Вадим Масликов: «Умереть на пороге мира – это самая большая несправедливость»

Вадим Масликов: «Мы фиксируем прорыв уже за Покровском, в направление Доброполья, например, и это позволяет как раз таки вытянуть тот самый оперативный простор, который выводит наши войска в тыл Славянско-Краматорской агломерации» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В годы Великой Отечественной фашисты не защищали эти открытые степные районы вплоть до Днепропетровска»

— Вадим Александрович, какова ваша оценка состояния линии фронта на текущий момент?

— Оценка состояния линии фронта, очевидно, говорит о том, что у нас на сегодня везде есть успехи, активность также везде на нашей стороне. У нас присутствует как обеспеченность ресурсами, так и морально-психологическая устойчивость наших войск. В свою очередь у противника есть серьезные проблемы по всем параметрам, начиная от личного состава, его боеготовленности, силы и средств до живучести его системы объектов, устойчивости системы управления.

Особенно наглядно видно, что у него низкая морально-психологическая устойчивость личностного состава. Кроме того, тыловая ресурсная обеспеченность противника, имея важнейшую роль, находится в достаточно упадочном состоянии. И тем более за годы противостояния наши военачальники поняли и успешно проводят так называемую засушку гарнизонов противников, в том числе больших городов-крепостей.

Мы это видели на примере Покровска, Северска и других укрепленных позиций, в общем-то эта тактика проходит довольно успешно. На сегодня те самые позиции, которые были в районе Покровска и Гуляйполя, в частности, разгромлены. Напомню, это были серьезные, хорошо укрепленные оборонительные линии. Стоявшие там войска оборонялись во многом именно потому, что все было качественно подготовлено.

При этом важно отметить, что на этих участках особый упор противник не делал, притом не только ВСУ, но и западные кураторы. Они делали ставку на позиции, расположенные от Покровска до Константиновки, которые, по их мнению, не позволяли пройти нашим частям в тыл Славянско-Краматорской агломерации.

На сегодня, как мы можем наблюдать, наши войска довольно грамотно взломали оборону на этих рубежах. Мы фиксируем прорыв уже за Покровском, в направление Доброполья, например, и это позволяет как раз таки вытянуть тот самый оперативный простор, который выводит наши войска в тыл Славянско-Краматорской агломерации. Кроме того, также открывается направление на Павлоград и Запорожье, в частности, на ореховское направление. Впрочем, это все будет в зависимости от того, какой выбор сделают наши военачальники.

— И что, на ваш взгляд, будет в приоритете?

— Скорее всего, это будет славянско-краматорское направление. Это важный логистический узел, а кроме того, теперь там таких линий укрепления нет. Также и в районе Гуляйполя интересный задел, у Бахмута был такой укрепленный район, фортеция, как любит говорить противник. Дело в том, что там были выстроены мощнейшие укрепления, как раз от Гуляйполя до ореховского направления, а также на север по берегу реки Гайчур.

Вот эти укрепления прорваны, Гуляйполе, пока мы с вами говорим, уже почти наше. И это опять же позволяет нам открывать оперативный простор, выход в тыл укрепленным линиям обороны, которые там есть. Как следствие, можно ожидать достаточно успешный прорыв на Запорожье. Теоретически мы имеем все возможности для этого.

Напомню, что в годы Великой Отечественной войны фашисты не защищали эти открытые степные районы вплоть до Днепропетровска. Причина очевидна — там очень неудобно обороняться, открытое пространство. А сейчас это еще более актуально. Причина кроется в том, что у нас господствуют в малом небе ударные дроны. Они буквально не позволяют укрываться противнику в степи. Ну и тем более там нет тех укреплений, которые были выстроены противником по границе на февраль 2022 года.

— У нас сейчас есть такой очень удачный прорыв под Гуляйполем. Почему противник его прозевал?

— Нельзя сказать, что прозевал. Там действительно были довольно длительные действия, мы подготавливались к прорыву, но не так все просто произошло. Если вспомним, то мы до этого брали необходимые высоты.

А потом противник не смог удержаться на реке Гайчур, где линия обороны была сделана. Почему? Потому что резервов нет. Все резервы ушли в Покровск, потом в Северск, у нас был прорыв в сторону Славянска. Кроме того, мы прорвали Лиман; чтобы как-то выйти из положения, противник решил сделать локальное контрнаступление на Купянск, выложив известное видео с Зеленским.

Они ставят политические аспекты, а им это важно показать — Зеленского в Купянске, потому что сейчас решается вопрос финансового обеспечения, а денег никто давать не хочет. Упираются все, потому что понимают, что эти деньги невозвратные и это большие долги, которые будут ложиться на плечи Европы. Они осознают, что Украина, даже если ей дать в долг, не вернет. Просто не сможет. Поэтому нужно все сделать хотя бы для того, чтобы «политическая открытка» была.

«Недостаток выучки, обучения личного состава на разных видах вооружения и военной техники является серьезной помехой» Фото: © Konopatov Yuri / news.ru / www.globallookpress.com

«Отдельно я бы выделил и территориальные условия»

— Но ведь все равно противник перманентно пытается возводить некие укрепрайоны?

— Да, они и в данный момент тоже продолжают рыть эти укрепления, но опять же они умом-то понимают, что солдатской массы их удерживать уже нет. У противника очень остро стоит проблема с личным составом, боеготовностью сил и средств, которые тоже там присутствуют. Но в целом если говорить об устойчивости ВСУ на сегодня, то нужно понимать, что с военной точки зрения там есть несколько индикаторов, параметров, по которым мы можем судить в данном случае.

— Какие именно?

— Первый параметр, я о нем уже сказал, — это состав боеготовых сил и средств. Второй — живучесть системы объектов. Третий — устойчивость системы управления, конечно же. Четвертый — это, как я уже сказал, МПС, морально-психологическое состояние личного состава, а также важнейшее значение имеет и общественное настроение в стране.

Кроме того, важными факторами следует считать ресурсное и тыловое обеспечение и, что тоже нельзя снимать со счетов, адаптивность к изменяющейся обстановке, а также способность системы к восстановлению после понесенного урона.

Отдельно я бы выделил и территориальные условия. Мы уже сказали об этом, что они реально меняются. Если мы переходим в степь, имеется в виду направление на Днепропетровск, то тактические, оперативные, а отчасти и стратегические действия будут меняться.

Еще один из важнейших параметров (даже два, пожалуй) — это технологическое состояние или превосходство систем вооружения, технологий, а также интеграция с союзниками. Вот эти направления являются ведущими при оценке устойчивости вооруженных сил.

Если говорить о состоянии боеготовности сил и средств, то анализ этого элемента позволяет нам сделать следующие выводы.

Во-первых, укомплектованность личным составом у противника очень низкая, ситуация тут тяжелейшая. Об этом сейчас не говорит только ленивый, в том числе и со стороны ВСУ, украинских политиков. Мы слышим разные предложения, некоторые из них могут оказаться фейками, но тем не менее в публичном пространстве говорят о том, что нужно «чипировать солдат», «призывать женщин», «снижать призывной возраст», «вылавливать всех, кто с Украины убежал», появляются и прочие инициативы.

То есть противник в главной своей задаче занят тем, что ищет, каким образом поднять уровень укомплектованности частей личным составом. Очень серьезный враг укомплектованности — это то, что у нас называется СОЧ, или самовольное оставление части, в том числе дезертирство. С этим там тоже полный порядок, количество беглецов уже насчитывает сотни тысяч. Это буквально целая армия, которая покинула боевые порядки.

— Вместе с тем вы сказали, что у противника также проблемы с техникой и выучкой живой силы…

— Разумеется. Техника, как мы знаем, — это тоже важнейший аспект в современных боевых действиях. Тут нужно иметь в виду, что ВСУ на сегодня имеют боевую технику разных производителей, что осложняет ее обеспечение, ремонтопригодность, доставку соответствующих комплектующих для восстановления. Недостаточно выучки, обучения личного состава на разных видах вооружения и военной техники, что тоже является серьезной помехой.

Важный аспект, если мы говорим о составе боеготовности, — это опять же боевая выучка военнослужащих. Мы знаем, что она постоянно меняется, пленные нам всегда говорят о том, что их практически не готовят. Зачастую рассказы идут о том, что их обманывают, обещают, что их повезут куда-то в тыл, а на самом деле вывозят на штурмы без подготовки.

Некоторые говорят, что их даже не учили стрелять. Не думаю, что все настолько плачевно, но в целом подобная подготовка явно намекает, что это никакие не воины, а просто гражданские, которых в общем-то не готовили, это буквально пушечное мясо, даже с технической точки зрения. Я тут даже не говорю про морально-психологическую устойчивость.

«Мы не только по электростанциям бьем, но и по складам, коммуникациям, логистике вражеской» Фото: © Сергей Бобылев, РИА «Новости»

«Нам мешают сугубо политические соображения»

— Но мы же наносим противнику удары еще и в тылу.

— Это тоже важный аспект, если рассматривать его в отношении состояния готовности запасов и материальных средств. Тут активно работают наши ВКС, «Герани», «Кинжалы», «Герберы» и прочие средства, в том числе, кстати, и КАБ заняты уничтожением материальных средств противника.

Мы же не только по электростанциям бьем, но и по складам, коммуникациям, логистике вражеской. Можно посмотреть, очень наглядно это сейчас видно по бывшему Одесскому военному округу, где фактически до 60 процентов ГСМ приходило со стороны Румынии. На сегодня там два моста в районе Маяка и Затоки фактически неработоспособны. Понтонные переправы тоже периодически разрушаются, а это крайне серьезным образом, конечно, скажется в целом на обеспечении запасами, материальными средствами, ГСМ всех частей ВСУ.

По живучести систем и объектов можно сказать, что защита ключевых объектов должна осуществляться в первую очередь. Что имеется в виду? Пункты управления, логистические узлы, системы связи. Эти ключевые объекты должны быть защищены в первую очередь от огневого поражения, радиоэлектронного подавления, других воздействий.

Как мы видим, за эти годы наше давление на противника существенно возросло. Более того, по всей видимости, все это и дальше развивается, и полностью закрыть проблему в этом сегменте мешают по большей части вопросы политические.

Я думаю, что мы на сегодня уже имеем техническую возможность перекрыть систему Starlink, имею в виду, военным путем. Тут нам мешают сугубо политические соображения, которые, впрочем, при определенной настырности тоже возможно решить.

— Какие возникают проблемы обеспечения у противника?

— Тыловое обеспечение, о чем я уже говорил, — это крайне существенная деталь, без него невозможна никакая война. Я напомню, что Суворов в начале своей деятельности был интендантом Одессы, он понимал, насколько значимо то самое тыловое обеспечение. Без должного количества боеприпасов, без продовольствия и прочего воевать нельзя, невозможно.

Поэтому войскам необходима способность своевременно и в должном объеме восстановить материальные потребности, которые у нас на сегодня возрастают. Если мы вспомним 2022 год, когда если у подразделения было 10 «птичек», то считалось, что это более чем хорошо, сегодня же 10 дронов хватит, дай бог, на несколько часов боевых действий.

Это все нужно обеспечивать: и БПЛА, и боеприпасами, и различными средствами связи, и энергогенераторами и так далее. Также необходимо наладить мобильность и автономность систем обеспечения. На сегодня это еще более актуально. Сегодня в связи с политическими вопросами, невозможностью финансирования и обеспечения внешней стороной все это под большим вопросом. Самостоятельно Украина все это обеспечить себе сама не может.

Кроме того, у Киева большие проблемы с логистическими цепочками, складами, ведь недаром мы бомбили и локомотивы, и железные дороги, и мосты и продолжаем это делать довольно успешно. Все в совокупности очень существенно сказывается на возможности обеспечивать передовую всем необходимым.

Если Донбасс представляет из себя пересеченную местность, то в выходе на Днепропетровск и Запорожье уже степь, местность меняется. А в условиях современной войны это важное изменение, в частности, беспилотная авиация на данном типе местности приобретает еще более значимый характер. Да опять же доступность дорог, наличие естественных заграждений тоже очень сказываются.

Сейчас мы прорвались в Сумской области, на Краснополье пошли. Причина очевидная: мы обнаружили место, которое прогибается. Они не могут сейчас все оберегать, все места укрыть. Их оборона рвется как старый кафтан. Потому что нет возможности успешно адаптироваться и восстанавливать потерянные точки, которые требуют его внимания к себе. Просто физически нет такой возможности. Поэтому и отсутствует гибкость в распределении тех самых сил и средств.

«Что слышат жители Украины? А слышат они о том, что все говорят о мире, что Трамп не будет финансировать эту войну, а без помощи США дело не пойдет. Более того, Трамп давит на Украину, на ее союзников в Европе, утверждая, что мир неизбежен» Фото: © IMAGO/CNP / MediaPunch / www.imago-images.de / www.globallookpress.com

«Украинец не хочет умирать за ошибки Зеленского»

— Вместе с тем вы упомянули проблемы с эшелонированной системой обороны противника…

— Эшелонированные линии обороны, о которых я говорил ранее, были выстроены 10–14 лет назад, вернее, начали выстраиваться в районе Донбасса, по старой границе с народными республиками. Сейчас они фактически прорваны. Это видно и в районе Северска, в Серебрянском лесничестве. Напомню, там было практически все перекопано. Около Покровска тоже, который был важнейшим логистическим узлом еще со времен АТО. В районе Гуляйполя, где уже после начала СВО сформировался крупнейший узел обороны за Запорожье.

Именно по этим линиям обороны и было произведено рассредоточение сил и средств противника, что в общем-то существенно снижало уязвимость. Так вот, на сегодня этого практически не осталось, больше укрепленных позиций, линий, подготовленных фактически не существует в том виде, в котором они подготавливались.

Да, противник продолжает окапываться на более дальних рубежах, роет новое, но уже не то; так их укрепить, как это было сделано за прошедшие годы, я думаю, физически невозможно. Вернее, они просто не успеют это сделать на тех участках, где мы сегодня активно наступаем. Мы видим, что их качество (чем дальше от тех линий, которые строили десятилетиями) снижается, они менее подготовлены.

Кроме того, устойчивость системы управления, тут имеется в виду в первую очередь защищенность пунктов управления, каналов связи, в том числе и радиоэлектронного воздействия. Дублирование системы управления крайне важно просто для того, чтобы в случае уничтожения какого-либо канала связи информация могла передаваться дальше. Разумеется, тут важна скрытность управления, маскировка, правильно сделанная дезинформация, правила безопасности связи.

Не последнюю роль тут играет готовность органов управления и тех самых обеспечивающих подразделений — рот, батальонов связи и прочих структур — к тому, что противник будет на них активно воздействовать. А значит, они также должны проявлять определенную устойчивость, иметь готовность к принятию оперативных решений.

На сегодня в этом есть проблемы, потому что старый костяк военнослужащих и опытных офицеров, в том числе мотивированных, опытных, фактически выбит, в итоге кадры подготавливаются в ускоренном режиме, что, конечно, влияет на качестве. У нас, впрочем, тоже есть определенные проблемы с этим: скажем, в моем родном новосибирском училище на прошедшей неделе был выпуск, не в июне и июле, а в декабре.

И если мы готовим быстро, то у них это еще более ускоренные курсы. Фактически они готовят офицеров, не имеющих ни опыта, ни возраста, ни авторитета. Это является большой проблемой, в том числе и в готовности органов, обеспечивающих управление войсками. У противника почти выбит состав, который способен оказать серьезное противостояние.

Дальше. Способность к восстановлению после повреждения, ремонтопригодность, наличие резервных элементов — это довольно большой и трудный аспект. Учитывая, что техника выпущена на сегодня разношерстная, то и ремонтопригодность, и комплект ремонтный должны быть соответствующими.

Допустим, у них есть танки Challenger, Leclerc, Abrams — это разные системы, для них требуются разные запчасти, механики, разное обучение управлению такими танками. Кроме того, там есть масса других видов техники. И их доставка, логистика тоже находятся под наблюдением. Собственно, даже тот самый корабль в одесском порту, который был взорван и сгорел в итоге, он же как раз таки и вез продукцию двойного назначения.

Это все отслеживается и является большой проблемой для противника. Кроме того, мы бьем и по заводам, которые в том числе были построены странами НАТО на территории Украины и должны были обеспечивать ремонтопригодность западной техники.

— Вы говорили, что один из аспектов — морально-психологическая устойчивость. Что в данном случае мы имеем?

— Морально-психологическая устойчивость — важнейший аспект. Я уже отметил, что дезертирство или (более мягкий вариант) самовольное оставление части в украинской армии приняли катастрофический характер, бегут сотнями тысяч. Более того, само обнародование факта того, в каком количестве это происходит, сильно бьет по морали, в результате с декабря эти данные засекретили, перестали публиковать.

Сделать им это было тяжело, иначе давно бы сделали. Почему тяжело? А потому, что вопрос финансовый, тут напрямую стоит вопрос о коррупции. Здесь ведь крайне вероятно, что у командиров появляется лазейка, позволяющая получать деньги. Те, кто сбежал, может, даже договаривались с командиром, возможно, даже с его разрешения их отпускали. Но тем не менее было принято решение эти данные засекретить, что они и сделали.

Для всего общества это является серьезным располагающим фактором, потому что в данном случае возникает ряд демотиваторов. Первое, оно же главное: на сегодня армия дезертиров фактически сравнялась с той, которая находится непосредственно на передовой. Это очень много.

Если у вас нет устойчивости войск, то о чем тут можно говорить? Если солдат воевать не хочет, то заставить его очень тяжело даже под дулом автомата, что в итоге и происходит на самом деле. И вот когда такие данные попадают в открытый доступ, учитывая, что мобилизация там совсем беззаконная, то общество приобретает такое настроение, которое легитимизирует решение каждого бойца, решившего ногами проголосовать против военной службы. Каждое индивидуальное решение получает моральную легитимность.

Боец буквально думает: «Я вправе, никто меня не осудит, я должен так сделать ради чего?» Но в первую очередь это те самые пораженческие настроения. Если они воспринимают войну как проигранную или бессмысленную, то с бойца снимается моральное обязательство жертвовать собой. Ради чего жертвовать, если война все равно проиграна? Он думает, что он не трус, а человек рациональный, умный.

У него есть семья, дети и родители, он думает, что будет идиотом, если станет жертвовать собой за проигранное дело: не за что воевать, раз дело проиграно. Этот фактор является самым важным в плане легитимизации дезертирства.

И тут есть еще один важный фактор. Что слышат жители Украины? А слышат они о том, что все говорят о мире, что Трамп не будет финансировать эту войну, а без помощи США дело не пойдет. Более того, Трамп давит на Украину, на ее союзников в Европе, утверждая, что мир неизбежен. И тут появляется мысль: «А к черту этот Донбасс! Все равно он дотационный, откажемся от него, ведь если мир не за горами, война закончится через месяц-два, то какой смысл умирать сейчас?»

Умереть на пороге мира — это самая большая несправедливость. Нужно просто продержаться. Продержаться до этого мира. А как продержаться? Дезертировать. «Я лучше убегу, — думает украинец, — продержусь месяц-другой, вместо того чтобы идти на штурм, на смерть».

И третий фактор, который играет на разложение морально-психологического состояния, — это то самое отсутствие образа победы. Еще в 2022 году вся Украина кричала, что скоро победит, верила в это. Ее политические лидеры, например Михаил Подоляк, обещали, что уже летом 2023-го будут пить кофе на набережной в Ялте.

Был точный образ победы, имелась уверенность: вся Европа с нами, НАТО с нами, мир с нами, а Россия — страна-изгой, она скоро сдохнет, ее такими санкциями обложили, что все, не продержится, а мы скоро будем в Ялте пить кофе. Вот такие настроения были.

А сегодня нет этого образа победы, нет ощущения, что от приложенных сил можно что-то изменить. А если нет образа победы, то возникает рост цинизма. И на все это накладывается чисто военный аспект — нет никаких крупных наступательных успехов. Наоборот, есть ряд поражений, отступление с территорий и огромное количество гробов, идущих с фронта. Поэтому возникает убеждение, что если Зеленский, Сырский и Драпатый не могут выиграть эту войну, то они не вправе требовать от меня моей жизни. Украинец не хочет умирать за ошибки Зеленского.