«Посмотрев на великих спортсменов, я понял — это настоящее искусство, но, к сожалению, карьера в данной сфере заканчивается в 30 лет, а художник может творить вечно», — рассказывает о своем тернистом пути московский художник Михаил Рогов, участник выставки «Сад приходящих смыслов» в казанской галерее современного искусства «БИЗОN». О том, как его вдохновили Туринская плащаница и чаша евхаристии и почему современные бьюти-ритуалы могут заинтересовать современного художника, — в интервью «БИЗНЕС Online».
«Для меня важно оставить зрителю пространство для воображения и собственных размышлений»
«Я с детства рисовал насекомых, и мне это очень нравилось»
— Михаил, в контексте выставки «Сад приходящих смыслов», которая сейчас проходит в галерее «БИЗON», мне особенно интересно узнать, куда именно ведет твоя тропа в этом арт-лабиринте?
— На выставке представлена часть моего проекта «По следам страстей», посвященного Страстной неделе. Проект рассказывает о ключевых событиях жизни Христа в этот период через призму их отпечатков. Здесь зрители могут увидеть две большие инсталляции: «Гефсиманский сад» и «Голгофа». Мне было интересно поработать с инсталляцией, с подобными задачами я раньше не сталкивался. В основном занимался печатной графикой. Было интересно увидеть, как это выглядит в объеме и как работает с пространством.
Мне было любопытно работать с темой Страстной недели. Я думал, как об этом рассказать, и вспомнил о Туринской плащанице — артефакте, дошедшем до наших дней, в который пеленали тело Христа и на котором остался его отпечаток. Есть даже целое исследование, где выяснилось, что тело в определенный момент вспыхнуло мощной ультрафиолетовой вспышкой. По современным меркам никто не может добиться такой мощности, и эта вспышка просто обожгла ткань, касавшуюся его лица. Получается, Туринская плащаница — это оттиск.
Для меня важно оставить зрителю пространство для воображения и собственных размышлений. Все зависит от зрителя. Гефсиманский сад можно встретить не только в библейской истории, но и в обычном парке или даже дома, увидев какие-то смыслы и ситуации в повседневной жизни.
— Как работа взаимодействует с пространством галереи? Лестница высотой 4 метра, и высота потолков в галерее «БИЗON» точно такая же. Возникли сложности при монтаже в Казани?
— Мы заранее обговорили размеры и параметры залов. Сложность была только в том, что пришлось «пересобирать» сад, расширив его с 4 до 6 метров. Важно, чтобы зритель не мог обойти инсталляцию, а проходил сквозь нее. Здесь расстояние оказалось 6 метров, поэтому пришлось доделать конструкцию и перекомпоновать. Пространство диктует условия, и нужно под него подстраиваться.
«Мне было любопытно работать с темой Страстной недели. Я думал, как об этом рассказать, и вспомнил о Туринской плащанице — артефакте, дошедшем до наших дней, в который пеленали тело Христа и на котором остался его отпечаток»
— На выставке зрители могут также увидеть твою скульптуру «Чаша». Это снова отсылка к библейским мотивам?
— Да, это часть проекта «По следам страстей» и представляет собой собирательный образ, вдохновленный чашей евхаристии и другими упоминаниями чаши в Евангелиях. В экспозиции она расположена между Тайной вечерей и Гефсиманским садом, что подчеркивает ее связь с мольбой Христа в Гефсиманском саду: «Отче, да минует меня чаша сия». Здесь чаша символизирует страдания, которых он боялся. Кроме того, она отсылает к Тайной вечере, где хлеб и вино были разделены с учениками, а также к католической традиции сбора крови Христа после распятия. В итоге это обобщенный символ чаши, наполненный глубоким духовным смыслом.
Скульптура «Чаша»
— У тебя был масштабный проект, связанный с селом Териберка в Мурманской области. Результат, насколько мы знаем, можно увидеть на выставке в Казани…
— Да, однажды мы с женой съездили в Териберку, вдохновившись фильмом «Левиафан». Это место нас впечатлило, и по возвращении я решил создать серию работ. В итоге появились две серии: одна с кораблями, выполненная в смешанной технике офорта и шелкографии, другая — «Окоём», состоящая из 9 работ, представленных на выставке в «БИЗОNе». Эта серия получила такое название, потому что на всех снимках, которые я сделал во время путешествия, линия горизонта проходит ровно посередине кадра. В Териберке есть возвышенности, от которых становится немного жутко, и вся серия передает это ощущение.
— Также «Сад приходящих смыслов» населен твоими удивительными жуками, выполненными в печатной технике. Расскажи об этой удивительной коллекции.
— Я с детства рисовал насекомых, и мне это очень нравилось. Родители познакомили меня с художником-анималистом Ириной Маковеевой, которая рисует животных в печатной технике.
В детстве я собирал насекомых, жуков и бабочек. Потом, будучи взрослым, я прочитал рассказ Владимира Набокова «Пильграм» о продавце бабочек, который всю жизнь мечтал сам их ловить и копил на эту поездку, но у него никак не получалось. Однажды человек покупает большую коллекцию в его магазине, и продавец понимает, что у него достаточно денег. Он готовится к поездке, покупает билеты, закрывает магазин, и на следующее утро его находят мертвым — сердце не выдержало. Это рассказ о человеке, который тянулся к своей мечте, но не дотянулся. Это был парафраз к тому, что я хотел собрать коллекцию жуков, но мне было важно, чтобы я их сам ловил, а не покупал. Не из кровожадности, а чтобы сохранить этих прекрасных созданий. Иначе их съест птица или они сгниют в земле, а так они будут в рамке.
Мне хотелось эту коллекцию, но у меня ее никогда не было. И я понял, что нарисую ее. Жуки отпечатаны и наклеены на стену. И только один настоящий жук висел в отдельной пустой рамке. Эта коллекция называется «Пильграм».
«Я хотел собрать коллекцию жуков, но мне было важно, чтобы я их сам ловил, а не покупал. Не из кровожадности, а чтобы сохранить этих прекрасных созданий»
«Сперва у многих художников появляется ощущение, будто они находятся в жесткой системе координат искусства»
— Какие ритуалы соблюдаешь в работе с печатной графикой?
— Вся печатная техника — это ритуал. Ты работаешь с матрицей (камень, медная пластина или доска) и проводишь с ней определенные манипуляции. Сначала ее нужно подготовить. Появляется идея, и затем начинаешь «беседовать» с материалом. Это не только о печатной графике, но в печати многое зависит от вещей, неподвластных человеку.
«Один из моих проектов называется «ИМАГО», и он связан с масками. Тут две основные идеи»
— С какими медиумами тебе еще хотелось бы поработать?
— Хотелось бы лучше освоить керамику. У меня есть проект, который хочу реализовать в керамике, но для этого нужно большое оборудование и 3D-принтер. Один из моих проектов называется «ИМАГО», и он связан с масками. Тут две основные идеи. Первая — современные бьюти-ритуалы, которые женщины выполняют каждый день (мытье головы, нанесение масок и т. д.), по сути, являются ритуалами. Вторая — мы не осознаем, что повседневные вещи могут стать музейными экспонатами в будущем, как и посмертные маски, которые мы видим в музеях сегодня. Поэтому маски в проекте сделаны из металла и керамики и отражают современные бьюти-тренды, например с эффектом пены или золота.
— Расскажи о своем художественном пути. Как ты стал художником? Это было осознанное решение или случайность?
— Я из семьи художников. В 4-м классе поступил в Московский академический художественный лицей Российской академии художеств (МАХЛ РАХ). Таких лицеев всего два — в Москве и Петербурге. Там дети учатся по общей программе, но с 5-го класса каждый день по 8 часов занимаются спецпредметами. Я учился там с 5-го по 11-й класс, а потом поступил в Суриковский институт на отделение графики и окончил его в 2021 году.
После армии я вернулся и поступил в Институт современного искусства Иосифа Бакштейна и в этом году его оканчиваю. Вернее, уже выпустился и параллельно стажируюсь в художественных мастерских. У меня был выбор: большой спорт в легкой атлетике или художество. Но, посмотрев на великих спортсменов, я понял — это настоящее искусство, но, к сожалению, карьера в этой сфере заканчивается в 30 лет, а художник может творить вечно.
«ИМАГО». Серия «Коконы и ногти»
— После обучения в Суриковском институте ты вернулся туда в качестве преподавателя. Что дала тебе академическая среда, почему ты решил там задержаться?
— Во-первых, академическая среда дает понимание того, как работает пространство. Институт учит тому, как образуется и работает форма, как строится плоскость листа, как работать с пространством с помощью определенных приемов. Это база. После окончания учебы меня пригласили преподавать в ту мастерскую, в которой я учился.
Плюс нашего факультета и мастерской в том, что мы можем делать все, что хотим. У нас нет никаких рамок. Можем делать инсталляции, большие проекты, главное, чтобы это было профессионально организовано. Сейчас, например, популярна живопись. На защитах курсовых и дипломных работ от нашей мастерской почти все защищались живописью, большой живописной серией. Пару лет назад, когда я выпускался, мы защищались разными проектами — инсталляциями, готовыми выставочными проектами. Все зависит от веяний и трендов.
«Сперва у многих художников появляется ощущение, будто они находятся в жесткой системе координат искусства. Вместо того чтобы свободно творить, они начинают испытывать ступор»
— Если Суриковский институт дал какой-то фундамент, то что дал Институт современного искусства?
— Поначалу учеба в институте немного сбила с толку. Сразу возник вопрос: зачем все это? Но там дают понимание развития искусства после конца XX века. Есть отличная программа для старших курсов, которую нельзя пропускать, — она объясняет все новые течения. Есть также курс лекций по организации выставок, о том, как их делать, из чего они состоят, через какую оптику на них смотреть. Для меня это было очень полезно!
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что «институт сбил с толку»?
— Сперва у многих художников появляется ощущение, будто они находятся в жесткой системе координат искусства. Вместо того чтобы свободно творить, они начинают испытывать ступор. Их останавливают мысли о том, что все уже было сделано, возникает много вопросов, которые вроде бы и правильные, но на самом деле мешают процессу создания произведения.
— То есть художник сам загоняет себя в эти рамки?
— Все зависит от человека — насколько он впечатлительный.
— А какими современными художниками ты вдохновляешься?
— Первым на ум приходит Ансельм Кифер. Он тоже работал с печатной техникой и, в принципе, со всеми медиумами. Недавно в Третьяковке открылась выставка Александра Дейнеки, где представлены графика и живопись. Думаю, это одно из последних ярких впечатлений, там все должны побывать!
«Все начинается с пробежки…»
— Какие-нибудь культурные связи с Казанью у тебя были до этого?
— У меня нет, но моя жена Ирина Зюськина, тоже художник, выставлялась в 2023 году в «БИЗON» на выставке «Я рядом. Яратам». А еще здесь, в Казани, был филиал Суриковского института, и когда его расформировали, то многие ребята доучивались у нас, в Москве.
— Успел увидеть город перед открытием выставки?
— Оценил сад «Эрмитаж» и парк «Черное озеро», потому что там хорошая беговая дорожка и воркаут-площадка. А еще побывал в Belova Art Gallery, где сейчас проходит персональная выставка моей студентки Вероники Федорцовой.
— С другими авторами выставки «Сад приходящих смыслов» ты был знаком до этого?
— Был знаком с Элизой Шпановой, мы учились в Суриковском институте и ИСИ (Институт современного искусства), она просто чуть постарше меня. Еще с Аленой Пасхиной знаком. Это произошло в рамках мастерской «ПиранезиLab», где она работает. С остальными был рад повстречаться в Казани.
«В основном покупают литографии, а печатную графику по большей части приобретают женщины, у которых есть свой дом и семья. Они хотят, видимо, как-то обустроить свое жилье»
— А как проходит день московского художника?
— Все начинается с пробежки. Потом возвращаюсь и готовлю завтрак для дочки. После этого еду в институт вести занятия, затем иду работать в мастерскую. Из-за маленького ребенка мы с женой делим рабочие дни. Дочка стала поводом чаще ходить по музеям: я просто беру коляску, и мы идем в ММоМА (Московский музей современного искусства), например. Ее последнее открытие было в ММoMA на Гоголевском, где сейчас идет выставка Бориса Мессерера. Там есть инсталляция с мельницей и крутящимися счетами, и ей это очень понравилось.
— Можешь описать свою мастерскую?
— Она находится в институте, это одно из помещений шелкографской мастерской. Там примерно 40 метров, стоят станки и столы. Мастерская не полностью моя, но там я делаю все свои проекты. В идеале, конечно, хочется какой-нибудь большой ангар, как у Кифера, и рядом маленькое помещение, чтобы ощущать себя в разном масштабе. Сложно объяснить, но в большом пространстве хочется освоить большое пространство, а в маленьком — маленькое. Это абсолютно разный масштаб, разные задачи.
— Как выглядит среднестатистический портрет вашего коллекционера?
— Сложный вопрос. В основном покупают литографии, а печатную графику по большей части приобретают женщины, у которых есть свой дом и семья. Они хотят, видимо, как-то обустроить свое жилье.
— Какая выставка или событие стали ключевым моментом для вашего творческого роста?
— Наверное, это был фестиваль молодого современного искусства blazar в 2023 году. В первом я участвовал только от института, а во втором — и как независимый художник. Было очень интересно! Там мы познакомились с представителями правительства Мурманской области, которые пришли на превью. После фестиваля они сами позвонили и пригласили нас на встречу, чтобы обсудить новый проект.
Комментарии 1
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.