«Ни на кого не наговаривал никогда. Даже о тех, кто его арестовал, ничего плохого не говорил. Только о том, что суд во всем разберется», — говорит о профессоре КФУ член ОНК Татарстана Азат Гайнутдинов, который не раз был у него в СИЗО. Судьба дела бывшего директора ИМО КФУ, который скончался на прошлой неделе, проведя год под арестом, может решиться завтра на очередном судебном процессе. Неужели у Хайрутдинова, уже погасившего ущерб, не было шансов выйти на свободу? Повлияла ли сумма ущерба в целом на его изоляцию от общества? А поручительство от Сергея Нарышкина почему не спасло? И действительно ли единственный аргумент для содержания в СИЗО — непризнание вины? На эти вопросы пытаются ответить эксперты «БИЗНЕС Online».
Рамиля Хайрутдинова обвиняли в мошенничестве (ч. 4 ст. 159 УК РФ) и превышении должностных полномочий (ч. 3 ст. 286 УК РФ)
Что будет с делом Хайрутдинова — слово за родными
Завтра в Вахитовском суде Казани, с большой долей вероятности, будет решена судьба уголовного дела Рамиля Хайрутдинова. В пятницу вечером профессор КФУ скончался в казанской горбольнице №2, куда его срочно доставили из СИЗО в Адмиралтейской слободе, где он находился с апреля 2024 года. В субботу Хайрутдинова проводили в последний путь его родные и коллеги.
Бывшего директора Института международных отношений КФУ обвиняли в мошенничестве (ч. 4 ст. 159 УК РФ) и превышении должностных полномочий (ч. 3 ст. 286 УК РФ). Разработку профессора вели управление ФСБ РФ по РТ и следком Татарстана. По их версии, в 2022 году в КФУ создали две научно-исследовательские лаборатории для изучения тюркского мира. Одну из них возглавил Хайрутдинов, а в сумме на оба проекта выделили более 20 млн рублей. Исполнителями стали сотрудники Института международных отношений (ИМО) КФУ, который с 2013 года и возглавлял Хайрутдинов. Следствие считает, что как минимум 2,8 млн рублей из выделенных средств было выплачено ни за что — под видом премий, которые затем были обналичены сотрудниками ИМО и переданы Хайрутдинову.
В апреле 2024 года профессор был задержан и помещен под стражу. Вину в хищениях он не признавал, а ситуацию называл «неверно принятым административным управленческим решением». При этом он соглашался, что эти действия подпадают под признаки преступления по более мягкой ч. 1 ст. 286 УК РФ, в чем он, по его словам, «объективно вину признал».
Оспаривая арест Хайрутдинова в апреле 2024 года, его защита объясняла, что никакой корысти у профессора КФУ не было. Адвокат напоминал, что Хайрутдинов руководил только одной лабораторией, а основную работу по второму проекту выполнял его коллега из Азербайджана Шахин Мустафаев, который привлекал сторонних ученых, в том числе из Турции. Университет работу принял, и нужно было расплатиться с Мустафаевым, который к тому моменту стал дипломатом в Республике Казахстан и не мог заключить дополнительное соглашение, чтобы его услуги были оплачены. «Хайрутдинов допустил свою управленческую оплошность, заключив 10 соглашений с сотрудниками университета. Деньги были выплачены, они аккумулировались у Хайрутдинова. Он их использовал на нужды университета. Он не смог их передать Мустафаеву, но деньги себе не присваивал. По данному проекту ущерба нет, работа принята, все поставлено на баланс», — объясняла защита Хайрутдинова его позицию.
Профессор заявлял, что ущерб уже погасил, и потерпевшая сторона (КФУ) это подтвердила на допросе в суде, отказавшись от материальных претензий к бывшему сотруднику.
На очередном заседании в суде должен был начаться допрос свидетелей, которых в деле несколько десятков человек. Теперь родственники Хайрутдинова должны решить, согласиться ли с прекращением дела, но в данном случае основания будут нереабилитирующими: фактически будет считаться, что вина профессора доказана. Есть и второй путь — продолжать бороться в суде.
По нашим данным, родственники Хайрутдинова пока не приняли однозначное решение. Адвокат Рамиля Равиловича Ирина Гонцова не стала комментировать ситуацию без согласования с родными профессора.
В пятницу вечером процессор КФУ скончался в Казанской горбольнице №2, куда его срочно доставили из СИЗО в Адмиралтейской слободе, где он находился с апреля 2024 года
Как сидел профессор: «Очень достойно себя вел»
С Хайрутдиновым был хорошо знаком Азат Гайнутдинов — председатель Общественной наблюдательной комиссии Татарстана (ОНК РТ). Примерно с 2018 года профессор КФУ сотрудничал с Гайнутдиновым, в том числе по деятельности АНО «Центр социальной реабилитации и адаптации» (ЦРА). Председатель ОНК часто выступал у Хайрутдинова с лекциями по ресоциализации и принимал участие в круглых столах. «Когда его арестовали, для меня это стало шоком. Потому что сколько я уже знал тогда — лет 6–7, наверное», — рассказывает Гайнутдинов.
ОНК — организация, которая занимается общественным контролем за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания. Члены ОНК регулярно посещают следственные изоляторы и исправительные колонии, встречаясь как с осужденными, так и находящимися под следствием и арестом. В их числе был и Хайрутдинов, которого Гайнутдинов несколько раз посещал в СИЗО.
«Я, конечно, к нему заходил и посещал его много раз. Первые визиты, так как я ко многим захожу — это всегда психологическая поддержка. Потому что люди, которые никогда не были в таких учреждениях, испытывают разные чувства, тем более если речь идет о профессоре, ученом, — говорит Гайнутдинов. — Но, знаете, там он держал себя молодцом. Для меня он настоящий мужчина. Он всегда улыбался. Всегда был жизнерадостным: что я его на свободе знал, что встречался с ним в заключении — никогда не унывал. Многие же, как это бывает, жалуются на разное: это не так, то не так — понятно, человек попадает в новые для себя условия. А он просто таким человеком был. Некоторые скисают, опускают руки, хмурые и грустные ходят, морально подавленные. А Хайрутдинов очень достойно себя вел. С первых дней он говорил, что не виноват. Точно не вспомню сейчас, да и не могу ничего утверждать, но в его словах речь шла о какой-то, возможно, финансовой неграмотности. Но он точно говорил: „Азат, я не виноват, я ничего не брал“. Он верил в то, что справедливость восторжествует, что его невиновность докажут, что он выйдет на свободу. И вот на этой волне он всегда был».
По словам Гайнутдинова, Хайрутдинов никогда не жаловался на условия содержания. Однако один раз тот оказывался в больнице для осужденных (БДО), еще в прошлом году. Но, с каким диагнозом, наш собеседник затруднился сказать, впрочем, это точно не было что-то серьезное и резкое.
В его камере всегда было много книг, он регулярно посещал прогулки и даже начал заниматься спортом — отжимался, похудев на несколько килограммов. В ходе визитов Хайрутдинов также часто рассказывал о своем маленьком ребенке, спрашивал о работе, до конца веря в то, что он обязательно выйдет. «Я ни разу не выходил от него, поймав какую-то плохую энергетику, — вспоминает наш собеседник. — Ни на кого он не наговаривал никогда, сколько его знаю. Даже о тех, кто его арестовал, ничего плохого не говорил. Только о том, что суд во всем разберется».
Недавно под домашним арестом после полутора лет в московском СИЗО оказался экс-гендиректор «Газпром межрегионгаз Казань» Ринат Ханбиков
А как часто фигурантов уголовных дел отпускают из СИЗО?
Примеров немало, и все они свежие. Так, недавно под домашним арестом после полутора лет в московском СИЗО оказался экс-гендиректор «Газпром межрегионгаз Казань» Ринат Ханбиков. Его выпустили из-под ареста на стадии ознакомления с материалами уголовного дела. Причем, как писало наше издание, к моменту выхода из-под стражи он так и не признал вину по обвинению в мошенничестве со сбытом продукции «Аммония» через аффилированную фирму-прокладку. Более того, за полгода до этого в отношении него возбудили еще два уголовных дела — по факту хищения средств у госкорпорации «ВЭБ.РФ» в размере 2 млрд 286 млн рублей и отмывания не менее 20 млн рублей. К слову, чуть раньше суд изменил меру пресечения еще одному фигуранту «аммиачного дела» — экс-главе «Менделеевсказота» Фирдису Абдрахманову — при том что следствие просило продлить ему арест, суд отказал и избрал ему более мягкую меру пресечения в виде домашнего ареста.
Один из последних примеров смягчения меры пресечения — громкое дело ИЖС. Так, фигурантку дела, директора фирмы «Таунхаусы и дома» Нелли Желованову Верховный суд Татарстана отпустил из-под домашнего ареста, хотя следствие просило его продления на 2 месяца. ВС РТ избрал ей запрет определенных действий, хотя другим фигурантам меры пресечения менять не стал.
Буквально пару месяцев провел в СИЗО племянник молочного короля Вагиза Мингазова — бизнесмен Нурсиль Хусаенов. В октябре 2023 года его арестовали по подозрению в трех преступлениях, максимальный срок наказания по которым подразумевал до 10 лет лишения свободы. Но уже по первой жалобе ВС РТ решил, что заключение под стражу было незаконным, и смягчил тому меру пресечения до домашнего ареста. Суд над предпринимателем начался спустя 9 месяцев, которые он провел с браслетом УФСИН на ноге.
65-летний Александр Корчагин, который когда-то работал в хоккейном «Ак Барсе» и в качестве исполнительного директора клуба, выиграл первое в истории столицы Татарстана «золото» чемпионата России по хоккею, был в СИЗО меньше месяца. В отношении Корчагина возбуждали дело о мошенничестве с ущербом в 186 млн рублей. В январе 2025-го суд отправил его в СИЗО, а в начале февраля ВС РТ выпустил под домашний арест.
Перечислять можно долго: под «домашку» из СИЗО вышла хозяйка «дома смерти» в Щербаково Чулпан Мифтахова, которая, в отличие от вышеперечисленных примеров, смогла получить такое смягчение после того, как полностью признала свою вину. Не согласившийся с обвинениями во взятках от студентов экс-директор Набережночелнинского филиала КФУ Анатолий Макаров спустя несколько месяцев перешел из камеры СИЗО под домашний арест. С запретом определенных действий из СИЗО отпустили бывшего заместителя начальника отдела МВД по Мамадышскому району, экс-начальника полиции Ильнара Исхакова, которого обвиняли в превышении полномочий при ремонте здания УВД. И все это еще до начала судебного разбирательства.
Хайрутдинов также часто рассказывал о своем маленьком ребенке, спрашивал о работе, до конца веря в то, что он обязательно выйдет
За какие аргументы вообще могут выпустить из СИЗО
Самая строгая мера пресечения избирается при наличии одного-трех поводов, объясняет адвокат Николай Иванов. Первый — если лицо может скрыться от следствия или суда. Второй — если лицо может оказать давление на кого-то из лиц, причастных к делу (свидетелей, суд и т. д.). Третий — если лицо может продолжить заниматься преступной деятельностью. «Если какое-то из этих правил соблюдается, то человеку могут избрать меру пресечения, причем необязательно стражу, это может быть и домашний арест — он при тех же самых основаниях избирается, — проводит небольшой ликбез адвокат. — Все на внутреннее усмотрение суда. И, безусловно, следователя».
При этом эксперт напоминает, что 27 мая 2025 года пленум ВС РФ принял постановление, которое регламентирует вопросы заключения под стражу. В частности, в постановлении говорится, что каждое решение о заключении под стражу должно быть тщательно обосновано конкретными обстоятельствами, которые подтверждали бы, что иная мера пресечения невозможна. «Верховный суд делает акцент на гуманизацию: меньше „закрывайте“, более тщательно смотрите», — отмечает адвокат. При этом он подчеркивает, что такой акцент на гуманизацию идет с 2013 года, когда впервые вышло постановление по данной проблематике. «К сожалению, ничего не изменилось, — отмечает адвокат и задается вопросом. — Может быть, люди боятся, что в случае, если кто-то даст слабину, может быть заподозрен в какой-то коррупционной связи?»
«В принципе, даже возмещение ущерба — уже хорошее основание для того, чтобы перевести человека под домашний арест», — рассуждает адвокат Владимир Гусев. Его коллега Руслан Нагиев считает, что в нынешних реалиях возмещение ущерба — аргумент «слабый». «Вообще, в законе прописано, что для изменения меры пресечения необходимо изменение обстоятельств. Например, то же самое состояние здоровья: мера пресечения изменяется на более мягкую при выявлении тяжелого заболевания, препятствующего его содержанию под стражей (110 УПК РФ). Возмещение ущерба учитывается, но это не изменение обстоятельств в целом», — объясняет адвокат, подчеркивая, впрочем, что защитники в судах обязательно такой аргумент приводят, но суды очень редко по такому основанию удовлетворяют ходатайство об изменении меры пресечения.
А сама величина ущерба влияет на тяжесть меры пресечения? Например, в вышеприведенных примерах суммы ущерба порой доходят до миллиардов, а фигурант дела выходит под домашний арест. «Сумма ущерба влияет на тяжесть статьи», — указывает адвокат Нагиев, отмечая, что в той же статье о мошенничестве (159 УК РФ) есть несколько частей в зависимости от суммы похищенного. Другое дело, что, например, ущерб в 2,8 млн рублей в деле Хайрутдинова и миллиардный ущерб в деле Ханбикова — это все одна и та же часть ст. 159 УК РФ. Санкция одинакова — до 10 лет лишения свободы.
И здесь эксперты разводят руками. Адвокат Гусев приводит пример из своей практики, когда фигуранта дела с ущербом в порядка 2 млн рублей оставался на свободе — он находился под подпиской о невыезде. «Это действительно не такая огромная сумма, чтобы арестовать человека», — подчеркивает защитник. Адвокат Иванов указывает, что сумма не привязана к Уголовно-процессуальному кодексу. «А вот личность самого человека — это аргумент при решении вопроса об избрании меры пресечения», — добавляет он.
Прощание с бывшим директором Института международных отношений КФУ Рамилем Хайрутдиновым прошло 21 июня
Главное условие свободы — признание вины?
Поручительство от главы службы внешней разведки Сергея Нарышкина, которое защита Хайрутдинова приобщала к материалам дела, эксперты называют не более чем характеризующим материалом. «У нас „личного поручительства“ как такового как меры пресечения нет. То есть это такое фактически неисполнимое ходатайство, когда человек за кого-то поручается, а его зона ответственности — никакая», — объясняет адвокат Гусев.
Юристы рассуждают о том, почему Хайрутдинова не отпускали из СИЗО более года. «Формальным основанием его не отпускать, видимо, было непризнание вины, — полагает адвокат Гусев. — В принципе, зачастую следствие так и ставит вопрос: признайте вину — мы вас отпустим. Хотя юридически это нигде не закреплено, просто следствию так удобно». По его словам, после признания вины вопрос сбора и оценки доказательств стоит «достаточно условно», ведь даже если на стадии судебного разбирательства фигурант откажется от признания вины, суд все равно учтет, что он признавал ее на следствии. «Поэтому у следствия это зачастую такой весомый аргумент для изменения меры пресечения», — отмечает адвокат.
И, к слову, подобные громкие примеры есть прямо сейчас: глава Тукаевского района Фаил Камаев, арестованный за взятку, вышел под домашний арест, когда заключил сделку со следствием, признал вину и дал показания по новым делам.
«Предположу, что [следователь и фигурант дела] не нашли каких-то точек соприкосновения», — говорит адвокат Иванов. Он отмечает, что в Уголовно-процессуальном кодексе есть такое понятие, как внутреннее убеждение, которое имеется и у судьи, и у следователя. «Формально следователь может ходатайствовать об избрании любой меры пресечения по любому преступлению, но ведь ему надо ее как-то обосновать. А обоснование указано очень расплывчато. Например, в УПК сказано, что „у следователя имеются основания полагать, что лицо может оказать давление“, даже если он ни разу его не оказывал — и это уже достаточный аргумент», — приводит адвокат пример такого внутреннего убеждения.
В теории несогласие с обвинением не должно учитываться в качестве аргумента для избрания самой строгой меры пресечения, говорит адвокат Нагиев. «Но фактически можно сказать, что у нас это один из главных аргументов для заключения под стражу, — отмечает он. — Если человек сотрудничает со следствием, они сами просят избрать более мягкую меру пресечения, могут и сами избрать подписку о невыезде. А если не признает… Есть какое-то негласное правило: считается, что, находясь в СИЗО, человек станет более „сговорчивым“, что ли».
При этом Нагиев подчеркивает, что, когда человек находится под домашним арестом, у него также нет возможности свободно перемещаться, нет доступа к средствам связи. «И как же он в таких условиях будет на кого-то влиять или давить? — задается вопросом адвокат. — Более того, государству не придется содержать человека [в СИЗО], обеспечивать его и так далее».
Кто виноват в трагедии, которая произошла с Хайрутдиновым — ответить сложно, говорят опрошенные эксперты. Адвокат Гусев отмечает, что все службы в этом плане действовали в соответствии со своими обязательствами. Следователь обратился в суд с ходатайством о заключении под стражу, суд посчитал, что ходатайство обоснованное, судебный контроль (стадию ВС РТ) оно прошло. Следственному изолятору было «поручено» содержать человека под стражей — они его содержали. Другие эксперты полагают, что ответ на этот вопрос должна дать проверка, которая, вероятно, должна быть назначена следкомом. Нужно понять, сигнализировал ли Хайрутдинов о своем состоянии, как на эти сигналы реагировали в СИЗО, сам следователь и т. д. «Сами понимаете, что и на свободе с людьми всякое случается…» — рассуждает Гусев.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 56
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.