Олег Вьюгин: «Скорее всего, в 2026 год войдем со ставкой 17 процентов, не меньше!»

Олег Вьюгин: «И доллар под подозрением, и от евро непонятно какой эффект будет, и юань контролируется Китаем, а доверие к нему тоже ограничено. Поэтому получается, что золото — вечный инструмент» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Экономика войдет в 2026 год как с повышением налогов, так и, видимо, с достаточно приличной ставкой»

— Олег Вячеславович, Госдума приступает к рассмотрению бюджета на ближайшую трехлетку, при этом дефицит оценивается в 1,6 процента ВВП с последующим снижением. Как вы оцениваете представленные параметры бюджета? Не придется ли их корректировать к середине 2026 года? Насколько приемлем и реалистичен заявленный дефицит?

— С большой вероятностью бюджет придется корректировать по ходу дела. Но, правда, мы еще не видели конечного проекта, который Госдума одобрит. Что касается расходов, то это обязательства, которые государство берет на себя и сокращать их особенно сильно не любит. Это показал текущий год, в котором дефицит бюджета еще больше.

Что касается доходной части, то есть вопросы. Они связаны с тем, что в этом проекте делается предположение, что экономика будет расти, хотя очень медленно, а налоги, прежде всего НДС и на прибыль, будут собраны. Я не говорю о других мерах фискального характера, как, например, утильсбор, где уверенности точно нет. Но риск не собрать эти налоги существует, так как экономика войдет в 2026 год как с повышением налогов, так и, видимо, с достаточно приличной ставкой. Скорее всего, это будет 17 процентов, а не меньше, как многие думали. Это для бизнеса очень жесткие рамки: с одной стороны, еще выше налоги, с другой — по-прежнему деньги очень дорогие. В таких условиях прибыль может оказаться меньше, чем планируется. Соответственно, налог на прибыль не будет собран в полной мере. То же самое с НДС, который зависит от экономической активности. Если экономическая активность будет снижаться так же, как сейчас, то, в принципе, и НДС окажется ниже плана.

Что касается утильсбора, то от него в бюджете ожидают более триллиона рублей. Но откуда такие деньги, если повышение цен на автомобили всегда приводит к снижению спроса? Насколько возможно собрать такие средства, которые посчитаны, судя по всему, достаточно формально? То есть делается предположение о количестве проданных автомобилей, а дальше вычисляют доход.

— Эти умозаключения исходят из того, что автомобилей будет продано столько же, сколько в этом году? Или надеются продать еще больше?

— Не меньше, чем в этом году. Но, скорее всего, будет продано меньше. Тем более все, кто может, стараются сейчас закупиться. Поэтому если эти риски реализуются, то дефицит будет больше. А финансировать дефицит довольно сложно в текущих условиях, потому что внешних источников нет, а внутренние — это только заимствования. Может, что-то будет еще от приватизации, но пока это только разговоры.

Внутренние заимствования ограничены. Можно прикинуть: все средства в пассивах банков вложены в кредиты, в какой-то степени в ценные бумаги (но банки не держат много ценных бумаг на своих балансах). Таким образом, получается, что дальнейший рост заимствований может быть связан только с мультипликацией банками роста пассивов, а это в основном средства населения и предприятий. Но в жестких условиях замедления кредитной активности, скорее всего, такого роста пассивов не будет, потому что сбережения — это реализация доходов населения, а в условиях, когда замедляется экономический рост или активность, доходы так быстро расти не будут.

Уже этот год показал, что зарплаты в некоторых отраслях еще растут сильно, а в некоторых практически стагнируют. Соответственно, у банков не будет чистых средств, чтобы закупать ценные бумаги правительства — ОФЗ. Тогда, видимо, опять придется прибегать к операциям РЕПО, то есть когда банки, купив ОФЗ на первичном размещении, затем несут их в Центральный банк в качестве залога и получают наличность обратно. Но это, по сути, монетарное финансирование, оно не в интересах снижения ставки. Это сейчас и происходит. Центробанк хоть и намекает, что есть пространство для снижения ключевой ставки, но уже неуверенно, потому что они лучше нас знают, как финансируется дефицит этого года.

Но еще есть нефть. В данном случае министерство финансов заложило достаточно консервативный прогноз — 59 долларов за баррель, а сегодня цена на нефть около 62 долларов. Конечно, всегда есть риск, что цена будет меньше. Тут критиковать или что-то советовать трудно. Заложите цену в 40 долларов, но тогда у вас доходов в бюджете будет меньше и бюджет не сбалансируется. Тем не менее риск по снижению цены на нефть есть, в этом году он тоже реализовался, потому что по нефти запланированных доходов недобрали как минимум на 2 триллиона. Сыграли роль факторы цены на рынке и цены, по которой продается российская нефть из-за санкций. Давление растет, увеличивается спред, и идет недобор. Ошиблись и с курсом рубля.

«Минфин взял за основу 59 долларов за баррель. Если мы войдем в 2026-й с ценой 63 доллара, а выйдем, например, с ценой 55 долларов, то в среднем так и получится»Фото: «БИЗНЕС Online»

«Скорее всего, цена на нефть в 2026 году даже без «черных лебедей» будет немного снижаться»

— Цена на нефть в 59 долларов за баррель в бюджете на следующий год, не кажется ли вам, что это слишком оптимистичный прогноз?

— Как известно, прогнозировать цены на нефть — дело неблагодарное. Я могу сказать, что это достаточно осторожный подход минфина. Если бы заложили 65 долларов за баррель, то я бы сказал, что риск существенен. 59 долларов — это возможный исход с учетом того, что ОПЕК постоянно увеличивает квоты и мировой спрос растет более или менее предсказуемо. Основные потребители — Китай и Юго-Восточная Азия. В принципе, там вроде все пока с точки зрения потребления нефти стабильно.

— В таком случае каковы ваши ожидания по мировым ценам на нефть? Как на цене будет сказываться ситуация на Ближнем Востоке?

— В принципе, у Саудовской Аравии есть желание вернуть себе долю рынка, которую она потеряла в связи с политикой предыдущих ограничений. А это можно сделать только путем увеличения квот и, как следствие, падения мировых цен. Поэтому, скорее всего, цена на нефть в 2026 году даже без «черных лебедей» будет немного снижаться.

Минфин взял за основу 59 долларов за баррель. Если мы войдем в 2026-й с ценой 63 доллара, а выйдем, например, с ценой 55 долларов, то в среднем так и получится. Опять же это не прогноз, а разумное предположение. Можно было бы планировать более низкий уровень цены на нефть и, соответственно, доходов. Но это значило бы, что есть какие-то резервы, например ФНБ: если идет недобор, то можно оттуда пополнять. Но таких средств уже, по сути, нет.

— То есть ФНБ уже исчерпал себя?

— Насколько я понял, это принципиальное решение правительства, в первую очередь минфина — больше не тратить средства из ФНБ, которых там мало (ликвидных средств там 2–3 триллиона). Почему? Потому что если минфин начинает тратить средства из ФНБ, то, для того чтобы не было инфляционного эффекта, нужно, чтобы Центральный банк зеркалил эти операции, то есть начинал продавать валюту на рынке в том же количестве рублевого эквивалента. Но если он это делает, то способствует укреплению рубля, а это другим концом снова ударяет по бюджету — снижаются доходы от экспорта нефти.

Получается, что операция вроде бы проведена в интересах финансирования дефицита, а он увеличился, потому что доходы от нефти в рублях упали. Поэтому приняли разумное решение не продавать ФНБ, а дефицит финансировать как получится, то есть займами.

— На ваш взгляд, это получится?

— Это всегда получится. Вопрос только, какая доля финансирования дефицита будет основана именно на операциях РЕПО с Центральным банком, насколько придется прибегать к фактически наращиванию долга правительства перед Центробанком, но опосредованно, через балансы коммерческих банков.

— Заложенный дефицит в бюджете 2026 года все-таки приемлем или уже нет?

— Такой дефицит реально профинансировать рыночными способами, то есть не прибегая к операциям РЕПО с Центральным банком. В принципе, активы домохозяйств в банках все-таки увеличатся в следующем году.

С точки здравого смысла откуда берутся дополнительные средства, которые может привлекать минфин? Из роста пассивов банков, а рост пассивов — это средства населения и предприятий. Средства предприятий в гораздо меньшей степени, а средства населения — это источник в первую очередь. Они увеличатся на 3–4 триллиона рублей (в этом году на 10 триллионов увеличились) за счет процентов, которые платят банки, и за счет того, что какая-то часть дохода все равно будет сберегаться.

«Раз рынок труда напряженный, то, как следствие, рост зарплат опережает рост производительности труда, а это инфляционный процесс»Фото: «БИЗНЕС Online»

«Формально сегодня Банк России не имеет права снижать ставку, потому что рынок труда остается напряженным»

— В сентябре минэкономразвития РФ понизило прогноз по росту ВВП в 2025 году с апрельских 2,5 процента до 1 процента и до 1,3 процента в 2026-м. Вы согласны с такими оценками? Или ситуация будет хуже и в этом году, и в следующем?

— По 2025 году, думаю, более-менее правильно оценили. А по 2026-му, мне кажется, есть большой риск. Мы с вами уже говорили, что экономика в довольно сложных условиях входит в следующий год, когда очень дорогие деньги и планируется повысить налоги.

— В таком случае чего вы ожидаете — рецессии, стагнации?

— В лучшем случае будем около нуля, особенно в начале года. Потом что-то может измениться, и тогда картина будет получше.

— Что может измениться? Какие есть способы, чтобы ускорить рост экономики?

— Изменения в основном я связываю с внешними условиями. Если санкционное давление не будет расти, а ослабевать, то появится некое пространство, чтобы больше продавать и по лучшим ценам, легче и дешевле импортировать. Это может снизить давление на цены, и тогда Центробанк с удовольствием будет снижать ставку. Если ставка упадет до 12 процентов, то уже появится пространство для того, чтобы компании начали инвестировать.

Есть еще один фактор — занятость. Формально сегодня Банк России не имеет права снижать ставку, потому что рынок труда остается напряженным, так как безработица на минимальном уровне. Раз рынок труда напряженный, то, как следствие, рост зарплат опережает рост производительности труда, а это инфляционный процесс.

— То есть снижения ставки до 12 процентов уже достаточно для оживления экономики?

— Лучше, чтобы ставка была однозначная. В рамках проекта 2026 года это пока трудно предположить. Но 12 процентов будут означать, что у предприятий будет оставаться больше прибыли, значит, они станут больше инвестировать и пытаться развивать какие-то проекты. Это экономическое оживление, но очень небольшое.

Кстати, исторически интересно вспомнить, что в Соединенных Штатах в 1979 году была проблема хронической инфляции — 14 процентов. Во многом вследствие нефтяного шока. В конце концов власти приняли решение, что нужно с этим покончить. Тогда в ФРС председателем стал Пол Волкер с мандатом любой ценой снизить инфляцию до 3−4 процентов. Поэтому он поднял ставку ФРС до более чем 20 процентов. Он поднимал ставку шаг за шагом в течение одного года. Когда она вышла на пик, инфляция действительно начала снижаться. Но этот процесс занял еще два года, пока инфляция вышла на уровень 3−4 процентов. Ставка все это время постепенно тоже снижалась, но оставалась существенно выше инфляции.

К чему я это говорю? Дезинфляция занимает некоторое время, это хороший пример конкурентной сильной экономики США, когда понадобилось фактически три года, чтобы с пика инфляции вернуть ее на 3 процента. Причем драконовскими методами. Все политики и бизнесмены говорили, что Волкер разрушает строительство, промышленность и другие отрасли США. Соответственно, сразу было ясно, что реализация цели снизить инфляцию до 3 процентов породит большие проблемы в экономике, но Штаты через это пройдут и вернутся к нормальной жизни. Так и получилось.

Помощь в решении ФРС пришла со стороны «рейганомики» — власти США в ответ на резкий рост стоимости денег провели дерегулирование экономики, то есть фактически сняли много ограничений на разные виды деятельности, стимулируя экономическую активность. При этом, кстати, увеличили дефицит бюджета, чтобы снизить налоги на богатых. Благо у США была возможность привлечь внешние источники для финансирования бюджетного дефицита. Они считали, что эти средства будут инвестированы в экономику. Для американской экономики с невероятно высокоразвитой внутренней конкуренцией это действительно оказалось правильным шагом.

Я говорю это к тому, что сыграла роль не только одна ставка, но и шаги со стороны правительства — снижение налогов, а не повышение, дерегулирование, а не закручивание гаек в экономике.

— Получается, у нас снизить инфляцию пытаются только высокой ставкой.

— Цена будет высокая.

— В следующем году ставка опустится до 12–13 процентов, как заложено в базовом сценарии ЦБ, и до 7,5–8,5 процента в 2027-м? При каких условиях такой сценарий возможен? А в каком случае, напротив, ставки могут пойти вверх?

— В сценарии ЦБ все предпосылки названы. Они считают: что бы ни происходило, высокая ставка приведет к снижению инфляции. А в процессе этого будет аккуратно опускаться и ставка. Это красивый сценарий, который можно подвергнуть критике, поскольку в основном проблемы есть на стороне бюджета. Не решив проблему бюджета, рассчитывать на то, что самый хороший сценарий реализуется, можно, но с небольшой вероятностью.

— В таком случае в этом году еще стоит ожидать снижения ключевой ставки? Уже появились мнения, что 15 процентов в 2025-м мы уже точно не увидим.

— Оптимизм по снижению ставки потихонечку рассеивается, потому что в августе все думали, что 14−15 процентов в конце года точно будут. На рынке был большой оптимизм, все скупали облигации, особенно длинные ОФЗ. А потом ситуация перевернулась.

— Почему? Что стало поворотным моментом?

— Поворотным моментом стал бюджет: было подтверждено, что в этом году дефицит будет больше 5 триллионов рублей и без монетарного финансирования здесь не обойдется. А конструкция бюджета 2026 года не гарантирует большего, чем запланировано, дефицита. Далее снижение инфляции летом, когда было две тенденции — сезонность и снижение инфляции без сезонной компоненты. Но осенью сезонность уходит. Если ее убрать, то базовая инфляция осталась на уровне летней, но ее снижение остановилось. Из-за сезонности индекс цены вырос по месячному исчислению. Это можно трактовать как приостановку дезинфляционного процесса. Это насторожило рынок: как же можно снижать ставку в таких условиях? Если бы он продолжался теми же темпами, то, как говорит Эльвира Набиуллина, было бы пространство для снижения ставки.

Видимо, Центральный банк надеется, что ближайшие данные покажут, что все-таки процесс снижения базовой инфляции (без сезонных эффектов) продолжается. Тогда, может быть, будут рассуждать, что ставку можно на полпроцента снизить, но пока это не просматривается.

— По данным минэкономразвития, с 30 сентября по 6 октября цены выросли на 0,23 процента против 0,13 процента неделей ранее. Инфляция в годовом выражении тоже начала прибавлять и сейчас на уровне 8,08 процента.

— Но есть слабая надежда, что без сезонности инфляция будет снижаться. Мне кажется, Центробанку рискованно идти на снижение ставки, когда нет уверенности, что инфляция идет туда, куда нужно.

Я не просто так говорил о Поле Волкере: когда ставка достигла очень высокого уровня, инфляция стала идти вниз, при этом ставка некоторое время не снижалась. То есть ФРС «дожимала» ситуацию, пока не увидела, что возврата к инфляции нет. Этот подход сработал. Мне кажется, ЦБ сейчас находится примерно в такой же ситуации: ему нужно решить, надо ли спешить, или дождаться, когда все-таки будет четкая тенденция падения инфляции. После этого можно приступить к снижению ставки. Нельзя снижать слишком рано. Я думаю, в ЦБ это хорошо понимают.

— Значит, Банк России перейдет к дальнейшему снижению ставки только в следующем году?

— Скорее всего, да, если рассуждать рационально.

«В бюджете следующего года практически нет роста расходов, причем не растут и расходы на оборону, на военный сектор. Вообще все остальные расходы заморожены»Фото: ru.freepik.com

«Сейчас переломный момент в экономике»

— Получается, что все возможные сценарии завязаны в основном на внешнее санкционное давление?

— Санкционное давление и резкое изменение бюджетной политики, а именно экспансия, которая была связана с финансированием СВО. Эта экспансия тоже базировалась частично на монетарных факторах, как минимум когда брали деньги из ФНБ, а ЦБ не зеркалировал эти операции, не продавал валюту. Поэтому возникло инфляционное давление, оно стало расти. Сейчас начали с этим бороться. Нельзя сказать, что это был пузырь, но всегда, когда с проинфляционного режима переходят к дезинфляционному, возникает падение, стагнация или снижение темпов роста экономики. А это в свою очередь начинает бить по доходам бюджета, который зависит от экономической активности. Таким образом, сейчас переломный момент в экономике.

— Как же тогда со снижением инфляции согласуется повышение налогов? Например, планируют повысить НДС с 20 до 22 процентов, что, как считает минфин, даст плюс 1 процент инфляции. Раз инфляция выше, то и ставка вряд ли снизится. Для чего это делается?

— 1 процент — это немного, он размажется по всему году, это не значит, что каждый месяц будет плюс 1 процент. По подсчетам независимых аналитиков и экономистов, скорее всего, инфляция из-за этого фактора повысится на 1 процент, некоторые говорят о 1,5. На чем базируется это заключение? На том, что в 2018 году было повышение ставки НДС с 18 до 20 процентов, и тоже был эффект в пределах 1,5 процента.

Но тут возникает вопрос: кто платит за повышенную ставку? У компаний есть входящий и исходящий НДС. Если им в связи с НДС кто-то повысит цены, то они дальше, продавая свою продукцию, получают вычет входящего НДС. В конечном счете это повышение приходит к тому, кто этот вычет не может сделать, — это потребитель, домашнее хозяйство — конечный потребитель, принимающий повышенную цену. Но поскольку для предприятия не всегда возможно повышение цен (чтобы не сбить спрос), они увеличивают цену меньше, чем теряют из-за повышения НДС. Соответственно, нагрузка делится между предприятиями — производителями продукции и потребителем. Как разделится, зависит опять же от инфляционного процесса. Если инфляция высокая, то все переложат на потребителя. Если инфляция уже зажата, потребительский спрос падает, то тогда это ложится на прибыль предприятия. Поэтому это сложный вопрос, который зависит от того, в каком состоянии находится экономика. Но инфляционный эффект точно будет.

— В таком случае почему принято такое решение, если сам Антон Силуанов буквально год назад говорил, что налоги трогать не будут? Это для того, чтобы сбалансировать бюджет, или, может быть, еще какие-то цели преследуются?

— Большого секрета нет — чтобы сбалансировать бюджет. В бюджете следующего года практически нет роста расходов, причем не растут и расходы на оборону, на военный сектор. Вообще все остальные расходы заморожены, а где-то подрезаны, например, некоторые народно-хозяйственные инвестиции, такие как строительство дорог и так далее. В результате пришли к бюджету, в котором расходы почти не растут. Это существенный дезинфляционный шаг.

Но все-таки получилось, что доходов не хватает. Поэтому решили, что надо повысить налоги. Мы с вами говорили, что профинансировать дефицит, особенно в больших объемах, не получится, ФНБ использовать нерационально, это не соответствует дезинфляционным идеям. Поэтому пришли к простому выводу — повысить налоги, ввести шокирующий по ставкам утилизационный сбор, поскрести по сусекам, например, штрафы с населения запланировать в сумме 960 миллиардов рублей, поднять ставки по государственным услугам. Еще есть новации, которые касаются игрового бизнеса и так далее.

— А еще снизить порог для УСН до 10 миллионов.

— Также повышение акцизов. Все эти мелкие решения позволяют, на бумаге по крайней мере, поддержать уровень доходов, чтобы профинансировать расходы.

— После снижения порога для УСН ждать ли нам череды банкротств? Как это скажется на малом бизнесе?

— Банкротства малого бизнеса мы не заметим. Сказать, что будет массовое банкротство, я не могу. Просто придется больше платить. Где-то это приведет действительно к банкротству, а где-то просто к снижению прибыли владельцев бизнеса. Конечно, это мера, которая угнетает экономическую активность.

Там есть проблема так называемого дробления бизнеса. Есть примеры, когда компании дробят бизнес, чтобы оптимизировать налоговую нагрузку, снизить социальные взносы, используя льготы для ИП. Но с этим бороться надо налоговыми проверками и налоговым контролем. Люди должны понять, что попытки перевести бизнес, где надо платить НДС, в сферу, где не надо, — это плохо, это будет оценено налоговой службой и будут доначислены налоги. Есть два способа борьбы — ликвидировать льготы, а можно уставить более жесткий контроль за их использованием.

— Были ли какие-то иные варианты по балансировке бюджета, кроме повышения налогов? Может, стоило больше ослабить рубль?

— Тут выбор очень узкий — либо повышать налоги, либо сокращать расходы. Что касается снижения курса рубля, то монетарные власти им не управляют. У нас курс рубля, несмотря на то что теперь он внебиржевой, все равно формируется, по сути, рыночным способом, просто это происходит на внебиржевом рынке. Курс рубля зависит от сальдо торгового и платежного баланса. Положительное сальдо торгового баланса в этом году ожидается 130 миллиардов долларов. Поэтому с чего рублю падать?

Раньше еще был сильный отток капитала, который забирал эту дельту и отправлял за границу. Тогда курс рубля зависел еще от финансовых трансграничных потоков. Но сейчас это происходит в очень небольших размерах по решению экспортеров, сколько экспортной выручки оставить на зарубежных счетах аффилированных компаний. Также есть ограничения на вывоз для банковских переводов — не более 1 миллиона долларов в месяц. Поэтому получается, что положительное сальдо давит на укрепление рубля. Как изменить данную ситуацию? Надо, чтобы не было этого сальдо (но есть же спрос на импорт, экспорт), либо Центральный банк может начать скупать валюту — юани — на рынке. Но он этого не делает, потому что тогда будет вынужден печатать рубли, ничем не обеспеченные, а это будет проинфляционной политикой вразрез с политикой дезинфляционных ставок.

Я удивляюсь, когда кто-то говорит, что нужно сделать 100 рублей за доллар и это для бюджета будет лучше. Это мог сделать только Внешэкономбанк в СССР, поскольку всю валюту от экспорта забирал себе, а для импорта выдавал ее в зависимости от необходимости. Но сейчас не такая система.

— То есть другого варианта, кроме как повысить налоги, не было, потому что сократить расходы тоже невозможно?

— Тут все показатели переменные. Расходы тоже можно снизить, но это будет вопросом политического выбора. Тот путь, который был выбран, отражается в проекте бюджета на 2026 год.

— Все-таки расходы в нем немного оптимизированы.

— Хотя, если посмотреть, относительный уровень пенсий сокращается, я имею в виду соотношение средней пенсии к средней заработной плате. Уже чуть ли не 20 процентов — уникально низкий уровень. Почему бы пенсии не повысить? Нет денег. По каждой статье суровый выбор. Поэтому, кстати, не получилось заметно сократить расходы, но хотя бы остановили их на достигнутом уровне.

Олег Вьюгин: «Когда ЦБ начнет снижать ставку? Консенсус – в 2025 году, может быть, в первой половине»

«Не надо сразу вводить ставку 20 процентов НДФЛ, плюс взносы в социальный фонд»

— Недавно в Совете Федерации призвали к завершению эксперимента с самозанятыми. Есть мнение, что многие компании как раз использовали этот инструмент, чтобы уходить от налогов и социальных взносов.

— Поэтому вопрос и возник, так как денег не хватает, и стали смотреть, где и что плохо лежит. Самозанятые имеют льготы. Мы помним, как это решение принималось, говорили, что огромное количество человек работают в тени, по сути, как самозанятые, но не платят вообще ничего. Поэтому им предложили легализоваться за счет небольших платежей в бюджет. В итоге вышли из тени 12 миллионов человек.

— Почему призывают завершить эксперимент раньше, чем это было запланировано?

— Потому что денег нет. Но, кажется, благоразумие взяло вверх — было обещано, что эксперимент будет действовать до 2028 года, как и было запланировано.

— Как вы оцениваете итоги этого эксперимента?

— Как очень хорошие. В начале 2000-х был эксперимент с НДФЛ, когда установили ставку 13 процентов для всех, и через несколько лет этот налог стал двузначными темпами расти в бюджетах регионов. То есть сделали прозрачное, нежесткое правило, и все стали платить. С самозанятыми то же самое произошло: установили 4 и 6 процентов, и все стали выходить из тени. Поскольку заранее было сказано, что эксперимент будет действовать до 2028 года, поэтому если действовать честно, то после этого периода могут быть изменения налогообложения. Но надо это делать очень мягко, потому что если действовать жестко, то можно людей вернуть обратно в тень. Не надо сразу вводить ставку 20 процентов НДФЛ, плюс взносы в социальный фонд, а стоит дать период для вхождения в такой режим, а может, какие-то льготы еще оставить.

Самозанятые — это мелкий бизнес, где небольшие доходы формируются. Но они большую роль играют в обеспечении мелкого спроса населения на всякие услуги и так далее.

— В связи со сложной ситуацией в экономике и теми параметрами бюджета, которые мы обсудили, как будут чувствовать себя регионы, особенно дотационные?

— Это вечная история. Ничего особенного не произойдет, то есть минфин планирует межбюджетные трансферты, вроде их не сокращает. Есть еще возвратные трансферты типа кредитов. Их минфин периодически прощает. То же самое будет происходить и дальше. Ужесточается давление центра на региональные бюджеты, чтобы они отменили все местные налоговые льготы и ввели максимально возможные ставки по местным налогам, например на имущество граждан и земельный.

«Это трамповский подход: сначала наехать, а потом отъехать, если что. Это все изучили и спокойно к этому относятся. В принципе, если совсем не реагировать и не искать пути взаимодействия, то можно и Tomahawk получить. У Трампа есть задача — решить «украинскую проблему». В том числе и с учетом глобальных отношений с Китаем»Фото: © Francis Chung - Pool via CNP / Consolidated News Photos / www.globallookpress.com

«Видимо, у Трампа были надежды, что он быстро договорится с Россией»

— Год назад в интервью вы говорили, что суть политики по отношению к России не изменится вне зависимости от того, кто придет к власти в США. Как вы оцениваете нынешний год президентства Дональда Трампа? Нельзя пока утверждать об «оттепели» в отношениях, учитывая встречу президентов на Аляске?

— Я исхожу из того, что советские и российские власти, за исключением, наверное, какого-то периода 2000-х, всегда считали, что Америка — это не партнер, а экзистенциальный враг. Во времена СССР это было по идеологическим причинам, а сейчас это наследство, потому что многие люди, которые отвечают у нас за внешнеполитический курс, выходцы оттуда. Конечно, Америка — это не друг России. Да и вообще, где они, друзья? Разве Россия и Китай — друзья?

— Ситуативные партнеры.

— Да. Когда к власти пришел Трамп, он решил, что надо попытаться ситуативно поменять экономические интересы с Россией, чтобы временно стать «другом». Он попытался этот шаг сделать, но у него, судя по всему, не получилось. Насколько я понимаю, потому что российские требования пошли вразрез с таким крупным партнером США, как Европейский союз. И внутренняя ситуация в США такова, что, согласно опросам, больше 60 процентов против того, чтобы Америка устранилась от проблемы конфликта России и Украины. Поэтому Трамп не может, в том числе по внутренним причинам, эту ситуацию сдать. Тут переплетение политических и экономических интересов, которые не позволяют это потепление осуществить.

Пока это не получается, но процесс не стоит на месте. Президент США обладает многими полномочиями во внешней политике, но и там он не имеет возможности действовать вообще без оглядки и на конгресс, и на мнение внутри страны. Он тоже должен учитывать эти настроения.

— Хотя у нас в публичном поле были ожидания, что придет Трамп, и с ним обязательно договоримся.

— Это было очень поверхностное суждение. Я думаю, что политики в России понимали, что это не так. Но вместе с тем приход Трампа создал некоторую гибкость, потому что предыдущая администрация была не такой гибкой.

— Трамп на днях заявил, что если Россия не завершит украинский конфликт, то США поставят Киеву Tomahawk.

— Это трамповский подход: сначала наехать, а потом отъехать, если что. Это все изучили и спокойно к этому относятся. В принципе, если совсем не реагировать и не искать пути взаимодействия, то можно и Tomahawk получить. У Трампа есть задача — решить «украинскую проблему». В том числе и с учетом глобальных отношений с Китаем.

— Поясните. Вы считаете, что Трампу до начала активного конфликта с Китаем надо решить вопрос с Россией, чтобы она не мешала и не помогала Пекину?

— Наверное, для США это было бы замечательно. Вызов для США — противостоять растущей экономической мощи Китая, который использует в этой борьбе и сырьевые ресурсы, и внешнеполитическое положение России. Россия — одна из карт в этой игре. Видимо, у Трампа были надежды, что он быстро договорится с Россией, предложит ей экономическое сотрудничество, и проблема будет решена. Но у России есть некий запрос, который не поддерживается его окружением на родине и Евросоюзом.

— Рассчитывать на то, что ЕС согласится, было бы странно.

— Да, закусились все.

— В таком случае какое значение имеет БРИКС в американско-китайском противостоянии?

— Большого значения не имеет. Значение имеет концентрация интересов третьих стран вокруг Китая, что тоже не очень хорошо получается. Индия никогда не будет присоединяться к интересам Китая, а все остальные более мелкие юго-восточные страны побаиваются Пекина, но экономически сотрудничают, потому что это выгодно. Это большая экономика, которая притягивает относительно мелкие экономики вокруг. Поэтому они в этом фарватере действуют. То есть создать кластер, где Китай является политическим лидером, не получается, а экономическим — да.

— Чего ждать мировой экономике от тарифных войн Трампа, который все время грозится ввести пошлины?

— Тарифы действуют на внешнеторговый оборот, они могут его замедлять, могут ускорять в зависимости от того, как они вводятся и как отменяются. Пока внешнеторговый оборот в мире не сокращается, но темпы его падают. Но и Трамп не очень последовательно действует, он же в этом вопросе, как шутливо говорят, TACO (Trump Always Chickens Out — «Трамп всегда трусит» — прим. ред.). Чего он только ни обещал ввести против Канады, но вроде договорились о скромных тарифах. Китаю он обещал 100-процентные пошлины, но в результате какие-то взаимные пошлины существуют, но не драконовские. Скорее всего, это у Трампа экономико-политический рычаг, чтобы создавать диалоги, в рамках которых он пытается добиться какого-то плюса для экономики Америки.

— Если Трамп действительно введет 100-процентные пошлины, как обещал, то как это отразится на экономике США и Китая?

— Если бы он действительно ввел против Китая и других стран очень высокие тарифы, то, поскольку Америка от импорта все-таки зависит, это бы означало рост цен в Штатах. Но мне кажется, что Трамп особо и не против. В концепции MAGA (Make America great again — прим. ред.) считается, что за это можно заплатить. Тем более инфляция — это обесценивание долларового долга. Ослабление доллара — это то, что хотела бы видеть Америка. Но пока это не получается.

— Почему?

— Везде есть противодействие. Трамп пытался ввести против Китая суровые тарифы, а Пекин сказал, что тогда не будет поставлять редкоземельные металлы. А Америке эти редкоземельные металлы нужны. Поэтому рычаг сработал. Нет такой ситуации, когда США введет против всех 100-процентные тарифы, но у них все будет хорошо. Оказывается, в Штатах не все есть.

«Золото — вечный инструмент, центральные банки и фонды его скупают»Фото: © Komsomolskaya Pravda / Global Look Press / www.globallookpress.com

«Начиная с 2020 года индекс российского рынка акций не покрыл инфляционные процессы»

— Возвращаясь к России, что в нынешней экономической ситуации является хорошим инструментом для сбережения и инвестиций граждан? Поскольку ставки по депозитам начали снижаться, то не пора ли перекладывать все в акции, облигации, золото или другие инструменты?

— Инфляция для того и существует, чтобы съесть наши доходы. Обыграть инфляцию очень сложно. В мире есть способ — вложение в акции, потому что на длинных периодах их рост в среднем покрывает долларовую инфляцию.

На российском рынке акций это сложнее использовать, поскольку силен фактор геополитики. Начиная с 2020 года индекс российского рынка акций не покрыл инфляционные процессы — инфляция оказалась выше, чем рост индекса. А облигация — это инструмент, который подвержен инфляции очень сильно. Обычно в облигациях ты проигрываешь. Депозиты в этом смысле в России до сих пор оказывались инструментом, который покрывал инфляцию. Но если взять ощущаемую инфляцию, то она почти вровень с доходами по депозитам. Поэтому люди грамотно поступили, когда в период высоких ставок ушли в депозиты. Скорее всего, они не позволили инфляции съесть сбережения, зато она съела заработную плату и текущие доходы.

Есть еще инструмент золота, но он геополитический. То, что золото сейчас растет и будет расти дальше, связано не с Россией, а с тем, что падает доверие к фиатной системе (система, в которой ценность денег устанавливается и гарантируется государством, а не привязкой к материальным активам, таким как золото или серебро — прим. ред.). И доллар под подозрением, и от евро непонятно какой эффект будет, и юань контролируется Китаем, а доверие к нему тоже ограничено.

Поэтому получается, что золото — вечный инструмент, центральные банки и фонды его скупают. Еще есть достаточное пространство для этого, например, чтобы заместить доллары в резервах на золото. Можно попытаться вложиться в золото, но это долгосрочный инструмент.

— Что насчет вложений в недвижимость?

— В России вложение в недвижимость — это любопытно. Это неликвидный, но хороший пассивный доход. Если вы просто купили квартиру, то она вам приносит не доход, а одни издержки, когда вы платите за «коммуналку» и обслуживание. При этом ее стоимость растет, хотя вы богаче от этого в текущей ситуации не становитесь. Если вы ее продадите, то заработаете. Поэтому есть вариант сдать в аренду, тогда будет постоянный пассивный доход. Правда, этот пассивный доход существенно ниже, чем депозит, но зато растет курсовая стоимость квадратного метра, которым вы владеете. Поэтому решайте.

В принципе, инвестиционная покупка квартиры — это доход на старость. Она будет приносить некий пассивный доход, ее стоимость, скорее всего, не будет падать. Она может упасть только в случае «черного лебедя» — такого кризиса, когда единственной ценностью будет золото.

— Стоит ли связываться с криптовалютами?

— Уже связались. Недавно на «Финополисе» замминистра финансов Иван Чебесков сказал, что около 20 миллионов российских граждан имеют кошельки. Это очень много.

Если вы вложились в биткоин или эфир и забыли, то, в принципе, вы зарабатываете. Главное, от кошелька пароль не забыть. В целом курс биткоина все время растет, хотя периодически падает. Люди этим тоже пользуются. Но с биткоином больше суеты, потому что пока российское регулирование еще не установилось. Кошелек можно открыть, а для того чтобы продать и купить биткоин, нужно идти на биржу. Многие криптобиржи с Россией не хотят иметь отношения. Поэтому всегда есть риск, что криптобиржа откажет или заморозит ваши средства. Насколько я понимаю, российские граждане пользуются зарубежной инфраструктурой. Криптобирж в России пока нет, но движение туда идет.

— Как считаете, нам нужно рынок криптовалюты развивать и регулировать?

— Похоже, что нужно. В мире доверие к фиатным валютам пошатнулось. Нельзя сказать, что люди из них бегут, но инфляционные риски там достаточно высокие. Поэтому альтернатива — это криптовалюта. Ее роль растет. Регулирование в США разрешило фактически выпускать стейблкоины — платежный инструмент. Это уже очень большой шаг вперед, потому что банки могут свои стейблкоины выпускать, ими можно пользоваться для трансграничных операций.

Технология криптовалют очень удобная, трансграничная, то есть из кошелька ты можешь перевести средства по всему миру. Это, конечно, большое преимущество для экономической активности, производственной деятельности, а не только для того, чтобы сохранять средства. Но поскольку такая тенденция идет, то, похоже, у криптовалют есть будущее как средства платежа, как средства технологии смарт-контрактов, которые позволяют гарантированно заключать сделки.

Поэтому Россия тоже не должна отставать. Сдвиг в парадигме уже произошел. На «Финополисе» уже говорили, что у нас и биржа будет, и разрешат покупку криптовалюты, хоть и с ограничениями. Евросоюз фактически сделал свое регулирование, но оно тяжеловесное, нет никакой анонимности, полная подотчетность. Тем не менее они сделали логично выстроенное регулирование обращения криптовалют.