«Если из экономики вычесть бюджетные отрасли и ВПК, то 2026-й будет годом спада и дна»

Во второй части стенограммы разговор ведется уже о главных ожиданиях от года наступающего Фото: Андрей Титов

О круглом столе

В предыдущей части эксперты «БИЗНЕС Online» беседовали о ключевых итогах уходящего 2025 года. Во второй же части стенограммы разговор ведется уже о главных ожиданиях от года наступающего. Политологи, экономисты и сами предприниматели на основе итогов года попытались построить прогноз того, как уже в ближайшие месяцы будут развиваться Татарстан, Россия и мир в целом. Основной лейтмотив обсуждений, разумеется, был завязан на драматичных результатах жесткой политики Центробанка, налоговой реформе и ожиданиях скорого, но не быстрого мира в конфликте России с коллективным Западом.

В числе участников дискуссии:

• Шамиль Рахимович Агеев — председатель Торгово-промышленной палаты РТ;
• Марат Гадыевич Галеев — депутат Госсовета РТ, зампредседателя комитета ГС по экономике, инвестициям и предпринимательству;
• Иван Дмитриевич Грачев — экс-депутат Госдумы, доктор экономических наук, главный научный сотрудник Центрального экономико-математического института РАН;
• Дмитрий Олегович Голубовский — российский финансовый аналитик, аналитик компании «Золотой монетный дом»;
• Виктор Михайлович Минин — политтехнолог, директор центра региональных исследований;
• Айрат Рафкатович Нурутдинов — генеральный директор ПАО «Таттелеком»;
• Дамир Мавлявеевич Исхаков — этнограф, доктор исторических наук, главный редактор журнала «Туган җир»;
• Адель Айратович Хайруллин — генеральный директор ООО «ГК „Красный Восток“»;
• Марат Габдулгазизович Бикмуллин — председатель совета директоров ООО «Информационные системы».

Модератором дискуссии выступил издатель «БИЗНЕС Online» Рашид Галямов.

Шамиль Агеев: «Необходимо усилить внимание к школе. Факт в том, что из школы сегодня выходит поколение неподготовленное и физически, и, к сожалению, духовно» Фото: Андрей Титов

Блок 1. Политические прогнозы

«Все ожидания связаны с СВО. Если она завершится, то год будет умеренным»

— Шамиль Рахимович, ваши ожидания особенно хотелось бы услышать, так как вы представляете бизнес крупный, средний и малый тоже. В следующем году не сказать, что нас ждет революция, но изменения существенные, если говорить о налоговых инновациях.

Агеев: Прогноз — дело такое ли, знаете…

— Хорошо, пусть это будет аналитический прогноз.

— Ожидания такие, что следующий год будет более-менее нормальным, если, конечно, разрешится СВО. Все от этого зависит.

Что касается налоговой реформы. Я думаю, бизнесу будет достаточно сложно, потому что она (реформа — прим. ред.) только началась, да даже еще не началась, но уже видим нестыковки. Поэтому, когда ее готовили, видно, не все вопросы предусмотрели. Если тебе холодную воду плеснут, когда ты подготовлен, это одно дело. Но если долго будут лить, ты простынешь.

Что радует? Начинают [задавать] вопросы о том, как снизить последствия, найти какие-то резервы. Вот это шанс дает. Но надо в любом случае ожидать, что бизнес немножко очистится. Другой вопрос в том, что сейчас есть неуверенность у бизнеса по приватизации. Взяли, допустим, [аэропорт] Домодедово отобрали. И что произошло? Мы все прекрасно с вами видим.

Но это поверхностное, нужно зреть в корень. Необходимо усилить внимание к школе. Факт в том, что из школы сегодня выходит поколение, неподготовленное и физически и, к сожалению, духовно. А что мы хотим? Телевизор посмотрите — ни одной нормальной культурной программы. Хотя вроде все у нас для этого есть. Вроде мелочь, но она очень сильно влияет на воспитание. Столько элементов насилия [демонстрируется], что это порождает поколение, не чувствующее сострадания. Так как я немного этим делом занимался, то знаю, о чем говорю.

И еще один момент, который меня беспокоит. Я удивляюсь, как новое строительство продолжается, когда вопросы не решаются комплексно. Как строители могут, допустим, квартиры делать, чтобы не предусмотреть парковочные места для одной-двух машин? Нужно повышать уровень ответственности. У меня недавно спрашивали, какой бы вопрос я адресовал Владимиру Владимировичу. Я бы задал именно этот вопрос [о повышении уровня ответственности]. Знаете, всегда же было бюро «разбора полетов». Кто-то говорит, что это было правильным, кто-то — нет. Но люди, так или иначе, чувствовали эту штуку. А сейчас не боятся. Посмотрите, как некоторые наши предприятия откровенно гробят.

— И никого не расстреливают.

— Дело не в расстрелах, дело в том, когда нет контроля и личной ответственности — все идет на самотек. А ведь это все начинается еще со школьной, студенческой скамьи. Мы столкнулись с депрофессионализацией. Ну как можно разрешать студенту первые два-три курса не приходить на занятия? В наше время в авиационном институте такое было бы невозможно. Пропустил занятие — отработай.

— Хорошо, ваши ожидания от следующего года.

— Они все связаны с СВО. Если СВО завершится, то год будет умеренным. Почему? Потому что резервы еще есть. И есть еще, будем говорить так, надежда.

Иван Грачев: «На мой взгляд, надо хорошо подумать, как больше сближаться с Индией, чтобы в этом биполярном мире чувствовать себя комфортно и в экономическом, и в политическом плане» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Трамп и Путин договорятся об оговорочной капитуляции Украины. Все согласовано»

— Иван Дмитриевич, вы всегда даете максимально точные прогнозы, с цифрами, со всеми раскладами. Что скажете о 2026-м?

Грачев: Мир вырастет примерно на 3 процента. Никаких там турбулентностей в экономике не произойдет, с моей точки зрения. Будет приличный спрос на нефть, газ: по «ОПЕКовской» оценке, рост спроса [составляет] 1 процент по нефти и порядка 2 процентов по газу. То есть вполне себе хороший. На остальное сырье на самом деле в среднем так же.

Это для сырьевой страны создает приличную основу для развития. Но, к сожалению, реализовано это не будет, потому что ключевая ставка останется запредельной. Если судить по ипотеке, то порог составит 8−10 процентов, когда в принципе начинается естественное кредитование без льгот. Ничего подобного не будет от [Эльвиры] Набиуллиной. Плюс к этому [ожидается] ухудшение налоговой системы. А значит, рыночная составляющая отработает хуже, чем в этом году. Гарантирован спад. Общий результат будет близок к нулю, потому что останутся отрасли, которые [вытянут всех остальных]. Например, это «Росатом», прежде всего, отчасти сельское хозяйство, ВПК. Вот за их счет где-то около нуля год и получится, плюс-минус 1 процент по итогам года. Инфляция будет примерно та же, что в этом году — порядка 10 процентов.

Дальше я бы добавил по искусственному интеллекту. Если проводить практические оценки, то ключевая его проблема — сужение разнообразия. Он на самом деле выдает средневзвешенные оценки, а с точки зрения базовой, эволюционной теоремы Фишера разнообразие пропорционально вероятности выживания. Сужается разнообразие, сужается вероятность выживания страны и цивилизации, что на самом деле потихоньку и происходит.

В части многополярности [мира] я полагаю, что никакой многополярности нет, это просто символ такой. На самом деле, это можно измерить. Расстояние между странами я имею в виду. Динамику изменений в треугольнике Киссинджера можно проанализировать. И по факту получится так, что надо в биполярном мире как-то устраиваться, поскольку некоторые другие страны никакими полюсами не являются. С Китаем отношения сложные. Отчасти потенциал сближения исчерпан. Соответственно, на мой взгляд, надо хорошо подумать, как больше сближаться с Индией, чтобы в этом биполярном мире чувствовать себя комфортно и в экономическом, и в политическом плане.

— А ваш прогноз по СВО.

— Я бы больше половины шансов отдал на то, что Трамп и Путин договорятся об оговорочной капитуляции Украины. Все согласовано. Но есть проблема с выборами 2026 года, там опять накал на Трампа такой, что он может эти выборы и проиграть. И тогда, соответственно, вероятность соглашения будет не очень высокой. Я бы дал чуть больше половины в пользу такой вероятности, но не более. Сильно бы не надеялся.

— В следующем году еще же и выборы в Госдуму. Ваш прогноз как бывшего депутата какой?

— Мне кажется, там процессы уже настолько упорядочили, что там-то уж вообще никаких турбулентностей не предвидится. К сожалению, в этом тоже минус, потому что происходит снижение разнообразия и конкуренции. А по факту рабочие возможности, думаю, резко снижаются.

Виктор Минин: «80 процентов всей прибыли у банков. Кто производит или производить собирается — берет деньги у банков, а потом отдает с продаж, а тот, кто покупает, тоже берет для этого кредит у банков» Фото: Андрей Титов

«Где деньги, Зин? А деньги у банков»

— Виктор Михайлович, вам слово. Какие ожидания выстраиваете от следующего года?

Минин: Экономика в мире падает у всех. В том числе и в США падает неуклонно, необратимо. Теорий и технологий остановить это падение ни у кого нет. Поэтому этот кризис заставил и заставляет, особенно нас, искать новые правила жизни.

Со всем, что сказали мои коллеги, согласен. Экономика падает. Где деньги, Зин? А деньги у банков. 80 процентов всей прибыли у банков. Кто производит или производить собирается — берет деньги у банков, а потом отдает с продаж, а тот, кто покупает, тоже берет для этого кредит у банков.

Вот она вся экономика. Она достигла уровня, несовместимого с жизнью на планете Земля. Поэтому что-то придется с этим делать. И тут, в общем-то, тупик, кризис наступил, и он углубляется. Есть два варианта: либо мы будем думать, как выходить из него трансформационно, или оно само все развалится по объективным причинам. Как там говорят? «Нечего терять, кроме собственных цепей». Конечно, до цепей далеко, тем не менее такая жизнь уже никому не нужна, никого не устраивает, даже тех же банкиров. Вот поэтому [дальше] или распад, или трансформация. Часть специалистов считает, что распад со всем вытекающим последствиями.

Это возможно, если Трамп дальше продолжит сближаться с нами и потихоньку-потихоньку разруливать проблему. Дальше, думаю, начало выхода нашего с противостоянием США и с Западом начнется. Уже началось, можно так сказать. Вот то, что Кушнер приехал, — это уже как некий такой транспарант, возвещающий об этих изменениях. Появится договор сотрудничества США и России, начало эффективного сотрудничества (я бы хотел даже сказать, бурного роста, но пока скажу осторожно — сотрудничество), совместный бизнес, большие проекты. Например, уже ведутся закрытые переговоры о разделе мирового рынка нефти между США и нами. Чтобы не толкаться и не сбивать расценки, решили поделить мировые рынки.

Но на фоне этого сближения продолжится борьба за власть внутри самих США. Как бы ни дрыгались демократы, они уже проиграли стратегически. Останется Трамп или придет Вэнс — технократы их загнут. Без сомнений. Поэтому техно вместе с производством уже сплотились, и этот новый конгломерат в США непобедим. Они будут двигаться дальше через технофашизм, который культурно называют технонатом. Это новый вид США. Они уже забрали власть и ФРС, а без нее демократам уже бессмысленно даже о чем-то говорить. Поэтому все опасения, что они проиграют, не проиграют… Даже если демократы выиграют, они все равно сюда перебегут. Потому что эта игра с ростом через процент на ставки в мире закончилась. Поэтому в США борьба за власть продолжается, противоречия будут углубляться.

Новая стратегия безопасности США. Ее появление говорит о том, что американцы все-таки умный народ. Уже развернулись, уже мы не враги, даже китайцев вычеркнули. В общем, процесс трансформации идет.

Что тут еще можно сказать? О Китае, наверное, несколько слов. А там та же самая борьба, Си и его команда — военные ребята, борются с либеральной составляющей у себя. Причем достаточно успешно. Недавно человек 20, наверное, выперли из министерства обороны, и никто даже не мяукнул. Чего он хочет? Избежать противостояния с США. Красавцы, вышли уже из американского рынка. Но что это за проект — Китай? Это вечный путь хитрости, это тот же эквивалент, тот же колониализм. В Африке работал, видел, как заходят китайцы: 8-полосная дорога, дальше — завод, на который приезжают работать китайцы. А местные только стоят и смотрят, как у них заканчиваются ресурсы. По сути, происходит разграбление стран.

Где здесь место России? СВО заканчивается — начинается трансформация в экономике и политике. Основные принципы, я считаю, будут безинфляционными, беспроцентными (ну максимум 3−5 процентов). Попрут со страшной силой равноправие и патриотизм. Финансы — это первый уровень, на котором будет проявляться и проявляется всегда новая идеология.

Будет смена элит, замена либерального блока правительства и возврат Центрального банка под контроль государства. Смена элит уже идет за счет эсвэошников. Владимир Владимирович включил их в свой личный лист и продавливает, прет их наверх, чтобы пацаны тихонько-тихонько меняли местные элиты.

Все почему-то думают, что СВО — это война мировая, региональная. Нет! СВО, если с точки зрения воли неба, это технология трансформации сознания общества. У нас сейчас самая высокая сплоченность. Да, есть проблемы и противоречия еще, согласен. Но тем не менее общая сплоченность страны увеличилась. Да, устали, но сплоченность увеличилась и растет. СВО родила людей, которые умеют переступать через инстинкт самосохранения и принимать самостоятельные решения в экстремальных ситуациях. Из них очень быстро можно вырастить эффективных, честных, заточенных на повышенную справедливость новую элиту. Именно это Владимир Владимирович и делает, трансформирует сознание.

Европа трансформируется. Американцы трансформируются. И Украина трансформируется. Вот если бы мы сразу захватили их за три дня, что никому мало не показалось бы… Что реально делает Владимир Владимирович? Он регулирует скоростью конфликта трансформацию, в том числе и западной элиты, западных лидеров, их сознания. На самом деле можно было бы еще мобилизовать миллион человек и дойти до Парижа как минимум. Но нет такой задачи. СВО — это инструмент для работы. Посмотрите, что произошло? По большому счету, Запад и Трамп проиграли. Но так как американец не может признать поражение, Владимир Владимирович все время маскирует его принятие разными уловками.

Дамир Исхаков: «Я считаю, что итог СВО будет во многом определять, куда в конечном счете приплывем» Фото: Андрей Титов

«Татарская культура на самом деле находится в плохом положении»

— Достаточно оптимистический взгляд, Виктор Михайлович. Слово Дамиру Мавлявеевичу, ваши прогнозы.

Исхаков: Я тут выступлю, наверное, с уже чуть более пессимистических позиций. Считаю, что итог СВО будет во многом определять, куда в конечном счете приплывем. Но, даже если мы закончим этот процесс, после этого счастливого будущего может и не быть. Потому что мы серьезно застопорились, и простого выхода из этого ситуации, наверное, не будет. Главное, что я хочу подчеркнуть, — в пессимистическом настроении находится российское общество, татарское тоже. Представьте, это же мы примерно столько же времени угрохали, как и на Великую Отечественную войну. Из такого хороших выходов не бывает. Сейчас надо думать, как общество перестроить заново. Без этого мы вперед не двинемся.

Вот здесь говорили, что школа у нас в плохом состоянии. Это правда. И то, что у нас масса молодежи смотрит Долину. Это значит, что другого смотреть-то нечего. Это ужасно на самом деле. Нет ничего другого, что бы привлекало молодежь, давало им импульс. Поэтому я и пессимистичен, потому что будущее очень плохо просматривается.

Разговоры о том, что наши братья-американцы нам помогут в лице Трампа… Господа, я все-таки обращаю внимание, что мы имеем дело с американским обществом, которое отнюдь не однородно. Примерно половина американцев не думают, как думают последователи Трампа. И таких, может быть, сейчас становится больше. И потом, мы имеем дело с очень старыми людьми и в лице Си, и в лице Трампа. В любое время может случиться неожиданное. Конечно, за спиной Трампа есть подготовленная фигура, но удержится ли? Наша надежда на то, что мы найдем общий язык с американцами и каким-то образом вот выстроим такую устойчивую систему, я думаю, достаточно призрачная. Может произойти неожиданное, то, что известный специалист называл «черным лебедем».

Что касается китайцев и их роли в современном российском обществе. Было предложение поменять их на индийцев, ланкийцев, что, кстати, намного хуже, на самом деле, нежели наши товарищи из Средней Азии. Там все-таки сидят бывшие советские люди, они еще и русский язык знают, и менталитет у них близок. Представьте, сюда миллионы людей-рабочих приедут. Мой хороший знакомый, один федеральный экономист, уже недавно изрек: «А как вы объясните русскому мужику после этого, что ему делать в такой ситуации?» Рабочих мест не так много. И с СВО могут вернуться достаточно большое количество людей. А мы еще хотим кого-то привлечь… Вот эти вещи требуют очень серьезных размышлений, и однозначной картины я не вижу.

Поэтому следующий год, мне кажется, будет очень напряженный и в смысле экономическом, и в смысле социальном. Самая большая опасность — это усталость общества. Как эту усталость преодолеть? Я не могу сказать, но понятно, что настроения людей будут портиться все больше и больше. Инфляция, рост оплаты за всякие квартиры и так далее, налоговая реформа — все это не есть хорошо для среднего человека. Особенно себя плохо чувствуют, я думаю, пенсионеры. Повышение квартплаты на 18 процентов, которое в течение следующего года планируется, — это же для них практически гибель при современном уровне пенсий. Как государство будет на это реагировать? У нас будут ресурсы как-то их поддержать? Сомневаюсь.

Я думаю, следующий год будет неважным. Татарское общество как часть российского тоже будет себя чувствовать в нехорошем состоянии. Могу, как специалист по культуре, сказать, что наша культура находится в очень плохом положении. Нас задавила масскультура нижайшего уровня. Даже в наших театрах, которых становится все больше и больше, смотреть нечего на самом деле. Фильмы у нас дурацкие. Художественных романов качество такое же, читать невозможно. Это показывает, что у нас культура на самом деле находится в плохом положении.

— Татарская или вся?

— Татарская культура. Я здесь больше оцениваю татарскую культуру. Хвастать нам совершенно нечем. Мы там флажками машем и говорим, что вот у нас как хорошо, у нас танцы-шманцы-обжиманцы, и на этом все. А глубинный уровень не такой, к сожалению величайшему.

Дмитрий Голубовский: «Если из экономики вычесть бюджетные отрасли и военный оборонно-промышленный комплекс, то 2026-й будет годом спада, который начался уже в этом году, и дно спада будет достигнута в следующем» Фото: «БИЗНЕС Online»

Блок 2. Экономические прогнозы

«Высокая ставка делает больно тем, кто вынужден считать деньги. Но это не вредит там, где деньги не считают»

— Дмитрий Олегович, вы в первом круге вопросов дали очень интересный расклад итогов года по миру, а также очертили круг основных проблем по России. В свете их и всего остального каков ваш прогноз на следующий год?

Голубовский: Думаю, в целом в следующем году тренды, которые наметились глобально в этом году, будут продолжены. То есть, в части финансовой сферы это тренд на диверсификацию резервов. Вероятнее всего, добавится еще тренд по ослаблению доллара.

Что касается России, то СВО здесь не главное. А главное — это политика финансово-экономического блока. Как я и говорил, совершена ошибка краткосрочной стратегии. Ее последствия несут крайне негативный сценарий.

Наши противники не идиоты, считать умеют, это чисто бухгалтерский вопрос. Насколько при текущей политике еще хватит прочности у банковской системы? А она как бы начала плыть уже. Плюс пошла волна дефолтов и паники инвесторов на сегменте высокодоходного долга. Вот и ситуация, когда вместо того, чтобы отвечать на бюджетный дефицит, — девальвацией рубля, как это всегда делали, мы сейчас отвечаем ростом налогов. Это, на мой взгляд, стратегическая ошибка, которая ведет к тому, что крупные укрупняются еще больше, а малый и средний бизнес будет чувствовать себя еще хуже. Это закрепляет такую структуру экономики, которая не будет способствовать долгосрочным целям развития.

Хотя если посмотреть с другой стороны, делать ставку на то, что мы в режиме такой вот мягкой экономической мобилизации будем жить еще долго, то, может быть, рост налогов меньшее из зол. К этому надо относиться спокойно. В любом случае, выбирая между девальвацией и ростом налогов, я считаю, мы получим и то и другое в следующем году.

Почему? Потому что с такой денежной политикой экономика не продержится дольше полугода. Поэтому у нас сейчас реальная ставка — 10 процентов, а к концу года она упадет до нуля. Я имею в виду именно реальную ставку. Тогда мы получим и ослабление рубля, скорее всего. При условии, что все останется как есть, то есть не будет там какой-то заморозки конфликта, который позволит перенастроить бюджетную политику. И да, мы получим налоги, а в гражданских отраслях у нас будет рецессия.

Я считаю — об этом сейчас говорит и МВФ в последнем докладе, который он выпустил недавно, — нет явной корреляции между процентной политикой и инфляцией в моменте, что ужесточение денежной политики инфляцию не всегда побеждает, но при этом точно совершенно тормозит рост. Я думаю, всем специалистам это давно известно. Высокая ставка, я уверен, держится по политическим причинам. Высокая ставка — это то, что делает больно тем, кто вынужден считать деньги. Но это не вредит там, где деньги не считают. То есть это не вредит бюджету. Чтобы в среднем по больнице температура оставалась более-менее приемлемой — бюджетный контур перегрет. Соответственно, тогда мы должны остальную экономику переохладить.

Поэтому у нас в экономике в общем смысле рецессия без учета того, что работает на войну. И эта рецессия видна по всем физическим показателям: по потреблению электроэнергии в стране, по погрузке на железной дороге, по загрузке портов и так далее. И дно этой рецессии будет только достигнуто в следующем году. Оно еще впереди. Я думаю, что где-то к середине года мы на него опустимся и потом, когда мы на него опустимся, Банк России будет вынужден принять меры к тому, чтобы мы от этого дна быстро оттолкнулись. Поэтому первое полугодие денежная политика, скорее всего, будет очень жесткой, а потом произойдет резкий разворот.

Экономика, в общем-то, пока еще выдерживает. Экономика России оказалась очень способной к таким стрессам, что, возможно, стало неожиданным для многих. Как выяснилось в последние годы, мы сильно недооценивали силу своей экономики и сильно переоценивали свои военно-политические возможности.

Если из экономики вычесть бюджетные отрасли и военный оборонно-промышленный комплекс, то 2026-й будет годом спада, который начался уже в этом году, и дно спада будет достигнуто в следующем. К концу следующего года, если изложенный мной сценарий окажется актуальным, будет все восстановлено. По итогам 2026 года, в принципе, мы сможем показать рост даже выше ожиданий — это где-то между 1 и 2 процентами ВВП, рост выше 1 процента вытащит бюджет и дешевые деньги. Но в целом год будет тяжелым.

Марат Галеев: «Сегодня цифровизация бизнес-процессов — одно из глобальных преимуществ в конкурентной борьбе. А мы здесь как малые дети еще. У нас менталитет мешает» Фото: Андрей Титов

«У нас ни черта не идет цифровизация бизнес-процессов промышленности…»

— Марат Гадыевич, какой прогноз можете сделать вы на 2026 год.

Галеев: Я бы хотел на трех таких моментах остановиться. Во-первых, сохраняется вариативность развития, связанная с политическими факторами. Я согласен с Шамилем Рахимовичем в этой части. Вынуждены были экстренным образом форсировать бюджетным импульсом развитие оборонных предприятий. А это имеет всегда две стороны. Такой бюджетный импульс не может быть бесконечным. Он идет по убывающей. И 2026 год в данном смысле будет сложнее всех предыдущих трех лет, на мой взгляд. С точки зрения воспроизводства совокупного капитала бюджетный импульс будет идти по угасающей, а трудности станут нарастать.

Во-вторых, когда не хватает денег, бюджет дефицитный — обычно поднимают налоги. Но есть объективный закон Лавера, который говорит о том, что это работает только до определенного момента. Доходы бюджета вначале растут при росте налогов, а потом начинают падать при любом варианте, потому что развиваются теневые обороты. Сейчас косвенные признаки этого уже есть. Пятикратный рост наличного оборота подтверждает это.

И никогда ты не соберешь налоги, как их ни повышай. Это закон не экономики, а закон жизни, человеческого существа и общества. Слов нет, сейчас администрирование налоговой системы, безусловно, сильнее прежнего, за что спасибо цифровизации. Просто так устроен человеческий организм. Я подчеркиваю: пятикратный рост наличного оборота за год — это о чем-то и говорит. Это не только от того, что интернет перестал работать в ряде мест.

В-третьих, раз уж речь зашла и цифровизации. Можно чего угодно прочитать сегодня: что мы там впереди многих стран, что цифровизация изменила отношения государств и человека. Да, мы здесь продвинулись. Но у нас ни черта не идет цифровизация бизнес-процессов в промышленности. Почему? Какие есть проблемы? Сегодня это же одно из глобальных преимуществ в конкурентной борьбе. А мы здесь как малые дети еще. У нас менталитет мешает.

Вся цифровизация сейчас идет за счет бюджетных импульсов. Но взять, например, GPS — он развивался исходя из спроса бизнеса, а бюджет там практически не участвовал. Когда мне говорят, что мы все такие продвинутые, что прямо сейчас любой руководитель может посмотреть, где находится тот или иной мусоровоз или школьный автобус… Я хочу спросить в этот момент: а зачем? Разве это уровень руководства смотреть, где находится этот автобус? У него других проблем, что ли, нет? Да, мы все радуемся, что все госуслуги оцифровали — это серьезное достижение, согласен. Но с точки зрения конкурентоспособности экономики вопросы еще есть. Бизнес-процессы не шагают [по цифровизации]. Есть ряд предприятий, крупных, которые вроде над этим работают. Но массовости нет. А мир не стоит, он движется все быстрее и быстрее.

Поэтому у меня ко всему этому вот такое двоякое отношение. Вызовы нарастают, некоторые из которых мы, к сожалению, не замечаем. Общие цифры роста валового продукта не дают качественные характеристики экономики, равно как и объем цифровизации в целом не дает качественную оценку нашего места в глобальной конкурентоспособности.

Эти проблемы в 2026 году и далее будут, думаю, нарастать. И здесь я подчеркиваю: это ментальная проблема, а не чисто техническая, именно ментальная. Если сейчас, предположим, какому-то собственнику, руководителю предприятия сказать: «Давай оцифруем, мы поможем…» Он скажет: «А может, и не надо, и так можно работать пока, потому что конкуренция очень слабая внутренняя, конкурентных механизмов, стимулирующих недостаточно…» Так у нас устроено все: пока жареный петух не клюнет… Как ни ругай Запад и Соединенные Штаты, конкуренция у них реально очень острая, и она заставляет, по сути, трансформировать экономику и бизнес-процессы, оптимизироваться.

В 2026 году эти три проблемы будут зримо ощущаться и успехи будущего года зависят от нашей способности решать указанные вызовы.

Адель Хайруллин: «Слово текущего года, кроме «искусственного интеллекта», еще и «ставка» Фото: Андрей Титов

«Люди сейчас могут так же быстро уйти в тень, как и вышли из нее»

— Адель Айратович, вам слово. Вопрос тот же — чего ждете от следующего года?

Хайруллин: На что хотел бы обратить ваше внимание. Сегодня в России сразу 26 тысяч человек одновременно смотрят — причем это в основном подростки от 18 до 30 лет — судебные слушания по делу Ларисы Долиной. Представляете? В основном подростки. Я еще думаю, когда такое видано было, чтобы подростки смотрели судебное заседание в прямом эфире…

— Раскрутили историю. А может быть, это и отвлечение внимания.

— Или даже заговор девелоперов, потому что за счет этого рынок вторички точно сразу обвалился. Потому что за месяц до этого все жаловались на то, что безумно растет рынок вторички. И бац, пошла массовая волна ситуаций, в которых замешаны мошенники. Может быть, этих ситуаций и не было, но сама фишка в том, что люди снова отвернулись от вторички и перешли на то, что развивают сейчас девелоперы.

Агеев: Молодец! Какое продвинутое у нас поколение.

Хайруллин: Слово текущего года, кроме «искусственного интеллекта», еще и «ставка». Даже если посмотреть, например, в рамках нашей компании, когда мы закладывали бюджет на 2025-й, то мы закладывали так… У нас лизинговых процентных платежей закладывалось, скажем, на N-сумму. А суммарно по этому году по факту мы уже заплатили две таких суммы, что закладывали годом ранее. Понимаете? Хотя вот эти несколько сотен миллионов рублей могли бы пойти в живую экономику, чтобы мы что-то построили, обновили. А мы такое планировали. Но в силу определенных причин…

— Деньги просто ушли в банк.

— Именно. Идея такая, что это вынужденное топление инфляции. Ты, так или иначе, привязан к этому. Понятное дело, что у тебя там есть рост относительно прошлого года в виде увеличенной выручки или объема производства продукции, но все это сгорело в этом пожаре платежей под названием «инфляция» и «ключевая ставка».

Я на самом деле рассчитываю, что оно все, может быть: стабилизируется к февралю-марту следующего года. Очень хотелось бы на самом деле. Понятно, что в ближайшие лет пять не будет 4–6 процентов, но хотя бы 11–14 процентов с учетом сохранения льготных кредитов в сельхозотрасли уже было бы неплохо.

По поводу той проблемы у бизнеса, которая называется «налоговой реформой». Мне кажется, что промышленность и крупные бизнесы реально очень многое сделали в 2016–2018 годах, когда поучаствовали о всей этой теме с самозанятыми и ИП, с выводом мелкого бизнеса в легальную сферу. Мы тоже довольны тем, что появилась система понятного патента и всего остального. За один год мы сами помогли 106 людям открыть свое ИП. Это было удобно, это было нужно, люди себя как бы легализовали. А сейчас обратно в тень уйдут. Что бы там ни говорили о системе мониторинга и еще о чем-то — люди могут так же быстро уйти в тень, как и вышли из нее.

— Думаете, могут?

— Верю в то, что найдут способы, хотя бы 50 процентов увести в тень. Да, есть те, кто спрятаться не сможет, но мы же сейчас ведем речь о малом и среднем бизнесе. За всеми не уследишь. Будут большие потери в налогах.

Касательно национализации экономик я уже в принципе [высказался]… Сейчас все страны, так или иначе, пытаются себя защитить от внешних факторов. Что показало СВО развивающимся странам в мире? Они понимают, что опасно держать свои деньги в большом количестве где-то за рубежом. Никто в такую ситуацию попасть не хочешь. Поэтому все это приведет к усилению процессов самозащиты государствами своих активов. Возможно, будет некоторая гонка за капитал. К примеру, по 2025 году я смотрел статистику, кажется, из The Daily Telegraph, которые утверждали, что из аэропорта Heathrow в апреле, мае, июне каждый час улетал один миллионер.

— Навсегда?

— Навсегда, как они (журналисты — прим. ред.) обозначали. А мы же понимаем, что он улетал вместе со своими деньгами, размещаясь, скажем, где-нибудь в Восточной Азии или Эмиратах. Почему? Просто потому, что слишком неудобная экономическая обстановка в стране, большому капиталу некомфортно. Ему проще вот так легализоваться в другом месте. Думаю, эти процессы будут только ускоряться.

— Что думаете по поводу урегулирования СВО?

— Я здесь некомпетентен [рассуждать]. Просто хочется, чтобы оно отрегулировалось на самом деле, и все.

Могу сказать по поводу искусственного интеллекта. Отношение к нему выстраивается у всех с тех позиций, в зависимости от той сферы, где ты занят. Если ты графический дизайнер, то есть определенные риски, что у тебя частично просядут доходности…

— В повышении надоев молока он не поможет?

— Кто знает, возможно, он сможет подсказать, как это делать нужно. Пока мы же понимаем, что по уровню развития это просто как очень хорошо развитый алгоритм. Классный алгоритм. Но он смотрит просто на то, что больше всего написано в интернете и на что больше утверждающих факторов. И пока не более того.

— Такой вопрос. В прошлом году вы говорили, что ваши знакомые в других регионах чуть ли не на 40−50 процентов будут уменьшать посевы из-за цен на зерно. Как в итоге произошло?

— Многие сделали в этом году реверс в сторону технических культур. То есть в текущем году все просто в основном вышли за счет подсолнечника и сои, кто-то — за счет рапса. Зерновые в этом году не отличались экономической эффективностью, в которой они были, например, в 2020 году. У кого-то они уже остаются в формате севооборота. У меня есть «кэфэхашники», кто уже просто весь свой севооборот выстроил так: здесь у меня будет соя, подсолнечник, а на этой половине…

— В целом село в убытке?

— Все зависит от степени размеров села. Они бывают разные. Если, например, у тебя есть свиноводство — это один момент. В других направлениях сейчас нет людей с более светящимися глазами, чем те, кто занимается свиньями… Это супервалютный товар, это супергарантированный сбыт, например, на Восточную Азию. Они себя чувствуют комфортно.

— И обороты быстрые.

— Именно. С птицей все будет зависеть от птицы. Животноводство в этом году еще более-менее [чувствовало себя комфортно]. Нам январь – февраль помогли относительно еще высокими ценами. Сейчас складские запасы по нашей линейке продукции только растут, прямого выхода и эффективного варианта, как все это реализовать, нет.

— Если смотреть в целом, какой даете прогноз по следующему году?

— Нейтральный. По отрасли он будет нейтральным.

Марат Бикмуллин: «Из-за технологической отсталости и бюрократизации в России катастрофически низкая производительность труда относительно развитых стран» Фото: Андрей Титов

«Хотелось бы, конечно, чтобы было поменьше таких непроизводительных расходов для бизнеса»

— Марат Габдулгазизович, а вы с каких позиций исходите? Следующий год будет позитивным или негативным?

Бикмуллин: Мой прогноз основывается на том, что у нас идет мощный, долгосрочный тренд… Скажем, глобализация же не остановлена. Она корректируется, но продолжается. 2026 год и далее надо рассматривать так, что мы в «прихожей» колоссальных изменений из-за приближающегося прорыва в суперинтеллект и роботизацию. Они проникнут во все сферы жизни, что решит и демографическую проблему, и проблему отношений, и многие другие проблемы. Две эти технологии приведут к радикальному увеличению продолжительности жизни. А все остальное уже будет зависеть от того, как ты станешь использовать эти возможности. Как неизбежное произойдет унификация законов, выравнивание прав и свобод человека и доступа к благам цивилизации. Я верю в безусловный доход, типа «коммунизм». Он, по сути, уже есть в развитых странах. Много людей не работает, а живут комфортно и даже страдают весом от переедания.

Касательно России. Если СВО закончится в этом году, то бюджетный импульс, о котором говорил Марат Гадыевич, сменится на импульс инвестиционный. Вот эти 60 триллионов [в банках на депозитах], я думаю, сдуются до 30 триллионов, пойдут на ТНП и оборудование, а значит, оживят экономику. Если СВО продолжится, то это будет 0,5−1 процент роста ВВП. Если же СВО закончится, то мы до 8 процентов подскочим, активность вырастет, инвестиции в основной капитал пойдут. А значит, будет спрос на нашу продукцию, и все у нас закрутится.

В мире будет рост на 3−4 процента, даже, возможно, на 5 процентов за счет стран Африки и Азии, которые начали больше потреблять, мясом питаться, создавая такой спрос.

В Татарстане, думаю, мы будем в 2 раза лучше, чем в среднем по России. То есть если в России [рост ВВП] 0,5–1 процент при сохранении СВО, то у нас будет рост 2–3 процента.

По поводу будущего бизнеса после налоговой реформы. ВВП России — 220 триллионов, а все налоги, все отчисления наши, составляют где-то 90 триллионов, то есть 40 процентов. Из пирога, который мы создаем, 40 процентов уходит в непроизводительный расход, и только 130 триллионов идет в основной капитал. Какой тогда получается КПД у двигателя экономики? Хотелось бы, чтобы КПД страны стал выше, чтобы у нас больше средств оставалось на развитие, потому что наша конкурентоспособность зависит от того, какие мы используем станки, технологии, каков масштаб предприятия, завода. А хороший завод все-таки окупается не менее 10−15 лет, то есть это «длинные деньги». Сейчас же люди не хотят вкладываться в длинные проекты, потому что боятся нестабильности, непонятности, рисков. Поэтому на короткие дистанции работают. А короткие — это совсем не про технологии и будущее.

Вообще, из-за технологической отсталости и бюрократизации в России катастрофически низкая производительность труда относительно развитых стран (в 4 раза ниже). Если мы общими усилиями — власть и бизнес, договоримся о разумных правилах, дружно впряжемся, то у нас гигантский резерв может вырасти с 2,5 до 10 процентов мирового ВВП и [мы можем] стать мировой супердержавой.

Айрат Нурутдинов: «К сожалению, искусственный интеллект начал делить общество на людей, которые умеют правильно пользоваться ИИ или не умеют. То же самое касается и науки» Фото: Андрей Титов

«Как оказалось, у нас нет специалистов в области ИИ как таковых»

— Айрат Рафкатович, вам, получается, завершающее слово о прогнозах и ожиданиях. Вы, как эксперт по искусственному интеллекту, какие видите перспективы?

Нурутдинов: Во-первых, что касается самой дорогой корпорации Nvidia. Напомню, капитализация компании выросла с 3 триллионов в начале 2025 года до 5 триллионов к октябрю 2025-го, а потом рост остановился. Вопрос был в том, пузырь это или нет. По всей видимости, что… Сейчас у них капитализация на уровне 4,3 триллиона, и Nvidia является самой дорогой корпорацией в мире (у Apple сегодня капитализация на уровне 3,9 триллиона, следом — Microsoft). По большому счету происходило раздувание, но не существенное, просто идет коррекция волатильности.

Следующий важный момент развития ИИ-технологий в 2025 году. Законно на рынке побеждает Google, полностью смещая остальных. Понятно, что OpenAI судорожно выпустила модель GPT 5.2, чтобы конкурировать, но пока все же существенно уступает Gemini. И тут свои причины: Google была первой компанией, еще в 2017 году предложившей архитектуру Transformer в статье Attention Is All You Need, применяемую в основе всех больших языковых моделей. Во-вторых, самый большой объем данных находится именно у Google.

И третье, если уж речь об искусственном интеллекте, ключевая мысль заключается в том, что ИИ-модели становятся агентными, а они могут взаимодействовать с сервисами Google, которые развиваются десятилетиями и превосходят практически все остальные.

Вокруг чего еще сегодня много хайпа? Это физический AI. Nvidia заявил в начале года, что в физике ИИ начнет доминировать. Основные экономические процессы могут происходить только с использованием физического интеллекта, а не классических больших моделей, потому что они затрагивают от силы 10−15 процентов, может, 20−23 процента экономики, не более. Китай делает большие ставки на физический AI. Но пока не получается: к сожалению, антропоморфные роботы остаются больше уделом индустрии развлечений, организаторов мероприятий, как это было, к примеру, на Всемирных играх гуманоидных роботов в августе этого года в Пекине. К сожалению, антропоморфные роботы пока остаются лишь игрушками. Понятно, что сам уровень роботизации, например промышленной, очень высокий, но все же.

Четвертый момент. В 2025 году произошла революция в части перехода от больших языковых моделей к размышляющим (reasoning) моделям следующего уровня. Это очень сильно продвинуло ИИ. Если сравнивать GPT 3.5 с сегодняшними AI-моделями, там фантастический разрыв. Пока за счет размышления и агентности удается удерживать тренд по наращиванию интеллектуальности.

Очень серьезный удар нанесен по программированию. И вот здесь как раз несколько слов скажу, даже заинтригую, наверное. Как оказалось, то, что написали сами программисты, и отчасти лишило их работы. Условно, конечно. Cursor AI прекрасно себя показывает на рынке, на который оказывается серьезное давление. Почему интрига? Потому что вместе с этим наносится серьезный удар по образованию и науке. Взять тех же джунов, мидлов и сеньоров (три уровня профессионального развития программистов — прим. ред.): сеньоров и мидлов такие системы значительно усиливают, а джунов же фактически лишают работы. С образованием то же самое происходит. Часто мы используем систему не для обучения и разъяснения, а для фактического выполнения учебной задачи, чем вы укрепляете тренд на собственное замещение. К сожалению, искусственный интеллект начал делить общество на людей, которые умеют правильно пользоваться ИИ или не умеют. То же самое касается и науки. Я рад, что написал кандидатскую диссертацию еще до старта этих процессов. Потому что в 2025 году AI-системы часто пишут научные труды намного лучше, чем сами люди.

Есть вопросы и по поводу внедрения ИИ в жизнь. Да, я обрисовал тенденцию влияния на образование и программирование. Но в остальном пока… В 2026 году будут возникать вопросы относительно рентабельности ИИ. Здесь говорили об огромных инвестициях — да, но они явно не окупаются. Понятно, что Google может себе позволить нынешнее положение дел еще несколько лет, а OpenAI, например, уже испытывает большие трудности. И тренд 2024–2025 годов — исчезновение по тем или иным причинам огромного числа пилотных проектов в области ИИ. 2026 год еще добавит рынку этого «очищения».

— С какими проблемами столкнется бизнес, особенно в части телекома?

— Есть отдельная тема с данными. Если в компаниях нет структурных данных или если они корректно не систематизированы, то такое предприятие может испытывать огромные трудности не только с внедрением ИИ, но и вообще в плане цифровизации. Без последнего полноценный переход на искусственный интеллект просто невозможен.

Следующая проблема. Как оказалось, у нас нет специалистов в области ИИ как таковых. В Татарстане, можно сказать, с десяток, может быть, пара десятков. Это крайне мало. Я говорю не о тех, кто просто обучающие ролики смотрит. Нет, именно о тех, кто глубоко понимает и бизнес, и технологии искусственного интеллекта, кто способен внедрять его в бизнес. Это все объективные и закономерные вопросы с кадрами.

В следующем году ожидаются интересные тенденции, связанные с эрой суверенизации: крупные страны пришли к тому, что хотят иметь собственные AI-модели, и начинают их создавать.

— Так, а какой финальный вывод? Вы позитивно относитесь к следующему году в части ИИ или…

— Оптимистично… Я, конечно же, драматизирую ситуацию. В чем эта драма? В «сортировке» общества, в отсутствии квалифицированных специалистов и неготовности многих структур к внедрению искусственного интеллекта.

— В 2026 году все это лопнет?

— Это не пузырь, не лопнет. Но может начать перетягивать на себя отдельные направления и сферы. С другой стороны, мы видим, как упала капитализация Nvidia с 5 триллионов до 4,3 триллиона. То есть, возможно, еще будет снижение. Но это точно не тот тренд, что был с доткомами, когда рынок лопнул. Здесь история совсем иная.

— По всей видимости, следующий круглый стол стоит проводить уже только по искусственному интеллекту. Неоднозначная и животрепещущая тема.

Коллеги, спасибо! Достаточно интересный и живой разговор получился, с целым рядом уникальных мыслей, идей и взглядов на еще пока текущий и уже следующий год. Хотелось бы завершить круглый стол и пожелать всем, чтобы все эти оптимистичные прогнозы (а их, как мы убедились, намного больше, чем негативных сценариев) сбылись.