Расим Акчурин: «Руководство страны и президент Путин не допустят, чтобы повторился 1941 год»

Генерал-полковник Расим Акчурин: «Мы по всему городу ходили и оповещали всех, что завтра будет День Победы. Это была великая радость. Народ ждал эту Победу, она была очень желанной» Фото: Екатерина Хорошилова

«Слово «война» было для меня страшным»

— Расим Сулейманович, Великая Отечественная война началась, когда вам было 9 лет и вы жили в Узбекистане. Помните тот день?

— Я хорошо помню тот день. Я пошел с отцом на призывной пункт. Народу было очень много — местное население, узбеки вперемешку с татарами, русскими — всех ставили на учет или уже готовили резервы к отправке на фронт. Кого-то определяли на командную должность, а кого-то — на должность рядового. Я запомнил, что было очень много народу! Когда вызывали в военкомат, никто не знал, отправят на фронт или вернут домой. Поэтому все приходили с семьями в военный комиссариат, где решался вопрос.

Мне тогда было всего 9 лет, это возраст начальной школы. Но ответственность я уже тогда чувствовал. Война сама по себе была страшной. И этот страх… Страх был не перед немцами, а страх перед словом «война». Поэтому народ был напряженный. Я хоть и ребенком был, но помню ту напряженность у тех, кто стоял на площади перед военкоматом. Все понимали, что это серьезная война, не на один год. По крайней мере, взрослые это точно знали. Я, ребенок, может, еще не понимал этого, но слово «война» было для меня страшным. Я это хорошо помню.

С тех пор уже вся жизнь была поставлена на военные рельсы, и моя тоже, хотя я был школьником, но все равно меня привлекали. Например, в Среднюю Азию, в Узбекистан пошли эшелоны эвакуированных заводов, фабрик. В Андижан были эвакуированы Воронежский авиационный завод, машиностроительный завод. Они работали вовсю, все люди были размещены. Надо отдать должное, что узбеки принимали всех с распростертыми объятиями. Нас, русскоговорящих детей, собрали в поселковом совете и сказали по команде собираться и идти на станцию встречать эшелоны, а людей отводить туда, куда покажут. И нас провели по всем дворам: «Вот сюда приведешь четыре семьи, сюда — одну». Мы, пацаны, запоминали это и по команде приходили к комендатуре на вокзале, нас подводили к эшелонам.

И надо сказать, сколько семей я ни приводил, не помню ни в одном дворе, чтобы мне сказали: «Зачем ты привел их сюда?» Никто так не говорил. Лучшее жилье предоставляли эвакуированным. Местные понимали, что это временное явление. Я всегда удивлялся тому, что люди, хотя война только началась, сразу верили в то, что мы победим.

Я был ребенком в военные годы, но, если посмотреть на моего внука, которому сейчас 17 лет, то мы так не рассуждали, мы были более взрослыми. Война нас сделала зрелыми, более взрослыми во взгляде на окружающий мир и события.

— Считаете ли вы, что с началом войны ваше детство закончилось?

— Да, я так считаю. Детство закончилось, потому что я понимал всю ответственность, которая на меня легла в семье. Отец ушел на фронт.

— А дети не пытались попасть на фронт?

— Да, пытались, но детей как-то быстро на очередной станции высаживали из вагонов и возвращали домой. Ведь откуда появлялись дети полков, частей, которые были на войне? Из местных жителей. Дети, оставшиеся без родителей, становились сынами полков, рот, батальонов. Война была событием, когда народ всех возрастов встал на защиту нашей Родины. Это чувствовалось во всем абсолютно. И те, кто пытался попасть на фронт, мальчики особенно, стремились не уйти от родителей, а защитить Родину. Настолько здорово работали средства пропаганды и агитации, что и до сознания детей доходила вся опасность фашистского нападения на нашу страну.

— А видели вы случаи, когда, напротив, кто-то из взрослых пытался избежать призыва, как, например, было совсем недавно, когда началась мобилизация на спецоперацию?

— Наверное, такие случаи были. Я далек от мыслей идеализировать. Никто не хотел попадать на фронт, где пули свистят, снаряды рвутся. Это, конечно, очень сложная картина, но я лично в жизни не встречал таких людей и таких фактов не знаю.

«Война нас сделала зрелыми, более взрослыми во взгляде на окружающий мир и события» Фото: Общественное достояние, wikimedia.org

«Народ чувствовал тяжесть войны и то, что мы обязаны победить»

— Вы сказали, что вашего отца призвали…

— Да, он был начальником политотдела дивизии. Сразу попал под Сталинград. Как вспоминал отец, они прибыли туда в прекрасный солнечный день, но вскоре авиация стала бомбить город. С этого момента началась подготовка к обороне Сталинграда. Посмотрите, формирования из Андижана сразу попали в город, хотя немцы еще были далеко. Но наши разведка и Генштаб уже предполагали выход немцев к Сталинграду и готовили оборону города.

Отец 2–3 месяца участвовал в обороне Сталинграда, а потом у него открылся туберкулез, его отправили в госпиталь, а оттуда уже на носилках привезли домой, как говорили врачи, умирать. Но, к нашей великой радости, мать сделала все, чтобы поднять его на ноги. И барсучье сало, и мед использовала. Помню, как залезу туда пальцем — вроде мед, должно быть сладко, а там горечь такая! Я один раз попробовал и больше не залезал туда.

В итоге мать подняла отца, он начал работать. Был педагогом по профессии, поэтому стал заместителем председателя исполкома Андижанской области, потом был заведующим облоно, заведующим школьным отделом обкома, секретарем райкома. В общем, он прошел все и партийные, и педагогические должности. Я из семьи педагогов. Отец преподавал гуманитарные науки, а мать вела младшие классы.

— Как изменилась ваша жизнь, быт вашей семьи с началом войны?

— Да, мать работала в две смены. На мне была обязанность — отвести сестренку в детский сад, забрать, накормить, выполнить домашние дела. Мать после 16–17 часов возвращалась с работы, принося кучу тетрадей для проверки. Усталая, конечно. В две смены работать было сложно, но она это делала. А на мне была сестренка и домашнее хозяйство. Мать завела баранов. Кормежка скотины тоже была на мне. Войну мы прожили стойко благодаря руководству мамы. Она была хорошей хозяйкой.

— Узбекистан от линии фронта был далеко…

— Да, но фронт чувствовался и там. Народ озабоченно работал. «Все для фронта, все для Победы» — такой лозунг был выдвинут нашим руководителем, Верховным главнокомандующим Иосифом Сталиным. Я не могу не сказать об этом высокоуважаемом человеке.

Я учился в четвертом классе, а мы занимались во вторую или третью смену. Класс хулиганил: отворачивали пробку, вставляли намоченную ватку и закручивали. Как только ватка высыхала, свет гас. Учительница говорила: «Ну все, разошлись по домам. Сегодня света, наверное, уже не будет». И нас отпускали. Помню такие моменты.

Народ чувствовал тяжесть войны и то, что мы обязаны победить. Другого выхода нет у нас. Только Победа обеспечит нам дальнейшую жизнь и существование. И это было постоянно и в мыслях, и в сознании людей. Я думаю, что с первых дней 1942 года мы уже жили только победными реалиями, победными сводками с фронтов.

А как мы жили? В пятом классе я был назначен старостой. Учитель географии Раиса Максимовна говорила, чтобы я вел дневник фронта. Я рано утром приходил, чтобы дневник подкорректировать, внести изменения. И дети, когда приходили в школу, шли не к парте, а к дневнику, чтобы посмотреть, где линия фронта, что там происходит. Эта болезнь была всеобщей, ей были охвачены и дети, и взрослые. Все болели за Победу. Это чувствовалось на протяжении всех дней Великой Отечественной войны. Народ постоянно жил теми действиями, которые осуществляли наши воины на фронте.

Во многих школах были развернуты госпитали, мы их посещали, выступали там с песнями и стихами. Что интересно, раненые очень внимательно к нам относились и пытались кусочком сахара угостить. Все-таки война была, не конфеты были у них. Удивительные были люди, мобилизованные на войну и на Победу. И это, наверное, было главным в нашей жизни.

«Правильно сегодня делают руководители страны, что готовятся к 80-й годовщине Победы. Очень важно ее провести на высоком уровне, чтобы была преемственность» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Народ ждал эту Победу, она была очень желанной»

— Вы помните, как встретили День Победы?

— Да! Я тогда уже был в 7-м классе. Нас, активистов, собрали и сказали: «Завтра будет День Победы объявлен». Распределили улицы, по которым должны разбежаться дети, чтобы людей мобилизовать на радостное событие. Мы по всему городу ходили и оповещали всех, что завтра будет День Победы. Это была великая радость. Народ ждал эту Победу, она была очень желанной. Взрослые и дети встретили ее достойно, кричали «ура!» Победе.

В целом это событие особенное. Правильно сегодня делают руководители страны, что готовятся к 80-й годовщине Победы. Очень важно ее провести на высоком уровне, чтобы была преемственность.

— Ваш отец вернулся с фронта живым. Кто-то еще из ваших родственников воевал?

— Родной брат отца. Сибгат Сафиевич Акчурин был машинистом паровоза. Он вез эшелон из Ташкента на фронт, попал под бомбежку и погиб.

А отец, как я говорил, был под Сталинградом, а уже после окончания Сталинградской битвы его привезли на носилках. Отца все уважали. Уже когда я учился в 10-м классе, учитель узбекского языка, как оказалось, был в составе той дивизии, где отец был политработником. И это он рассказывал, как все было на фронте. А отец о войне старался не говорить.

— Почему?

— Он уходил от этих разговоров, а я не настаивал. Зато учитель узбекского языка Абрам Сергеевич рассказывал нам на уроках, как они воевали в Сталинграде, как шла война и как мы победили.

— Мой дедушка, который был участником Великой Отечественной войны, тоже не любил рассказывать о том времени.

— Потому что кровь, гибель друзей. Наверное, в этом причина. Хотя это, наоборот, должно людей мобилизовывать, люди должны об этом вспоминать, о войне надо помнить. Война — это то, что против человека. Я уверен, что мой отец это прекрасно понимал. Но в семье было не принято говорить о прошлом. Хотя у нас было много информации о Великой Отечественной войне, старались ей делиться с товарищами, в кругу своих друзей, в классе. Особенно в победные дни, когда отмечался праздник.

Война — это тяжелое испытание и для народа, и для молодежи. Разве сейчас боевые действия на Украине легкие? Нет. Люди гибнут, а родные получают печальные вести. Но это система, против которой надо выступать. И это правильно. Мы всегда боролись за мир, спокойствие, за то, чтобы люди жили счастливо. И это, наверное, главное.

— Как вы думаете, благодаря чему Советскому Союзу удалось победить в той войне?

— Благодаря единству народа и тому, что Верховный главнокомандующий Иосиф Сталин правильно выстроил действия. Он был очень уважаемым человеком. Моя сестра рассказывала, как в день, когда умер Сталин, учительница пришла в класс, положила голову на руки и навзрыд плакала. А весь класс стоял. Она только успела сказать: «Сегодня Сталин умер». Я тогда уже учился в зенитно-артиллерийском училище, и мы салютовали в память о Сталине.

«Благодаря единству народа и тому, что Верховный главнокомандующий Иосиф Сталин правильно выстроил действия» Фото: © Александр Кряжев, РИА «Новости»

— Какова была роль Сталина в победе в Великой Отечественной войне? Например, некоторые считают, что его роль минимальна.

— Это неправда. Сталин и на фронте бывал под Ржевом. Его вагон стоял специально в одном месте, чтобы ввести в заблуждение немцев, а на самом деле он был на другом участке фронта. Его берегли, конечно. Сталин все-таки жил жизнью нашего государства и делал все для того, чтобы победа была за нами. Он всегда внимательно выслушивал генералитет, офицеров штаба. И смотрите, как он работал. Спал ночью по 2–3 часа, а в остальное время работал с документами, планами и с фронтом. Фронт для него был главным. Он сделал многое и для того, чтобы после Победы, после окончания войны восстановить народное хозяйство, разрушенное войной. Для этого тоже надо было мобилизовывать людей, перераспределять силы Я, с точки зрения военного человека, должен сказать, что для победы Иосиф Виссарионович Сталин сделал очень много. Заслуги у него есть перед народом, перед Советским государством и перед Россией.

— А какова тогда роль военачальников и простых солдат в Победе?

— Скажем прямо, планы по разгрому немецко-фашистских войск составлялись в Генеральном штабе. Были исполнители — офицеры и солдаты. Многое было неожиданным для фашистских генералов и руководителей. И мы добивались Победы благодаря уму, таланту наших советских офицеров и мудрым действиям вышестоящего руководства Я не хочу выделить только Сталина, также были и Вячеслав Молотов, и Лазарь Каганович, и Климент Ворошилов. Они делали все во имя Победы. Также посылали генерала Семена Буденного, который тоже делал все, чтобы разбить немцев не только конницей, но и современным оружием, которое на тот период было у нас в Вооруженных силах. Поэтому всенародное стремление к Победе передавалось и высшим руководителям.

— Кого из военачальников того времени вы считаете поистине талантливым? Например, Георгий Жуков. Кто еще?

— Александр Василевский, Константин Рокоссовский. Или разве Андрей Еременко меньше сделал в Сталинградской битве, в сражениях, командуя и армией, и фронтом? Все трудились во имя Победы, все вкладывали свои ум, старание в Победу. Благодаря этому Победа была обеспечена.

Я скажу, нелегкой ценой мы добились этой Победы. Потери были большие. Но любая война без потерь не бывает, это мы должны понимать. И наверное, та Победа, которой добился наш народ, заслуживает того, чтобы ее прославлять сегодня, говорить о ней как о великом событии в истории нашего государства.

— Может быть, вы с кем-то из маршалов, военачальников тех времен встречались?

— Да, я встречался на отдыхе с целым рядом главнокомандующих. Например, с генералами армии Иваном Федюнинским, Иваном Третьяком. С Иваном Моисеевичем мы вместе служили. Надо отдать должное, он многое сделал для укрепления обороноспособности нашей страны.

— А Жукова видели когда-нибудь лично?

— Видел, когда он был министром обороны. Я уже служил в Вооруженных силах. После того как Жуков побывал в Индии, поездил на слонах, в Вооруженных силах был введен «жуковский час». И все ударились в спорт, нужно было быть подтянутым. Я тогда был молодым лейтенантом, живота у меня еще не было.

Но лично с Жуковым встречаться не пришлось, хотя я служил под его знаменами.

«Гитлер грезил и видел себя в Москве» Фото: Bundesarchiv, Bild 102-00204, CC-BY-SA 3.0, wikimedia.org

«Я думаю, Гитлер очень просчитался. Он не рассчитывал на такое сопротивление со стороны русского народа»

— Если возвращаться к Великой Отечественной войне, как вы думаете, в чем были все-таки ее истинные причины? Почему Германия напала на Советский Союз? Можно ли было избежать этой войны?

— Наверное, фашисты не допускали этого, избежать невозможно было. Пространство и простор были нужны фашистской Германии. Гитлер грезил и видел себя в Москве. Не просто так немцы оказались под Москвой. Но мы на голову их разбили. И после этого пошел откат назад. Был и Сталинград, но это фашистам не помогло. Я думаю, Гитлер очень просчитался. Он не рассчитывал на такое сопротивление со стороны русского народа. Это особо надо подчеркнуть. Гитлер неправильно оценил обстановку. Но у военных всегда так: если кто-то проигрывает, то говорят, что неправильно оценил противника. Так и тут. Гитлер до Москвы дошел, готовил парад на Красной площади и кресты, которыми собирался наградить свои фашистские полчища. Но ничего не вышло, потому что великий советский народ сделал все для нашей Победы. Весь народ был вместе и с главным командованием, и с партией, и с правительством нашей страны. Вспомните, были и займы, когда люди покупали самолеты и дарили летчикам, покупали танки и дарили танкистам. Только советский человек мог это сделать. Это так здорово! Так же сейчас мы помогаем нашим воинам, которые находятся в борьбе с украинскими фашистскими молодчиками. Наши воины делают все, чтобы победить их. И победа не за горами, я уверен в этом. Так и тогда народ был вместе со своей армией и делал все для ее поддержки.

— В чем был феномен Гитлера? Кто его взрастил? Почему он появился?

— Европейский милитаризм взрастил фашизм. И все поддержали его. Гитлер дал работу рабочему классу, говорил о землях, которые он захватит и отдаст немцам. Пропаганда играла определенную роль в том, чтобы у фашистов была уверенность в войне и своей победе. Хотя они не знали духа русского человека. Историю надо знать. В ней было много случаев, причем не только с Наполеоном. А до этого сколько Александр Невский громил немчуру! Мы должны помнить об этом и воздавать должное великой истории нашего государства.

«Главное — это память о тех, кто добился Победы» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Думаю, что руководство страны и Владимир Владимирович Путин не допустят, чтобы повторился 1941 год»

— В этом году мы отмечаем 80-летие Победы в Великой Отечественной войне. Как вы думаете, почему это до сих пор важно и актуально для России? И как сохранить память об этом, чтобы будущие поколения помнили уроки тех времен?

— Главное — это память о тех, кто добился Победы. Многих уже нет, они умерли. Во имя них и тех, кто положил голову на полях сражений, мы должны помнить о Победе народа в Великой Отечественной войне. Надо делать все ради того, чтобы молодежь знала об этом, а общество в целом не забывало. И не только 9 Мая. Надо воспитывать детей так, чтобы они помнили об исторических победах нашего народа в войне с врагом.

— Как раз тех, кто видел войну своими глазами, почти не осталось. Как тогда передать память молодому поколению?

— Форм передачи и сохранения памяти тех, кто добился Победы, наверное, много. Прежде всего речь про активную пропаганду и агитационную работу хотя бы в дни Победы. Об этом надо помнить во имя того, чтобы такое не повторилось. Причем помнить должны не только в России, но и в мире. Сейчас пытаются нас проверить, но я думаю, что руководство страны и президент Владимир Владимирович Путин не допустят, чтобы повторился 1941 год. То, что происходит на Украине, делается во имя этого. Думаю, что они должны почувствовать, что мы не шутим, мы во всеоружии и в нужный момент любому ответим в должным образе.

— Раз вы коснулись темы спецоперации, то спрошу: как оцениваете перспективы конфликта?

— Победа будет. Обязательно будет.

— Что можно считать победой?

— Полный разгром противника. Либо на Украине появится трезвый руководитель, который сложит оружие и скажет: «Ребята, давайте жить мирно, спокойно. Хватит нам воевать, друг друга убивать. Мы же православные. Как же можем друг друга убивать? Это не дело». Я думаю, там появятся трезвые руководители. Уже есть люди, которые рассуждают правильно, понимают всю сложность положения и то, что в жизни они никогда не победят нас. Не будет этого. Никогда. Я глубоко уверен в этом.

— Тогда зачем продолжают воевать?

— Не понимают, думают, что западный мир за них. Но уже сейчас многие понимают, что с конфликтом надо заканчивать, а война на земле не нужна.

— С кем мы сейчас воюем? Только с Украиной?

— Не только. Украину поддерживает целый ряд стран, я не буду перечислять, это известно. В Англии, Франции, Германии тоже появятся трезвые руководители, которые скажут: «Стоп!» Я думаю, что надо прекращать убивать друг друга.

«Не должен в Москву залетать никто. Здесь находятся президент, правительство, а обеспечить их безопасность — задача людей в погонах» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Начальник части предложил пойти в военное училище, а я согласился»

— Поговорим о вас. Вы свою жизнь посвятили карьере военного, хотя сначала мечтали быть автомобилестроителем.

— Да, инженером, мечтал строить автомобили. С детства была тяга к машине. Сосед ездил на грузовике и всегда говорил: «Расим, посиди в кабине». Я сидел, смотрел на механизмы и стремился стать инженером. Из класса многие поступили в Военно-морское училище имени Макарова, кто-то — в медицинский или академию связи. И я успешно сдал вступительные экзамены в Ленинградский политехнический институт, мне повезло. Стипендию получал. А во время учебы были и хвосты, требования в институте были высокими. Но я не сдавался, старался закрыть хвосты.

Но в 1951 году усложнилась обстановка в мире. Вооруженные силы СССР развивались, расширялись возможности. Поэтому шла агитация идти в военные. Меня вызвали в военный комиссариат, там начальник части предложил пойти в военное училище, а я согласился.

— Что он вам сказал? Ведь вы уже учились в институте.

— Сказал, что в училище ПВО из меня будут готовить офицера. Меня пригласили на заседание выборгского райкома комсомола, на котором торжественно рекомендовали в училище. Я не мог отказаться, был так воспитан. Помню, что в зале заседаний райкома было накурено, задавали вопросы, а потом сказали, что рекомендуют меня в училище и надеются, что я оправдаю их доверие. И я поехал в сентябре 1951 года в город Алуксне Латвийской ССР в третье зенитно-артиллерийское училище войск ПВО.

Эти войска в то время хорошо развивались, так как участились случаи нарушения наших воздушных границ, поэтому там готовили офицеров войск ПВО. После трех лет в училище я попал в город Майли-Сай Киргизской ССР, где был назначен командиром огневого взвода. Там я начал офицерскую службу. В Майли-Сае был урановый комбинат и две зенитно-артиллерийские части. Одна стояла в тылу, прикрывала комбинат, а вторая — на выходе из города, который был расположен в ущелье. Раз в квартал продукцию комбината вывозили, а мы стояли на прикрытии предприятия.

— А как ваши родители восприняли новость, что вы променяли карьеру инженера на путь военного?

— Как должное. Со мной до этого беседовали и говорили: «Мы знаем, что ваш отец — партийный работник. Не подводите его, пожалуйста. Вам оказывается большое доверие». В общем, накрутили, и я пошел с открытым забралом служить. Честно говоря, в то время все мои друзья стали военными. Поэтому и я решил: «Раз военный, так военный».

— Не пожалели?

— Нет, я никогда не жалел. О совершенном никогда не жалею. Раз решение принято, то оно должно быть осуществлено. Нас хорошо готовили. Надо отдать должное, что я полностью овладел профессией командира взвода, глубоко знал свою технику. Поэтому, когда часть, в которую меня отправили, перевооружалась, меня привлекали как преподавателя. Я еще в училище изучил новую технику и проводил занятия для офицеров части.

— После окончания училища вас направили в Киргизию командиром взвода. Как долго вы там были? И где служили потом?

— В 1957 году меня перевели под Ташкент, тоже командиром взвода. Там мы переучились на ракетные комплексы С-75 и встали на боевое дежурство по охране важного политического центра в Ташкенте. Тогда я встречался с теми, кто стоял у истоков зенитно-ракетной техники.

А потом пришло время оканчивать академию, чтобы командовать войсками. Меня направили в академию ПВО в Твери. Я учился пять лет. С дипломом командира-инженера был назначен на должность командира 291-го зенитно-ракетного полка дальнего действия. Там я приобрел большой опыт работы и с людьми, и с техникой. Этот полк был на рубеже охраны Москвы. В послевоенный период о ПВО думали все руководители и уделяли данной теме большое внимание. Поэтому подобной системы, которая была создана по прикрытию Москвы, не существовало ни в одном государстве мира. У столицы было трехэшелонное прикрытие. Первый рубеж — истребительная авиация уничтожает на дальнем рубеже, затем рубеж зенитно-ракетных войск дальнего действия, потом зенитно-ракетные войска ближнего действия. Как это преодолеть противнику?

— Зато сейчас дроны долетают даже до Кремля.

— Это ужасно! Я очень переживал за это. Я был командующим зенитно-ракетными войсками войск ПВО страны. Когда такие пролеты осуществляются, то это очень больно. Это очень больно! Не должен в Москву залетать никто. Здесь находятся президент, правительство, а обеспечить их безопасность — задача людей в погонах.

«Россия — это мощь, сила, которая может смести Украину, и ничего не будет» Фото: © Сергей Бобылев, РИА «Новости»

«В моей офицерской среде всегда болели за наше государство, за нашу Россию»

— В каком году вы ушли в отставку?

— В 1992-м.

— Как раз распался Советский Союз. Почему вы приняли такое решение?

— Я ушел, потому что вышел срок. Мне предложили — я уволился. Никакой причины не было, я мог еще работать, здоровье позволяло. После этого я два года работал в аппарате правительства России.

— Вы же наблюдали, что стало с армией после развала СССР. Как она менялась?

— Я не хотел бы с сегодняшних позиций отвечать на этот вопрос, потому что не согласен с тем, что происходит. Не хотелось бы на такую тему говорить. Есть и положительное, но вместе с тем есть и отрицательное в том, что не обеспечивают высокую боевую готовность, высокие возможности поднять Вооруженные силы. Сколько можно возиться с Украиной? Что такое Россия и что такое Украина? Они никак не сопоставимы! Россия — это мощь, сила, которая может смести Украину, и ничего не будет. Но взгляды у всех разные.

— Вы служили в Советской армии. В чем была мощь и сила Советской армии, раз после Великой Отечественной войны не было таких кровопролитных столкновений и нападений на страну?

— Во-первых, верой в силу нашего оружия. Во-вторых, преданностью нашему строю. Это очень важно. Ведь хотите или нет, 100–150 граммов выпили — и языки развязываются, но в моей офицерской среде всегда болели за наше государство, за нашу Россию. Это однозначно! Я не видел, что кто-то там что-то плохое говорил. Все были воспитаны так — любовь к Родине, уважение к ее достижениям и стремление защитить ее. Это было главным. Это основное, что в нас воспитала страна. Это у меня в крови, меня никак уже не переделать. Я никогда врагом своей Родины не стану. Я предан ей, служу во имя нее. И сейчас работаю с ветеранами, что тоже нужно. Если не я, то кто?

— Есть мнение, что Советский Союз распался, потому что те люди, те победители в Великой Отечественной войне просто ушли на покой. То есть страна держалась на них.

— Это неправда. Это очень серьезный и спорный вопрос: почему распался Советский Союз? Но надо признать, что работа, которую проводил идеологический фронт, была запущена. Это одна из причин. В итоге какие-то силы появляются, которые против выступают. А на самом деле конечный итог будет плохой. Но это не учитывается, не проигрывается весь круг вопросов. Если с этим не работать, то такой итог будет. Но придет время — все вернется на круги своя. Я уверен в этом.

«Почему распался Советский Союз? Но надо признать, что работа, которую проводил идеологический фронт, была запущена. Это одна из причин» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Украина — это всплеск, скажем, неправильной политики некоторых руководителей начиная с советских времен и заканчивая сегодняшними»

— Что вы имеете в виду? Возродится СССР 2.0?

— Может, не Советский Союз. Но объединенные силы все равно будут. Они уже есть. Посмотрите, среднеазиатские республики (Таджикистан, Узбекистан, Киргизия и Казахстан) в единстве с Россией. Может, у некоторых есть отклонения, в частности в Казахстане. Но это у одного руководителя, а народ все равно за Россию. Все эти народы за Россию. И они очень уважительно относились к нам всегда. Беларусь и так доказывает, что она готова соединиться с Россией, поддерживает нас всячески. А Украина — это всплеск, скажем, неправильной политики некоторых руководителей начиная с советских времен и заканчивая сегодняшними.

— Но ведь все равно сложно представить, что Прибалтика снова будет с Россией.

— Вы правы, Прибалтика не сможет. Она уже настолько отрезанный ломоть от России. Поэтому о ней я даже ни слова не сказал. Помню, как во время учебы стоял в карауле по охране склада боеприпасов, вооружений. Это было еще советское время, но мы себя уже тогда чувствовали в окружении почти врагов. Простой пример. Нас отпускали в увольнение и приглашали на вечер дружбы. Все знали, что увольнительная до 23:00, значит, в 22:00 я должен уйти. И до этого времени все вели разговоры только на латышском. Мы всегда возмущались этим. Это разве дружеское отношение к людям, которых пригласили на вечер, а они стоят как лопухи? Я всегда думал: «Может, он говорит о том, чтобы меня убить?» А я этого не знаю, так как не понимаю латышский язык. Поэтому я считаю, что уже в те годы мы недостаточно работали с этими республиками. Если бы поработали, воспитали поколение так, как было воспитано поколение врагов против русских на Украине, то такого отношения не было бы.

— Вы расстроились, когда Советский Союз распался, когда не стало вашей страны, в которой вы родились, учились, служили?

— Обидно и грустно от этого. Но вместе с тем главное осталось — российское государство. А советское… Мы упустили некоторые вопросы. Я вырос в Узбекистане и могу точно сказать, что узбеки были преданным СССР народом. Они очень уважительно относились ко всему советскому, русскому. Разве мало осталось в Узбекистане жить русских людей, когда они отделились от нас? Многие остались жить там, помогать им. Но это особый разговор, сейчас бы не хотел его начинать.

«Когда я командовал взводом, дивизионом, полком, войсками, корпусом, округом, всегда был предан нашему советскому делу, Вооруженным силам. Это главное» Фото: Екатерина Хорошилова

«Единственный недостаток — денег было мало. Но я их не просил»

— Долгое время вы возглавляли автономию татар Москвы. Как родилась идея ее создания?

— Эта идея возникла у Фарида Мухаметшина, который был тогда полпредом Татарстана в России. Он пригласил меня, сказал, что хотят создать автономию татар, и попросил меня ее возглавить. А я согласился. И Фарид Мубаракшевич спрашивает: «Где проведем заседание?» Я ответил, что есть татарский дом, но в нем сейчас колледж. И главная идея была вернуть татарский дом татарам.

— Но дом Асадуллаева строил азербайджанец.

— Ну и что? Для татар же он строил. Мы воздали ему должное. Я участвовал в подборе помещения для переселения колледжа. Все условия были выполнены, а здание возвратили татарам. Но даже во времена колледжа первая конференция национально-культурной автономии прошла в доме Асадуллаева. Меня избрали председателем, и Фарид Мубаракшевич благословил нас на работу.

— Для чего было нужно создавать автономию татар? Без нее татары себя плохо чувствовали?

— Татарам всегда уделялось достаточно внимания. Но тогда было целое течение по созданию автономий, и татарам тоже надо было. Автономия родилась, мы разместились в доме Асадуллаева.

— На ваш взгляд, что вам удалось сделать за годы, пока вы руководили автономией? А что нет?

— Удалось создать организационную структуру по руководству татарами Москвы. Просто создать автономию — это было полдела. Надо было привлечь массы людей. Я считаю, что нам это удалось. Да, было тяжело. Я часто свою пенсию вкладывал в расходы на этот дом.

— Татарстан помогал?

— Нет, ни копейки не выделялось, но слова поддержки были.

Я считаю, что создание автономии было своевременным, она повела за собой татарские массы. В округах Москвы появились ячейки, а основная работа шла в татарском культурном центре.

— А что все-таки не получилось?

— Все, что я хотел, сделал. Мне помогали республика и всемирный конгресс татар. Я был в поле их зрения. Полпредство тоже оказывало помощь. Народ был доволен работой нашей автономии, были организованы различные кружки. Единственный недостаток — денег было мало. Но я их не просил.

— Вы говорите по-татарски?

— Конечно, дома мы часто общаемся на татарском.

— В детстве, когда жили в Узбекистане, тоже говорили по-татарски?

— Да, мать и отец говорили на татарском. Они оба были из Пензенской области. Я был у них на родине, знаю, где жил отец и где жила мать. Дед по линии матери был очень грамотным, он был муллой. Даже когда он жил в Ташкенте, его узбеки очень уважали как муллу.

— Среди детей в Узбекистане вы себя как идентифицировали? Как татарина?

— Да. Но мы же воспитывались в советское время, как-то особо национальность не выделялась. Я только однажды на себе почувствовал это, когда первый секретарь ленинградского обкома при рассмотрении моей кандидатуры на должность командующего ПВО Ленинградского района сказал: «А что, кроме татарина, не нашлось в колыбели революции ни одного русского?» Человек, который присутствовал при этом разговоре, мне рассказал об этом. Но разве имеет значение, какая национальность?

— Вас это обидело?

— Конечно.

— А сейчас кем вы себя назовете в первую очередь? Кем себя ощущаете?

— Россиянином, советским офицером, полностью отдавшим себя службе Родине. И когда я командовал взводом, дивизионом, полком, войсками, корпусом, округом, всегда был предан нашему советскому делу, Вооруженным силам. Это главное.

Я не могу сказать, что четко соблюдал все татарские традиции. Но я старался их придерживаться, говорить на татарском языке, хоть порой и смешивая с русским. А сейчас все больше дома и на работе говорим на русском языке. Но с татарами — на татарском. Но это нисколько не умаляет того, что я татарин до мозга костей, что бы кто ни говорил.