Переводчик в профессиональном футбольном клубе — необходимая профессия. От того, как он будет доносить мысли тренера до игроков, зависит многое. Сегодня в «Рубине» 13 иностранцам помогает Артур Заставниченко. Он работает в клубе больше 10 лет и застал несколько десятков игроков и тренеров. В интервью «БИЗНЕС Online» Артур рассказал о трудностях футбольного перевода, изучении испанского, жизни в Боливарианской Республике Венесуэла, а также о собственной рок-группе: ближайший концерт в Казани — 30 апреля.
Артур Заставниченко — переводчик «Рубина»
«Котуньо заговорил на русском спустя четыре месяца после приезда»
— Артур, сегодня в «Рубине» 13 иностранных футболистов и только один переводчик — вы. То, как игроки поймут идеи тренера, зависит от вас. Наверное, огромное количество работы?
— Работы действительно хватает. Например, теорию я перевожу сразу на два языка: испанский и английский. У каждого тренера свой стиль изложения мыслей, под который нужно адаптироваться. Могу сказать, что мне достаточно быстро удалось адаптироваться под стиль Рашида Маматкуловича (Рахимов, главный тренер клуба «Рубин», — прим. ред.). Это несложно, так как у него очень ясный стиль изложения.
Но хочу отметить, что многие наши ребята говорят на русском. Мирлинд Даку многое понимает, но его я пока отношу к англоязычныму лагерю, как и Чуни, Дардана, Иву. Богдан Йочич прекрасно говорит на русском. Игор Вуячич и Никола Чумич на теорию уже садятся отдельно от меня — они теперь понимают русский и хорошо справляются без перевода.
— Кто из иностранцев, с которыми вы пересекались, быстрее всех освоил русский?
— Уругваец Гильермо Котуньо. Где-то через четыре месяца после перехода в «Рубин» он стал понемногу объясняться. Мы с ним занимались дополнительно. Он способный парень и, я думаю, справился бы без моей помощи. Если бы остался в команде на больший срок, точно заговорил бы на русском.
«Кто быстрее всех выучил русский? Гильермо Котуньо»
У Йочича тоже очень хороший русский, просто он стесняется говорить. А если посмотреть флеш-интервью Чумича на русском, то у него сложносочиненные и сложноподчиненные предложения. Он шутит на русском, а юмор — это показатель понимания языка. А еще Оливер Абильдгор хорошо понимал, неплохо говорил. Еще бы чуть-чуть — и давал бы интервью на русском.
— Помимо балканцев, кому из иностранцев быстро дается русский язык?
— Насколько я знаю, бразильцы хорошо учат русский. Из-за схожести фонетических принципов.
— А ругаются иностранцы на каком языке?
— Сейчас очень часто используют русский (смеется).
— А Рахимов?
— Честно говоря, не помню, чтобы Рашид Маматкулович в повседневной жизни выражался. Интересно ругается Бенджамин Дюрей: его любимое выражение на русском: «Елки-палки».
— Есть ли у вас дополнительные занятия с игроками, чтобы они быстрее выучили язык?
— Такого нет, но я даю футбольную терминологию. Поначалу, когда футболисты только приходят в клуб, многие просят помочь с изучением. Но в процессе тренировок, общения начинают обучаться сами. А вот Дардан занимался с преподавателем, например.
Дардан Шабанхаджай нанял себе репетитора по русскому языку
— Как вы считаете, должен ли быть пункт об обязательном изучении русского языка в контрактах игроков?
— Не знаю, насколько это реально, но насильно учить всегда сложнее, чем когда у человека есть желание. У кого-то есть предрасположенность к языкам, у кого-то этого нет. Результат может быть разный. Конечно, приезжающий в Россию игрок со временем должен что-то да понимать. Если тебе это интересно самому, ты язык выучишь. А задача преподавателей иностранных языков — это прежде всего заинтересовать обучающегося. Не просто дать какие-то правила, а именно заинтересовать.
«У него была такая страшная паника. Я увидел настоящий ужас в глазах»
— Рахимов на тренировках часто переходит на иностранный язык. Насколько хорош его испанский?
— Очень достойный уровень. Он действительно полиглот. Когда знаешь два-три языка, новый дается чуть проще. Я на хорошем уровне знаю английский и испанский. Немного португальский, немного французский. Причем французский я долго учил, но так и не довел до ума — и это моя задача на этот год.
— Сами обучаетесь?
— Да. С удовольствием ходил бы на курсы, но можно и самостоятельно заниматься.
— Как самостоятельно изучать язык?
— Есть приложения. Можно читать литературу, смотреть видео или фильмы с субтитрами.
«Как изучить язык самостоятельно? Есть приложения, можно читать литературу, смотреть видео или фильмы с субтитрами»
— Самая необычная история, связанная с переводом?
— Один из футболистов самостоятельно решил сделать платеж через приложение в телефоне. Платеж из одного банка России в другой. И он это делал самостоятельно, просто я в этот момент подошел. Я ему сказал: «Давай-ка проверим реквизиты, куда ты перевел». И он начал диктовать мне реквизиты, а я параллельно еще позвонил менеджеру из банка, который с нами работает, узнать, все ли верно. Менеджер говорит, что это вообще не те реквизиты, вообще не тот расчет.
Говорю: «Слушай, не туда ты отправил деньги». В общем, у него была такая страшная паника. Я увидел настоящий ужас в глазах. Но, оказалось, все проще — он просто назвал мне не те реквизиты, а на самом деле перевод сделал правильно.
— Большая сумма?
— Достаточно приличная.
— Получается, переводчик — самый близкий человек в клубе, раз вам доверяют даже денежные переводы.
— Соглашусь. Задача переводчиков в том числе способствовать атмосфере, микроклимату и помочь с адаптацией.
— С кем из иностранцев вы продолжаете общаться даже после их ухода из «Рубина»?
— С Оливером Абильдгором. Он часто звонит, причем делает это сам. Раз в два месяца точно выходим на связь. Он прекрасный человек, мы остались с ним хорошими друзьями. Оливер ушел из «Комо», но остался в Италии в серии Б. А еще мы отлично общались с Карлом Старфельтом. Я за него очень рад, как складывается его карьера. Благодаря его трудолюбию, упорству. И Леонид Викторович всегда приводил в пример Карла, мол, умеет играть на своих сильных качествах.
— Сегодня в команде, наверное, больше всего времени проводите с аргентинцем Вадой? Он больше остальных нуждается в переводе.
— Естественно, к кому-то я привязан больше. Это нормальная человеческая черта. Но я стараюсь не выделять никого, для всех быть максимально полезным и со всеми общаться на равных, никого не выделяю. Должен помогать всем. Да, ты часть коллектива, и не надо делать никаких реверансов в пользу иностранцев перед, допустим, русскими ребятами. На самом деле у нас замечательный коллектив. И это сила нашей команды. Люди независимо от национальности, должности в команде действительно очень дружны и всегда помогают друг другу.
— О Хвиче Кварацхелии рассказывали, что он не говорил на русском в первое время. Вы ему помогли?
— Думаю, Зурико и Хвиче было чуть проще из-за языкового фона — русский так или иначе в их жизни присутствовал. Наверное, когда они росли, в Грузии им попадались телепрограммы с русской речью, кто-то рядом мог разговаривать на русском. Но в Казани они брали дополнительные уроки с преподавателем, и был явный прогресс в изучении.
«Хвича и Зурико брали дополнительные уроки в Казани»
«Смотрел пресс-конференции Грасии, чтобы понять его диалект»
— В «Рубине» вы уже больше 10 лет.
— Да, с 2013 года — большой срок. Но есть люди, которые работают в клубе гораздо дольше меня. Когда я пришел в клуб, тогда «Рубин» искал переводчика в дублирующую команду, и ребята, которые работали в клубе — Юра Солано, Артем Журавлев, — меня пригласили. Вышли через моего университетского преподавателя. Просто искали человека, знающего испанский. В дубле тогда работал испанский тренер Алекс Пальярес. Удалось поработать с ним не так долго, но я продолжил работу в дубле, поскольку в команде трудился австрийский специалист Вольфганг Шрибл. С ним мы тоже поддерживаем контакт.
— До работы в «Рубине» вы вообще не были связаны с футболом?
— Нет, но я всегда любил футбол. Влюбился в игру с 1994 года, после чемпионата мира в США, и с тех пор не пропустил ни одного первенства. Ходил на матчи «Рубина».
— То есть с футбольной терминологией вы были знакомы и было не сложно переводить это?
— Не скажу, что было просто, но в первое время мне все помогали. Конечно, сейчас я разбираюсь намного лучше, на уровне продвинутого болельщика, так скажем. Но достаточно хорошо для простого человека — не футболиста и тренера.
— Когда состоялось повышение от двойки до основной команды?
— Меня стали привлекать к мероприятиям основной команды, когда тренером был Ринат Саярович Билялетдинов. А к тренировкам меня начали подключать, когда командой руководил уже Валерий Александрович Чалый.
— Разве там было много испаноговорящих игроков?
— Карлос Эдуардо, Гильермо Котуньо, Маурисио Лемос.
«Я даже сейчас помню, что хотел донести Грасия»
— А потом уже пришел Хави Грасия.
— Да. Смотрел его пресс-конференции, чтобы понять его диалект, подготовиться к работе с ним. Конечно, его эмоциональность я бы никогда не смог передать, но заранее всегда нужно готовиться, чтобы знать, как он излагает мысли, какая у него речь. Поймешь его стиль — в остальном будет проще.
— Видео, как вы работали с Грасией на сборах, облетело весь мир.
— Скажу, что это был лишь один из немногих рабочих моментов. Я думаю, что все переводчики так работают. Честно говоря, даже сейчас помню, что хотел донести Грасия: опорный полузащитник не должен покидать позицию до тех пор, пока не вернется крайний защитник. Иначе соперник вскроет оборону проникающей передачей.
— У кого из тренеров вы приобрели наибольшие знания?
— Переводчик учится каждый день, и я учусь ежедневно. Многое почерпнул у Рашида Маматкуловича и Леонида Викторовича Слуцкого.
«С людьми из Южной Америки я чувствую особую химию»
— Вы долгое время жили и работали в Венесуэле.
— Наша организация занималась строительством промышленных объектов в Венесуэле. Приятные люди. И когда в клубе кто-то появляется из Южной Америки, я всегда с ними чувствую особую химию. Страна очень интересная, колоритная. Но есть социальное расслоение, высокий уровень преступности, фавелы, как в Бразилии, а Каракас — один из самых опасных городов в мире. Но у меня остался товарищ там, и он говорит, что сегодня ситуация меняется к лучшему.
— А вы где жили?
— На территории промышленного городка. У нас была большая делегация — больше 100 человек. Рабочие, инженеры — жили все вместе. А объект был закрытый, поэтому не было проблем. Конечно, мы выходили в город и видели обычную жизнь людей, но сами всегда оставались под защитой.
— Сколько лет там вы прожили?
— Четыре года. Я уехал туда, когда мне было 25 лет. Но я и не думал, что получится так долго. Хотел попробовать себя и каждый год продлевал контракт. Вышло, что проработал там четыре года.
«В Венесуэле понял, что еще ничего не знаю»
— В Венесуэле говорят по-португальски?
— Нет, по-испански. Несмотря на то что эти языки родственны между собой, в них все же есть существенная разница в плане лексики. Есть значительные различия в плане фонетики, потому что португальский язык, в отличие от испанского, имеет такую характеристику, как редукция гласных. То есть свою звуковую функцию сохраняет только ударный гласный. И на лексическом уровне есть большое количество слов, которые звучат схожим образом, но с разными значениями. По сути, могут оказаться омонимами и имеют совершенно другое значение. Слово asistir в испанском означает «помогать» либо «присутствовать», а в португальском в том числе есть значение «смотреть».
— С какими сложностями столкнулись в Венесуэле?
— Я понял, что еще ничего не знаю (смеется). Только на второй год я стал владеть языком в хорошей мере. Для меня это была великолепная школа. Так что если хотите совершенствоваться в изучении языка, то нужно ехать в страну-носитель. Причем не на пару месяцев.
— Вашего познания было достаточно для понимания, например, венесуэльских песен?
— Ну процентов на 90, потому что испаноязычная музыка почти вся про любовь. А если послушать американский рэп, то понятно примерно 20–30 процентов.
— Сталкивались со сложностями перевода между испанским и португальским языками?
— Как-то раз «Рубин» участвовал в кубке «Матч Премьер», и там выступал «Сочи». Меня попросили перевести Жоазиньо — он выступал в студии «Матч ТВ». В какой-то момент Жоазиньо, отвечая на вопрос, сказал слово, которое схожим образом звучит на испанском, но на португальском означает совершенно иное. Но в тот момент я этого не знал. Это слово — mudanza (по-испански «переезд», по-португальски «изменение»). Я только чутьем понял, что речь шла не о переезде, а об изменениях в составе. Как выяснилось, я оказался прав.
Касаемо такого примера я вспомнил один случай с моим коллегой Дмитрием Крайтором в «Сатурне», когда клуб возглавлял немец Юрген Рёбер. Тогда тренер на пресс-конференции раскритиковал отношение к работе у молодых игроков, на что Дмитрий нашел идеальный эквивалент — «щеглы».
— На флеш-интервью приходится сложнее всего?
— Да, потому что телекамеры — это особая ответственность. И даже теоретические занятия, которые я перевожу, даются легче. Даже артисты говорят, что к камере невозможно привыкнуть — всегда присутствует волнение.
— Приходилось ли выручать игроков на флеш-интервью, понимая, что говорит что-то не то?
— Каждый переводчик это делает, потому что все равно исходишь из интересов команды. Иногда бывает так, что в испанском или английском языке слово нормальное, но при буквальном переводе на русский может вызвать не всегда хороший ажиотаж.
Артур — музыкант. У него есть собственная группа
— Неожиданно узнали, что вы музыкант.
— Да, у меня своя группа.
— Как давно это случилось?
— Я давно занимаюсь музыкой, где-то со старшей школы и студенчества. Была группа из школьных друзей, я играл на гитаре. Но она просуществовала недолго. Это нормально, каждый из нас пошел своим путем.
— А кто был автором песен?
— Мой товарищ Тимур и я. Но тогда была проба пера, уже с серьезными намерениями я вернулся к творчеству где-то два года назад. Хотя я все то время продолжал писать, сочинять, но настоящий импульс продолжить творчество появился два года назад. Создал группу с новыми музыкантами.
— Какой импульс?
— Каких-то явных причин для этого не было. Внутреннее желание разгорелось с новой силой. Я всегда понимал, что время идет, но все потом-потом... В один день решил: откладывать больше нельзя. Понимаете, желание заниматься музыкой всегда было и хочется, чтобы это услышали люди.
— Почему не сольное творчество, а группа?
— Формат группы можно сравнить с командой, а я привык всегда работать в команде. Ну и группа — это всегда круче, чем сольный исполнитель.
— Вы выбрали казанских музыкантов для группы?
— Да, это настоящие профессионалы, замечательные музыканты — одни из лучших в городе. Счастлив, что судьба свела с ними.
«Счастлив, что судьба свела меня с замечательными музыкантами»
— Сложно собрать музыкальный коллектив?
— Я даже не знаю примеров, чтобы человек после 40 лет создал группу (смеется). Да, было непросто, где-то пришлось очень сильно постараться. Рад, что все получилось, но надеюсь, что впереди еще больше.
— Долго ли приходилось искать полноценный состав для группы? Одно дело гитаристов найти, другое — барабанщика.
— Да. Я еще с первого проекта знал, что в Казани сложно найти барабанщика, но повезло. Барабанщик у нас прекрасный — Дмитрий Гнелицкий по прозвищу Завхоз. Бас-гитариста зовут Михаил Манжелиевский. Клавишник — очень известный музыкант Антон Кудряшов. И новый гитарист — тоже с очень большим музыкальным багажом — Руслан Ибрагимов. Все в нашей группе с музыкальным бэкграундом. У всех этих музыкантов, помимо нашей группы, есть свои собственные проекты.
— Есть ли у вашей группы продюсер?
— На настоящем этапе скорее для нашей группы был бы более востребован директор, который бы занимался организационными вопросами, прежде всего организацией выступлений. У нас реалистичный взгляд на вещи, и сейчас задача, чтобы наша группа постоянно выступала на площадках города, чтобы потихоньку у нас появлялась своя аудитория.
— А пока это, так или иначе, хобби?
— Хобби, но к этому я отношусь очень серьезно. Не менее серьезно, чем к своей работе.
— Ваша группа — на площадке «Яндекс.Музыка». Трудно ли туда попасть?
— На самом деле это не так сложно, как кажется. Мы на «Яндекс.Музыке» в свободном доступе. Это может сделать любой независимый артист. У нас есть агрегатор TuneCore — он позволяет публиковать свою музыку на различных площадках: Apple Music, VK Music, Spotify. То есть это годовая подписка, ты за нее платишь и продлеваешь.
— Есть ли с этого заработок?
— В теории да, но фактически нет. Непосредственно от прослушиваний музыканты получают очень мало, тем более если они малоизвестны. В этом есть беда современного положения в музыке. Каждый может опубликовать свою музыку независимо от лейблов, но лейблы, я считаю, нужны музыкантам. Даже несмотря на какую-нибудь внутреннюю цензуру лейбла, существовать с ними гораздо легче. Они помогли музыкантам «дойти» до своего слушателя, а сегодня этот путь музыкант должен сам пройти.
— А сейчас какая система работы у лейблов?
— Лейблы есть, но уже не в том виде и не с теми возможностями, что раньше. Когда умер физический носитель музыки, лейблам тоже оказалось непросто. Да, остался винил, и у этого формата очень много поклонников, а артисты даже зарабатывают на виниле некоторые деньги. Но нет CD-формата, кассет, радио, как это было раньше. Сегодня все заточено на цифровую музыку.
— Раньше еще радио было.
— Радио и сейчас есть, но формат устарел в плане продвижения музыкантов. Однако это тоже инструмент — за рулем многие водители слушают радио.
— Вы занимались в музыкальной школе по классу гитары или вокала?
— Полноценное обучение я начал достаточно поздно — после 24 лет. Раньше, в школе и студенчестве, занимался гитарой, но к более качественному обучению пришел только к 24 годам. В этот момент мне посчастливилось начать обучение у замечательного преподавателя Рустама Галеевича Муллина. У него огромное количество учеников в Казани, и все могут узнать друг друга по своеобразной игре — есть определенная фишка. Мы берем аккорды в особенных аппликатурах, поэтому получается «свой» звук. Кому расскажешь, что занимался у Муллина, все говорят, что это круто. Рустам Галеевич был знаковой фигурой для города. Он был джазовым музыкантом очень высокого уровня. К сожалению, скончался пять лет назад.
«Хочу воспользоваться возможностью и пригласить всех на наш ближайший концерт 30 апреля»
— А почему выбран именно жанр рока?
— Это больше инди-рок, хотя кому-то может и показаться в стиле британской сцены 90-х и нулевых. Но мне всегда нравилась эта музыка. Мы стараемся не прилипать к какому-то одному жанру и добавлять в нашу музыку как типичные гармонии из рок-музыки, так и что-то из, например, бразильской босановы. Мы написали в нашем пресс-релизе, что стараемся находить баланс между музыкой типа Kings of Leon и композициями основателя босановы Антонио Карлоса Жобима.
— А как формировался ваш вкус? На каких группах?
— Первое впечатление детства — это The Beatles. Конечно, сейчас их я слушаю меньше, но в формировании музыкального вкуса оказали огромное влияние. В юности я слушал U2 достаточно много, естественно, Coldplay. Сейчас слушаю и тяжелую музыку, и электронную. В отношении текстов и музыкальной структуры для меня авторитетом является группа TequilaJazzz. На самом деле на их творчество я ориентировался как на некий музыкальный маяк, и, когда я сейчас пишу песни, проверяю на годность или негодность, я пытаюсь пропеть свою песню в манере группы TequilaJazzz. Если выходит органично, то понимаю, что песня получилась.
— Почему ваша группа называется «Одни»?
— Классно звучит. Под таким именем мы играли с ребятам в студенческие годы. Это название придумал не я, а мой товарищ Тимур. Звучит достаточно органично. Он был одним из основателей культового заведения Казани — бара «Соль». И, насколько знаю, продолжает заниматься электронной музыкой. Хочу воспользоваться возможностью и пригласить всех на наш ближайший концерт 30 апреля.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 4
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.