«У ВСУ командир армейского корпуса 1990 года рождения. Как так?!»

«9 мая планировалось перемирие, а 6 мая ВСУ начали активные штурмовые действия» Фото: © Juan Moreno / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

Бои за Сумскую область

— Уже несколько месяцев мы обсуждаем возможное перемирие, делегации России и Украины проводят встречи в Стамбуле. А здесь, на передовой, эти «слухи» как-то ощущаются?

— То, что все идет к окончанию СВО, — даже близко такого нет. Как идет, так и шло, и ВСУ все время пытаются куда-то залезть. Допустим, майские штурмовые действия на Теткино. 9 мая планировалось перемирие, а 6 мая ВСУ начали активные штурмовые действия. Здесь они пытаются зайти отдельным 425-м штурмовым полком, 225-м штурмовым полком и 24-м штурмовым батальоном «Айдар»*. Это все нацистские формирования. Но мы давили их огнем еще на подступах к нашим границам, они до нее не доходили.

Как правило, у них сначала идут машины разминирования, за ними — боевые машины с пехотой. Но они не успевали дойти до госграницы. Особый урон им наносят дроны на оптоволокне. Сегодня это самое эффективное поражающее средство. Ни артиллерия, ни гранатометы, а обычные FPV-дроны на оптоволокне. У них есть РЭБ-сопровождение, но они неэффективны против наших дронов.

— А чего они хотят? Зачем они все еще пытаются залезть в Курскую и Белгородскую области?

— Во-первых, они хотят улучшить свое положение, чтобы часть региона была занята ими, чтобы можно было что обменять или выкупить. Во-вторых, это пиар: «Мы опять на Курской земле!» Но мы уже перешли границу Сумской области, и задачи у нас стоят глобальные. Нам нужно овладеть большим рубежом, создать буферную зону. И задача — сделать ее, охватив в том числе столицу региона…

— У ВСУ силы еще остаются? Или чувствуется спад?

— На нашем направлении они и сдаются в плен, и отступают. Многие покидают позиции, но кто-то все равно остается биться до последнего. Но успеха у них нет. Их люди продолжают погибать.

— А артиллерия ВСУ? Продолжает работать?

— Артиллерию они убрали очень глубоко, оттянули, чтобы мы до них не доставали своими орудиями, не вели контрбатарейную борьбу. В основе своей они стреляют по передним нашим краям, по нашим штурмовым группам.

— А они пытаются вести контрбатарейную борьбу?

— Сейчас тактика на всех направлениях одна. Они применяют агрокоптеры «Баба-яга» со сбросами для борьбы с нашей артиллерией. По нашим ребятам также активно работают оптоволоконные дроны.

«Сейчас артиллерия выполняет задачи одним орудием по одной цели» Фото: © Сергей Бобылев, РИА «Новости»

«Батареями стрелять уже неактуально»

— Как у нас эволюционировала артиллерия за последние три года?

— К сожалению, так получается, что не они под нас подстраиваются, под нашу тактику, а мы подстраиваемся. Они пользуются тем, что у них очень много западных советников из стран НАТО. Может быть, пользуясь этим, у них и получается, что они не идут за нами по нашему пути, а мы ищем противоборство на их новую тактику, на их новое применение сил.

— Когда начиналась СВО, в чем именно заключалась работа артиллерии?

— Артиллерия работала по старому принципу. Это огонь батареи или огневым взводом. Сейчас артиллерия выполняет задачи одним орудием по одной цели. Батареями стрелять уже не актуально. Во-первых, на это нужно очень много боеприпасов. Во-вторых, легко определить позиции, когда и кто стреляет залпом из нескольких стволов одновременно. Также есть большие отклонения, когда стреляет, допустим, одновременно 6 орудий. А когда стреляет одно, ты видишь свой разрыв и его корректируешь.

От чего вообще произошло слово «батарея»? Это само расположение орудий. Представьте, что есть радиаторная батарея, и у нее 6 таких «отсеков». И вот 6 орудий стоит по фронту в равноудаленных интервалах и дистанциях. Сейчас уже так не расставишь артиллерию, потому что, выбирая место расположения, нужно исходить из местности так, чтобы ее нельзя было обнаружить, засечь. Поэтому работаем только одним орудием.

— Когда все поменялось в работе артиллерии?

— Уже на третий месяц боевых действий. Стало бессмысленно расставлять все орудия в боевой порядок. Теперь развернул одно орудие, отработал по цели, свернул, переехал на другую позицию.

— А если взять реактивную артиллерию? Китай как-то показывал свои учения, выставлял несколько десятков «реактивок» и одновременно ими работал. Это вообще реально в нынешних условиях?

— Сейчас нет. Только по одной боевой машине — выехал, отработал задачу, уехал. Сейчас в уставе по применению РСЗО не регламентирована пристрелка. Мы работаем так: выпускаем три реактивных снаряда, определяем корректуру, а потом уже идет пакетный залп. Так, конечно, увеличивается время, зато точность огня повышается. По этому принципу пора уже переписывать учебники.

— Учебники по многим направлениям уже давно пора переписать по опыту специальной военной операции. Но пока только, наверное, после окончания, скорее всего, будут делать какие-то выводы. Мы воюем своими силами, а враг воюет всем миром. У них есть американские системы, польские и многие другие. В чем их преимущество? Взять, к примеру, М-777.

— Во-первых, в дальности стрельбы, которая достигает 40 километров. Во-вторых, точность стрельбы. У них есть высокоточные снаряды, которые летят по координатам цели. То есть ты вбиваешь в него координаты, и снаряд летит по ним сам. В нашем случае, допустим, применение «Краснополя» намного сложнее, ведь там надо подсвечивать цели. А это делается либо с наземной системы, что недопустимо в условиях современной войны, либо это БПЛА «Орлан», у которого тоже много нюансов по применению: погода, облачность, ветер. Тем более в последнее время противник активно применяет дроны-тараны, что является противодействием нашим БПЛА, то есть они сбивают наши дроны в воздухе. Есть и минусы у М-777, например, в гидравлике. Если будет рядом разрыв, то он легко выводится из строя.

— Мы видели много примеров, когда М-777 ликвидируют.

— Мы их уничтожали, и не один раз.

— А кто входит во вражеский расчет западной артиллерии? Это те, кто заново учился, или иностранцы?

— Работать на таком орудии любого бойца можно научить за день. Главное, чтобы один человек из расчета более-менее умел вычислять. Остальное — ничего сложного. Просто надо знать порядок действий определенный. И на наше орудие можно обучить довольно быстро.

— РСЗО это тоже касается?

— Да.

«На HIMARS нужно задавать полетное задание, вводить координаты. Я думаю, что там работают натовские инструкторы. Однако HIMARS тоже старое орудие, 80-х годов. Но оно эффективно себя показало, нанесло очень много поражений и командным пунктам, и живой силе» Фото: © Capt. Daniel Andrews / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

— У оппонента есть РСЗО HIMARS.

— Там уже посложнее. На HIMARS нужно задавать полетное задание, вводить координаты. Я думаю, что там работают натовские инструкторы. Однако HIMARS тоже старое орудие, 80-х годов. Но оно эффективно себя показало, нанесло очень много поражений и командным пунктам, и живой силе.

— А как бороться c HIMARS?

— Их очень тяжело найти, они далеко. У них дальность стрельбы достигает 80 километров. То есть они могут занять свои позиции в 40–60 километрах от переднего края и работать оттуда. Но недавно я слышал, что объединение «Рубикон» с помощью FPV смогло уничтожить установку HIMARS. Это очень большая редкость. Также хорошо работает наша разведка, которая вычисляет ангары, куда заезжает установка, и туда бьют «Искандеры».

— У нас же есть аналог HIMARS, даже пострашнее.

— «Торнадо-Г». Но, честно сказать, я его пока не встречал. Где-то эта машина есть, где-то она стоит. Но я с ней не сталкивался. «Торнадо-Г», мне кажется, создано именно для дальнего высокоточного удара. Но пока у нас применяется «Ураган». Есть еще 170-миллиметровая корейская пушка «Чурчхела», как ее прозвали в народе (от ее наименования «Чучхе» — прим. ред.).

— Она как себя показала?

— Бьет на 50 километров, но точность огня, конечно, не очень. Очень большой разлет снарядов, но и разрыв тоже очень большой.

«Когда идет огневое воздействие противника, у нас поднимается БПЛА в направление, откуда ведется воздействие» Фото: © Константин Михальчевский, РИА «Новости»

Как бороться с артиллерией врага

— Расскажите о том, как складывается контрбатарейная борьба.

— Это основная работа дивизионной артиллерии. Конечно, полковая артиллерия поддерживает штурмовые действия пехоты. Что касается дивизионной, то в соединениях создана группа контрбатарейной борьбы, и в нее входит такой орган, как пункт управления разведкой, в задачи которого входит обнаружение, корректировка огня. То есть, когда идет огневое воздействие противника, у нас поднимается БПЛА в направление, откуда ведется воздействие. Далее цель обнаруживается, определяются координаты, и уже потом мы работаем, чтобы его приглушить, и только затем принимаем меры по его уничтожению. Для этого у нас работают FPV-дроны на оптоволокне либо поднимается ударный БПЛА самолетного типа, который тоже эффективно себя показал. Он работает и по дневным целям, и по ночным. Либо работаем уже ствольной артиллерией. При этом уничтожение пункта управления беспилотной авиации противника также возложено на «контрбатарею». Грубо говоря, БПЛА сейчас приравняли к орудию. Допустим, есть операторы квадрокоптеров, которые сидят в пунктах управления. Уничтожение этих пунктов тоже считается как ведение контрбатарейной борьбы.

Самый яркий пример, где применяется контрбатарейная борьба, — это Днепр в Херсонской области. Там была зона ответственности, где противник уже либо артиллерию очень сильно спрятал, либо ее там уже нет, потому что мы всех поуничтожали «Краснополем» еще до момента, когда противник стал применять дроны-тараны. Сейчас, как только у нас летит «Орлан», они сразу поднимают ударный FPV-дрон, который разрывается в районе самолета. Бывают и такие дроны, которые врезаются в сам самолет.

— Но мы же так же применяем ударные дроны для таранов БПЛА противника?

— Да, с ними работают зенитчики и расчеты ПВО. В соединении, где мы сейчас с вами находимся, есть организованная воздушная оборона. Они поражают и FPV, и классические квадрокоптеры и агрокоптеры вроде «Бабы-яги». БПЛА самолетного типа поражают «Стрелы» либо «Осы».

— У противника очень сильно развиты БПЛА в боевых действиях. Но у них же была та же, грубо говоря, советская школа. Почему у них произошел такой большой шаг в развитии этого направления?

— Вы так говорите — «советская школа»… Но еще в начале СВО у противника пошло требование на каком-то уровне убрать из вооруженных сил Украины всех офицеров, которые имеют советское образование. Недавно нам по перехвату переслали данные на первых лиц в соединении воинских частей ВСУ. И там был командующий 8-м армейским корпусом 1990 года рождения. Я прямо очень сильно удивился: «1990 года рождения! Как так?!». Командиры бригад у них тоже 1990 и 1992 года рождения. Все командиры соединений у них молодые.

— А что нового появляется у нас? Какие новшества можно привнести в артиллерию?

— В артиллерии нужно модернизировать точность стрельбы высокоточными боеприпасами без применений подсветов с БПЛА самолетного типа. Надо делать их по типу 155-миллиметрового высокоточного боеприпаса Excalibur.

— Неужели все на том же уровне у нас? Я вот начал радоваться тому, что у нас стали появляться различного рода БПЛА, армия взялась за FPV по многим направлениям, их поставляют в войска.

— Поставляют, но пока идет разгон этого механизма. У нас сформировались батальоны беспилотной авиации. Сейчас этот род войск называется батальонами беспилотных систем.

— БПЛА самолетного типа у нас начали появляться еще в 80-х годах прошлого века. Но потом это все куда-то делось. Надо делать на примере оппонента? Вводить молодежь в командование?

— У оппонента у молодежи есть плюс. Да, у них есть коррупция, они очень хитрые, но у них решения принимаются очень быстро. Если что-то получилось, то сразу же это принимается в оборот, если нет — откинули и берутся за другое.

«Несмотря на то что идет противодействие артиллерии, расчеты продолжают свою работу. Были и потери, но они самоотверженно выполняли поставленные задачи» Фото: © Станислав Красильников, РИА «Новости»

«Враг не жалеет ни РСЗО, ни ствольной артиллерии, ни HIMARS, чтобы поразить нашу артиллерию»

— Как менялась артиллерийская разведка?

— Артиллерийской разведкой сейчас применяется беспилотная система. Если раньше, по классике, по учебникам, артиллерийские корректировщики выходили на передний край, доставали дальномер, бинокль, буссоль, замеряли дальность разрывов, дальность до противника, то сейчас такого, конечно же, нет. Применяются дальние беспилотные системы обнаружения и корректирования, квадрокоптеры, в 2023 году появился комплекс, который работает на удалении от переднего края на 10–15 километров: на фронте устанавливаются камеры, и они сориентированы по направлению. Они также эффективны в ночное время, когда три-четыре камеры видят вспышку и определяют точные координаты, откуда был выход. И комплекс сам высчитывает и выдает высоту, XY-координаты цели.

Также в пункте управления мы видим картинки со всех БПЛА. Если нам надо что-то повернуть, то мы выходим на оператора и он все делает.

— Расскажите о своих бойцах. Какой уровень подготовки?

— В текущем соединении у нас более слаженный коллектив с большим опытом. В предыдущем нам приходилось самим все создавать и обучать. Но за довольно короткий срок мы тогда подняли на высокий уровень профессионализма личный состав.

Многие героически выполняли задачи под артобстрелами. В том числе расчеты «Град». Они стоят в открытом поле, по ним противник работает контрбатареей, а им нельзя заканчивать работу. И, несмотря на то что идет противодействие артиллерии, расчеты продолжают свою работу. Были и потери, но они самоотверженно выполняли поставленные задачи.

— Кстати, о потерях. Многие считают, что артиллерия — это тыл. Как и о БПЛА говорили сначала, что, мол, это не штурм, это тыл, но оказалось, что БПЛА — это главная цель противника.

— Основная задача что у нас, что у противника — контрбатарейная борьба. Нужно обеспечить пехоту, чтобы артиллерия противника не оказывала на нее никакого воздействия, чтобы штурмовики могли успешно выполнить свою поставленную задачу. Мы боремся с артиллерией, и противник делает то же самое. Поэтому артиллерию считают главной задачей. Воздействия на нее враг оказывает не меньше, чем на тех же штурмовиков. Враг не жалеет ни РСЗО, ни ствольной артиллерии, ни HIMARS, чтобы поразить нашу артиллерию.

— Сколько у нас в России осталось артиллерийских училищ?

— У нас есть одна академия в Санкт-Петербурге, где выпускают офицеров. Есть Саратовское училище, открытое в 2023 году. Однако пока выпуска не было. Но я думаю, что оттуда придут нормальные специалисты. У нас есть краткие месячные курсы для получения первого офицерского звания.

Младшие командиры артиллерийских взводов через полгода могут стать командирами батарей. Их пять лет готовили, они уже научены.

— Как думаете, будет ли восстановлено или воссоздано Казанское артиллерийское училище?

— Там уже нет территории, сейчас там многоквартирные дома. Тяжело было смотреть, как сносили казармы, где мы пять лет прожили. Не передать словами эти чувства.

— У нас многие училища были ликвидированы. Какие-то вовсе остались за пределами Российской Федерации. Из танковых училищ после СССР у нас остались Казанское, Харьковское и Киевское.

— В советское время было Сумское артиллерийское училище. Это было очень сильное училище. Нельзя недооценивать противника, их до сих пор обучают неплохо.

Но и мы работаем. Здесь очень много трофейной техники. Буквально на днях вытащили две американские самоходные артиллерийские установки 155 миллиметров Paladin. Это довольно-таки новая разработка у них. Вытащили очередной танк Leopard, украинские Т-64. Они, когда убегали, все побросали.

«Если бы не было волонтерских движений, далеко бы мы не ушли» Фото: «БИЗНЕС Online»

О волонтерской помощи

— Поговорим о помощи с «большой земли». Вам активно помогают волонтеры, тот же союз десантников.

— Волонтеры оказывают огромную помощь, начиная «жит-бытом», заканчивая средствами РЭБ. Недавно мы сидели в штабе связи, и я обратил внимание, что в пункте управления все телевизоры, компьютеры, планшеты, телефоны, ноутбуки привезли нам волонтеры. Если бы не было волонтерских движений, далеко бы мы не ушли. Союз десантников Татарстана помогает всему ВДВ России. Конечно, это большая нагрузка, но они никогда не бросят, никого не оставят.

— А много бойцов из Татарстана служили в ваших соединениях?

— Не скажу, что очень много, по сравнению с такими городами, как Рязань, Тула и другими. До СВО, когда я приезжал домой в форме, на меня смотрели как на большую редкость. Военных было мало, все-таки в регионе нет полноценных воинских соединений, только Росгвардия. А так наши земляки есть во всех частях, где мне довелось служить. У бойцов из каждого региона и национальности есть свои особенности, сильные стороны, некие уникальные качества, но в общем все мы солдаты одной большой страны России, и потому никакого разделения никто не делает.