Американец: Перед приходом на ваш круглый стол специально задал данный вопрос своему непосредственному командиру полка. Сидели сутки и вместе думали над этим.

Когда мы уходили, никаких миллионов никто не давал, мы просто уходили, потому что так надо было. А теперь к нам приходит человек за миллион. Еще и обутый, одетый весь, аптечку ему тут классную дали и так далее. Кто с ним дальше работает? Мы же их и учим первые два-три месяца, чтобы в первый же день не убило. Смотрим на них и задаемся вопросом: а чем он отличается от нас? Почему мы за Родину ушли, а им сейчас дают миллион?

Раньше давали военным четыре сотки земли. Почему убрали эту меру поддержки? Многодетным семьям дают, еще кому-то там дают, а тем, кто идет на войну? Чего вот этот миллион сейчас? Ну закроет человек долги немного, но квартиру на эти деньги купить невозможно. А четыре сотки земли если дать, то человек уже будет думать: «Ага, я сейчас повоюю, отдам долг Родине, получу медальку, вернусь, и будет у меня кусочек своей земли». В принципе это несложно сделать — можно же не выделять человеку участок в Сокурах или на Волге где-то, а найти место менее дорогое, но адекватное тем лишениям, которые он испытывает на фронте. Да хотя бы за 50 километров от города. Но у человека уже будет свой кусок, у него будет понимание, что он на войну идет не просто там за миллион, а буквально за свою землю. У нас зарплата — 220 тысяч. Вы думаете, мы ее видим, чувствуем? При ценах, которые за два года очень резко поменялись, я на квартиру или машину себе не накоплю. И это с учетом того, что мы еще тратимся на «птички» (квадрокоптер — прим. ред.), батарейки к ним. А батарейка на «птичку», для справки, сегодня — это 80 тысяч.

— Предоставление земельных участков могло бы мотивировать?

— В моем понимании, да. Еще один вариант — необязательно поголовно всем раздавать. Может, за какие-то заслуги: награды, звания, выслугу. Так мотивация на фронте будет выше, больше людей согласится подписать контракт.

— Укореняло бы…

— Конечно! Это уже не просто бумажку, миллион ему кинуть. А у него будет уже понимание, что вот его ребенку в случае гибели останется хотя бы земля. А миллион что? Вот в случае гибели семье выплачивают 12 миллионов. Они покупают на эти деньги однокомнатную квартиру, ну еще год-полтора жизни — и все, нет 12 миллионов. И мужика тоже больше нет. Понимаете? Бумажками заход туда к нам под пули не измеришь.

Я не знаю, какую еще такую мотивацию можно придумать. Правильной мотивации сейчас очень мало. Тут либо человека должен припекать срок, либо у него должны быть огромные долги. Не ведется здесь на необходимом уровне патриотическая работа, чтобы все поголовно хотели идти и помогать. Я еще год назад говорил, что нужна такая мобилизация, чтобы каждого третьего это задело. Тогда не будет вот этого разделения на мобилизованных, которым все, и контрактников, которым ничего. Взять, например, банальную соцпомощь по ветеранам. Я не знаю, ведется в Казани вообще какая-то работа, нет? Я просто сам в автограде жил в молодости. У меня жена бывшая с ребенком живут в Челнах. [Наиль] Магдеев там лично от себя, сам знаю, каждой семье участника СВО на каждый праздник огромный набор продуктов дарит.

Артемьева: Это до сих пор есть. Каждого ребенка в роддоме встречает!

Американец: Именно. Каждому выдают на праздники (9 Мая, 23 февраля, 8 Марта) просто огромные наборы. Еще и фотографируют потом, мне отправляют [как отчет]. То есть там нормальный, существенный набор такой, на 15−20 тысяч каждый праздник. В Казани есть такое? Это как бы мелочь, но приятно. Потому что там нет разделений: это семья мобилизованного или контрактника. Вроде мелочь, но нам очень приятно, что о нас помнят, о нас думают. Вот это мотивирует. Нужно, чтобы человек понимал, что если он уйдет, то о его семье в Татарстане будут хоть как-то заботиться.

Модератор: Юрий Андреевич говорил о развитии патриотики. Что это должно быть? Какие-то геройские фильмы наподобие «В зоне особого внимания» переснимать?

Американец: Мы там на антеннах ловим украинские каналы. Своего врага надо знать изнутри. Знаете, что там показывают у них? Там круглосуточно крутится только одно: «Скинь там то-то, помоги нашим…» А что у нас? Включи СТС, ТНТ, НТВ — ты где-то найдешь что-то патриотическое, чтобы хотя бы каждые 15 минут небольшое сообщение выплывало? Нет. Только ржут и угорают над тем, как у нас все разворовали, какие у нас там сидят министры, которые на яхтах катались. А патриотического ничего не показывают на этих каналах. Не говорят, что мы там воюем, что «приходи, помоги» и прочее. Ничего такого нет. Вместо этого, вместо мобилизации пытаются как-то из народа кучками набрать людей то тут, то там. Но так это не работает, не хватает. В 2022 году мы начали откатываться, потому что не хватило людей. Сейчас поперли на всех фронтах, но как бы мы кончаемся. А все, кто хотел, уже ушли.

Я не знаю, что должны предлагать. Наверное, надо крутить по телевизору круглосуточно: «Приходи и помоги своей стране. Стой за своего ребенка, чтобы сюда не пришло потом НАТО и ты не чистил сапоги полякам». Вот даже какой-то такой тупой лозунг, но крути по всем каналам — кто-то да задумается. А без этого кто приходит сейчас в военкоматы? Они все хотят в «штурмовики». А зачем? Я его спрашиваю: «Ты зачем туда рвешься? Что ты там увидеть хочешь?» Я был в «штурмах». И что? Три раза я сидел с гранатами, готовый подорвать себя. Нет, ничего хорошего в «штурмах» нет — жизнь от «сейчас» до «в ближайшую минуту». Знаете, зачем они рвутся в «штурма»? Чтобы получить госнаграду. Потому что госнаграда чистит его послужной список, который он здесь нажил.

—Тоже неплохо. Лучше, чем…

— Согласен. Очищение огнем.

«Государство должно гарантировать человеку будущее, прежде всего в вопросе обеспечения жильем»

Модератор: Алексей Геннадьевич, вы каждый день работаете с новобранцами. Как вы считаете, гуманитарщики, общество, государство что могут сделать, чтобы помочь в привлечении контрактников?

Капотов: Начну с того, что мы знаем все проблемные вопросы отправленных в зону СВО ребят. Самый болезненный из вопросов — комплектование Вооруженных сил, вновь образованных частей и восполнение потерь. Боевые действия без потерь не бывают, это нужно признать. Мы теряем хороших специалистов, хороших командиров. На их места приходят новые из числа тех, кого сейчас отбираем по контракту. Не всегда мы справляемся с тем заданием, которое на сегодняшний день имеем. Проблемы есть. Условия заключения контракта основываются на добровольном согласии, а добровольное согласие — это когда человек изъявил собственное мнение, желание поучаствовать. Но к сожалению, как правильно сказал предыдущий наш выступающий, есть ребята, которые идут под угрозой исполнения наказания.

Здесь, конечно, нам надо активнее использовать потенциал уже служащих ребят, создавать условия для их общения со своими друзьями, товарищами, которые тоже хотели бы встать на этот путь защиты Отечества, но пока, может быть, сомневаются. Бывает ведь, что приходят, чтобы отомстить за близкого, родственника. Есть и такие. Десятки семей, которые пошли мстить: отцы за сыновей, сыны за отцов, братьев. Случается, что и сестры записываются в среднемедицинский персонал, чтобы внести свой вклад.

Я считаю, что для качественной работы по набору добровольцев на военную службу по контракту нужна гарантированная хорошая социальная защита, прежде всего для членов семей участников СВО. Актуальная потребность сегодня — это обеспечение жилым помещением. Посмотрите, насколько у нас сейчас дорогое жилье. Должны быть государственные гарантии в этом вопросе. Люди уходят не на курорт, они понимают, чем может закончиться для него эта служебная деятельность. Он готов на потерю своей жизни. Но что такое потерять жизнь? Для него это одно, а для семьи это значит потерять самую главную надежду и опору в жизни. Очень тяжелая утрата. Потому, я считаю, государство должно в обязательном порядке гарантировать человеку будущее, прежде всего в вопросе обеспечения жильем. Это самое важное.

Другой вопрос связан с выплатами и социальной поддержкой. Кабинет министров на сегодняшний день выставил сумму в 505 тысяч рублей, мэр Казани — 200 тысяч рублей, министерство обороны — 195 тысяч, которые гарантированы для всех: и граждан, и неграждан. Кроме того, есть гарантии колоссальной социальной поддержки. Однако часть их распространяется исключительно на тех, кто имеет статус гражданина России и, соответственно, проживает на территории Татарстана. А этим мы немного теряем тех, кто может прийти из других регионов, у которых социальный уровень несколько ниже, чем в РТ.

— Сейчас же вроде на всех распространяются выплаты? Все получают от 900 тысяч рублей….

— Немного не так. Те, кто приходит из других регионов, не могут воспользоваться всей линейкой социальной поддержки от Татарстана. Постановление касается исключительно жителей РТ. А семьи, которые остались в Кировской области, Чувашии или Марий Эл, поддержку от Татарстана не получают, потому что власть республики и принятые здесь решения по льготам не распространяется на другие регионы. То есть вроде человек под флагом РТ ушел, а социальную поддержку от нашего имени он не может получить, потому что каждый руководитель региона отвечает только за свою зону ответственности. Мы бы предложили, чтобы эта программа была федеральной.

То есть здесь необходимо регулирование на уровне выше, государственной власти, постановлением правительства России. Чтобы были одинаковые условия и гарантии для всех, кто является участником СВО. Все они должны одинаково чувствовать поддержку. И повторюсь, что главное здесь — это уверенная возможность приобретения жилья. Думаю, данный вопрос можно урегулировать какой-то жилищной программой для участников СВО. Если будет такой механизм поддержки, думаю, что очень много желающих появится.

Может быть, даже стоит построить некий микрорайон, где будет предоставляться жилье участникам спецоперации. Правильно Анна Анатольевна сказала, что проблемы еще ждут нас впереди. Спецоперация все-таки закончится. Куда придут эти ребята? Чем они будут заниматься? Что станут делать? Поверьте, им здесь будет скучно. Я эту картину вижу каждый день в военкомате, когда ребята приходят с каким-то ранением, где-то увольняются по состоянию здоровья. Поверьте, месяц-два — он идет обратно, потому что себя здесь не видит. Человек возвращается туда, где он был в постоянном стрессе, в буре, потому что уже привык. Что нам делать с такими людьми? Куда будем пристраивать их? Те средства, которые они получают (от 215 тысяч рублей и выше), здесь никто гарантировать не станет, здесь таких сумм не будет. А жены привыкают к такому, он и сам привыкает к тому, что там полностью обеспечен, что здесь идет полностью обеспечение. Понятно, сейчас действует особый период. А что будет, как это все закончится?

Если этот особый период убрать сейчас, я не думаю, что многие сразу будут согласны продолжать, заключать следующий контракт с министерством обороны. Ребята скажут: «Все, я свое отслужил, я пошел домой». Тогда встанет другая проблема — как этих людей заменить другими?

«У нас очень сильно упал имидж контрактника. Я их каждый день вижу: контингент приходит всегда разный…»

Модератор: Тимур Робертович, вы, как и Алексей Геннадьевич, по долгу службы каждый день общаетесь с новобранцами. Расскажите, как сейчас обстоят дела с контрактным набором и чем еще нужно помочь?

Сафин: Поддержу Американца. Те, кто хотел, уже ушли. Идейных приходит мало. Из 100 процентов таковых будет примерно 5 процентов, которые не ушли раньше по разным проблемам и вот только-только созрели.

В Казани у нас есть меры поддержки для семей, но они действуют только на территории города. Это карта «Батыр», которая у меня у самого имеется. В нее включено следующее: бесплатный детский садик для ребенка, школьное питание, все театры, цирк, культурно-массовые, спортивные кружки. С картой «Батыр» везде двери открыты, с этим никаких проблем нет, но стоит выехать за пределы Казани, то все.

— А что еще должно быть? Какие еще меры поддержки необходимы?

— Нужно, чтобы человек четко понимал, что в случае [его гибели]… Если его вдруг не станет, то о семье позаботятся. Человек должен быть спокоен за такие вопросы.

— Что это должно быть? Льготный вуз, льготное образование детям?

— Это вроде как бы уже есть, но где гарантии? Пропустят человека со льготами или не пропустят. Опять же много семей, кто снимает жилье, своего нет. Если бы действительно какое-то жилье предоставляли, было бы неплохо. Я вот сам сейчас взял ипотеку. И могу сказать вам, что СВО не СВО, но никаких льготных программ для ветеранов нет. Сам плачу под 17 процентов ипотеку, 61 тысячу в месяц. Банкам без разницы, воевал ты или нет.

Следующий момент — у нас очень сильно упал имидж контрактника. Я их каждый день вижу и могу сказать, что контингент приходит всегда разный. Все есть среди них, адекватные в том числе. Они хотят, они могут, они рвутся. Я таких стараюсь отделять и отправляю в подразделения БПЛА, кого-то — к танкистам. А у нас же кругом пытаются выставить контрактников какими-то отбросами. Это не так. Тут должна быть контрпропаганда. Мы же понимаем, что украинская сторона делает все, чтобы выставить добровольцев и Российскую армию в невыгодном свете.

В этом году ДОСААФ заморочился делать фотографии. Вызывали меня, Дмитрия из военного комиссариата Кировского и Московского районов, еще других контрактников. Делали красивые фотографии с медалями, по военной форме, чтобы потом развесить их по билбордам и напечатать плакаты. Еще спрашивали имя, фамилию, отчество, занимаемую должность, короткое описание того, чем занимался там. С одной стороны, очень интересно. Представьте, идешь вот так по улице, смотришь на билборд, а там твой знакомый: «О, это мой сосед», «О, а я его бывшая учительница, я его знаю…» Было бы прекрасно, если бы подобное именно так работало. А то я тут на трассе проезжал, вижу, на билборде два портрета — сразу думаю: «Кто это вообще? Что они сделали?» И трасса эта была в глухом лесу. В городе у нас вся реклама пропала куда-то. Войны в Казани нет от слова «совсем». Одни Сабантуи, праздники, только короткие упоминания о том, что проводится СВО. Для большинства людей ее вообще не существует. Они не понимают…

Ко мне вот приходят люди, один пишет [в автобиографии], что хочет в разведку ВДВ. Ладно, не вопрос, сделаем отношение. Я с ним беседую, спрашиваю: «А зачем ты туда хочешь?» — «Мечта детства». Стал копать дальше, думаю, наверное, служил где-то до этого. Спрашиваю: «У тебя есть представление о том, что происходит в разведке? Если речь о работе в ДРГ (диверсионно-разведывательных группах — прим. ред.), то это очень трудно». — «Ну нет представления». Я говорю: «Не надо тебе в разведку. А смысл? Ты „двухсотый“ будешь на первый-второй день. Это бесполезно». То есть люди не до конца осознают то, что происходит там и чего они сами хотят. Если ты хочешь в разведку — пройди хотя бы какую-то подготовку.

Мы вот в свое время хотели организовать небольшие курсы НВП (начальной военной подготовки — прим. ред.) на базе танкового училища. Хотя бы краткий курс, дня 3−4: общие понятия, тактика, передвижение, техника безопасности, как держать оружие, что такое граната, как ее кидать, попробовать, посмотреть, пострелять, попробовать себя жгутами замотать, турникетами перетянуть, соседа своего… В общем, чтобы была какая-то такая базовая подготовка. Организовать не получилось, увы. Тут нужны административные решения на государственном уровне.

— Получается, пауза, в которую можно вклинить такую подготовку, между заключением контракта и отправкой есть?

— Да, конечно. Хотя бы пару дней в неделю можно собираться. Но где? Полигон нужен танковому училищу самому. Но если бы хотя бы воскресенье выделили для тех, кто уезжает в понедельник… Инструктора мы сами найдем, все организуем. Дайте только площадку, БК (боекомплект — прим. ред.), автоматы. Высшему руководству нужно такое решение принимать. Даже решения раиса будет недостаточно.

Модератор: У Росгвардии есть свой полигон, если я не ошибаюсь.

Капотов: Опять же они имеют свою подчиненность вышестоящему командованию, которое должно им согласовать все, иначе это будет уже превышение служебных полномочий.

Модератор: В общем, нужно организовывать дополнительные курсы по НВП.

Сафин: Да, хотя бы кратко, чтобы у них было понимание.

Модератор: То есть в рекламе нужно тоже говорить об обучении.

Капотов: Это тоже будет свою роль играть. Люди же тоже готовы заниматься, потому что понимают, что от этого зависят их жизни, поэтому надо дать им возможность получить такие знания.

Модератор: А как сейчас построена работа с новоприбывшими контрактниками? С ними ведется подготовка?

Американец: В тылу неделю держим, все показываем, рассказываем. За это время тоже мы им накидываем [знаний], объясняем, что по броне, что лучше куда по карманам раскидать, аптечку нормальную укомплектуем. А дальше уже в бой.

«Половина школьников хочет стать блогерами, а вторая половина… Даже говорить не хочу»

Модератор: Наиль Раитович, интересно услышать ваше мнение. Вы тот человек, который много лет проводит идейную работу. Что необходимо сделать в этом направлении?

Каюмов: Во-первых, соглашусь со всеми мыслями, которые уже озвучили мои коллеги. Поддерживаю Суворова в том, что нужно сажать семечки и проращивать их. Я ведь и сам педагог в кадетской школе. У нас в чем проблема основная? Все генералы готовятся к прошедшей войне. Проблема в том, что у нас практически нет системы добровольного содействия армии и флоту. Сегодня ДОСААФ — это коммерческая организация.

Другой момент. Мы в свое время шли в Афганистан не за деньгами, а за статусом. Тогда считалось: «О, круто, прошел Афган, смог проявить себя, проверил себя». Сейчас такого нет. Я работаю в кадетской школе. Провожу опрос среди школьников: «Поднимите руки те, кто хочет в армию». Из 18 детей никто руку не поднял. А кадетская школа — это вроде как военно-ориентированная школа… Раздаю всем листочки, говорю: «Пишите профессию, кто кем будет, кто кем хочет быть». Половина написала, что хочет стать блогерами, а вторая половина… Даже говорить не хочу.

Суворов: Я вам больше скажу, в Суворовском училище такая же картина…

Модератор: Как нам решать данную проблему? Как посеять вот эти зернышки в умах подрастающего поколения?

Каюмов: Начинать нужно со школы. Надо организовывать НВП для ребят, с привлечением реальных участников боевых действий. Сейчас такие курсы снова ввели в школы. Но кто их преподает? Те же «обэжисты» переориентированные, из которых 70 процентов — женщины и мужчины, не служившие в армии, выпускники педуниверситетов. Они ко мне (в наш музей) приводят группы на экскурсию, сами берут в руки автомат ППШ и спрашивают: «А что это за автомат? Я какое-то кино смотрел…». Вот их знания. Мы сейчас взяли в аренду большое помещение и строим большой музей. Делаем в стиле панорамы поля боя: там реальные мотоциклы, подбитые машины, доты — все в натуральную величину. Делаем это, чтобы детям показывать реальную войну: Афганистан, Чечня, такой же будет и по СВО. У нас только с нашего «Герата» 14 человек ушли туда, трое из них были гуманитарщиками, трое ушли по контракту впоследствии. За идею, не ради денег. Двое из них — успешные в нашем городе бизнесмены.

— Вы сказали как раз об идейной части. У нас есть профессиональные военные праздники. Вот 2 августа, например, день ВДВ. Может быть, стоило бы пересмотреть его концепцию, традиции, в патриотическую сторону? Люди же склонны присоединяться к большим событиям. Если нормальным таким маршем пройти, подарить людям позитивную повестку, то представляете, какой идеологический эффект может быть?

— Это понятно. Но если уж речь зашла о высоких материях… Я три дня назад включал телевизор, как раз там показывал фильм «В зоне особого внимания». Смотрел — и прямо перед глазами все эти афганские события выплывали, сразу думаю: «Блин, я же сам в ВДВ служил!» А что сейчас? У нас фильмы снимают современные, извините, либо про ментов, либо про то, как какая-нибудь ясновидящая раскрывает убийства, либо про бандитов. У нас нет нормальных военных фильмов, а есть о военных и какие-то приключения. А надо снимать нормальные фильмы. Нет, есть хорошие, но в них нет пропаганды, а только развлечение одно сплошное.

— Странно, почему до сих пор нет фильмов про «Алгу» или «Тимер», два года уже бьются ребята. ЧВК Вагнера через полгода после начала спецоперации выпустила «Лучшие в аду». Украинцы еще с 2014 года клепают фильмы один за другим. Пусть будет не игровое кино, его у нас в Татарстане делать не умеют, а документальный фильм, без прикрас. Будет что показывать и чем мотивировать.

«Если сегодня человек идет за деньги, то зачем ему земля?»

Модератор: Валериан Давидович, как-то гуманитарщики могут перехватить эту повестку с контрактниками? Как можно помочь государству?

Алмазов: Я согласен с Юрием Андреевичем. Надо идти к детишкам, к их домам и оттуда начинать воспитывать их. То, что мы поколение прощелкали, — это уже однозначно. И сейчас это поколение можно только заставить. То, что люди идут туда только за деньги, — это ярко нам и показывает. Это все последствия влияния западной системы ценности на их воспитание. Поэтому начинать надо с маленьких, воспитывать их.

У нас есть проблемы с обратной связью с бойцами. Мы их отправляем туда, даем миллион, который он либо здесь оставляет, либо, извините, тратит тут же. Прилетает туда — а там куча проблем. Кто их будет решать? Обратной связи нет. В истерике начинают искать какие-то контакты, мне звонят — да всем звонят — и задают вопросы, которые нам в одиночку нереально решить. Часть относится к условиям службы, а часть вопросов касается выплат, которые имеют свойство не совсем оперативно доходить.

Правильно Американец сказал о земле. Но ее, опять же, можно дать нормальному человеку, который действительно оценит это, а можно дать… Если сегодня человек идет за деньги, то зачем ему земля? Он ее продаст через два дня.

— Нет, можно же в аренду давать на 49 лет: сначала построй дом, поживи, а потом сможешь и в собственность получить. Можно по такой схеме.

— Я бы вообще жилье выделял. Ведь не так много их идет [в зону СВО]. Вот я бы выделял жилье из каких-то там (это уже могут в правительстве додумать)… Допустим, в случае смерти полностью оплатить это жилье, отдать бесплатно семье, или в случае его возвращения 50 процентов ему, например, государство закрывает, остальное он как-нибудь сам добивает. Будет стимул работать, а не сидеть без дела после войны. Много вариантов можно тут придумать. Но сам факт — представляете, какая мотивация? А то что миллион? Миллион сегодня — это ничего. То ли семья их проест, то ли боец сам добросовестно их съест. А вот квартира — это другой разговор.

— А что из нематериального могло бы также мотивировать?

— Это такое поколение, которое сейчас мотивировать иначе и не получится.

Артемьева: Пока, извините, прилетать по их домам не начнет — не пойдут.

Сафин: Пока у нас как в Белгороде не будет ситуации…

Модератор: А в Белгороде много добровольцев?

Артемьева: Там многие ушли в территориальную оборону.

Сафин: Из Белгорода много приходило.

Модератор: Да? То есть в Белгороде все-таки люди, увидев войну, сразу начинают действовать.

Алмазов: Мотивация должна быть. Вот мы сейчас говорим, что дети должны учиться, а на самом деле с чем сталкиваемся? Да, семьи подают в институты заявки, а институт заявляет: «Извините, а у нас квота. У нас под ваши места дали 20 человек, а вас 25. Куда хотите эти пятеро идите, деньги платите».

Модератор: Можно попробовать в другие вузы поступить, где квоты нет.

Алмазов: Да, но, если он хочет быть шахтером, зачем из него делать парашютистов? Так же тоже неправильно. Я считаю, тут дело не в квоте. Если собрались дети сюда… Что, у нас так много институтов? Не так их много.

«Если человек чувствует, что это все не впустую — он все отдаст»

Модератор: Понятно. Большое спасибо за вашу позицию, предложения. У кого-нибудь есть что добавить в рамках «свободного микрофона»?

Каюмов: ДОСААФ позовите на интервью.

Сафин: Да, к ДОСААФ много вопросов.

Артемьева: Там многое встало и зависло. Намного слаженнее и дружнее было тогда, когда там работал Вадим Яковлевич Чиж. Очень жаль, что он ушел.

Модератор: Понятно. Можно сколько угодно хаять ДОСААФ. Но вы же все сами по большому счету как ДОСААФ. Вы тоже добровольное общество содействия армии и флоту. Надеяться на государственные структуры… Тем более которые остались от прежней системы государственного устройства и которые в нынешней системе просто еще не перестроились. Американцы же не просто так создали у себя бойскаутов и прочее. Они через гражданские движения, придав некоторым из них коммерческий импульс, стали очень эффективными. То же самое про кино, о котором вы говорите. «В зоне особого внимания» — классный фильм для людей, прошедших через это, понимающих идеологию. Но если его смотреть через призму современных условий, то выглядит «клюквой». В общем, надеяться на ДОСААФ — это последнее дело, даже немного неловко. Нам самим нужно брать все в свои руки, на уровне гражданской инициативы.

Суворов: Но у ДОСААФ есть площадки.

Модератор: К сожалению, тут так устроено. Некоторые вещи, как какой-нибудь полигон, должны быть монополизированы.

Американец: Анна Анатольевна сказала, что в Челнах есть какое-то обучение по БПЛА. Смотрите, я отправляю группы в Подмосковье сейчас. Там частники, которые обучают летать на Mavic, на «Матрицах 30-х» (DJI Matrice 30 — прим. ред.). Плюс они подтянули там спонсоров. То есть они там делают специальный набор людей с гражданки, делают запросы в часть, и мы отправляем своих «летунов» к ним на обучение. Происходит обмен опытом.

Артемьева: Как судоплатовцы.

Американец: К ним тоже отправляем. Но судоплатовцы сейчас немного закрытыми стали. В общем, мы в Подмосковье отправляем наших «птичников» (операторов БПЛА — прим. ред.). Там их нам обучают. Если ребята сдают все экзамены и выполняют нормативы, то обратно они возвращаются на фронте уже с «птичкой» на расчет, планшетом с прокаченными картами — специально привлеченные спонсоры помогают. Интересная же схема? Наши бойцы делятся опытом с гражданскими операторами — это интересно школе, бойцы сами учатся, плюс еще с гуманитаркой возвращаются в виде готовой «птицы» — это уже нам интересно. Почему вот ДОСААФ в Татарстане не может также докрутить схему работы?

Модератор: Возможно, там есть что-то такое, хотя я сильно сомневаюсь. Сама модель работы интересна.

Алмазов: В Казани у нас тоже есть специалисты, которые обучают операторов БПЛА. И с «птичкой», если что, помогут. Самое главное, я же говорю — обратная связь. Если человек чувствует, что это все не впустую, — он все отдаст. А не так, чтобы человека бросили, и он сидит на телефоне, звонит всем подряд. Горячая линия должна быть, рабочая.

Модератор: А у нас ее нет?

Алмазов: Если бы она была, и вопросы там решались бы, они бы нам всем не звонили. А что толку? Нам куда бежать? Кто меня послушает? Я прихожу, так от меня просто отмахиваются, в лучшем случае.

И опять же, мы тут возвращаемся к ДОСААФу. Они должны работать. Они занимаются патриотическим воспитанием. Но как? Вот у тебя живые участники СВО, возьми да веди его в школу.

Потом здесь еще звучало, что люди уходят, чтобы «почистить себе карму». Я с этим не очень согласен. Мы же все понимаем, что у нас за общество. Многие из них попали по молодости, не все там отъявленные. Другой возможности у них может просто и нет почистить карму. Вот он освободился, идет на работу устраиваться, а ему везде: «Жулик! Судимый!» Все косо на него смотрят. А тут у него появилась возможность. Я не говорю про всех.

Модератор: Это способ перерождения, вопросов тут нет. Для него это может быть уникальный исторический период, когда есть шанс начать все с нуля. Мало кому везет так.

Артемьева: Опять же спустя два года это совершенно другие мужчины теперь. У них очень обострено чувство «защищать».

Алмазов: Я вот был на похоронах, хоронили человека с 37-го полка, который всю жизнь просидел. Я там приехал на похороны, машин было столько, что Женевский автосалон отдыхает просто. Все приехали провожать его в последний путь. Я разговаривал с его супругой, и она мне сказала: «Он пошел, чтобы показать внукам, как должен поступить мужик, когда вот такое в стране творится». И он погиб. И он не из тюрьмы уходил, а из дома.