Тренер сборной Татарстана по химии: «В Москве людям не стыдно работать просто учителем в школе»

Булат Курамшин: «Я понимал, что уровень знаний Рашита и Альберта позволяет в зависимости от степени везения занять примерно любое место на пьедестале в первых 15−20 позициях»

«Олимпиада как лото: результат складывается из многих факторов, которые выпадают участнику, как шарики из лотерейного бочонка»

— Булат, каковы ваши впечатления от олимпиады? Ждали «золота» у ребят?

— На Менделеевскую олимпиаду везут только команду России с двумя сопровождающими, поэтому с ребятами я не летал. Но непрерывно следил из Казани за тем, что пишут мне Рашит или Альберт в личку, на церемонии закрытия олимпиады кричал вместе с ними, когда кончилось «серебро», а потом наблюдал, как ребятам вручают «золото». Я хорошо это понимаю, когда я был в 10−11-м классе, это было примерно так же. Большие эмоции.

Олимпиада как лото: результат складывается из многих факторов, которые выпадают участнику, как шарики из лотерейного бочонка. Я понимал, что уровень знаний Рашита и Альберта позволяет в зависимости от степени везения занять примерно любое место на пьедестале в первых 15−20 позициях. А дальше каждая олимпиада проводит уникальный замер того, как вы перемешали эти шарики в лотерейном бочоночке: очень много зависит от того, как ты сам себя настроил, в каком настроении пришел на тур, сумел ли собраться, не уснуть, выпил ли перед этим кофе или попил чайку. Участник из Китая встал не с той ноги с утра — все, он опустился на три строчки вниз просто потому, что ему не хватило времени из-за трех лишних выходов из аудитории. А если он опустился на три строчки, то три человека поднялись.

Поэтому да, я надеялся на два «золота», но в процессе тоже думал, что есть ненулевая вероятность «вылета» в «серебро».

— Есть ли разница в ощущениях, когда ты участник, а когда — тренер? В каком статусе трясет сильнее?

— Думаю, если я скажу, что участвовать проще, мне ребята не поверят и правильно сделают: участвовать намного сложнее, потому что ты переживаешь все сам. Тренер все равно немного сторонний наблюдатель, он обычно о другом думает, когда смотрит на награждение. Я, например, о том, что наш кружок существует пять лет, будет здорово, если у нас в этом году будет два «золота». Это прагматическая, но не главная часть мысли.

Вторая мысль — конкретно о ребятах. С Альбертом мы занимаемся четыре года, с Рашитом — три, понятно, что я эмоционально переживаю за них, как за друзей, а не только как за химиков. Но за эти годы работы я научился не слишком сильно «раскачивать» себя на такие эмоции, как это могло быть, сейчас уже есть достаточно опыта, чтобы не трястись совсем.

«Родители говорили: «Не переживай! И если что, не расстраивайся, зато Бразилию увидел!»

— Насколько знаю, у Менделеевской олимпиады нет четко ограниченного набора знаний, которые необходимы для решения задач, нет комплекта заданий, на которых можно потренироваться. Как готовить ребят в таких условиях?

— Знаете игру «Что? Где? Когда?»? Она проверяет общую эрудицию и способность нестандартно мыслить на любых объектах. Менделеевская олимпиада — то же самое, только в рамках одной науки, химии. Здесь проверяют в очень широком спектре химическую эрудицию и способность нестандартно мыслить: когда ты пришел с набором одних знаний, но понимаешь, что для решения задач этих знаний недостаточно, надо вчитаться в текст и выдать какую-то очень нестандартную идею для конкретной задачи. Роль тренера — балансировать эти вещи, наращивать обе компетенции: много знаний и умение «вскрывать» нестандартные вопросы. Но в итоге успеха добиваются только те ребята, которые не просто ходят на кружок, а еще очень много работают по вечерам после него.

«С Альбертом (справа) мы занимаемся четыре года, с Рашитом (в центре) — три, понятно, что я эмоционально переживаю за них, как за друзей, а не только как за химиков. Но за эти годы работы я научился не слишком сильно «раскачивать» себя на такие эмоции, как это могло быть, сейчас уже есть достаточно опыта, чтобы не трястись совсем»

«В России очень сильная олимпиадная химия, она точно одна из двух-трех сильнейших в мире»

— Рашит и Альберт в своем интервью рассказывали, что об олимпиадной сборной России по химии отзываются как о сильной. При этом в текущем году абсолютным победителем Менделеевской олимпиады стал школьник из Китая. Что нужно сделать, чтобы победил российский юный химик?

— В России очень сильная олимпиадная химия, она точно одна из двух-трех сильнейших в мире. Это устоявшееся мнение в сообществе, вполне обоснованное: даже когда я школьником ездил на олимпиады, тогда еще говорили, что если россияне приехали — значит, они займут высокие места. Примерно так всегда и получалось.

Что касается абсолютного победителя этого года, то, во-первых, по результатам было видно, что, например, у него очень хороший экспериментальный тур. И вот тут я склоняюсь к тому, что в значительной степени так карта легла: экспериментальный тур сложнее интерпретировать как корреляцию между баллами и способностями ученика. Например, я, будучи десятиклассником на Менделеевской олимпиаде, тоже очень хорошо сделал эксперимент, хотя у меня имелся очень малый опыт в таких задачах. Я просто пришел и аккуратно все, как написано, сделал. В итоге фактически случайно поднялся на 2-е место на Менделеевской олимпиаде.

Второй фактор — я так понимаю, что все-таки те, кого в Китае отбирают на международные соревнования, проходят еще более интенсивную подготовку, чем мы тут с вами можем представить.

Это довольно закрытая система, я подробностей, честно говоря, не знаю, но видел задания национальной китайской олимпиады (можно сказать, аналог нашего «всеросса»). Там действительно серьезная химия, поэтому олимпиада отбирает, как и у нас, серьезных ребят, которые, судя по всему, очень настроены на взятие максимального результата для китайской партии.

Не думаю, что нам в Казани стоит как-то глобально модифицировать систему для того, чтобы у нас обязательно появились казанцы, настроенные исключительно на первое место Менделеевской олимпиады.

Есть тренеры, которые требуют максимального результата от своих подопечных, есть тренеры, которые готовы к любому исходу, им достаточно знать, что их ребята прошли такую-то подготовку, что слабыми их точно не назовешь. Я скорее за второй подход, ни один из наших преподавателей никогда ребятам не скажет, что они глупые и мало работают (если они, конечно, работают). Мы всегда знаем, что наш объем подготовки и их объем индивидуальной работы таков, что в грязь лицом ребята точно не ударят.

«Думаю, мнение о клиповом мышлении у детей, во-первых, касается далеко не всех, а во-вторых, мне кажется, оно сильно преувеличено»

— Есть ли разница между тем, как готовили к олимпиадам вас, и между тем, как готовите вы?

— Разница в слове «готовили». Если в мое время это было скорее соревнование отчасти школьных учителей, отчасти своих уникальных мозгов, то сейчас на это все наложился очень толстый пласт того, что и в Москве, и в Казани, и в некоторых других регионах называется системной олимпиадной подготовкой ребят преподавателями, которые на этом специализируются. За 10 лет олимпиадное движение превратилось из несколько кустарного мероприятия в ремесло, интересное, увлекательное, почти полупрофессиональный спорт.

— А как отличаются сами школьники? Видите последствия клипового мышления, поколение TikTok у детей?

— Я почти не вижу детей за рамками олимпиад, поэтому у меня вообще нет стереотипа о том, что дети тупеют. У меня есть стереотип, что дети умнеют: столько, сколько они сейчас знают, я в 11 классе не знал.

Конечно, даже такие ребята, как Рашит и Альберт, не против достать телефон, полистать веселые картинки, веселые видосы, но, во-первых, я и сам не против полистать веселые картинки. Зачем мне их осуждать? Во-вторых, это не мешает им уделять все остальное внимание делу.

Поэтому, думаю, мнение о клиповом мышлении у детей, во-первых, касается далеко не всех, а во-вторых, мне кажется, оно сильно преувеличено.

— Как вообще воспитать чемпиона? Как увидеть потенциал?

— Не уверен, что слово «воспитать» применимо к нашей работе. Наша роль — в создании некоего сообщества внутри каждой параллели. Сейчас у нас есть 11-я параллель, 10-я, 9-я. Чтобы среди этого сообщества появлялись такие чемпионы, надо, чтобы мы им давали знания, а они внутри себя дружно общались и катализировали процесс подготовки к соревнованиям друг к другу.

Когда я еще в школе был, со мной занимался друг. Он учился на класс младше, а выступал за мою параллель и выступал обычно лучше, чем я. Если бы у меня не было такого друга и конкурента одновременно, с которым мы и ссорились, и ругались, и конкурировали постоянно, я бы сам не так интенсивно занимался и не выиграл бы своих олимпиад.

Альберт

— Золотые медалисты и призеры международных олимпиад — это прежде всего индивидуальные характеристики ребенка или результат системной подготовки? Каждого ли ребенка можно сделать победителем «всеросса» или «международки»?

— Результат какой-то сборной или региона, повторяющийся из года в год на разных детях, — это результат системной работы. Но каждый из этих детей — очень индивидуальная история. Например, в прошлом году у нас была золотая медалистка Менделеевской олимпиады, она сейчас учится у меня на первом курсе в КФУ, совсем не похожа ни на Рашита, ни на Альберта ни по характеру, ни по набору любимых тем.

— Из каждого ли ребенка можно сделать победителя международной олимпиады?

— Нет, конечно. Хотя в обществе есть расхожее мнение, что каждый ребенок одарен и задача учителя — раскрыть его талант, мне не близка эта точка зрения. Если к одному и тому же ребенку подойдут специалисты по химии, по математике и так далее, бо́льшая часть из нас скажет, что он неодаренный. И только, может быть, преподаватель по физкультуре, или по музыке, или по истории скажет, что вот это у него получается хорошо. Так получается, что каждому ребенку можно найти комфортное и удачное для него ремесло или область, но не каждого ребенка можно обучить на высокий уровень понимания конкретно химии.

Рашит

«В Москве людям не стыдно работать просто в школе учителем, даже если ты золотой медалист «межнара»

— Булат, поговорим об образовании. И Альберт, и Рашит — ученики школ, которые негласно считаются в Казани топовыми. Вы сами воспитанник одного из мощнейших директоров республики — Альфии Хабибуллиной. Складывается впечатление, что успех куется в топовых школах. Или это ошибочное предположение?

— Это, наверное, так, потому что сейчас картина образования одаренных детей мне видится такой: если в семье растет отличник и если его родители знают о существовании таких школ, как 2-й лицей-интернат, 19-я гимназия, 131-й лицей, то родители стараются, как ни крути, к пятому классу перевести своего маленького отличника в школы, о которых они знают, что там все хорошо с учителями.

Альфия Хабибуллина: «Если ребенок в начальной школе ходит к пяти репетиторам – это нонсенс!»

Естественно, рождается ситуация, в которой мы видим олимпиадников, талантливых музыкантов, спортсменов примерно из одних и тех же мест. Хорошо это или плохо, не знаю, но мне кажется, что такому расслоению образования сопротивляться бесполезно, оно происходит в целом по России.

— Как в целом оцениваете уровень базовой подготовки детей по химии? Глубина знаний с течением времени растет или, наоборот, сокращается? Как оцениваете уровень преподавания по той же химии по республике в целом?

— До прошлого года я хотя бы чуть-чуть вел обычные уроки в 131-м лицее, был предметным учителем. Но с этого года я им быть перестал, и у меня соприкосновение с массой школьников совсем потерялось. Есть общее впечатление, что нам в стране не хватает учителей химии, но я явно стану не первым человеком, который вам это говорит.

Вам это и физики скажут, и биологи скажут. Учителей хороших и учителей вообще каких-нибудь явно очень много где не хватает, потому что регулярно слышишь истории о том, что вот эта учительница ведет в школе географию, химию, биологию, и понимаешь, как она их ведет.

— Что нужно сделать, чтобы молодой и талантливый специалист вроде вас остался в системе преподавания?

— Таких, как я, мало, прежде всего потому, что это обычно то, что называется словом «призвание». У меня семья, в которой есть бабушка-учитель, мне с детства очень нравилась идея преподавать. Пока я был маленьким, мне казалось, что я стану учителем начальных классов. Когда я стал побольше, я думал, что я стану учителем физики, еще побольше — учителем химии. Потом — университетским преподавателем, олимпиадным тренером. На этом пока остановился. Чтобы люди, которые имеют более или менее приличные академические заслуги, остались в системе школьного образования, путь только один, — надо эту систему улучшать в плане условий работы.

Прежде всего я о зарплате говорю. В Москве большие зарплаты у учителей: пока у нас двухзначные значения в тысячах рублей, у них — трехзначные. Как показывает опыт моего общения с преподавателями из Москвы, там людям банально не стыдно работать просто в школе учителем, даже если ты, например, золотой медалист «межнара». Просто ты в этой школе будешь налаживать систему, которая тоже выявляет сильнейших и воспитывает будущих олимпиадников, больших химиков, ученых и так далее.

У меня была, собственно, попытка совмещать именно учительство с тренерством и какой-никакой научной работой. Но это почти невозможно именно потому, что тебе приходится одну работу делать для души, а остальную — для денег.

Пока человек может заниматься какой-то работой только для души, естественно, в такой отрасли будет очень мало энтузиастов. В таких условиях могут работать только какие-то оптимизирующие схемы — например, как наш городской кружок: он собрал таких энтузиастов со всего города, и вот они раз-два в неделю готовы приходить на этот кружок и формировать совокупность, которая уже вместе выглядит как одна большая казанская школа химиков.

Я, наверное, слишком сгущаю краски, когда это все рассказываю по ситуации в Казани, но, пока вы учителей держите, будем честны, в черном теле, с совмещением классного руководства, общественной нагрузки и 35 часов в школе в неделю, ситуация не изменится.

— Еще один вопрос для обсуждения — некоторый исход талантливых педагогов в репетиторы. Как относитесь к такому явлению, сами были репетитором? Нужно ли как-то ужесточать сферу репетиторства, чтобы остановить переток педагогов в эту область?

— Это сложно проблемой называть, но, действительно, репетиторство — один из мощных ручейков, которые уводят людей из преподавания. Я репетиторства и индивидуальные занятия в целом не люблю, но понимаю, что я, как репетитор, получал бы кратно больше денег.

Опять-таки опыт общения показывает, что так или иначе репетиторством подрабатывают очень многие химики в целом. И это, на мой взгляд, неплохо, потому частично компенсирует кадровый учительский голод в стране. То есть если у вас в городе есть химический факультет, где на каждом потоке хотя бы по 30−50 студентов, то у вас в городе автоматически образуется пул репетиторов, которые согласны за разного уровня деньги возмещать недостаток химического образования.

— То есть противостоять этой истории не надо?

— Если мы в более или менее капиталистической стране живем, как ей противостоять? Это частная инициатива, она выгоднее, чем преподавание в школе однозначно. Поэтому ее не потушить.

— Альфия Хабибуллина, директор лицея №131, в прошлом году говорила о том, что за талантливых детей идет борьба — сильных олимпиадников натурально переманивают Москва, Петербург более высокими «призовыми». Ощущали на себе, на своих воспитанниках такой «хантинг»? Как ему противостоять?

— Да, конкуренция за талантливых детей объективно есть, она очень разная в разных предметных областях. В химии мы с этим столкнулись три-четыре года назад. Тогда индивидуально с детьми разговаривали, точно ли ребенок хочет перевод и почему. Но с тех пор нам в кружке всех лучших детишек удается удерживать до 11-го класса включительно в Казани, дальше они определяются своей судьбой самостоятельно, в зависимости от того, куда поступают.

Мы думали, что детей привлекают прежде всего московские премии, но, как выясняется, привлекательность премий можно скомпенсировать, во-первых, тем, что вы у себя устраиваете подготовку к олимпиадам не хуже, чем в Москве, а во-вторых, вы проводите эту подготовку в теплом по общению и уровню дружбы коллективе из учеников и преподавателей. У нас в кружке, например, самому старшему преподавателю 31–32 года, мне, например, 25 лет, самым молодым студентам, которые ведут занятия, — 18–19 лет. Дети 9-го, 10-го, 11-го класса с нами хорошо контактируют, и в итоге получается так, что сейчас у нас никто пока никуда не уезжает.

— Мы делали интервью с Алексеем Савватеевым, математиком. Он высказывал мысль о том, что образование сегодня — это профанация: количество часов сокращают по естественнонаучным предметам, а объем информации растет. Получается кормильная машина Чаплина. Согласны с такой оценкой?

— Мне сложно судить о массовой картине. Савватеев интересуется средним и высшим образованием, я же, когда рассуждаю, говорю или об олимпиадниках, или о своей группе студентов, также сильной. Поэтому у меня очень рафинированная и необъективная картина.

Мне повезло столкнуться с учениками, которым интересно то, что я им рассказываю, и поэтому точно могу сказать, что образование, которым мы занимаемся с нашей командой, не профанация.

Профанация ли школьное образование? У меня ощущение, что частично о том факте, что в школе все больше приходится имитировать, чем преподавать, свидетельствует то, что многие предметы в 10-м и 11-м классах совершенно легально могут исчезнуть. Например, химии во многих школах в 11-м классе просто нет.

Современный мир устроен так, что школа теперь воспитывает не энциклопедистов, как это было, возможно, в СССР, а тех, кто поступает в конкретный вуз, на конкретную специальность, и это, наверное, тоже, к сожалению или к счастью, неизбежный процесс.

— А как же наше великое советское образование?

— Я там не жил, поэтому очень аккуратно всегда о нем рассуждаю. Понимаю, что очень круто, если у нас сохранятся «островки» советского образования в лице отдельных учебных заведений, о которых мы говорили выше. Пока такие школы есть, меня ситуация полностью устраивает, поскольку я понимаю, что в таких школах всегда концентрируются те, кто готов на получение широкопрофильного энциклопедического образования.

«Условий для работы с одаренными детьми, слава богу, все больше»

— Булат, расскажите, пожалуйста, каким вы видите образование в Татарстане и России в перспективе 10–20 лет? Что принципиально изменится, на ваш взгляд?

— Как показывает практика, образование — штука одновременно очень инерционная и при этом легко постепенно меняющаяся. В перспективе 20 лет я ничего предсказать не могу, а в перспективе 10 лет, наверное, мы увидим много проблем на, скажем так, «втором этаже» образования — так я образно называю пласт широкого и массового школьного образования, где дети не проходят какие-либо отборы.

Как пример — последняя ситуация, которая меня очень впечатлила: в одном из регионов провели отбор в олимпиадную сборную среди ребят из этого «второго этажа», которые просто захотели прийти и попробовать свои силы. Итог: подавляющее большинство работ были подчистую списаны у ChatGPT.

И, наверное, этот «второй этаж» в ближайшие 10 лет будет учиться расхлебывать проблемы такого характера: ему все меньше хочется получать сложные знания, но при этом все проще скатать решения буквально с часов на руках, если есть соответствующие технические навыки. А «первый этаж» в виде академических школ, олимпиадного движения живет своей жизнью. Он явно продолжит развиваться, потому что условий для работы с одаренными детьми, слава богу, все больше. Людей, которые хотят с ними заниматься, все больше, потому что эти ребята выпускаются и говорят: «Мы не хотим уходить окончательно из олимпиадного движения, например, мы хотим раз в год провести сборы, раз в год составить задачку, раз в год поработать в жюри на олимпиаде и так далее». На этом «первом этаже», я думаю, больших проблем не будет.

«Когда я начинал, то мечтал, чтобы у меня были ученики — золотые медалисты Менделеевской олимпиады и международной олимпиады по химии. Поскольку и то и другое сбылось, то такую галочку себе поставил»

— Когда возьмет верх дистанционное образование? Или этого не случится?

— О «втором этаже» ничего не могу сказать, я на нем не живу, а на «первом» оно, скажем так, успешно конкурирует с офлайн-формой: в олимпиадной химии, например, есть парочка онлайн-школ, которые в открытую говорят, что способны готовить олимпиадников без офлайна вообще. И вроде как у них это даже получается, хотя по своему опыту скажу, что все-таки офлайн собираться гораздо более здорово, чем онлайн.

В Татарстане этой конкуренции нет, так как есть своя хорошая офлайн-подготовка. Но в России еще очень много регионов, в которых совсем-совсем хорошей подготовки нет, и вот там много детей, которых можно готовить дистанционно.

— Какое будущее видите лично для себя? Останетесь ли в системе образования, где?

— Мир так быстро меняется, что планировать что-то очень сложно. Наиболее вероятно, что я останусь преподавать в вузе и продолжу работу в системе олимпиад. Также наиболее вероятно, что регулярных занятий у школьников я буду вести все меньше и меньше, потому что я все хуже и хуже успеваю, но очень люблю, поэтому бросать не хочу.

С этого года такой опыт у меня еще появился, занимаюсь организацией олимпиады в Казахстане по приглашению коллег: составляю комплект теоретических задач для их республиканской олимпиады. Думаю, несколько лет ближайших я много времени и внимания буду уделять в том числе этой работе, совмещая со всем остальным.

— Ваша мечта на ниве образования и подготовки ребят — какая она?

— Когда я начинал, то мечтал, чтобы у меня были ученики — золотые медалисты Менделеевской олимпиады и международной олимпиады по химии. Поскольку и то и другое сбылось, то такую галочку себе поставил. У меня есть еще ряд галочек, которые очень хочется себе поставить, они в основном касаются участия в мероприятиях международного уровня. Например, в той же самой Менделеевской олимпиаде в качестве члена жюри. На самом деле в жюри там подавляющее большинство — вполне знакомые люди. Надо просто уделить время написанию хороших задач туда, мне его периодически не хватает.

— Желаю вам эту галочку поставить в самое ближайшее время. Большое спасибо за интервью!